Детство всегда вспоминается добрым чувством, ведь там начало...

 

Гусак

Детство моё шло в лесном посёлке. Отец учился - жил в

городе, мама работала, а я шестилетний и братишка оставались на

попечении бабушки. Был у нас огород, две козы, куры и гуси.

Мне доверялось пасти коз, они были послушные, даже ласковые,

особенно Зоренька - выбежит навстречу и трётся о меня бородкой.

В тот день, как обычно, я пошёл с козами. Куры остались

кудахтать во дворе, а гусей бабушка хворостинкой выпроводила за

калитку. Переваливаясь с боку на бок, гуси направились к пруду,

впереди гусак – большой и важный.

Я вскоре вышел на знакомую лесную опушку, накинул поводки

на колышки и отпустил коз щипать траву. А сам, чтобы не скучать, стал

пускать в ручей кораблики-щепки, и, увлёкшись, вышел за ними к пруду,

на узкий мыс.

Вдруг сзади: «Га-га-га». Оглядываюсь: топочет ко мне гусак,

нахохленный, грозный видом. Сердечко моё провалилось в пятки. А гусь

вытянул шею, шипит...

Куда деваться, кругом вода.

Он крыльями - хлоп-хлоп, лапами шлёп-шлёп, и на меня!

Я в ужасе взвизгнул. Не глядя, прыг в воду... И ноги сами

понесли – по кочкам, по кочкам - выскочил на берег. Прибежал на

опушку к своим козам. Отдышаться не могу. Обхватил ручонками

любимую Зореньку, прижался к ней.

А она: «Ме-е-е», заблеяла радостно...

Гусь, увидев меня с козами, угомонился.

Пошли домой. Бабушка выслушала, рассмеялась, потом

взяла хворостину: «Вот я его! Гусь лапчатый!».

А когда вернулась, водрузила на меня обронённую у пруда

тюбетейку: «Хорошо хоть голову врагу не оставил».

 

Кусочек беленького

В стране тогда был неурожай, а потому белый хлеб видели

редко... Помню, перед майскими праздниками привезли в посёлок

пшеничную муку. Над пекарней поплыл хлебный дух. Мама выделила

денежку, и мы помчались с братишкой в магазин…. А по дороге одну

монетку – 2 копейки – обронили и не нашли. Одна двадцаточка в

кармане. А буханка белого стоила 22. Что делать?

Подошла наша очередь, выглядываем жалобно из-за прилавка:

- Нам бы беленького, - и денежку протягиваем, – у нас нет

больше...

Продавщица посмотрела, сжалилась (как-никак праздник),

отмерила

от буханки кусок, на который денег не хватало, отрезала. Оставшуюся

буханку нам подала.

Радости-то было….

 

Бабушка

Ох, и жизнь бабушке досталась. Родила восьмерых, а только один

остался, отец мой.

В те годы дети в деревнях трудно выживали. Нянчиться,

ухаживать бы за малыми. Да времена были: родила – на другой день в

поле иль за скотиной ходить. В 37-м ещё муженька любимого забрали.

Бежала за ним, будучи на сносях и сбросила по дороге – девятого. Как

тогда и сама выжила?

Любви то в ней было – сердечной, глубинной, нерастраченной!

Всю её она мне, внучку своему, и передала вместе с нехитрой

деревенской грамотой. Меня она и буквам, и первым словам учила.

Помню, перечитывали по многу раз: «ма-ма», «шко-ла»…. Зато, когда я

пошёл в первый класс в чтении был лучшим, ещё до звонка с урока меня

домой отпускали, и я страшно этим гордился.

Бабушка встречала ласково, извлекала из своего заветного

сундука награду - конфету. И я с наслаждением откусывал от неё по

капельке….

 

Камушек

В детстве мы были увлечены подвижными играми. Бегали

наперегонки, играли в вершки, прятки, веселились и дурачились. А

бывало, и настоящие сражения устраивали, улица на улицу: бились

деревянными саблями, стреляли из рогаток и луков, а то и камнями из-за

укрытий.

Как-то после такой беготни возвращаюсь домой. Бабушка

грозно:

- Где тебя лешой носит, пакостник.

Я стою, таращусь. А бабушка расходилась, не даёт слова сказать.

- Ты, пошто, бабе Марье в ведро с водой камушок кинул?!

Услыхав такое, я заревел:

- Ба-бушка, не кид-ал я в ведро-о ка-а-амушок!

Я видел бабу Марью, она шла от колодца. Но чтобы в неё кидать!?

- Пошто, обманваешь, вот я тебя! – не унималась бабушка. Она,

извлекла из-за проводки вицу. Увидев это, я в отчаянии завыл. Но

бабушка, не обращая внимания, стянула с меня штанишки и стала

хлестать, приговаривая: Не пакости, не шали.

Была ли моя вина? И был ли камушек?

Может, он залетел случайно, а мог попасть в ведро и со дна

колодца – баба Марья могла не разглядеть, была слаба зрением. Но раз

я пробегал мимо и был узнан, то вполне подлежал наказанию…

 

Грёзы

Ярко и весело – вдруг - приходила весна. Млело лучами синее-

синее небо, трезвоня капелью, повисали с крыш сосульки, а

бесконечные белые снега покрывались блестящей корочкой. И вот уже

проталины на взгорках парят чернью земной.

Не успевала земля встрепенуться, бурлящие потоки устремлялись к

пруду. Всё раскисало и плыло. Месили мы эту подтаявшую слизь

большущими резиновыми сапогами, строили запруды, пускали

кораблики и радости во всех было избыток, и чувства пылкие робкие

пробуждались где-то на самом донышке. А как же, зима ведь была

такая длинная, холодная, искристо-снежная, звёздно-чёрная, и конец

её всё не виден был, а тут на тебе – весна. Берёзки плакали,

покачивая серёжками, а меж ними носились звонкие майские жуки.

Вскоре наступал июнь – ароматный, нежно-зелёный, цветущий

солнечными полянами, рябиновыми и черёмуховыми палисадниками.

Даже коряги и пни на вырубках покрывались разноцветьем. Радостно

сияли ромашки, анютины глазки, колокольчики, а из небесных сияющих

струй выпархивали бабочки, мерцали стрекозы. Природа благоухала,

наполнялась звучанием, вещала о приходе лета.

Бегали мы средь этого великолепия счастливые, собирали букеты,

плели венки. А вскоре созревали первые ягоды земляники. Они

вспыхивали в траве яркими огоньками, приводя нас в восторг, и мы

ползали счастливые в траве , наслаждаясь их чудесным вкусом.

Лето, лето, как оно мчалось…! Вот уж и сентябрь на дворе.

Я пошёл в первый класс. Мальчиков посадили за парты с

девочками. Моей соседкой оказалась Люся. (Мы и раньше были знакомы,

бегали вместе по земляничным полянам). Она стала для меня волшебным

цветком. Бантик очаровательно парил над её милой головкой. Когда же

она наклонялась к моей тетрадке, я чувствовал такую трепетную

нежность, что боялся взглянуть, страшно смущался и краснел, скрывался

за крышкой парты. Учительница всё поняла. Она подошла и строго

сказала: «Больше вы сидеть, рядом не будете».

Помню, забравшись под парту, мы горько плакали.

А вскоре, наша семья переехала, и с Люсей мы больше не виделись.

 

Жизни усталая осень сбрось все печали свои

и унеси меня в грёзы светлой весенней поры.