Шаги памяти Троллейбусы на Энгельса стояли, Там, где застала летом их беда. Беды они совсем не замечали. Стекала с крыш осенняя вода… Скользили мимо призраками люди, Вышагивал патруль германский в рост. Не слышно было голоса орудий, Лишь на вокзале вскрикнет паровоз… Пугливо жались лужи к тротуарам, Дрожали с кроной влажной тополя. Безропотно и горестно страдала Под игом немцев русская земля… Картину эту вижу как воочью Сквозь времени просеянного смог. И слышу вдруг, В поту проснувшись ночью, Зловещий стук подкованных сапог… Телефон (1937 г.) Телефон на столе – как взведённый курок. Зазвонит – не посмеешь и пикнуть. Но чем лагерный срок – лучше пуля в висок, Лучше смерть, чем жестокая пытка. Я подобной судьбы не желаю врагу, Ходит смерть – как в рулетке – по кругу. Только «чёрных гостей» больше ждать не могу, Дверь откроешь – врагу или другу? Протрещит телефон, как последний звонок На лихую мистерию масок. Там на сцене палач, ангел смерти и «бог», И поэт в рыжей маске паяца. Горе тем, кто не принял условий игры, Не пошёл, словно рак, на попятный... Всё смешалось, места поменяв до поры, Где враги, где друзья – непонятно! На столе телефон, как разгневанный «бог», С ним не спорят – такое не светит! Вот позвонит и трубка – как дуло в висок, Да и так не жилец ты на свете. Отвинти с гимнастёрки свои ордена, Отложи в долгий ящик заслуги... А в эфире поют: «Если завтра война...» И в подъезд входят чёрные слуги... Баллада о Сталине Дед мой был из казачьего рода, Лихо шашкой в сраженьях махал. Самогонку глушил, словно воду, Землю русскую с детства пахал. В ту годину больших испытаний Весь народ жил на скудном пайке. И сидел в «белокаменной» Сталин С чёрной трубкой в косматой руке. Был он вождь всех племён и народов, Все боялись его, как огня. Отобрал он у деда свободу И, в придачу, лихого коня. И работать задаром заставил, Чтоб в стране был скорее прогресс... Всем «врагам» и «вредителям» Сталин В лагерях повелел валить лес. Стало больше в России бумаги Для сортиров и скучных газет. Ну, а дед так и сгинул в ГУЛАГе, Как потом сообщил сельсовет. Время смутное вскоре настало, Разразилась с германцем война. Двинул войско рабочее Сталин И его поддержала страна. Долго бились с врагами герои, – Полегли за вождя как один. Сталин был полководец и воин – Штурмом взял неприступный Берлин. Был он первым героем Союза, Всех врагов он в стране победил. И не сеял совсем кукурузу, Потому что её не любил. И закрывшись в подвале на даче, Просмотрев все новинки кино, Он всю ночь пил грузинскую чачу, Похмелялся кавказским вином. Только легче с похмелья не стало. И узнала страна из газет, Что, по воле Всевышнего, Сталин Дуба дал И вождя больше нет. Что потом с ним случилось, не важно: Может, в рай он попал, может, в ад... Всё едино, – Другое мне важно: Лишь бы вдруг – не вернулся назад! …Было слово «Братья и сёстры…» (Иосиф Сталин) Когда пули ударили хлёстко, Мир распяв на тевтонском кресте, – Вспомнил Он, что мы «братья и сёстры» В Божьем сыне, Иисусе Христе. Распри Он отложил до победы, Покаянную речь произнёс. И пошли на врага наши деды, Наши бабки ослепли от слёз. …Он в Кремле от беды укрывался, Как отшельник в таёжном скиту. Он врагов иль народа боялся? Он какому молился Христу? Нет ответа на горе-вопросы, С победителя спрос невелик. Он назвал всех нас «братья и сёстры», Враг попутал – его же язык!.. Но порою единое слово Совершало в бою чудеса… Щедро полит мир русскою кровью, Схожей с жертвенной кровью Христа. Десант Сталь устала волны толочь, Содрогнулись фрицы от крика... Восемьсот двадцатая ночь Отечественной Великой... Крымский десант. Воет волком осколковый дождь. Но матросы идут, как таран, – Нож на нож! ...Рвёт прожектор остатки тьмы. И от вымерших рот Изваяньем немым Полосатый ужас встаёт! И на вражеской батарее, Что нацелила жерла на море, Тощий «обер», хлебнув «Рейнвейна», Всё буксует на слове «фойер». ...Лес разрывов растёт стеной, Пули взрыхляют почву. А за матросской спиной Тонет «Титаником» ночь. И новорождённое утро Кровью солнца плеснуло в глаза. Последнее «полундра!» Последний матрос сказал... Напрасно бинокли по берегу зыркали, – Там будто базар вороной, Усопший... Лишь бились в волнах бескозырки, Как с гривами чёрными кони. Но «обер», по лужам кровавым скользя, Бежал, дороги не видя. Бежал... и под ним горела земля Древней Тавриды! Регулировщица Под Берлином, в сумрачном лесу, На исходе дня, на перекрёстке, Спрятав под пилоткою косу, Девушка стояла, как берёзка. Танки к фронту двигались, урча, Шла на запад матушка-пехота. Парень из кабины тягача Прокричал с улыбкою ей что-то. Но взметнулись в стороны флажки, Девушка на парня посмотрела... Влево повернули строй стрелки, Прямо покатила артиллерия. Вечерело... Звёздочки зажглись. Месяц присоседился к опушке. И кипела на дороге жизнь, И за лесом громыхали пушки. Возвращение отца (1957 г.) Чинит изгородь дед на базу. На земь снег опускается сонно. Сельсоветскую почту везут На скрипучем районном «газоне». Вышла по воду бабка – в платке И в калошах на босую ногу, Да крикливый колхозный «Дэтэ» С лязгом вывернул вдруг на дорогу... Дым из труб достаёт до небес: Словно в храме застыла природа... И идёт с вещмешком мой отец, Отслужив на востоке три года. Жестью снег под ногами гремит, У служивого – грудь нараспашку, Лихо шапка-ушанка сидит, Ну видать казака по замашке! ...Слышно песню, в ней трое друзей В бой ведут боевую машину. И хозяйки стоят у плетней, Жадно глядя прохожему в спину... | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
