Дядя Фёдор на войне

 

Рассказывать о войне дядя Фёдор не любил. Он вообще не был многословным рассказчиком в отличие от своего говорливого младшего брата и моего отца. На все наши расспросы отмахивался:

- Чего рассказывать? Век бы о ней не слышать и ничего не видать!

Между тем я знала, что он воевал на двух войнах. В январе 1940 года его призвали на Финскую и в том же году списали по ранению в левую ногу. А потом была война с Германией, и об этой войне лучше расскажет его военный билет, который я спустя многие годы, уже после смерти дяди Фёдора, держала в руках. Сведения о нём в военном билете скупые, но исчерпывающие, а главное – правдивые:

«Год рождения 1911. Рост 168, размер обуви 39, образование - 4 класса. Военная специальность: стрелок, рядовой. Призван в июне 1941 года. 427 Гвардейский стрелковый полк. Стрелок с июня 1941 года по декабрь 1943 года. Уволен в запас по ранению с декабря 1943 года. Ранение: тяжело ранен в ногу 23 ноября 1943 года.»

Снова раненая нога да вдобавок ещё и тяжёлая контузия. Смутно припоминаю, как он появился в нашем деревенском доме в году 1944. Я была слишком мала, чтобы осознать, откуда он приехал. Они с моим отцом сидели за столом, выпивали, но при этом мой отец выглядел обыкновенно, а у дяди Фёдора водка выплёскивалась из стакана – так его всего сотрясала дрожь.

Через несколько лет наши семьи жили уже в одном городе. Дядя Фёдор работал грузчиком на автозаводе; хоть и с больной ногой и грыжей в паху, грузил тяжёлые болванки и коленчатые валы. Конечно, пил регулярно, что не могло не вызвать скандалы в его семействе. Когда терпение у тёти Тани лопалось, она кричала в слезах, адресуясь к мужу:

- Гитлер ты проклятый, всю душеньку мою загубил!

На что дядя Фёдор, заплетаясь пьяным языком, ответствовал:

- А ты – Турман мериканский (Трумен), бонба атомная! Хоть бы тебя разорвало в клочки!

Несмотря на серьёзность скандала, мы с моей двоюродной сестрой Галькой, слыша такие сравнения, давились от смеха.

- Уйду! Уйду! – причитала тётя Таня, срывала с постели покрывало, кидала на него кофточки и юбки из сундука и, связав своё имущество в узел, уезжала жить на время к своей сестре в деревню.

Дядя Фёдор сам хозяйничал по дому, варил в котелке похлёбку или, уходя рано утром на работу, будил дочь Гальку и наказывал, чего ей надо делать днём. Привычная к скандалам Галька не очень-то и расстраивалась, тем более, что тётя Таня недельки через две возвращалась домой, молча кидала свои юбки и кофточки обратно в сундук и принималась за домашние дела. Дядя Фёдор приходил вечером с работы, говорил обычным, как будто и не было ссоры,голосом: «А пришла… Вот и ладно.» И на время в семье наступал мир и покой.

Моему отцу, как и всем нам, хотелось послушать, как воевалось дяде Фёдору. Однажды отец спросил его, приходилось ли ему на фронте ходить врукопашную, на что дядя Фёдор ответил:

- Нет, не приходилось, а вот у соседей, слышал, ходили. Дадут им стакан спирта – и в штыки! Рус-Иван храбрый: уря, уря! Готов на своём пути любого зап…рить.

А мне не давало покоя его полученная на войне рана. Думалось о каких-то геройских атаках.

- Дядя Фёдор! – приставала я к нему. – Ну, расскажи, как тебя ранило?

- Да чего там рассказывать? Я в атаки никакие не ходил. Куда мне бегать с больной –то ещё с Финской войны ногой? Кашеварил я за повара. Немец налетел, бросил бомбы. Одна разорвалась совсем близко, и я оказался вместе с кашей на дереве. Свалился с дерева – нога хрясь, и память отшибло. Вот и вся моя война.

Я была разочарована:

- Э! А говорил, что стрелком ты был!

- Всяко бывало. И стрелком был. А то как же?

И дядя Фёдор однажды, наконец, расщедрился на такой рассказ – прямо сказать, невероятный, до сих пор трудно поверить, что так могло быть. Рассказывал:

- Самое тяжёлое на войне было, когда курить охота, а нечего. Сидим в окопе, и ни у кого из солдат ни крошки табаку. Стали закуривать сухую траву, да какой от этого прок? Прямо ухи опухают, так курить охота. И ведь не подвозят какую неделю уже. Интенданты, язви их, тыловые крысы! Днём –то нам ещё некогда о куреве думать, а как вечер или ночь – прямо страсть как хочется покурить!

Вот сидим в окопе, командиры наши ушли в свои блиндажи с санитарками спать. Вечер. Тихо так, и слышно далеко-далеко. И вот слышим, как на немецкой стороне, тоже в окопах, играет какой-то фриц на губной гармошке. А потом – голос издалека:

- Рус! Давай спой «Катуш»!

А мы злые, как черти! Эх, так твою разэтак! Долбануть бы тебя из «Катюши», чтобы и мокрого пятна не осталось!

А фриц не унимается:

- Эй, Рус! Ползи сюда. Дам цигарет!

И тут наш Ванька вдруг загоношился:

- А что, ребята? Сползаю! Ну курить же охота!

Мы его отговариваем:

- Ты что, дурак? Смерти захотел? Не немцы, так свои расстреляют за то, что к немцам ползал.

А Ванька:

- Да ну! Двум смертям не бывать, одной не миновать! Курить же охота!

И уполз в темноту.

Мы сидим, слушаем: счас понужнёт автоматной очередью, и нету нашего Ваньки. Но вроде – всё тихо. Может, в плен Ваньку захватили? Времени много прошло – мы уж и рукой махнули.

Не-е-ет! Вдруг слышим: зашуршало, а потом в окоп свалился Ванька. В руках у него четыре пачки немецких сигарет, шоколадка и банка какавы! Шоколадку с какавой, конечно, в сторону, а сигареты давай делить на всех. А Ванька просит:

- Курите в рукав, что ли, чтобы дым не унюхали наши командиры. Да меня-то не выдавайте, не подводите под трибунал!

Дядя Фёдор замолчал, я тоже молчала, переваривая эту историю. Не выдержала, спросила:

- Да правду ли ты говоришь, дядя Фёдор? С чего это вдруг фриц раздобрился?

- Кто его знает? Может, письмо какое хорошее из дома получил? Немцы –то тоже разные были. У командиров –одна война. У солдата – другая. Командир – солдату: иди в штыки или под танк с гранатой. И не рассуждай, иди и умирай…

А в общем-то дяде Фёдору повезло на войне. Домой вернулся живым. После смерти вначале тёти Тани «от сердца», потом и дяди Фёдора «от старости» мы с Галиной достали из шкафа завёрнутые в тряпочку награды: самая дорогая, военная - медаль «За отвагу». Иной раз она значила больше, чем орден. Из других наград - юбилейные: «20 лет Победы», полученная в 1967 году, «30 лет Победы», полученная в 1976 году, «60 лет Вооружённых сил СССР» - в 1978 году и, наконец, вспомнили, что человек проливал свою кровь за родину и наградили в 1985 году орденом Великой Отечественной войны Второй степени. Наверняка были бы и другие юбилейные награды, если дядя Фёдор дожил до этого.