Наслаивался цвет – горчичный на зелёный, пурпурный синевой немного отливал. Менялся силуэт худеющего клёна, вздымался поутру хандры девятый вал. И деревянных лет круги темнели мокро на очень старом пне в растрёпанном саду. И дом смотрел на мир сквозь вымытые стёкла, мечтая улететь на юг. И стайки дум скакали по земле, смешавшись с воробьями, и пили свежий дождь из лужи не спеша. Садовник-ветер мёл труху под тополями прозрачною метлой. Озябшая душа, накинув мягкий плед, молилась ли стихами, молитву ль нараспев читала, как стихи, на странном языке. Слова огнём вскипали - и таяли, как снег, коснувшийся щеки. Вздыхая сквозняком из подоконной ниши, дом слушал, а к рассвету смежил шторы век в каморке наверху, под самой-самой крышей, где осенью болел хозяин-человек. И мир поплыл во тьму, качаясь чуть заметно, - похожей на ковчег медлительной ладьёй. Шептались мысли всех скучающих по лету, спелёнутых тоски промозглой простынёй. И миру снился сон – менялись все константы, срывались кольца лет - легко, как береста. И старый пень в саду очнулся в новом марте, чтоб выпростать ладонь зелёного листа. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
