Тёмная история

 

Свет погас. Люди стояли в ожидании. Процессию возглавлял молодой священник. Он нёс большую свечу, огонь от которой должен был через пять минут разлиться по всему костёлу. Позади клирик нёс большой крест. На алтаре, где остался пожилой священник, не горели даже свечи, того требовал обряд. Прихожане стояли в почтительном молчании. Лишь однажды кто-то кашлянул и кто-то вздохнул. Наконец-то вошёл священник. Над головой он держал большую зажженную свечу, возвещая тем самым, что Бог любит нас и даёт нам ещё один год жизни, и конец Света снова отодвинут.

Поравнявшись с людьми, он опустил свечу, и с обеих сторон от прохода к ней потянулись руки. Люди зажигали свои свечи, передавали огонь другим, и в течение трёх минут костёл был полностью освещён. Огонь отражался на лицах людей. У многих возбуждённо горели глаза, кто-то с интересом наблюдал за процессией, но не было ни одного безразличного взгляда.

Процессия, тем временем, медленно двигалась по огромному трёхсотлетнему костёлу.

Не дойдя до алтаря десяти шагов, молодой священник остановился. Он увидел, что там никого нет. Подавляя желание бросить всё и кинуться к алтарю, он с достоинством на лице, но с леденеющим сердцем, поднялся по небольшим ступеням, закрепил свечу, как того требовал обряд, а потом позволил себе посмотреть за кафедрой. За ней должен был стоять пожилой и всеми любимый ксёндз Ян.

Ксёндз Александр увидел вначале ноги, обутые в новые ботинки, которые они купили вместе неделю назад. Священник поднял руку и позвал клириков. Те быстро подошли, люди зашептались. Потом кто-то крикнул из толпы:

– Что произошло?

Один из клириков обернулся и ответил:

– Ксендзу Яну стало плохо.

Но все, стоящие на алтаре, прекрасно видели, что старик мёртв, и из раны на груди уже не сочится кровь. Среди клириков было четверо мужчин лет сорока, и пять мальчишек в возрасте от двенадцати до девятнадцати лет.

Ксёндз Александр действовал быстро и без паники. Некогда было разговаривать и привлекать внимание. Воспользовавшись тем, что на алтаре темно, и никто из прихожан не увидит крови, он сказал клирикам взять ксендза Яна на руки и перенести в закристую, небольшое помещение за алтарём, вызвать скорую помощь и милицию, а он тем временем объясниться с прихожанами.

– Дорогие люди! – сказал молодой священник и удивился тому, что голос его не дрожит. – Пока мы с вами зажигали благодатный огонь и разносили его по костёлу, передавая друг другу, какой-то человек с чёрной душой прокрался на алтарь и ударил нашего дорогого ксендза Яна ножом. К сожалению, он не выжил Удар, видимо, был нанесён знающим человеком. Отец Ян даже не вскрикнул. Он умер моментально, его душа с нами.

Он сделал паузу, чтобы вытереть лоб. В эти несколько секунд до людей дошёл смысл сказанного. Раздались крики женщин, люди стали выбираться со своих мест и пытались протиснуться ближе к алтарю.

– Пожалуйста, успокойтесь! – крикнул отец Александр, и люди замерли.

Воспользовавшись временным замешательством толпы, он продолжил:

– Ничем, кроме молитвы, вы уже не сможете помочь. Скорая помощь и милиция уже прибыли. Пожалуйста, не создавайте панику, и оставайтесь на своих местах. Вам ничего не угрожает. В силу сложившихся обстоятельств я не буду проводить мессу. У меня есть лишь одна просьба: если кто-то что-то видел или слышал, прошу вас, расскажите следователю, не утаивайте. Даже если вы не поняли, что это было, а теперь возникли догадки, оставьте свои данные.

К тому времени около всех трёх выходов уже стояли милиционеры. Следователь попросил у священника ключи, и сам закрыл две боковые двери. Так было удобнее выпускать людей и записывать их данные. В микрофон ксёндз Александр объявил свою просьбу пропустить вперёд пожилых людей.

И начался долгий процесс. Милиционер, сидя на стульчике, записывал данные выходящего человека, быстро опрашивал, не заметил ли тот чего-то подозрительного, и кивал второму милиционеру, который открывал дверь. Старушки только плакали. С трудом припоминая домашний адрес и телефон, они вслух читали молитвы и искренне горевали о потере любимого священника. От первой сотни человек молодой сержант выслушал столько горестных мыслей, что у него начала болеть голова.

Люди среднего возраста были более сдержаны в эмоциях. Несколько женщин тайком утирали глаза, кто-то всхлипывал, поборов рыдания. Мужчины вели себя хладнокровно, на вопросы отвечали чётко. Один из них даже припомнил, что когда процессия вышла, ему показалось, что мимо алтаря прошмыгнул ребёнок. Во всяком случае, человек маленького роста. Но тот же человек сказал, что сидел примерно на десятом ряду, а значит, не мог хорошо рассмотреть ни рост, ни пропорции проходящего.

Опрос и запись данных свидетелей закончилась во втором часу ночи. Всё это время следователь и ксёндз Александр находились в опустевшей закристой. Милиционер разговаривал со священником мягко, выспрашивал подробности из жизни ксендза Яна, пытаясь набросать для себя его портрет погибшего и найти мотив. С последним было очень тяжело. Старика любили все, кто бы с ним не имел дело. Всё высшее духовенство относилось к нему с почётом, прихожане с замиранием сердца слушали его проповеди и ходили за советом. Люди преклонного возраста предпочитали ходить на исповедь именно к нему, потому что ксёндз Ян никогда никого не ругал, объяснял, как больше не впасть в грех. Получался не человек – а идеал. «Только нимба над головой не хватает, – думал лейтенант Добровольнов. – Только кто-то же всадил ему в сердце нож!»

Костёл, наконец, опустел. Сержанты зашли в закристую, чтобы опросить клириков, которых также не отпускали, как и всех прихожан. Когда и клирики, в третьем часу ночи, отправились по домам, ксёндз Александр спросил у следователя:

– Скажите, можно ли мне съездить в морг?

– Езжайте. Но раньше, чем через два дня мы вам тело всё равно не отдадим. Вас подвезти? – спросил вдруг следователь.

– Спасибо, я возьму такси.

Впервые после всего пережитого ужаса отец Александр вышел на улицу. Он не видел, как приехала скорая помощь и милиция, не видел, как увезли старика. Теперь он хотел узнать медицинские подробности, прав ли он на счёт раны, и действительно ли пожилой священник умер сразу, или ещё страдал. В том, что преступника давно не было в костёле, он был почему-то уверен.

Апрельская ночь не баловала теплом. Было не больше десяти градусов. Ксёндз Александр надел пальто поверх сутаны и пошёл к метро. Там в переходе был круглосуточный ларёк. Не раз молодой священник покупал там шоколадки и растворимый кофе. Теперь же он отправился туда за другим товаром.

– Пачку синего Winston и зажигалку.

Пожилая продавщица, прекрасно знавшая этого покупателя, удивлённо подняла брови и не шелохнулась. Ксёндз не собирался ничего объяснять и только повторил просьбу. Вздохнув, продавщица дала сигареты и вернула сдачу.

Ксёндз Александр вышел на улицу, зажёг сигарету, принюхался, а потом затянулся. Он не курил с шестнадцати лет. Прошло уже двадцать лет с того момента, когда он престал прикасаться к сигаретам, узнав, что это грех – сознательно вредить своему здоровью. В семинарии, правда, он встречал курящих студентов, но не присоединялся к их числу. А вот теперь страшно захотелось курить. В дымящемся яде, а не в молитве, он искал спокойствия. Всё произошедшее настолько потрясло ксендза Александра, что он не мог успокоиться. «Какие же скелеты хранились в шкафу у старика?» – спрашивал он себя, измеряя шагами расстояние от входа в метро до автобусной остановки.

Выкурив сигарету, священник стал на обочине и приготовился долго ждать такси. Однако словно по его заказу, невдалеке показалась машина со светящимися шашечками на крыше. Автомобиль двигался несколько замедленно, словно водитель высматривал припозднившихся прохожих. Ксёндз Александр вытянул правую руку в сторону, и старая добрая волга подкатила к тротуару.

– Вы повезёте меня в морг? – спросил священник, просунув голову в приветливо отворённую дверь.

– В какой именно?

Водитель, казалось, нисколько не смутился от такого предложения. Он лишь хотел узнать точный адрес.

– Я не знаю. Поехали по всем.

Водитель кивнул, и ксёндз Александр сел в машину. Они поехали по пустынным ярко-освещённым улицам. Редкий автомобиль проезжал мимо. Водитель и пассажир молчали.

– Извини, друг. Вези меня обратно. Я смалодушничал, не хочу ничего видеть.

Водитель развернулся через две сплошные и поехал обратно.

– Можно курить?

– Можно и угостить, – проговорил шофёр.

Ксёндз Александр вытащил пачку, угостил сигаретой водителя, который тут же спрятал её за ухо, закурил сам. Руки начали трястись, стресс давал о себе знать.

– Так что произошло-то?

– Убийство, – коротко ответил ксендз, и не стал рассказывать подробности.

«Так сложно быть добрым и всё прощать, когда зло касается непосредственно тебя и твоих близких. Что за сумасшедший убил ксендза Яна? Почему в его голове созрел план, какие причины побудили его так действовать? Ведь этот человек продумывал, как действовать, иначе зарезал бы священника в любой момент на улице, где угодно. Но он знал о том, как мы поступаем во время Пасхальной мессы. Это не чужой костёлу человек…»

– Приехали, – буркнул водитель, оторвав ксендза Александра от грустных размышлений.

Расплатившись, священник вышел из машины и направился к костёлу. Он подумал, что нужно позвонить монахиням, чтобы приехали через два дня организовать похороны, одеть покойника.

Люди, которые напрямую общаются с Богом, не лишены дара предвидения. Когда ксёндз Александр позвонил, настоятельница быстро взяла трубку. Выслушав новости, она ответила:

– Я не спала, молилась. Мне было так тревожно, что даже руки тряслись, когда перебирала чётки. А потом вдруг провалилась в дрёму. И пришёл ко мне ксёндз Ян с окровавленной грудью и сказал, чтобы мы никого не искали.

– Когда это было?

– Час назад. В тревоге я позвонила сюда, но никто не подошёл. А тут вот что…

Они поговорили ещё чуть больше пяти минут, потом ксёндз Александр повесил трубку. Он был уверен, что ксендза Яна проведут в последний путь по всем правилам. Монахини об этом позаботятся.

Тишина в костёле давила на ксендза Александра. Он и раньше ночевал тут один, уже четыре года, после возвращения из Польши, но никогда прежде не чувствовал себя таким одиноким. Старик, как называли между собой клирики ксендза Яна, жил в двух кварталах от костёла и приезжал утром на машине. Его возил крестник, которому было уже глубоко за пятьдесят лет. Теперь же ксёндз Александр остро осознавал, что не услышит под дверью тяжёлые шаги старого человека. Горе, вызванное внезапной потерей, теперь в полной мере овладело священником, и он заплакал. «Как хорошо, что меня никто не видит», – думал он, вытирая слёзы в тёмной комнате. Он боялся взять в свидетели даже обстановку своей маленькой комнатки, словно мебель умела говорить и рассказала бы всем о мнимой слабости священника.

Он заснул на час, не раздеваясь, прямо в сутане. Из тяжёлого забытья его вырвал настойчивая трель телефона, звонившего в закристой.

Сбегая по лестнице, ксёндз Александр споткнулся, упал, ушиб колено. Телефон в это время перестал звонить. Священник посмотрел на большие часы, подарок нунция, висящие на стене. Стрелки показывали двадцать минут седьмого. «Значит кто-то из своих, репортёры так рано звонить не станут». И тут же снова зазвонил телефон.

– Алло? – прохрипел ксёндз Александр.

– Христос Воскрес, Саша. Это Юрий Сабуцкий, секретарь…

– Да... Воистину Воскрес! Что…

– Мы знаем о том, – прервал его священник, – что вчера произошло. Кардинал хочет с тобой поговорить. Я сейчас приеду.

– Хорошо, буду ждать.

В полной тишине ксёндз Александр побрился и выпил кофе. Он не обращал внимания на скрипы перекрытий, на то, что внизу как будто хлопнула дверь. Он знал, что ксёндз Ян больше не придёт, а душа его если и рядом, то шуметь не станет и не сможет, так как она не материальна.

Лишь когда он закрывал дверь костёла, ему почудилось, что кто-то положил ему руку на плечо. Но священник не стал оборачиваться, ибо знал, что рядом никого нет.

– Слава Иисусу Христу!

– Навеки!

– Откуда кардинал узнал, что произошло? Я не хотел его беспокоить.

– Вчера вечером он вёл мессу, потом лёг спать, ты же знаешь, он стар, быстро устаёт, – поведал секретарь. – Так вот. В шесть часов утра кто-то позвонил в дверь дома, где живёт кардинал, и где обитает моя скромная персона. Сторож проснулся, посмотрел на мониторы и никого не увидел. Потом вышел и увидел, что на пороге лежит тетрадь. Он передал её мне. Я раскрыл и увидел, что на первой странице написано: «Первым прочесть должен кардинал». Меня терзало любопытство, но я поборол себя и поспешил в покои кардинала. Старик открыл сразу. Оказалось, он не спит уже с пяти часов и работает в кабинете, поведал, что его гложет беспокойство. Я коротко объяснил, что за фолиант у меня в руках и удалился, оставив тетрадь на столе. Через десять минут он вызвал меня и сказал, чтобы я привёз тебя.

– Так что в тетради? – спросил ксёндз Александр.

– Я не знаю, – таков был ответ.

Они были знакомы по семинарии, Юрий был младше Александра на три года. Тем не менее, обладая природным обаянием и умением располагать к себе людей, он быстро поднялся по карьерной лестницей и стал личным секретарём у кардинала. Юрий был хорош собой, знал пять языков, быстро набирал официальные документы, вёл переписку с Ватиканом. При этом он был жизнерадостным и совершенно не зазнавался. Он не общался со старыми друзьями и новыми знакомыми свысока, а всегда делал всё от него зависящее. Раз в неделю он проводил мессу, на которую собиралось большое количество прихожан. Они любили слушать его звонкий голос и жизнеутверждающие речи.

Кардинал уже ждал в кабинете. Он не был в своём обычном облачении, в котором привык его видеть ксёндз Александр. За столом сидел очень пожилой человек с полностью седыми волосами. Вокруг глаз у него залегли морщины, которые не скрывали даже большие очки в позолоченной оправе – подарок Папы Римского. Не могли они скрыть и серьёзных светло-голубых глаз, смотревших на человека с грустью, любовью и со строгостью, когда это было необходимо.

Войдя в кабинет, ксёндз Александр преклонил перед кардиналом колено и поцеловал перстень на протянутой руке.

– Сядь, пожалуйста, – сказал кардинал грудным голосом. – Я очень сочувствую тебе.

Молчать было невежливо, и священник ответил:

– Спасибо.

– Я хочу, чтобы ты прочёл это.

Кардинал придвинул ксендзу Александру тетрадь.

– Здесь ответы на многие твои и мои вопросы. Кстати, почему мне не сообщили? Мы много пережили вместе с ксендзом Яном.

– Я не хотел вас беспокоить в светлый праздник. Хотел, чтобы хотя бы ваше высокопреосвященство провело эту ночь в спокойствии.

– Какой толк в таком спокойствии! Лучше бы я молился всю ночь за его душу и душу того несчастного. Читай!

Ксёндз Александр повиновался и раскрыл тонкую ученическую тетрадь в линейку. На первой странице, как и рассказывал Юрий, было написано: «Первым прочесть должен кардинал». Поскольку это пожелание было исполнено, он перевернул следующую страницу.

«Меня уже нет в живых. Я покончил с собой, как только вернулся мой курьер. Я перерезал себе вены в ванной, там вы меня и найдёте. На последней странице я оставил адрес. Ну а пока приятного прочтения.

Зовут меня Фёдор, мне пятьдесят девять лет. Ксёндз Александр со мной хорошо знаком, потому что я был водителем старика Яна».

Молодой священник оторвался от чтения и посмотрел на кардинала. Тот глядел на него в упор.

– Это всё действительно так. Мы нашли его. Прошу тебя, дочитай.

И ксёндз Александр заставил себя читать дальше.

«Мы познакомились стариком, когда он был ещё молод и только-только стал священником. Он работал в нашей деревне. Директор школы был католиком и навязал всем классам раз в неделю урок по изучению катехизиса. Мы не хотели. К тому времени мне было уже двенадцать лет, я курил, подглядывал за женщинами в общественно бане и хвастался своими победами у девушек. Никаких девушек у меня, конечно же, не было. Но очень хотелось. Так вот. Он пришёл на первое занятие и своим тихим голосом, чистыми речами, длинными светлыми волосами и голубыми глазами покорил всех учеников, особенно девушек. В сравнении с нашими грубыми неверующими родителями-рабочими, ксёндз Ян казался самим Богом, о котором рассказывал с такой любовью. Мы видели в нём Христа. К концу года ксёндз Ян спросил, кто хочет быть его учениками всё лето. Это был очень серьёзный вопрос, потому что учиться в школе мы прекращали уже в апреле, так как были вынуждены помогать родителям по хозяйству. Везло тем, у кого в семье были ещё дети и кого любили родители. У меня было два старших брата и сестра, и меня отпустили. Никто в нашей семье не был крещён и общение со священником отец не одобрял. Но мать сумела его уговорить.

Мы ходили с ним в походы, молились в лесу, во время восхода солнца у реки, наблюдая, как пробуждается новый день. Нас было двенадцать мальчиков. Кроме всех развлечений, мы ещё помогали ему проводить мессу и реставрировать костёл, в котором было хранилище сельхозтехники. Туда когда-то загнали трактор и заперли дверь. Мессы проводились в доме у председателя нашего колхоза, который был также верующим человеком. Я вспоминаю то время с теплом и улыбкой на лице. Мы все обожали нашего Яна. Он крестил нас, двенадцать мальчишек, а потом и всех желающих. Среди них была и моя мать.

Я хотел быть любимым учеником. Я знал наизусть все молитвы, приходил раньше всех, а уходил позже, усердно молился. Но я был не так общителен и мил, как двое других мальчиков, братьев-близнецов. Они всегда вызывали у ксендза Яна улыбку оригинальными шутками, взъерошенными рыжими волосами и искренним интересом к религии. Они хотели стать священниками, так же как и я, только они не боялись об этом говорить.

Ночью я поджёг их дом. Один брат не смог выбраться, на него обрушилась балка. Все остальные выжили. Но после этого, осыпая ксендза Яна проклятиями, семья переехала в другую деревню. Я пододвинулся к старику ближе, но он по-прежнему не считал меня лучшим. После того, как уехали близнецы, его любимым учеником стал Мишка. Я не стану уточнять, как я избавился от этого любимчика, но страдания его были долгими. Я сбросил его в прорубь, и у него отнялись ноги, семья потеряла надежду на кормильца. Но вместо того, чтобы обратить, наконец, внимание на меня, ксёндз Ян стал ещё больше возиться с Мишкой, вымаливал у Бога здоровье для мальчишки, занимался с ним, и Мишка снова начал ходить. Ликованию священника не было предела. Не было предела и моему горю. Я искренне любил своего пастыря, но не хотел делить его благосклонность ни с кем. Хотя долгое время приходилось.

Когда моего крёстного отца отправили работать в Италию, а потом в Бразилию, я единственный писал ему письма, а он по возможности отвечал. Это сблизило нас. Каждый год я мечтал, что ксёндз Ян вернётся. Но на Родину он возвратился лишь через тридцать лет. Мы не прерывали связь. К тому времени я успел жениться и развестись, чему мой крёстный очень противился. Детей у нас с женой не было, видимо Бог знал, что они останутся в одиночестве.

Я встречал его в аэропорту. К тому времени ксёндз Ян перенёс инсульт, был осторожен в движениях, постриг свои прекрасные длинные волосы, а голубые глаза слегка поблекли. И всё-таки я любил его и был рад видеть. Он не превратился в старика, ровно держал спину и сразу узнал меня.

Несколько лет я был абсолютно счастлив. Он нуждался во мне. Я стал работать его личным шофёром. Вечерами мы пили чай, а иногда он позволял себе рюмочку коньяку. Я обожал слушать его рассказы о Ватикане и Рио. Когда я восхищался, он отвечал, что ничего милее Родины для него нет. Возрождение веры – это было самым главным делом для него.

А потом в нашу жизнь вмешался замечательный мальчик Саша. Он пришёл в костёл в шестнадцать лет и занял всю жизнь старика. Тот зажёгся идеей сделать из него священника, и это у него получилось. Мальчик пошёл учиться в семинарию, стал священником и вернулся в родной костёл. Теперь с ним старик пил чай, рассказывал о разных странах и о любви к людям. Я превратился в его водителя, правую руку, но он снова не любил меня. Федя принеси то, Федя помоги там. Но душой он был предан Саше. И тот тоже его любил, звонил из Польши, когда пришлось проработать там несколько лет, справлялся о здоровье и поздравлял с праздниками.

Я возненавидел старика, возненавидел Сашу. Год я размышлял о том, как прекратить, наконец, свои мучения. Если бы я просто повесился, старик погоревал бы немного, но вздох облегчения вырвался бы из его груди, не смотря на все человеколюбивые речи. И я решил сначала убить ксендза Яна. Сашу мне незачем было лишать жизни, ничего плохого он мне не сделал. Хотя такие мысли, признаюсь, меня посещали.

Я хотел, чтобы никто ничего не видел, чтобы всё было неожиданно, и чтобы Саша нашёл его первым. Я зарезал его во время Пасхальной мессы. Три года на Крестный ход шёл Саша, а ксёндз Ян оставался у алтаря. Я знал об этом, поэтому смело подкрался и зарезал его. Старик даже ничего не понял, он не видел, кто моментально убил его. А потом я поехал домой, написал всё это, дал задание бомжу Ване отнести тетрадь в определённое место за бутылку водки. Когда он вернётся – я отдам ему оплату, потом лягу в тёплую ванную и покончу с этой никому не нужной жизнью.

Ты счастливчик, Саша. Он любил тебя больше всех».

В конце был написан адрес.

Ксёндз Александр не сразу посмотрел на кардинала. Он закрыл тетрадь, прочёл название типографии, положил тетрадь на стол, потёр глаза и только потом взглянул на кардинала.

– Утром монахини свяжутся с его бывшей женой. Всё его имущество перейдёт к ней. Этот несчастный оставил завещание, заверенное у нотариуса.

Ксёндз Александр кивнул. Он был ошеломлён тем, что прочитал. В его памяти Фёдор оставался улыбчивым лысым толстяком. Оказывается, этот человек был наполнен ненавистью, ядом, вынашивал план убийства человека, которого так любил.

– Когда ты видел его последний раз?

– Утром, как всегда. Он привёз старика, больше я его не видел. Если бы только знать…

– Никто не может знать наперёд. Не кори себя. Ты ничего не смог бы сделать.

– За самоубийц нельзя молиться. Вы сказали…

– Дьявол свернул его душу с верного пути… Я думаю, Бог простит меня, если я помолюсь за сердце это несчастного человека.

Ксёндз Александр попрощался с кардиналом и вышел.

Город уже проснулся. По улицам неслись машины. «Вчера зарезали прекрасного доброго человека, который никогда никого не обижал. А мир вокруг не остановился. Люди не скорбят, в их жизни ничего не поменялось. Я знаю, кто убил и почему, но от этого не легче. Хочется наказать убийцу, но он уже наказал себя сам. И как бы его высокопреосвященство не вымаливал душу Фёдора, гореть убийце в аду. Вряд ли Чистилище изменит его. Ксёндз Ян мог умереть от старости в постели, окружённый друзьями и учениками, о его душе молились бы непрестанно, и его отход не причинил бы столько боли. Это бессмыслица, просто бессмыслица».

Убийцу похоронили за день до пышных похорон его жертвы. Юрия Сабуцкого отправили с тетрадью в прокуратуру, и уголовное дело закрыли. Следователь вздохнул с облегчением – не нужно было снова вызывать и опрашивать столько свидетелей.

На пышной панихиде ксёндз Александр присутствовал в качестве гостя. Прощальную мессу вёл кардинал. Он говорил много красивых слов, рассказывал, как они познакомились с Яном, как вместе были в Италии и Бразилии, как Папа Римский сделал его кардиналом, а сам он считал, что этого больше достоин ксёндз Ян.

После того, как гроб засыпали землёй, к Александру стали подходить с соболезнованиями. Он кивал и что-то отвечал. Но не понимал, о чём говорит и что делает. Его горе было так велико, словно он снова хоронил собственного отца, который умер десять лет назад. Тогда ушедшего папу заменил ему ксёндз Ян. Сейчас же его жизнь опустела.

Спустя месяц ксёндз Александр сидел на исповеди. У правого окошка исповедальни склонил колени человек. Священник приготовился слушать.

– Раньше я никогда не был на исповеди, – начал свой рассказ мужчина. – Это первый и последний раз.

– Я слушаю.

– Месяц назад я убил двоих человек. Одного зарезал, а второго усыпил и вскрыл ему вены. И никому об этом не рассказал. Теперь о моей тайне знаете только вы. Но есть тайна исповеди, а значит, вы никому ничего не скажете.

Ксёндз Александр сразу понял, о чём пойдёт речь. В течение того месяца, что прошёл с похорон, он не раз думал о том, что никто не сверял подчерк Фёдора. Ведь кто-то мог вместо него написать эту тетрадь…

– Вы хорошо знали этих людей. Я убил их из ненависти. Я долго продумывал план. Когда-то давно эти двое лишили меня брата. Не стоило большого труда узнать, кто поджёг дом, а потом несколько лет спустя, напоить этого человека и узнать почему. К счастью для себя, ксёндз Ян уехал за границу, успел совершить немало добрых дел, прежде чем вернулся на Родину. Вы слушаете меня?

– Слушаю, – был ответ.

– Я дружил с Федей, знал все подробности их переписки…

– Зачем вы всё это мне рассказываете? У вас так удачно получилось обвести всех вокруг пальца. И тут – такие признания.

– Я решил облегчить душу. И не кому-то, а именно вам, потому что вы – умный. И вы искренне любили этого старика, а значит должны знать правду.

– А если я пойду в прокуратуру и попрошу возобновить дело? Я преступлю закон и раскрою тайну исповеди, выступлю в качестве свидетеля…

– Нет. Я – никто. И звать меня никак.

Всё время разговора священник пытался разглядеть лицо говорившего, но ему это не удалось. Большой старый костёл был погружён в полумрак. Кроме того, мешала плотная сетка.

Как только говоривший бросился бежать, ксёндз Александр выскочил из исповедальни. Но увидел лишь быстро удаляющегося невысокого мужчину со светлыми волосами. Издалека он не мог разглядеть их оттенок, но почти не сомневался, что он был рыжим.