Вся жизнь человека – это сплошной секс. Совокупления бывают физическими и нравственными. И между ними нет особых границ, потому что один вид перетекает в другой. Ведь чаще бывает так, что сначала мысленно ты овладеваешь предметом вожделения, а остальное уже дело техники и темперамента. На этом я хотел бы закончить вступление и перейти собственно к самим драмам. Почему драмам? Потому что любая сексуальная проблема - это переживания, это череда самых противоречивых поступков, это чувство вины и превосходства. И это произведение не попытка нового Декамерона. Хотя мне импонирует ирония, сарказм и легкость в подаче серьезных тем.

 

Утешил...

 

Мы жили в небольшом среднеазиатском городке, где все, или почти все друга знали. В моем дворе жил Андрей, у которого были минусовые очки. Но так уж получилось, что стали ходить мы разные школы. А в нашем классе был Толик Иванов, хотя его внешность была явно восточной. Он и был приемным сыном. Веселый, певучий и, как оказалось после выпускного вечера, любитель женщин.

Андрей и Толик познакомились друг с другом через ученика нашего класса Костяшки и после первых неудачных поступлений в институт нередко проводили время друг с другом за пивом или хорошим восточным вином.

Андрей быстро женился на Тане с «почтового» двора, ну того, где жили одни почтовики. Девушка она была видной, фигуристой и мы нередко вздыхали при виде ее прекрасного бюста и выпуклых ягодиц.

Однажды Толик пришел к другу, но Андрея не оказалось. Дверь открыла Таня в простеньком халатике и распущенными волосами. Глаза у нее были заплаканными.

- А где Андрюшка? – спросил Толик.

- Ушел к матери, - ответила жена друга.

- Скоро придет?

- Не знаю. Мы поругались, и он в сердцах хлопнул дверью. Я думаю, мы разбежимся.

- Да что ты, - залопотал Толик, он был очень добрым человеком, мог посочувствовать, и даже за компанию всплакнуть, - нет, такого нельзя допустить. Из-за чего?

«Короче говоря, - рассказывал мне спустя некоторое время Толик, когда мы сидели у меня на кухне, а моя жена ушла в комнату, где заревел Тимка, - я вскоре оказался на диване. Напротив, в кресле, сидела Таня, из-за расстройства совершенно обращавшая на себя внимание. Полы халатика ее разошлись, и, оказалось, что на ней не было трусиков. Мы долго разговаривали об их семейных отношениях, хотя ничего серьезного в них я не видел. Чтобы как-то развлечь Таню, взял гитару Андрея и стал играть, напевая, блатные песни. Она поставила между нами журнальный столик, принесла хорошего вина и мы стали заливать ее горе. Как-то случайно она присела ко мне на диван. И в горе положила свою голову мне на плечо. Конечно, я растрогался и обнял женщину. Сам понимаешь, у меня случился сильнейший стояк, и все остальное произошло в одно мгновение – я ей засандалил».

Толик рассказывал мне об этом с очень виноватым лицом. На него было страшно смотреть. Да и слушать не очень приятно, все-таки и Андрей был и моим другом.

«Я не знаю, как посмотреть ему в лицо, - совестился передо мной Толик, - да и она тоже хороша. Ох, как хороша! Я ведь не раз и не два за этот день ее трахнул. Не помню сколько, но яйца до сих пор болят».

Толик потянулся за рюмкой, мы выпили не чокаясь.

Вбежала моя Ленка.

- Вы что здесь одни? Наливайте мне.

Мы налили и снова выпили, но Ленка со всеми чокнулась.

- Вы, наверное, о бабах говорили, - догадалась она. - Ладно, договаривайте, я пойду к Тимке.

И пошла, плавно покачивая бедрами. Попка у Ленки еще та, крутая. Мы посмотрели ей вслед.

- Ты, наверное, - предположил я, подцепив вилкой кольцо колбасы, - и от Ленки бы не отказался?

- Ну что ты, как можно, - засмущался Толик, – жена моего друга…

Он неожиданно замолк, вспомнив, что и Танька была женой его друга. Лишь только вздохнул, но так, что я понял – не отказался бы.

 

A priori

 

Годы идут. Все реже мы встречаемся с друзьями детства. Раскидала их судьба. Витю Семеркина, тоже моего одноклассника, судьба определила жить в Америке. Он уже лет семнадцать осваивает Калифорнию, довольный жизнью.

Год назад я ездил к нему в Лос-Анджелес. Мне понравился и его дом, и машина, и место где они живут.

Нам обоим за пятьдесят. Но когда я увидел его Нэнси, то очень даже позавидовал Семеркину. Конечно, хорошей завистью: статная, голубоглазая, с прекрасными густыми волосами. Одна из тех, кому за пятьдесят, но не скажешь этого. Ну, около сорока той женщины, которая всегда желанна своей густой зрелостью.

- Ты, наверное, счастлив с Нэнси, - предположил я, когда мы прощались в аэропорту. Было еще время до регистрации, и мы сидели за кофе за стойкой. Пить спиртное не стали, уже много было выпито. А вот вопросы о Нэнси я не задавал, опасаясь обнаружить к ней вполне объяснимую мужскую тягу.

- Да с ней мне здорово во всех отношениях. Она позволяет абсолютно все, даже если я приглашу проститутку. Но, сам понимаешь, зачем бляди мне, если моя жена лучше их вместе взятых. Однако, скажу как мужику, - Витя доверительно наклонился ко мне, - у нее уже климакс, а до моего еще ой как далеко.

- Слышал, что именно климакс у женщин порождает страстное желание чаще быть с мужиком.

- Это не правило, - вздохнул Семеркин, - бывает раскачегарю, - друг сказал еще что-то по-английски, но я не понял, может, это было чисто американское ругательство, - но чаще мне приходится заниматься этим, когда она спит. Ведь бывало, и очень часто, она на мои предложения перед сном или утром говорит нечто такое: «А стоит ли? Мне уже это не интересно, да и ты не мальчишка…» Да у любого нормального мужика все сразу уляжется – и желание, и член… Она же хорошо говорит по-русски.

Я не желал продолжать этот разговор, но Семеркина поперло. Он понимал, что я уеду и далеко, в Россию. А кому еще расскажешь такое? Да и письмо не напишешь.

- Выбираю время, когда она слегка начинает храпеть. Так, похрапывать. И не насильничаю в выборе позы. К любой готов. И она во сне все воспринимает как должное. Надо по ситуации – приподнимет ноги, надо – раздвинет их. И в этом я нахожу кайф. По-женски у нее все там абгемахт. Но, сам понимаешь, когда женщина не готова, то мужчина находит еще большее удовлетворение…

- Ладно, хватит, мне уже пора, - сказал я поднимаясь.

- Ну, пошли, подведу к осмотру, - сказал, вздыхая Витя.

Я посмотрел на его расстроенное лицо. Чувствуется, не договорил.

Но выглядел он неплохо, с сединой, роговых очках, высокий, правда, чуть сгорбленный, привлекая внимание многих женщин. Уверен, со некоторыми здесь, в аэропорту, он мог бы повстречаться в интимной обстановке и отказа ни в чем не было бы.

А тогда меня увлекла очередь, и я уже вскоре обо всем забыл.

Уже дома, после бурной встречи с Леной ночью, я вспомнил о муках своего одноклассника. Но, ни к каким выводам так и не пришел.

Утром, открыв электронную почту, я увидел послание от Вити.

«Привет, - написал он, - я часто думаю, что моя Нэнси тоже живет своей внутренней жизнью. То, что я делаю с ней ночью, ее подсознание укладывает в половые контакты с виртуальными мужчинами, у которых может и есть имена, но, в основном, они абстрактны, остаются в подсознательной памяти лишь представления о сладостных контактах. И поэтому, я это понимаю, она разрешает делать с ней все, что я и делаю. Ты же знаешь, что по американским законам меня можно упечь в тюрягу за изнасилование собственной жены. Врубаешься, как все бывает в жизни? A priori».

Мой друг всегда был философом, даже тогда, в классе, когда он в первый раз после уроков поцеловал портрет Анжелы Дэвис в журнале «Советский спорт». Об этом знал только я один. И Семеркин об этом помнил.

 

Я отец?

 

Саша Бондаренко был почти писателем. Но так как хорошо закладывал за воротник, то не держался ни в одной редакции газет и журналов больше двух месяцев. Писал он хорошо и его очерки вызывали у журналистов зависть, зато герои его произведений не забывали писателя. Так, благодаря одному вахтовику, орденоносцу и герою труда, он устроился работать на буровую в пустыне. Работал долго, несколько лет, и написал много произведений. Но в пьяном угаре утонул в небольшой речке и оставил после себя чемодан произведений. Мы с женой, как его друзья, перебрали написанное. Одну из рукописей на небольшом листке моя супруга с отвращение отдала мне. Вот эта крохотная рукопись:

«Судьба забросила меня в поселок Ничка, где жили буровики, мне было около тридцати лет, и одна из девушек пригласила меня на день рождения. Звали ее Томой. Но я положил глаз на ее подружку Вику, стройненькую, азартно поблескивающую черными глазами. Мы с ней танцевали весь вечер и так тесно соприкасались, что только и ждали, когда закончится вечеринка. Наконец, все разошлись, Тома ушла в спальню, а мы с Викой остались в гостиной. Долго не рассуждая занялись тем, что раздели друг друга и диван стал скрипеть самыми немыслимыми звуками. Ближе к полночи девушка решила пойти домой, так как обещала родителям ночевать дома. Я ее проводил и вернулся в квартиру Томы. Недолго думая, вошел в ее спальню и овладел женщиной. Она, правда, тотчас же проснулась и отдалась настолько, насколько позволяло ее похмельное состояние. Уже ближе к обеду мы окончательно отошли ото сна и весело продолжили то, что делают мужчина и женщина, оказавшиеся в одной кровати.

- Я думала, что ты не придешь ко мне, - сказала Тома. – Ты же крутился вокруг Вики.

- Не получилось, - соврал я.- Да она еще слишком молодая, чтобы ее совращать.

Тома ухмыльнулась, подавая мне чашку с кофе:

- А ты красивый мужчина, только и рожать от тебя деток!

- Ты же знаешь, - сказал я, - от меня толка нет, я не семьянин.

- Да мне и не нужно пополнение, - засмеялась женщина, - мои двое деток у мамы. Скоро приведет.

Я успокоился.

- А вот Вика хотела бы ребеночка. Она специально пришла на день рождения. Может останешься на ночь. Она снова придет.

Но я ушел, сославшись на вахту.

Все быстро забылось, кроме факта, что в один вечер я угодил сразу двум женщинам. Но этот факт моей мужественности также был погребен под слоем ежедневных событий и вахтовых хлопот.

Надо сказать, что я резко изменился за прошедшие два с половиной года после этого случая. Отрастил волосы, бороду, стал носить очки и бейсболку.

Однажды в таком виде я летел на МИ-6 из города на буровую. И в салоне вертолета увидел Вику с полуторагодовалым мальчиком. Он вертелся рядом с ней и восхищался видом из иллюминатора. Вика меня, как я понял, не узнала. А я во всю рассматривал ребенка.

- Не крутись, - сказала Вика. – Дяде испачкаешь брюки.

- Это ваш? – спросил Вику один летевших мужчин, кивнув на мальчика.

- Мой, - улыбнулась Вика.

- А отец вахтовик?

- Он военный, в командировке.

- Да, мой папа герой! – крикнул мальчик.

- А как тебя зовут?

- Сан Саныч!

- А что же вы в город не переберетесь? - снова к матери.

- Ближе к школе, а здесь простор. Пусть дышит воздухом пустыни.

Мужчина и Вика еще долго разговаривали, пока не объявили посадку.

Мы стали выходить. Сашка закапризничал, ему понравилось летать. Вика стала его уговаривать.

- Я помогу, - сказал я и поднял ребенка на руки. Он неожиданно затих и прижался ко мне. Повеяло особым детским запахом. И очень родным.

Когда мы оказались на земле, я поцеловал Сашку в щеку.

Вика улыбнулась:

- Пока, папаша!

До меня сразу и не дошло, что я разоблачен. И лишь в полете над поселком, когда увидел в иллюминаторе далеко внизу идущих по улице Вику и Сашку, у меня сжалось сердце. Но лишь на мгновенье, ведь я свободный и независимый мужчина!

 

Безумие

 

Первой женщиной, с которой я переспал, была Марина Котлярова.

В школе она держалась особняком, с точки зрения «молодняка» нам нравилась ее фигура с чуть заниженной талией и широкими бедрами.

Марина ни в чем не комплексовала. Она всегда говорила то, что пришло ей на ум в данный момент. Поэтому ее считали, немного не в себе.

Мне исполнился 21 год. Я только что вернулся из армии, и мы с дружком Вовкой мотались по всему городу в поисках приключений. Однажды мы шли от Юрки Сапаева и повстречали Марину. Она была в халате.

- Кого я вижу! – воскликнула она, когда мы проходили мимо ее дома. Точнее, калитки. Сам дом был в глубине двора за фруктовыми деревьями.

Мы немного поговорили, затем Вовка сходил в магазин за вином, и мы решили поужинать под виноградником Марины.

После вина меня всегда быстро клонит ко сну. Я увидел кровать, с наброшенным на нее одеялом и, недолго думая, прилег.

Проснулся от ночной прохлады и, поняв, что я не дома, огляделся. Вовки нигде не было, зато ближе к дому обнаружил еще одну кровать. Я прошел к ней и увидел Марину, которая не спала, а смотрела на звездной небо.

- Ложись ко мне, а то совсем околеешь, - сказала она.

Я, не долго думая, сбросив с себя рубашку и брюки, юркнул под одеяло к Марине.

Девушка оказалась полностью раздетой, она тут же ко мне прильнула. Я ощутил острые соски ее груди и влажную теплоту самого интимного ее места. Я тотчас же овладел Мариной и совершал движения с такой необыкновенной частотой, что если бы кровать была не из железа, то развалилась бы мгновенно… Вслед за моим стоном послышалось глухое рыдание Марины. Но я видел ее закрытые глаза и то, как в страсти она кусала собственные губы.

Ночь была великолепной и долгой в наших бесконечных порывах. Уже почти с первыми лучами солнца мы все-таки заснули, а когда проснулись около полудня, то вновь соединились в упоении друг другом.

Когда наступила пауза, и мы лежали, переживая только что прошедшую страсть. Моя рука покоилась на ее жесткой девичьей груди. Она держала мой член, и стоило ей чуть пошевелить пальцами, как он восстал и был готов войти в лоно девушки. Но здесь нам помешала показавшаяся на крыльце дома женщина.

- Марина, ты будешь кормить парня? – спросила она.

- Мамочка, а ты уже собрала на стол?

- Давно все стынет, неугомонные. Идите в душ.

Мы, не прикрывая тел, побежали на кухню, проскочили ее на задний двор в летний душ. Вода была горячей, но мы в упоении мыли друг друга, лаская и целуя.

Это было затяжное безумие, нет, нет, не страстная любовь друг к другу, а какое-то животное торжество плоти, которое могло закончиться также внезапно, как и началось. И душевая кабинка из камыша с глиной затряслась, осыпая нас сухими стебельками и комьями глины.

Потом мы все-таки перекусили под лукавые взгляды ее мамы, которая вскоре ушла к своей подруге, живущей в другом конце города.

- Почему она так спокойно отнеслась к моему появлению, - спросил я, памятуя, что состоявшаяся и не состоявшаяся теща – это головная боль мужчины.

- Я любила тебя с пятого класса…

- Любила?

- Да просто бредила тобой.

- И что нам теперь пожениться?

- Ни в коем случае! – воскликнула Марина. – Я не девочка. У меня был парень, но ты всегда и во всем был перед моими глазами.

- Ты хочешь сказать, что мы должны насытиться друг другом и разбежаться? И тогда ты будешь свободной от чувства ко мне?

- Да.

И мы вновь прильнули друг к другу.

Уже на следующее утро я ощутил себя страшно усталым, опустошенным, а красота обнаженного тела Марины меня уже не влекла. Я захотел уйти. Девушка меня не держала.

Мы больше никогда не встретились.

 

(Следите за произведением. Следуют новые рассказы)