Глава 3.

 

- Почему ты им ничего не рассказал? Неужели ты не понимаешь, как это опасно!?

Иола была не на шутку встревожена, она не могла усидеть на месте, то и дело вскакивала, носилась по комнате, забывая поправлять полы распахивающегося халата.

- Я решил, что расскажу после третьего случая. Но оставшиеся на этот день подключения прошли совершенно гладко.

- Он решил! А если бы ты не вернулся? Чтобы я делала? – Иола запустила в него диванной подушкой. Этот ребяческий жест при таком серьёзном разговоре был настолько нелеп, что Дюман улыбнулся.

- Расскажи мне подробно о всех твоих сегодняшних визитах после Замата!

- Да всё там было обычно. И вообще два случая обострения ничего не значат. Давай направим твой темперамент на что-нибудь более…

В Дюмана полетела ещё одна диванная подушка. Но развеселиться и дать сдачи в силе детских игр он не успел, потому что заметил в глазах Иолы слёзы.

- Прости. Я не понимаю… Всё же кончилось хорошо…. Ну что с тобой?.. Иди сюда!

Девушка уткнулась головой в его плечо и разрыдалась. Он не торопил с объяснениями, давал выплакаться.

Несколько раз компьютер томным баритоном рекламного плейбоя сообщал последние новости: о приходе новых писем, о начале видеоконференций и наступлении нового дня по местному времени. Голос для женского уха приятный, но Дюмана он страшно раздражал, и сейчас особенно хотелось отключить этого аудиомачо, но компьютер Иолы слушался только её голосовых приказов. Дюман терпеливо ждал. Гладил девушку по волосам, касался губами солёных щёк и снова прижимал её голову к своему плечу.

 

Иола не была нервной барышней, из тех, что плачут по каждому пустяку. Скорее, наоборот, в самых сложных ситуациях она умела улыбаться и шутить. Последние годы она работала в службе реабилитации родственников заболевших. Там со слабыми нервами не выдержишь. Сразу после трагедии многие никак не могут понять, что их близкий – муж, отец, сын, дочь, сестра, мать – хоть и живы, но реально для них уже не существуют. Некоторые отчаявшиеся требуют, чтобы их сделали визитёрами, другие просто хотят быть рядом с телом, третьи хотят, что бы их тоже «усыпили». Иоле приходится снова и снова объяснять, что визитёром невозможно стать по одному только желанию, и что ухаживать за телом здесь, в отличие от обычных заболеваний, абсолютно не значит способствовать выздоровлению, и, наконец, что «усыпить» в данном случае невозможно также, как и «пробудить». И даже если бы кого-то и удалось «усыпить» искусственно, то он попал бы в свой мир виртуальной комы, а вовсе не в мир своего горячо любимого родственника! Вот в этом и кроется самая большая проблема. Почти все веры всех стран и народов генетически укрепили в людях представление о потустороннем мире, как о некоем ином, чем земное пространстве; ином, но общем для всех или почти для всех с разделением на группы по моральным или каким-то иным критериям. Мир виртуальной комы для здоровых людей также представлялся каким-то иным миром, где можно снова встретиться, расставшись тут на земле. Нормальным людям было практически невозможно представить себе, что там, внутри этой новой непонятной болезни, каждый оказывается в собственной одиночной тюрьме. У кого-то эта тюрьма совсем крошечная, как у Замата, у кого-то это целый город с фантомами жителей. У одного из пациентов Дюмана, бывшего лётчика Ирегора, мир внутренней комы – целых несколько городов, с рекой, лесом, горами. Но независимо от расстояний МВК – это всегда ограниченный мир и всегда изолированный от других людей! Ни одной влюблённой паре до сих пор, за все десять лет со дня первого случая заболевания МВК не удалось заболеть вместе и оказаться в одном мире. Только расторопные киношники быстро сняли романтический сериал на эту тему, после которого идиоты из прессы стали именовать МВК – раем для влюблённых. Вообще с тех пор, как гриф секретности был снят, работать Иоле и всем, кто связывал мир больничного городка с миром здоровых, становилось всё труднее. Каких только небылиц не сочиняли про МВК! С увеличением количества заболевших мир будто сошёл с ума. Брошенные неврастенички угрожали своим горе-любовникам, что запустят их в кому; в газетах появлялись объявления с предложением за умеренную плату организовать прогулку в МВК, а пьяные подростки распевали на улицах модный шлягер « Моя внутренняя кома, Я там буду дома, дома, до-ма-а. А-а, а-а…» Да уж, дома…

У Дюмана был пациент, Денидурган фон Д., мир которого представлял собой железный ящик размером с туалетную комнату, с зубоврачебной бормашиной внутри. При этом снаружи по ящику будто кто-то всё время долбил молотками. В земной жизни большой чиновник, примерный семьянин, не пьющий, не курящий, был образцом успеха и благополучия. Там этот мужчина 40 лет через две недели стал выглядеть на 60 и умолял отключить его от капельниц, чтобы дать умереть. Пока этот вопрос обсуждался на большом совете, однажды ночью все капельницы оказались отключенными. Расследование велось с привлечением госструктур, и виновного нашли. Оказалось, что одна из лаборанток когда-то давно, будучи его студенткой, была в него влюблена, и вот теперь, узнав о невыносимых мучениях своего бывшего возлюбленного, она пошла на преступление, чтобы его спасти. Её тогда оправдали, но из лаборатории уволили.

 

-… заболел. – Иола прошептала так тихо, что Дюман не расслышал.

- Что?.. Кто заболел?

- Виен, мой брат.

Слёзы снова покатились по щекам девушки, но уже без рыданий, просто, как вытекают из родников реки.

- Когда?

- Сегодня утром.

Иола очень любила брата. Они рано потеряли родителей и долгие годы были друг для друга семьёй. Виен не был связан с лабораторией, но жил недалеко от больничного городка. Он писал натюрморты и пейзажи, а зарабатывал на жизнь, чем придётся. Иола верила в его талант и пыталась продавать его картины. Несколько пейзажей висело здесь, в её спальне. Дюману они нравились, но немного смущали; ему казалось, что через них, брат Иолы подглядывает за её интимной жизнью.

- Ты уверен, что я никогда не смогу стать визитером?

О, Боже! Скольким людям, потерявшим родных, она изо дня в день объясняла то, о чём сейчас спрашивает Дюмана!.. Но разве может он сейчас сказать ей «нет»?

-Не знаю… Мы ещё раз пройдём все пробы и тесты, если есть хоть малейшая возможность…

Они оба понимала, что эта утешающая ложь недорого стоит. И она перебила

- Если бы ты мог стать его визитёром?! Я через тебя всегда бы знала, что с ним там .

- Кого бы не прикрепили к нему визитёром, ты узнаешь.

- От родственников могут скрывать неприятные детали.

- Я прослежу, чтобы у тебя были полные отчёты….

- Ты! Пожалуйста, Ты! Я хочу, что бы ты ! Это очень важно!

- Ко мне уже не прикрепляют новеньких, ты же знаешь, у меня уже максимальная нагрузка. А график посещений итак урезан до минимума.

- Если ты попросишь, они сделают исключение!

Дюман понимал, чего ему будет стоить это нарушение правил. Визитёры не имеют права выбирать себе подопечных. Это один из основных законов лабораторной этики. Он уже прикинул цену, которую ему придётся заплатить за это нарушение. Но он также знал, что пойдёт на всё, чтобы стать визитёром брата Иолы. Он знал это даже раньше, чем она его об этом попросила.

- Последние несколько дней мы провели вместе. Я чувствовала, что с ним что-то случится, но не знала что именно. – Иола уже не плакала, смотрела на одну из картин брата и теснее прижималась к Дюману. – Виен очень много писал. Опять тут поссорился со своей Катришей из-за какой-то ерунды. Но раньше он переживал из-за их ссор, а тут просто работал, как ужаленный, даже не замечал её отсутствия. Эти работы очень отличались от прошлых. Я тебе должна их показать. Виен говорил, что его картины с ним стали разговаривать. И знаешь, что они ему сказали?

- Что-нибудь… о смысле жизни и любви.

Иола не оценила этого осторожного юмора. Сейчас и впрямь было не до юмора.

- Они сказали ему, что… не нужно строить смежное пространство.

- Смежное пространство?.. Понятия не имею, что это.

- Я тоже. Но сегодня, когда ты мне рассказывал о землетрясении у Мирта и про гипноз Замата, я всё время думала об этом смежном пространстве! Значит…

- Думаешь, они как-то связаны?

- Уверена. Поэтому ты мне должен рассказать про все твои подключения после Замата.