ЗАВИСТЬ

 

/детектив с сексуальными отклонениями/

 

– Входите, входите, не стесняйтесь. Позвольте вашу повесточку и присаживайтесь.

 

– Надолго?

 

– Как суд решит.

 

– Тогда постою. И вообще не пойму, кому и зачем я понадобился?

 

– Вы были знакомы с Еленой Николаевной Шакиной?

 

– Невежливый вопрос.

 

– Отчего же невежливый?

 

– Оттого, что только однажды переспал с нею.

 

– Одна ночь не повод для знакомства?

 

– Это случилось днём. Конечно, не заметить такую женщину, надо быть слепым, но ведь не скажешь такой даме, давай переспим.

 

– Какой такой?

 

– Крупной. Сам себе кажешься песчинкой, которую легко раздавить.

 

– И всё же рискнули?

 

– Чистая, сказать по правде, случайность.

 

– Конкретней, пожалуйста.

 

– Рассказывать такое между мужиками не по-джентльменски получается.

 

– Я не джентльмен, а следователь. Валяйте.

 

– Отпустите меня, пока мы оба с вами не нагрешили.

 

– Грехи беру на себя. а вас не отпущу, пока не проясню подробности совращения.

 

– И прояснять нечего. Всё, как обычно. Она позвала.

 

– А вы только этого и ждали?

 

– Я ведь дворник. Хожу не иначе, как по вызову.

 

– Не забегайте вперёд. Придерживайтесь последовательного развития событий.

 

– Последовательного можно. Они все последовательны. С такой женщиной иначе и не бывает. Убираю, значит, как-то двор. Глядь, идёт. Такая из себя вся, как ромовая бабка. Поклонился. А она остановилась и глядит на мою лысину. Я перед такими, как она. всегда шапку снимаю. И вдруг говорит: “Зашли бы, Апполон / меня Апполоном родители нарекли/ зашли бы, говорит, Апполон Григорьевич, дело до вас и имеется”. Ладно, отвечаю, зайду. Как двор приберу, так сразу. А она: ”Апполон Григорьич, уборка не Алитет, в горы не уйдёт”.

 

– А кто он такой, этот Алитет? – всполошился следователь.

 

– Если вы, человек учёного ума, не в курсе...

 

– Выясним, продолжайте.

 

– Я и пошёл. Наше дело дворницкое, идти куда укажут.

 

– И что же?

 

– А вы в её квартире были? Видали зеркальную ванну? В ней я её и того... И. представьте, не сопротивлялась, а как бы даже подбадривала: “Не робей, Апполоша”! А то вдруг помрачнеет: “Ты, мол, такой же, как все другие, никчема, не умеешь меня удовлетворить”.

 

– А вы?

 

– Раз, говорю, с вашей стороны такая благодарность, тогда до свиданьица. Поищите себе другого удовлетворяльщика

 

– А она?

 

– Испугалась. Сама, говорит, стану удовлетворять тебя, Апполоша. Любое твоё желание исполню. И вправду исполняла.

 

– В каком смысле?

 

– Во всех смыслах и всякими способами. Сначала даже неловко было. Такая госпожа, созданная, можно сказать, для министерского чина, а употребляю её я, Апполон Бельведерский: три класса образования и три года производственного стажа. Но ко всему, безусловно, привыкаешь. Ну и я привык.

 

– Тогда зачем убили её?

 

– Ни за чем не убивал. Кто вам такое наклеветал?

 

– Её нашли мёртвой. В самый день вашего у неё посещения. Есть свидетели.

 

– Мало ли кто у вас свидетели. Может, кто свидетель, тот и убивал.

 

– Если у вас на сей счёт имеются предположения, поделитесь ими с правосудием.

 

– Когда я был у неё, явился некий господин, но какой именно, не разглядел, будучи спрятан в шкафу. Но слышал осязательно, особенно, когда промеж себя спорить стали. Уж как она только его не обзывала... Шкаф, в который меня спрятала, и тот покраснел.

 

– Как именно?

 

– Покраснел?

 

– Обзывала.

 

– Как обыкновенно женщина обзывает мужчину: импотент и прочие эпитеты.

 

– А он?

 

– А что ему оставалось? Грозился прикончить её.

 

– А она?

 

– Сомневалась, что он способен на такое.

 

– А он?

 

– Он, конечно, её поимел и хлопнул дверью. Я выбрался из шкафа, тоже её поимел и, помню, разозлился. что она какая-то абстрактная. Но хлопать дверью не стал. Нам, дворникам, не положено на службе проявлять свои чувства.

 

– И кто это может подтвердить?

 

– Она.

 

– Так она же мёртвая.

 

– Фу ты, пропасть, забыл! Стоит перед глазами как живая.

 

– Придётся вас арестовать.

 

– Это ещё почему?

 

– Потому что тот, на кого вы указываете, нам неизвестен, а вы под рукой. Да и при обыске в вашей квартире обнаружены ценные вещи, принадлежавшие убиенной.

 

– Та она сама же мне их дарила. «Таких, как ты мужиков, сказала, у меня прежде е было. В другой раз ещё лучше кое-чего подарю».

 

– И не дождались этого раза?

 

– Сами же говорите, убили. Выходит, в этой истории ограбленным и, значит, пострадавшим получаюсь я.

 

Следователь задумался. Ему был симпатичен этот дворник: прост, незатейлив и силы, видать, немереной. И если в этот раз действительно не убил, мог бы сделать это в другой. А то, что жаден, так это грех не только его, а всего цивилизованного человечества. С другой стороны, дело заведено и надо его закрывать. Ждать, пока подвернётся подходящий клиент, на которого спишется, не резон. И вдруг слышит сам себя: «Ладно, подожду»!

 

– Ждать-то чего будете?

 

– Пока созреешь и сам расколешься. Или...

 

– Чего уж там, не тяните за душу.

 

– ... поделишься.

 

– Гимнюки вы юридические! – всердцах выдохнул подозреваемый.– Сами ни на что не способны, а увидите в чужих руках, завидки берут.

 

– Преступники наглеют! – возмущались в унисон пресса и женщины. Мужики выглядели сдержанней: «Дожили! Бабу приговорить по-своему усмотрению не моги. Тогда пускай хоть зарплату дают вовремя, чтоб было на что горе залить»...

 

Борис Иоселевич