Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: Просто о жизниАвтор: Эльвира Смелик
Объем: 28257 [ символов ]
Полет раненой птицы
Я познакомилась с ним в больнице, в этой ужасной больнице, в травматологии, где умирала от неподвижности и сознания собственной беспомощности. Да, я могла махать руками, швырять посуду и орать во всю глотку. Но к чему протестующие жесты, когда моя несчастная нога приковала меня к постели и заставляла лежать, лежать почти без движения, а самое лучшее, что можно было сделать, требовало стремительности и скорости – идти, бежать, может даже, лететь? Я с ненавистью замечала свои костыли и еле сдерживала слезы, когда, проснувшись утром, понимала, что все еще нахожусь в больнице, хотя солнечный луч, бесшумно крадущийся по моей подушке рассказывал о зелени, свежести, движении беспокойного мира за окном и родном уюте дома. Меня уже начали раздражать сочувствующие взгляды родителей, аккуратно посещавших меня в дозволенные часы и приносящих отборные фрукты своему пострадавшему чаду.
Словно по какой-то нелепой договоренности они старались не упоминать о причине моего несчастья. Какая глупость! А причина резво бегала на четырех лапах, лаяла и, наверное, жутко скучала. Она имела точное и довольно звучное имя – Арнис фон Плюш. Плюха. Плюхантий.
Кто бы мог подумать, что в небольшом, игривом фоксике скрываются такие невероятные силы! Маленький забияка, не терпевший могучих псов, всегда встречал их звонким лаем и щелканьем зубов, и я должна была таскать на поводке это милое создание, чтобы оно не ввязалось в драку с каким-нибудь волкодавом. И однажды, когда Плюхантий рванулся, как обычно, с отчаянным воплем в сторону очередного невозмутимого великана, я прыгнула вслед за ним, стараясь удержаться на ногах, скатилась в какую-то совсем не предвиденную мною яму и... Но разве я могла обижаться и в чем-то винить глупого Плюхантия. Больше всех он наказал сам себя: у родителей нет времени болтаться с ним по улицам часами. Так что бедный фон Плюш оказался приблизительно в том же положении, как и я. Правда, никто не накладывал на его лапы тяжелый гипс и не заставлял прыгать, как раненного воробья, на одной ножке.
Жалко, что в больницы не пускают собак! Славный фон Плюш за несколько секунд слизал бы своим мокрым языком всю мою раздражительность и злобу. Здесь, в травматологии, видно не ведают, что перелом ноги может вымотать всю душу, и больному быстрее потребуется психиатр, чем ортопед.
Я начинала сходить с ума, хотя врачи говорили, что я иду на поправку невероятно скорыми темпами, и шутили, будто на мне все заживает, как на кошке. То, что они называли быстрым, казалось мне мучительно долгим, и я уже не верила в наступление счастливого дня, когда с меня, наконец, снимут гипс, когда я смогу отбросить костыли и пройти по земле ровно и твердо, ощущая уверенную силу своих здоровых ног.
Чтобы окончательно не свихнуться, я стала ходить в зал с тренажерами. Нет лучшего средства спустить пары, чем перевести их в напряженную работу мышц! Конечно, велосипед и “бегущая дорожка” предназначались не для меня, но вот покачать руки я вполне могла, к тому же, не скрою, это было давним моим желанием.
И вот я вполне грациозно доскакала, опираясь о костыли, до зала, миновала дверь. Кроме меня здесь никого не было. Во вполне сносном расположении духа я двинулась дальше, но зацепилась за что-то костылем, потеряла равновесие и... ткнулась носом в пол.
То был самый ужасный момент во всей моей жизни. Никогда еще я не чувствовала себя так униженно, так гадко. Даже неподвижно лежащая в постели я не была столь беспомощна, как сейчас.
Я сидела посреди зала, орала, ругалась, ревела, проклинала себя, весь свет, стучала кулаками по полу и по белой невозмутимости гипса. Я пыталась сломать костыль, я запустила им в какой-то из тренажеров. И вдруг услышала за спиной совершенно спокойный голос.
- Тебе помочь?
- Катись отсюда! – заорала я, не глядя, но за моей спиной опять раздалось:
- Ну, что ты! Так бывает. Ничего страшного!
- Ничего страшного? – взревела я. – Откуда ты знаешь: страшно или не страшно? - и я все-таки развернулась.
Передо мной стоял парень. Точнее, он вовсе не стоял, он сидел в инвалидной коляске и совсем чуть-чуть улыбался.
К моей злобе примешалось немного удивления, немного смущения и невероятно опасное количество стыда. Получилась ужасная гремучая смесь. И я ненавидяще посмотрела на парня, мне показалось, он смеется надо мной. Конечно, это являлось невероятной глупостью, учитывая его еще более отчаянное положение, но тогда я не задумывалась.
- Чему ты радуешься? – угрожающе начала я.
Он успел ответить раньше, чем я продолжила свое наступление.
- Тому, что встретил тебя, - и успел добавить: - Ты очень симпатичная.
Что за сила заставила его сказать именно эти слова, полные неописуемого вранья? Уж я представляю, какая была хорошенькая тогда: злая, растрепанная, зареванная, метающая костыли в пустом тренажерном зале!
- Отвернись! – резко велела я и потом кое-как поднялась с пола. – Спасибо!
- За что? – удивился он.
- За то, что не дал мне умереть в одиночестве, - прорычала я в ответ.
Не очень-то приятно, когда кто-то застает твою истерику, твое унижение. И потом... какое нелепое, безжалостно-безумное сочетание – инвалидная коляска, неподвижные, ничего не чувствующие ноги и крепкие плечи, сильные руки, привлекательное лицо, стремительный, рвущийся куда-то взгляд!
Он всегда оставался веселым, насмешливым, любил дурачиться, и иногда казалось, будто к самому себе, ко всему, что с ним произошло и происходило, он относится несерьезно, с усмешкой. А мне больше не хотелось махать руками, бить посуду и орать, и день моего счастливого освобождения стал реальным, ну просто до невероятности.
 
- Ты почему на меня так смотришь? – спросил он.
Я, действительно, уже довольно долго рассматривала его лицо.
- Как?
- Пристально.
- Хочу тебя хорошенько разглядеть.
Я не могла рассказать ему, о чем думала на самом деле. А думала я о том, что, без сомнений, он мне очень нравится, и что было бы просто замечательно, если бы он поправился, и что лично я на его месте давно бы сдохла от тоски и безнадежности. Но он улыбался, поэтому я тоже старалась казаться беззаботной.
- Я же никогда раньше тебя не видела.
Он повернул голову.
- А в профиль?
- Лучше со спины, - заметила я серьезно. – У тебя очень одухотворенный затылок.
Тут по асфальтовой дорожке парка зацокали каблучки, и появилась моя распрекрасная подружка Вера.
- Привет! – воскликнула она подозрительно вдохновенно.
- Привет! – ответила я. – Знакомься, это Ваня.
- Вера, - почти пропела она и одарила обалдевшего Ваньку улыбкой супермодели - она умела. – Ты долго еще собираешься здесь валяться? – обратилась уже ко мне. – Проходу не дают – все беспокоятся о твоем здоровье.
У Веры всегда имелась в запасе куча новостей и тем для разговоров, но она сдерживала рвущийся с языка поток слов, боясь ляпнуть что-нибудь неподходящее. Собственно, она никогда не пасовала перед мальчиками, скорее даже наоборот, чувствовала себя весьма уверенно. Но необычные обстоятельства знакомства немного смущали ее. Ванька как-то догадался об этом и поспешил откланяться. И как только он скрылся из вида, Веркину рекламную улыбку словно водой смыло.
- Что с ним? – невесело поинтересовалась она, глядя Ваньке вслед.
- Разбился. На мотоцикле.
- Жалко. Такой чудесный мальчик, - она вздохнула. – Да вообще, жалко. Хотя он, вроде, такой веселый.
- А что остается делать? - вызывающе воскликнула я. - Не плакать же?
 
Наконец настал великий день – меня выписали. Казалось бы, кричи “ура”, пой, пляши и радуйся жизни. Да! Только гипс пока не сняли, а попробуй – попляши в гипсе. Конечно, со временем я все-таки рассталась с ним, но и тогда у меня не появилось возможности бегать, прыгать и даже, просто, твердо ходить по земле. Счастье растянулось, как резиновый шнур, и стало тоненьким-тоненьким, почти незаметным. Но как только мне удалось избавиться от надоевшего гипса, я, прихрамывая, словно подстреленная птичка, полетела в больницу. Зачем? Неужели трудно догадаться!
- Привет, красавчик! – воскликнула я и плюхнулась на стул, обленившаяся нога еще не была готова к подобным полетам.
- Красавчик? – переспросил Ванька. – Что-то новенькое.
- Чистая правда, - поклялась я. – Все говорят: “Какой симпатичный мальчик!”
- И..? – сурово потребовал безжалостного продолжения Ванька.
Но я же не ставила многоточия! Я сказала все, что хотела сказать.
“И...” Что ты желаешь услышать? То, что другие обычно добавляют к произнесенным мною словам? “Такой симпатичный, а калека! Такой симпатичный, но несчастный!”
Я первый раз увидела в твоих глазах то, что совсем недавно все могли без труда прочесть в моих. Я сходила с ума, злилась и впадала в отчаяние из-за одной несчастной ноги, хотя прекрасно понимала, что обязательно поправлюсь, никуда я от своего выздоровления не денусь. А каково было ему, когда он узнал, что больше не сможет ходить?
Я представить себя не могу на его месте. Да и не хочу. Мне становится страшно. Но, Ванька, погоди же! К черту “и...”!
- А у нас в саду клубника созрела. Держи. Это тебе.
Я вынула из пакета лоток с ягодами. Я сама их выбирала, из целого ведра. Ровные, крупные, краснобокие, одуряюще ароматные.
- О-о-о! – протянул Ванька.
- Ешь!
В жизни всегда найдется что-то упоительно сладкое.
Но тут появилась медсестра.
- Ваня, тебя врач ждет.
- Сейчас.
Он глянул на меня вопросительно, а я, беззаботно улыбаясь, проговорила:
- Чтобы все съел. Завтра приду и проверю.
Он тоже улыбнулся, но вовсе не беззаботно.
- А меня завтра здесь не будет. Выписывают.
Я только что встала со стула и тут же опять села.
- И ничего нельзя сделать?
- Не знаю, - пожал он плечами, стараясь показаться спокойным.
- Но ведь другие же вылечивались! Есть же какие-то способы! Все, что угодно, можно вылечить, - наверное, я увлеклась. – Нужно только захотеть!
- Я хочу, - совсем тихо произнес Ванька и посмотрел так, так... не знаю я, как выразить это словами.
- Я тоже хочу, - мой голос почему-то задрожал, а к горлу подступил комок.
Мы молча смотрели друг на друга. Не знаю, о чем думал Ванька, а я ни о чем не думала, не могла, еле сдерживала слезы.
Пожалуй, это тревожное мгновение слишком уж затянулось. Оно не было приятным, оно было пустым и безнадежным и могло тянуться бесконечно и бессмысленно.
- Ну, я полетела!
Я улыбнулась своим же словам. “Полетела” звучало слишком громко для моей прихрамывающей походки.
- Жду тебя в гости. Мама с папой будут очень рады.
Мы уже давно выяснили, что живем чуть ли не в соседних домах. Почему нас не угораздило познакомиться до того, как попасть в больницу?
- Я постараюсь, - пообещал Ванька.
- Не “постараюсь”, а “обязательно”. Не завтра, так послезавтра. А не то я сама к тебе припрусь. Пока!
Я растрепала его волосы, а он поймал мою руку, сжал пальцы.
- Ты приходи. Ладно?
- Приду, - Ванька усмехнулся.
И он действительно пришел, то есть приехал. Я бы, если честно, не решилась ехать одной на коляске, а он...
Плюхантий настороженно косился и невинно зевал, а у моих родителей не было печальных и жалостливых глаз. И все-таки вечером, когда мы остались одни, мама не выдержала и с вздохом произнесла:
- Как жалко мальчишку!
 
Постепенно хромота проходила, и я с радостью замечала, что уже хожу по земле легко и твердо.
Угораздило же меня сломать ногу в летние каникулы! Где бы, лежа в больнице, утешалась сознанием того, что пропускаю школу. И зря Вера нагородила, будто ей прохода не дают с расспросами о моем здоровье. Как ни странно, летом я своих одноклассников встречаю крайне редко. Может, поэтому я обрадовалась, услышав знакомый голос.
- Санька! – окликнул меня Глеб. – Жива-здорова! А мне уж наговорили.
Он с восторгом облапил меня и поцеловал.
Если вас обнимает и целует мой одноклассник Глеб, это абсолютно ничего не значит кроме того, что у него хорошее настроение. А хорошее настроение у него почти всегда, особенно в каникулы, и все свои чувства он выражает приблизительно одинаково. Поздравления, благодарность, радость встречи и печаль разлуки он воплощает в поцелуе. Даже по отношению к той девчонке, которая ему откровенно не нравится.
В обнимку мы дошли до подъезда, у дверей еще поболтали немножко, и, конечно же, Глеб поцеловал меня на прощание. Закрывая за собой дверь, я заметила, как среди домов мелькнула коляска. Ванька!
Лифт не работал, но я, словно ветер, домчалась до своей квартиры, только слегка запыхавшись, бросила сумку, потом сбежала по лестнице вниз. У подъезда никого не было.
Я подождала, но он не ехал. Может, я перепутала, не разглядела издалека? Я ждала целый вечер, я ждала весь следующий день.
- Сходи сама к нему. Тебе же гораздо легче, - посоветовали родители, и я пошла.
Дверь мне открыла его мама.
- Здравствуйте! – сказала я. – Я к Ване.
- Ты Саша? – уточнила она, и мне стало приятно оттого, что она обо мне уже наслышана.
- Он обо мне рассказывал? – на всякий случай поинтересовалась я.
- Да! – Ванькина мама улыбнулась в ответ. – Проходи! – А потом крикнула уже для него: - Ваня, к тебе Саша пришла!
Ванька встретил меня довольно прохладно, одарил мрачным взглядом.
- Ты куда пропал? – невинно спросила я.
И что услышала в ответ?
- Наверное, у тебя есть другие заботы, помимо меня.
Ванька презрительно усмехался, а голос его... голос его звучал резко и даже зло.
Да! Таким я его еще не видела. Поэтому в первые мгновенья опешила и возмутилась.
- Ты, мой милый, не заболел случаем?
Я положила руку ему на плечо, так, по-приятельски, ища примирения, но...
От “моего милого”, сказанного в шутку, Ванька брезгливо поморщился и жестко произнес:
- Убери руки.
Вот это да! Парень говорит девушке: “Убери руки!” Умеет же он сказать все парой слов.
- Значит, я не ошиблась. Это был ты, - наконец догадалась я. – Ты видел меня с Глебом. Ну!
И тут, конечно же, наступает самое подходящее время для старой истории, о которой никто не решается говорить вслух. Но, чудный мой Ванечка, я и без чужой подсказки прекрасно представляю, о чем ты подумал, когда увидел меня с этим любителем поцелуев. Все выглядело приблизительно так: “Она теперь здоровая, нормальная. Что ей теперь делать со мной, с таким ущербным, с калекой, который шагу не может ступить? Возить колясочку? Ахать заботливо? Смотреть, как бы чего ни случилось с бедненьким, беспомощным? Зачем я ей, когда кругом много нормальных, сильных, здоровых? Она мне кто? Мать? Сестра? Бабушка? Что за смысл ей возиться со мной? И не надо делать вид, будто я ей нужен, будто ее беспокоило мое отсутствие. И вообще ничего не надо делать исключительно из жалости к несчастному мальчику и чувства неудобства оттого, что непорядочно вот так просто все бросить и порвать. И ни к чему эта поддельная забота. И... убери руки!”
Ох, какая же я дура! Нужно было сходить к нему в тот же день. Или позвонить. Нет, именно сходить! Вот ведь чучело беззаботное! И что мне теперь делать?
Ванька прятал глаза.
Господи! Почему он-то это делал? Почему не я? Это мне должно быть стыдно и неловко. Но я, наоборот, приблизилась к нему.
Что там говорят? Главное в таких случаях – напор и неожиданность.
- Вань, ты что, ревнуешь?
Мой милый, мой замечательный Ванька! Он понял меня, понял, что в моем вопросе не было насмешки, не было презрения, не было недоумения. Он понял, и отвернулся. Но я заметила, как шевельнулись его губы.
Он сказал “да”! Он сказал “да”! Правда, правда! Я думаю, я не ошиблась. Потому и отвернулся.
- Вань! Давай я все объясню! – я почувствовала облегчение. – Ты будешь слушать? Ты мне поверишь? – и я рассказала ему про Глеба.
Он молчал. Я прошлась по комнате и наткнулась в углу на какие-то осколки.
- Это что? – спросила я, и он сразу догадался, о чем идет речь, и равнодушно разъяснил:
- Кубок.
- За что? За мотоцикл?
Наверное, мне следовало быть менее любопытной, но это позже легко представлять, как следовало себя вести.
- За велосипед, - невесело усмехнулся Ванька.
Вот ненормальный!
- Я серьезно.
- Я тоже. Слышала о таком – трековые гонки?
Так-так! Еще одна вещичка на моем счету. Конечно, не совсем на моем. Но, не будь меня, она бы, может, еще постояла какое-то время. Правда, боюсь, что недолго. Лично я, наверное, на его месте запустила бы ей в стену в первый же день, как только она попалась бы мне на глаза. После такого спорта, после таких скоростей, достигаемых исключительно невероятным усилием собственных ног, неподвижность и инвалидная коляска. Как страшно! Как страшно, Ванька!
- Сядь на диван!
- Зачем? – Ванька удивился.
- Хочу сесть рядом с тобой.
Ванька состроил рожу, но все-таки перебрался на диван. Я присела рядом, на ковер, положила руки ему на колени.
- Зря, - он посмотрел невесело, то ли на меня, то ли на свои ноги. – Они все равно ничего не чувствуют.
- Они-то, может, и не чувствуют, - я не собиралась смиряться. – Но ты-то чувствуешь!
Не могла я больше видеть его печальных и каких-то обреченных глаз. Я сделала бы что угодно, лишь бы он не оставался дольше таким. А он провел рукой по моим волосам, словно погладил собачку, и совсем странно проговорил:
- Ты похожа на кошку.
Ну, вот! Я ошиблась. Оказывается, он гладил кошку, а не собачку.
- На кошку, которая гуляет сама по себе. И ни за что заранее не определишь, куда она в следующую секунду приткнется.
Как началось! И как закончилось!
Я вскочила.
- Вот интересно! Ну, ты и завернул!
Ванька открыл было рот, но я опередила его.
- Не волнуйся. Я прекрасно поняла, что ты хотел сказать. Я хитрая, я притворщица, я капризная и люблю, чтобы все мои капризы выполнялись. А ты - очередной мой каприз.
Ты трус, Ванька! Ты хочешь сделать вид, будто между нами ничего не может быть? Но совсем не трудно угадать твое истинное желание.
Ты хочешь, чтобы я любила тебя, потому что сам втрескался в меня по самые ушки, но ты боишься: моя любовь продлится недолго, в конце концов мне надоест строить из себя благородную героиню, ты мне наскучишь, и я тихонько удалюсь в неизвестном направлении, и тогда будет гораздо хуже, гораздо больнее пережить очередное подтверждение своей неполноценности. Поэтому, самое лучшее – прекратить все отношения прямо сейчас. Ты так думаешь?
Но ты ведь позволил себе маленькое удовольствие – коснуться моих волос!
- Мне уйти? – спросила я и в поисках ответа заглянула ему прямо в лицо.
Я вовсе не собиралась уходить и, тем более, пугать Ваньку. Он понял. И теперь он должен был решить, сам, для себя, именно для себя, потому как я давно уже все решила. И он решил.
- Нет.
Я ничего не видящим взором рассматривала корешки книг за стеклом.
- Саша.
Я повернулась, я подошла, я забралась с коленями на диван. Я хотела близко видеть его. Но это оказалось не так-то просто - находиться близко и говорить то, что неудержимо рвалось с моего языка. И я зажмурилась.
- Вань, я люблю тебя.
Мои глаза распахнулись сами собой. Наверное, от решительности и удивления.
- Ты думай, что хочешь, но это так и есть. Это правда.
Я ни капли не смущалась и не боялась. Я села прямо, чтобы не видеть потрясенного Ванькиного лица. Я старалась вести себя тактично и воспитанно. А он взял меня за плечо и развернул к себе.
А потом... ну, потом... в общем, потом мы... поцеловались. И, немного придя в себя, я, набравшись наглости, спросила:
- Ты больше не будешь на меня дуться?
- От тебя зависит, - сумел сложить Ванька вполне умную и не слишком короткую фразу, хотя сейчас с трудом ориентировался в пространстве и в мыслях. Уж я-то знаю, потому что у меня самой кружилась голова.
- Нет, от тебя! – не согласилась я. – Если ты будешь меня любить, куда я денусь?
Мой Ванька! Мой замечательный, славный Ванька! Я сделаю все, что в моих силах. Я очень хочу, чтобы ты снова стал ходить. Господи! Почему же на нашей планете не растут сказочные цветики-семицветики? Ну, хотя бы с одним лепестком! Я бы весь мир обошла, только бы найти его. “Лети, лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг. Лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели”. Хочу, чтобы...
Так не бывает.
Я не давала покоя родителям, я расспрашивала их о знакомых, я даже к Верке приставала. Я боялась разговаривать только с Ваниной матерью. И однажды отец предложил съездить в больницу, поговорить с лечившим его врачом и узнать обо всем подробно.
Врач, конечно же, начал с того, что надежда есть – а когда ее не было! – что он не исключает такой возможности, и прочее, и прочее. Наверное, каждого врача учат говорить эти слова еще во время учебы в институте. От них вера в чудо разгорается с невероятной силой, но...
Ваньке необходимы какие-то жутко специальные, высокопрофессиональные операции, а их в нашем городе - увы! и еще раз, увы! – не делают. Конечно, в Москве есть специализированная клиника, есть Центр при госпитале Бурденко, и реабилитационное отделение. Но еще там есть огромные очереди, длинною в несколько лет. А, главное, на это требуются немалые деньги. Так что, дорогие родственники (хи-хи, “родственники”!), все в ваших руках.
А Ванькина мама боится, вдруг что-нибудь случится. Я ловлю ее встревоженный, умоляющий взгляд и чувствую, как вот-вот сорвутся с ее губ слова: “Сашенька, миленькая, только не бросай его! Ради всего святого. Ради его и моей жизни. А иначе он...” Ванька, до чего ты довел свою мать!
Я долго готовилась к этому разговору, я не представляла, как его начать, и начала неожиданно для самой себя, прямо, без вступлений.
- Вань! Ты можешь мне сказать честно? Ты думал когда-нибудь что-нибудь сотворить с собой?
Он сделал вид, что ни капли не удивлен и не потрясен, он равнодушно пожал плечами.
- Дурак! – с досадой произнесла я. – Но почему?
И зачем я спрашивала! Разве мне приходилось долго мучиться, размышляя над тем, что происходит с Ванькой? Об этом уже сто раз рассказано, раскрашено, расписано в книгах, газетах, журналах, по телевизору, и каждый делает вид, будто знает, о чем он думает, что он чувствует, что он скажет, сейчас, сегодня, завтра. Ситуация, разобранная вдоль и поперек, изученная глубоко и досконально, проанализированная врачами, психологами и еще множеством всяких посторонних людей. И до сих пор существующая?
Отчего птицу, не умеющую летать, перестают считать птицей? Отчего пристреливают лошадь, сломавшую ноги? Отчего человеческая жизнь становится невыносимым грузом? Оттого, что жизнь – это не только сознание, это еще и чувства, еще и движение? Оттого, что нельзя быть только наполовину живым.
Мой вопрос вряд ли требовал ответа, все и так казалось явным, но Ванька твердо посмотрел мне в глаза и спокойно произнес:
- А зачем? И себе, и другим в тягость.
- Скажи еще: “Кому я нужен?” Скотина бессердечная! О ком ты думаешь? О себе? А о родителях? Что станет с твоей матерью? А обо мне? Или я ничего не значу? Ну, поплачет девочка, потом успокоится, найдет себе другого, еще и рада будет. Да?
Он отказывался меня слушать, его даже раздражали мои благочестивые вопли, и я перестала восклицать.
- Ванька, глупый! – я вдруг представила, что его больше нет. – Если с тобой что-нибудь случится, если только случится... я не знаю, что с собой сделаю.
Он снисходительно смотрел на меня и молчал.
- Ты мне не веришь? Ты мне не веришь?
Я скользнула взглядом по комнате. Холодный металлический блеск резанул мне глаза.
Я схватила со стола скальпель, которым недавно беззаботно точила карандаши, и с размаху провела по напряженной руке.
Я не почувствовала боли, я не услышала протестующего Ванькиного крика. Я испугалась. Кровь темным, горячим потоком хлынула из раны, и я не могла оторвать взгляда от закипающей краской руки. А я не выношу вида крови.
Красный туман начал застилать мои глаза, и я тихо опустилась на пол.
 
Я очнулась от мерзкого запаха нашатыря. Он разрывал ноздри и жгучей волной проникал внутрь меня. Я хотела оттолкнуть его, но мою руку удерживали.
О, этот ужасный запах! Он, наверное, мог бы поднять меня с предсмертного ложа. Он вернул сознание, и тут же рука загорелась от резкой, пульсирующей боли. Боль текла по моим жилам вместе с кровью, пыталась вырваться наружу, и, еще ничего не понимая, я попыталась сорвать повязку, туго стягивающую предплечье, но опять кто-то удержал мою руку.
Красный туман постепенно рассеялся, и я увидела бледные, испуганные лица родителей, вытаращенные глаза Плюхантия и сидящего рядом Ваньку в рубашке, залитой моей кровью.
- Дура, - прошептал он мне очень тихо, так, чтобы не слышали родители, а им успокаивающим голоском объявил: - Все в порядке. Не надо никакой “скорой помощи”. От случайных царапин еще никто не умирал.
Он уже успел натрепать моим родителям, что я неудачно убирала скальпель в стакан и обрезалась. Но кровищи налилось предостаточно, и это до смерти напугало моих отца и мать.
- Съездит в травмопункт. Там наложат шов. И никаких проблем!
Все-таки ужасно неблагодарное и свинское занятие – самоубийство. Я совершенно не хотела умирать, а наделала столько переполоху.
- Ну? – резко произнес Ванька, улучив момент, когда мы остались одни. – Показала мне, что будет происходить над моим несчастным трупом?
Я постаралась улыбнуться. Ванька кивнул на свое кресло.
- Думаешь, мне легко скакать по комнате!
А говорил, что больше не сможет ходить! Скакал же, ради меня!
- Теперь я обязана тебе жизнью, - радостно произнесла я и вздохнула. – Ваня, прости меня!
- Проси прощения у своих родителей.
Ох, как он осуждал меня!
- Но они же думают, что я случайно обрезалась.
У меня кружилась голова, и, если не считать тупой боли в руке, я чувствовала себя легкой и свободной. Кровь притягивает человека к земле. А стало ее немного меньше, и уже кажется, что можешь взлететь. А если бы ее совсем не было?
- Ты ненормальная! – вернул меня к действительности Ванька.
Я недовольно отмахнулась от его слов. Как хорошо быть легкой! И дышится по-особенному, и сердце стучит как-то не так. Ах, если бы еще не слабость! Я блаженно улыбнулась.
Ванька усмехнулся и сунул мне под нос нашатырь.
Ну разве так можно!
- Какая гадость! – я оттолкнула его руку.
А потом мне жутко захотелось есть, и мы все вместе сели ужинать.
- Вань, останься у нас сегодня! – попросила я.
Папа подавился и закашлялся, Ванька критически качнул головой и ехидно заметил:
- Тебе вредны кровопускания.
- Ну, пожалуйста! – взмолилась я. - Устроишься на диване. Там все равно никого нет.
- Так пусть хоть что-то будет. Да?
Он кого угодно из терпения выведет.
- Мам! Ну, скажи ему!
Мама, естественно, не ожидала подобных оборотов, а уж тем более того, что за поддержкой я обращусь к ней, но с самого начала держала себя в руках.
- А что, Ваня, - улыбнулась она, - уже поздно, да и рубашка твоя еще не просохла.
- Ну, нет! – упрямо сопротивлялся Ванька. – А как же дома?
До чего же человек любит ломаться. Уж если моя мама согласна, ему-то зачем возражать? Его что-то пугает? Я могу пообещать, что обижать его не стану, даже близко не подойду. А домой очень легко позвонить.
- Пожалуйста!
- Сашка, перестань!
Ах, так!
Я, недолго думая, взяла со стола нож, демонстративно проверила остроту лезвия. В насмешливых глазах мелькнул испуг.
- Ты ведь останешься, правда? – я победно посмотрела на Ваньку и потянулась за батоном.
Он звонил матери и рассказывал ей, что я себя плохо чувствую, и в таком состоянии со мной трудно поладить, а, тем более, договориться, и тому подобную ерунду. Я, между прочим, не обижалась.
Потом я долго ворочалась с боку на бок, никак не могла уснуть. Наверное, от сознания того, что Ванька находится совсем близко, за стеной, и я могу подойти к нему в любую минуту. А еще было интересно, о чем он сейчас думает, и зачем я уговорила его остаться, и почему он все-таки согласился, он ведь не поверил, что я опять начну вскрывать вены. Я не выдержала и тихонько прокралась в соседнюю комнату.
Я вошла и сразу встретила взгляд его ясных глаз.
- Не спится? – поинтересовался он шепотом.
- Конечно, нет.
- И мне, - признался он. – Эти твои бредовые идеи! А я, дубина, поддался. Чувствую себя... как не знаю кто. Еще ты тут бродишь! – Ванька сел. – Ты чего пришла?
- На тебя посмотреть, - сердито пробормотала я. – Можно?
- Можно.
Я скромно присела на краешек дивана.
- Посмотрела?
- Угу.
Поперек его груди тянулся широкий темный шрам.
- Что это?
Рука сама потянулась к нему. Я только осторожно дотронулась, а Ванька подскочил, как ужаленный. И вовсе не от боли.
- Это все то же, - он отодвинул мою ладонь, но не отпустил ее, тихо стиснул пальцами. – Меня собирали по частям, не надеялись, что выживу. А я зачем-то выжил, - и вдруг улыбнулся уголком рта. – Наверное потому, что еще должен был встретить тебя.
Copyright: Эльвира Смелик, 2012
Свидетельство о публикации №274709
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 18.01.2012 12:22

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта