5

 

В общем, жизненные дорожки наших героев разбегались в разные стороны, и не было никакой возможности нарушить законы... чего? Математики? Если верить господину Лобачевскому, все-таки две параллельные прямые где-то там в невероятно далекой перспективе могут и пересечься? Только госпожа Судьба чихать хотела на всякие законы высоколобых теоретиков типа Лобачевского да Эйнштейна. Надоело ей смотреть, как маются два хороших человека. Взяла она их за шкирку и столкнула – брутально, совсем не интеллигентно. Словом, потеряла терпение.

 

Однажды Лиля брела вечером по безлюдной аллее, как всегда, глядя себе под ноги. Возвращалась от подружки Вали, той, что несколько лет назад советовала ей составить список знакомых мальчиков на предмет их охмурения. Девочки все еще дружили и встречались на женских посиделках по очереди у каждой. Сегодня их принимала Валя. Она вышла замуж за своего соседа, родила девочку. С мужем темпераментно выясняли отношения по три раза на день.

 

Другие две подружки тоже почти устроились. Нина, любительница уличных знакомств, подцепила своего мужа в больнице, куда угодила с воспалением легких. Он там проходил практику, будучи студентом мединститута. И она стала мамой через полтора года.

 

Маринка, хоть и бросила бальные танцы, но именно потому, что жила, как сейчас модно, в гражданском браке и ждала ребенка. Кстати, от своего партнера по танцам. Все три девочки дружили, советы давали с энтузиазмом, но прямо противоположные прежним. Нина не советовала знакомиться на улице, Валентина говорила:

– Знакомые только кажутся знакомыми. А потом выясняешь, что лучше на улице подцепить чужого, рискнуть. Вон как Нина. Повезло же.

– А я не на улице подцепила своего, забыла? – слегка обижалась Нина.

 

И Марина подключалась:

– Лилёк, не тяни, напрягись. Что ты все под ноги себе смотришь? Оглянись вокруг! Я вчера такого мужичка в нашем магазине встретила, что даже своего танцора на минуту забыла. И как пялился!

– На пузо твое? Забываешься, подруга, – усмехалась взрослая Валентина.

В таком духе – совершенно безответственном – они и сегодня подгоняли свою одинокую подругу к решительным действиям.

 

Лиля вечером видела плохо, хоть и старалась рассмотреть каждый камешек под ногами. В слабом свете фонарей (горели через два на третий) крупная галька, подготовленная для завтрашних дорожных работ, таила опасность для человеческих ног. «Надо перейти ближе к домам. Куда это я влезла?» – подумала Лиля и сделала решительный шаг в нужном направлении. Всего один. Больше не успела. Подвернутая нога отказывалась шагать ни влево, ни направо.

 

Кое-как на одной ноге добравшись до высокого пенька со свежим срубом, Лиля присела на него и застыла. Боль в лодыжке при малейшем движении была такой, что хотелось плакать.

«И что теперь делать?» – подумала Лиля, оглядываясь во все стороны в поисках людей. Их не было, словно все в городе дружно легли спать в одиннадцать вечера.

 

Вот когда она пожалела, что не имеет мобилки. Правда, девочки обещали подарить на день рождения. Но не будет же она сидеть тут еще полтора месяца!

Вдали показалась мужская фигура, и Лиля напряглась. Она не была ни трусихой, ни паникершей, хотя слухи о маньяках, то и дело возникающие в городе, бродили в народе постоянно. Нет, Лиля просто не умела звать на помощь.

 

Мужчина оказался спортивного сложения, немного выше среднего роста, в коротком пальто черного цвета, благородно приталенном, наподобие сюртука. Такие вошли в моду недавно, но их носили пока лишь те, кто ножками своими не топает по ночным улицам, а ездит исключительно в иномарках. Так себе представляла Лиля эту породу людей, среди которых у нее знакомых не водилось. А потому она струсила и просто затаилась на своем пенечке. Пусть себе идет, она кого-то другого окликнет, кто попроще.

 

Господин в красивом пальто прошел мимо – подбородок чуть приподнят, голова с проседью в темных волосах, но лицо не стариковское. В сторону Лили и не глянул.

И тут она запаниковала. Что ж, ей так и сидеть тут до утра, в темноте?

– Товарищ! – жалобно позвала она. – Товарищ!

Товарищ на это гордое слово не отозвался, пошел себе дальше. Лиля уже с отчаянием повторила клич:

– Эй, гражданин!

 

Получилось так жалобно, что гражданин придержал шаг, потом обернулся:

– Вы меня?

– Помогите, пожалуйста!

Голос у Лили дрогнул, и господин (а это был, как вы догадались, Юлий Александрович) пошел на этот дрожащий голосок.

– Что-то случилось?

– Да, – шепнула почему-то Лиля, готовая заплакать от стыда. – Я ногу... подвернула, встать не могу. Мне бы добраться до того дома. – Она махнула рукой куда-то вперед.

 

– Идти совсем не можете?

– Могу. На одной ножке.

Юлий подошел вплотную, внимательно оглядел Лилю, словно хотел убедиться, что она не бомжиха или проститутка, или алкоголичка, имеет право на помощь.

 

– Ладно, – сказал в своей суховатой манере. – Вставайте на здоровую ногу и держитесь за меня. – Он подставил локоть. – Ну, опирайтесь на мою руку.

Лиля, стараясь не охать от боли, подчинилась. Пришлось повиснуть на его локте.

– Так, пошли. Показывайте ваш дом.

– Вон тот, четырехэтажный, на углу.

Она сделала два шага и застонала от боли.

 

Ее проводник остановился, вытащил мобильник из нагрудного кармана.

– Называйте номер телефона. Пусть ваши родители вызывают «скорую». Вам нужно в больницу. Отвезут, снимок сделают. Это может оказаться переломом.

 

Каждая его фраза – короткая, деловая, без эмоций – загоняла бедную Лилю в ее природную застенчивость, которая мешала вступать в диалог. Но пришлось признаться:

– Родителей нет, телефона тоже.

– Значит, я с мобилки вызываю.

– Не надо! Не надо «скорую»! – испугалась Лиля. – Пройдет до утра. Мне на работу, у меня завтра репетиция к утреннику! Вам некогда? Тогда... тогда оставьте меня здесь, я как-нибудь... сама доберусь.

– Глупостей не говорите. Как это – оставить здесь? Ладно, вперед. Что-нибудь придумаем.

 

Она подпрыгивала смешно, как ребенок, который играет в «классики», и устала быстро, так что захотелось сесть прямо на землю.

Юлий это почувствовал. «Ну вот, – подумал с досадой, – влип. Теперь что делать? На руках тащить? Девица, правда, на вид субтильная, но... как это будет со стороны выглядеть? Часто народ видит на улице такую картинку: пожилой мужчина тащит на руках девочку лет...»

 

Он покосился на Лилю, гадая, сколько ей может быть лет. На вид вроде не больше двадцати. Правда, на пустынной улице смеяться над ним было некому. Но и быть смешным в собственных глазах тоже не хотелось.

– Потерпите? Вы в девятом номере живете?

– Да, – шепнула Лиля, чувствуя нарастающую боль в лодыжке.

Она не успела удивиться, откуда этот незнакомец знает номер ее дома. А просто они только что прошли мимо дома Юлия, и тот с досадой оглянулся на него.

 

Дернул же его черт в кои-то веки согласиться на свиданье с Владькой, одноклассником, которого встретил вчера на улице! Тот и уговорил прийти в гости. А весна, что надвигалась на город и звала на улицу из дома, подтолкнула. Ну, пришел, немножко выпили, поболтали о прошлом. Вернее, болтал не он, а быстро захмелевший Владька, который к тому же перешел на жалобы: жена от него ушла. Юлий слушал, смотрел на бывшего отличника и спортсмена, а сейчас пузатого и плешивого раньше срока дядьку, не узнавал и думал без особого сочувствия: «И я бы от тебя ушел».

 

Пришлось потом тащить одноклассника до кровати и кое-как пристроить там... Даже из любви к аккуратности снял еще с него туфли...

– Вы на каком этаже живете?

– На втором. Не бойтесь, меня сосед проводит. Мне бы только до входной двери добраться. Я соседа с первого этажа вызову... В окошко постучу...

Солидный дом уже дремал, судя по малому количеству светящихся окон.

– Ой, они спят, – сказала Лиля возле входной двери.

 

Дверь, тоже солидная, открывалась без всякого кода.

– Домофон сломался, – зачем-то извинилась Лиля за чужой непорядок.

Слава Богу, хоть лампочки освещали лестницу.

– Держитесь, – скомандовал Юлий и вдруг одним движением подхватил Лилю на руки.

 

Та испуганно ойкнула и тут же обхватила шею Юлия.

Все-таки она была женщиной! Даже в момент неловкости и боли учуяла сложный и приятный запах, исходивший от одежды и волос своего спасителя. Запах мужчины, который не мазюкается дешевым кремом «после бритья», как делал ее Сережа, которому было все равно, чем мазаться. И ей не разрешал на свой вкус покупать всю эту мужскую косметику, и сам не разбирался в ней.

 

А к запахам Лиля относилась с душою. Одни вызывали у нее нежность, другие непонятно волновали, третьи раздражали, а от иных поташнивало. Этот же, которым пахнул незнакомец, именно волновал, хотя никаких ассоциаций не вызывал.

 

Опустив ее на коврик у двери, Юлий подождал, пока Лиля вытащит из сумочки ключ. Почему-то она рылась долго и сильно нервничала. А он смотрел на нее в профиль, придерживая за локоть и невольно отмечая про себя: «Славная девочка. Хорошее личико. Волнуется».

И впервые не пожалел, что спас ее от неприятностей. Теперь надо, конечно же, позвонить в «скорую»...

Больше эта мысль досады не вызывала.

 

Несмотря на солидный вид дома, построенного во времена, когда еще не сильно скупились на метраж, квартира оказалась маленькой. Она была лишь частью бывшей огромной квартиры, и, наверное, лучшая досталась соседям. Чистота и особый уют выдавали склонность хозяйки не только к аккуратности – у нее было свое понимание красоты. Здесь не было искусственных цветов и прочих женских штучек, зато со стен на гостя смотрели портреты Ахматовой, Лермонтова и Сент-Экзюпери.

 

Конечно, сию благородную компанию Юлий заметил не сразу, а после того как помог Лиле снять плащ и усадил ее на диван: просто огляделся вокруг в растерянности перед дальнейшими действиями.

И вот именно эти лица смягчили его сердце. Ахматову он не особенно любил, Лермонтову предпочитал Пушкина, но Экзюпери был его тайным любимцем. К сказке «Маленький принц» даже пытался делать рисунки.

 

– Вас как зовут? – спросил тоном взрослого дяди.

– Лиля. А вас?

– Юлий Александрович. И вы будете меня слушаться.

Она кивнула так по-детски покорно, что и Юлий улыбнулся.

– Вам сколько лет, Лиля?

– Тридцать два.

Он так и сел на диван, почти рядом.

 

– Ничего себе! Значит... – он даже растерялся, сообразив, что его изумление для женщины может звучать обидно. – Значит, так: если у вас никого нет... близких, так я понимаю, то ...

– Есть! Подруги! Они приедут, я их позову. Есть еще... соседка.

– Ну, давайте соседку позовем. Одну я вас не оставлю.

Лиля колебалась: Наташа была жаворонком. Будить ее не хотелось. Подружки... Это только кажется, что их можно срывать с места в такое время. У каждого свои семьи.

 

– Да вы идите, идите, я сама! Вот немного... посижу.

– Ясно. Показывайте ногу!

Легко сказать – показывайте, когда на тебе брюки, а под ними колготки...

– Послушайте, Лиля. Я был женат, я знаю все ваши... женские заморочки. – Он замялся, чем вогнал Лилю в краску. – Словом, я знаю, что женщины носят чулки или колготки. Я отвернусь, вы хотя бы снимите брюки, и я осмотрю ногу.

 

Она так боялась обидеть Юлия Александровича, что согласно закивала. Он отвернулся, она тихо завозилась и вдруг застонала. Юлий живо повернулся к ней лицом, приказал:

– Сидите! Я помогу! Так, на бочок чуть-чуть...

Кое-как вместе стянули брюки. Пока в две руки стягивали колготки, Лиля чуть не потеряла сознание от стыда.

 

– Не мешайте! Как можно снять только с одной ноги? Это же не чулки! – уже вовсю раскомандовался Юлик, сообразив, что эта худенькая женщина, похожая на девочку, боится его рассердить.

Лодыжка успела сильно опухнуть и даже посинеть.

– Сидите смирно! Компресс сооружу. Вам сейчас холод необходим, а потом...

Он кинулся в ванную, содрал маленькое полотенце с крючка, смочил его под холодной струей, выжал.

 

Накладывая компресс, вдруг испытал странное удовольствие от своей неожиданной миссии. Стройная девичья ножка, пусть и опухшая, в его руках дрожала то ли от холода, то ли от боли, а хозяйка этой ножки пыталась прикрыть другую диванной подушкой, да еще и норовила уползти в сторону.

Юлий набрал номер «скорой» по мобильнику, сердито сдвинув брови, когда Лиля запротестовала. Продиктовал адрес. Поискал глазами, нашел покрывало на кресле, накинул на голые Лилины ноги, утешил:

– Не бойтесь. Они, если поймут сразу, что это просто ушиб, тут же уедут. А если что-то серьезнее... Я поеду с вами.

И сам себе подивился: ничего себе решение!

 

6

 

Лиля, не привыкшая к таким подарочкам судьбы, не могла никак сориентироваться в его истинной ценности. А потому вела себя, как деревенская дурочка в дворянских хоромах. Хоромы, правда, были ее собственные, далеко не дворянские, но вот сильно оробела она в обществе этого блестящего (на ее взгляд) чужака. В каждом его движении чувствовалась порода – незнакомая, а значит – пугающая дальнейшей непредсказуемостью поведения. Он может развернуться и уйти или – наоборот – схватить ее на руки, как истинный джентльмен. А она уже не хотела ни того, ни другого. Вот бы он сел тихо в сторонке и дал ей время сосредоточиться...

 

Не дал – не успел: приехала «скорая». Сердитый дядька, по-бабьи шумный, выразил сначала недовольство по поводу вызова:

– Нельзя было такси поймать?

Но тут глянул на Юлия – и увял.

– Одевайте вашу жену, осторожненько... Ножки спустим сюда...

Лиля не успела сообразить, что произошло. Откуда это внезапное смирение?

 

Она уже хотела внести поправку по поводу жены – а вдруг Юлий Александрович рассердится? Но тот не дал ей рот открыть – привык командовать у себя на кафедре:

– Не суетись. Если что-то забудем, то вернемся. Двинули.

 

В длинном коридоре травматологии покалеченный народ покорно постанывал в ожидании своей очереди. И откуда их столько взялось в нетравматический период, было неясно. Словно приползли сюда со всего города. И присесть было негде. Юлий Александрович куда-то исчез и появился с двумя стульями. Сели. Очередь, слава Богу, продвигалась быстро. Кого на снимок посылали, кого сразу домой, кому гипс накладывали, кого-то щупали, кого-то описывали в карточке. Работали в четыре руки. У Лили определили ушиб с растяжением связок. Наложили тугую повязку, прописали покой и какие-то мази, компрессы. Лиля плохо соображала от волнения. Юлий взял на себя роль слушателя и исполнителя.

 

Что творилось в душе у Лили – легко читалось на ее физиономии. Что происходило в душе Юлия...

А с ним было вот что. Им владело странное чувство удовлетворения от собственного глупого поступка. Ну, кто его заставлял оглядываться на этот голос с пенька, где могла сидеть пьянь в женском облике? Мало их расплодилось? Ну, кто его подрядил тащить незнакомую девицу в больницу? Чтобы потом – что?

 

За долгие годы одиночества он отвык заботиться о ком-то. Кафедральные хлопоты – дело другое. Там он мог переложить на плечи лаборантов или младших научных сотрудников неудобные, нелюбимые дела. Там всегда кто-то был на подхвате у шефа. А здесь?

 

По всем законам развития именно его характера, Юлия Александровича, он должен был отступиться на ранней стадии ситуации. У него бы хватило ума свалить на других неожиданную ношу – на ту же соседку, например. Что из того, что было поздно? Какая соседка откажется помочь одинокой девушке в беде?

 

И вот сидит Юлий Александрович возле врача и кивает в ответ на бодрые советы эскулапа ногу щадить, компресс на ночь... Запишите рецепт! Вашей жене завтра надо вызвать участкового врача, а тот переведет к хирургу, а тот даст больничный. Вот вам снимок...

 

А якобы жена притихла рядом, и только на тонкой коже щек горит румянец, да глаза опущены: прямо девочка покорная, а не жена! И где таких достают в наше время? Откопал же, смотри! Симпатичная, голубоглазая, немножко похожая на ангела с высокой температурой...

 

... Такси подогнали под самую входную дверь. На второй этаж Юлий снова пёр свою странную ношу на руках. И только потом, когда опустил ее на диван, а сам сел напротив, на стул, вопрос «а что теперь?» отразился на лицах наших героев одновременно.

– Вы не волнуйтесь за меня, идите домой, извините за беспокойство, я тут сама, я сейчас спать лягу, а вы идите, идите, спасибо вам огромное, что бы я без вас... – залепетала Лиля почти без знаков препинания.

 

И тут натолкнулась на взгляд, полный нежности и удивления. Юлий увидел девушку глазами... художника. Да это же ...Аленушка из сказки про братца-козленочка... Не хватает только косы русой да платочка на голове, да еще братца. Похоже, нет у нее даже сестрицы! Или это андерсеновская Герда, снявшая шапочку и распустившая волосы по плечам... Грустные глаза, осунувшееся личико, теперь побледневшее... Какая-то недокормленная Аленушка... Или Герда, уставшая от странствий в поисках Кая. Словом, сказочный персонаж в современной одежке.

 

– Что вы так... смотрите?

Он улыбнулся, хмыкнул:

– Да ничего... Я уйду, не тревожьтесь. Но сначала я вас... накормлю. Вы когда ели последний раз?

– Я не хочу есть! Вы на часы посмотрите! Завтра же на работу! Уже поздно!

– Вам нечего торопиться. Не будете же вы скакать на свою работу на одной ножке? Костылей - то нету, а?

– У меня репетиция завтра, я должна...

– Ничего вы не должны! Скажете, куда позвонить, я это сделаю. А соседка пусть вызовет участкового врача. Вы слышали, что врач сказал? Осложнений хотите?

 

Он таки напоил ее чаем, соорудив бутерброд с колбасой, пока она снимала с себя одежду и переодевалась в халатик. Он и себе налил чаю – без ничего, заявив, что сытно поужинал у друга.

– А пустовато у вас в холодильнике. Уж извините, пришлось заглянуть. Вы чем питаетесь? Воздухом? То-то смотрю – взлетите скоро... с такой фигурой.

– Я и взлетела, – улыбнулась Лиля, откусывая от своего бутерброда.

 

– Сейчас мы напишем вашей соседке записку и сунем в дверь, – деловито сказал Юлий. – А завтра я вам костыли раздобуду. Или палочку. Ну, допрыгаете до двери, чтобы закрыть за мною?

– А там ... вы просто захлопните.

Он шел до своего дома легким шагом и напевал – без единой мысли в голове: ни о том, что сейчас два часа ночи, ни о том, что костыли раздобыть – тоже проблема, ни о том, что он взвалил на себя странные обязательства...

 

А Лиля, возбужденная всем случившимся, не могла уснуть почти до утра. Все перебирала в памяти каждый этап – от момента, когда уселась на пенек, до хлопанья двери за Юлием Александровичем. Если бы он ушел без всяких обещаний (раздобыть костыли), она бы уснула раньше. А так... вдруг стала строить планы на завтрашний день, рисовать картинки всякие... И не было в тех картинках ни детского садика, ни подруг, ни бывшего мужа или соседей...

 

А когда наконец-то уснула, то попала в сказку – уже привычный для себя жанр. И там она искала Кая, не подозревая, что именно этот герой сегодня ночью блуждал во сне и у Юлия – только он искал свою Герду.

А еще говорят презрительно, когда не верят: «Все это сказочки»! Нет, господа, не надо презирать этот жанр! Иногда он правит бал среди ежедневного мусора нашей жизни.

 

На кафедру Юлий Александрович впервые пришел с небольшим опозданием. Обычно, если у него была первая лента, он приходил за час до нее. И в этот день, когда у шефа по расписанию была первая лента, все старались не опаздывать. А тут – все уже в сборе, звонок звенит, а он – только на пороге!

Улыбнулся – виновато (странно!), сказал «здрасьте» – совсем по-студенчески, кинулся к вешалке снимать пальто, потом к своему столу – что-то взял из ящика. Из комнаты вылетел. Коллеги смотрели ему вслед обескураженно. В них пробудилось коллективное чутье: у шефа что-то стряслось, но хорошее. А вдруг – влюбился?

 

Конечно, эта догадка первой пришла в женские головы, хотя у мужчин тоже мелькнуло нечто похожее: «Баба появилась?»

После первой пары шеф удивил всех вопросом:

– Товарищи, у кого из вас есть костыли?

Все стали рыться в памяти, желая угодить Юлию Александровичу (он хоть зануда, но не сволочь), выискивая костыли у знакомых и родственников.

Увы, ни у кого костылей в хозяйстве не оказалось.

– Ладно, поищем в магазине. Или в аптеке?

 

Теперь со всех сторон сыпались подсказки, куда лучше идти за костылями.

Остановились на магазине «Медтехника».

– А где он? – спросил Юлий. – Не подскажете?

И снова со всех сторон обрушились на Юлия советы, как лучше проехать на проспект Кирова.

– У вас кто-то ногу сломал? – наконец прозвучал самый трезвый вопрос. Ведь шеф был целенький.

 

– Да, одна... девушка. Моя знакомая. – И добавил совсем уже некстати: – Хорошая.

Всем и так было ясно, что ради плохой знакомой девушки никто не станет напрягаться.

– А давайте я съезжу, Юлий Александрович! – радостно предложила лаборантка Леночка, но ее живо потеснила Инна Михайловна, исполняющая обязанности личного секретаря шефа:

– Лена, у тебя работы сегодня много, на кафедре надо порядок навести, пыли полно!

 

Инна Михайловна была из тех институтских дам, которым нет цены, ибо они все знают. Чужие секреты просто кидаются в их объятья, требуя немедленного рассекречивания. А потому для подобных особ не существует чужого пространства. Как остроумно заметил один из аспирантов кафедры, «грибница Инны Михайловны охватывает зону всего института и норовит выйти за его пределы».

 

Существование под боком такого загадочного существа как Юлий Александрович, подрывало ее авторитет всезнающей женщины. Она ничего не могла разнюхать из биографии шефа, кроме общеизвестных фактов, зафиксированных в его личном деле. Хотя в отделе кадров у нее тоже имелся свой человек.

– Вы мне только скажите, на какой рост эти самые... костыли? Я присмотрю и вам из магазина позвоню! Она у вас девушка высокая?

 

Юлий поспешно отверг предложение:

– Спасибо, я сам съезжу после лекции.

– Но у вас сегодня три ленты! А я... Юлий Александрович, да я быстренько туда и назад смотаюсь! Какое беспокойство?! Я только рада, что вам понадобились костыли!

Кто-то хихикнул, а Леночка наигранно удивилась:

– Ой, Инна Михайловна, вы рады, что у Юлия Александровича случилось горе?

– Какое горе? – поморщился Юлий Александрович.– Так, все остаются на местах! Я – сам!

 

И вышел с явной досадой на лице. А женщины уставились друг на друга – Леночка злорадно, а Инна Михайловна сердито.

– Что, прошипела она, – отомстила? Хотела прогуляться, а не получилось?

– Это у вас не получилось разнюхать, какого роста девица у нашего шефа!

И тут Судьба словно опомнилась – пошла делать Юлию Александровичу мелкие пакости. Сначала позвонили из научной части, чтобы сообщить о срочном заседании всех заведующих кафедрами. Пришлось ему обращаться к Инне с просьбой съездить все-таки в магазин за костылями.

 

Потом обнаружилось, что он, такой всегда дисциплинированный, забыл дома бумажник! Боже мой! Он – и забыл! Значит, в таких расхристанных чувствах уходил на работу? Теперь что получается: надо брать взаймы? Или отложить покупку на завтра? Но завтра у него ученый совет!

Пришлось признаться в забывчивости Инне Михайловне. Та бурно обрадовалась:

– Господи, какая ерунда! С кем не бывает! У нас тут все друг у дружки стреляют, то десятку, то...

 

Она вовремя (или не вовремя?) прикусила язычок, взглянув на шефа.

– Я куплю, завтра отдадите! У меня сегодня куча лишних денег!

Настроение у Юлия Александровича стало медленно оседать – до привычного состояния легкой хандры.

 

Конечно, можно бы и точнее определить тот настрой, в котором находился Юлий последние года три, если не больше. Но кто будет заниматься такой неблагодарной работой? Разве кому-то удавалось поставить верный диагноз собственным душевным недугам? Тоска, хандра, скука, чувство неполноценности (на пустом месте), разочарование в друзьях, нравственных ценностях вообще, в молодом поколении, с которым вынужден сталкиваться, – все это меняется местами, смешивается, распадается, уходит и возвращается и никак не поддается трезвому анализу, если кто-то и пытается такой анализ осуществить.

 

Если бы у Юлия Александровича не было отдушины – любимой работы (все-таки любимой!), а еще тайного хобби, он бы ушел в пьянство, как это делают братья-славяне на всей территории бывшего Союза, когда душа чего-то требует, болит, а другого лекарства не имеется.

 

Юлий, как говорится, брал себя в руки, настроение в целом контролировал, других в свои переживания не втягивал. Переживания, конечно, были. Он не копался в них с тем мазохизмом, которым страдают художественные натуры. Он просто понимал, что его беда в одиночестве, но не понимал другого: одиночество можно сломать насильно. Нельзя ждать, когда оно тебя подомнет и уложит на лопатки. Надо из него бежать – вопреки устоявшимся представлениям, что дружба и любовь – даны свыше, и насильно мил не будешь.

 

Короче говоря – героем нашим все-таки владела душевная лень. Вот такой парадокс: сильнее лени нет ничего. Она движет поступками, хотя и кажется, что лень – это нечто аморфное, категория непостоянная.

 

Продолжение следует