СЛОВО ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ПРОКУРОРУ АНДРЕЮ ЖЕЛЬЧИЦУ Кровь паладинов. Автор Мария Гринберг -------------------------------------- Высокий Суд. Господа Присяжные. Уважаемый подсудимый. Может ли, должен ли тронуть современного читателя сюжет, в котором речь идёт о самопожертвовании героя для спасения других? Думаю, что да. В Равенсбрюке Е.Ю. Кузьмина-Караваева (мать Мария), по рассказам, пошла в газовую камеру вместо другой заключенной – молодой женщины. Это вклинилось в память многих, даже из послевоенного поколения. Повесть «А зори здесь тихие…», автор Б. Васильев. Боец Женя уводила немцев подальше от раненой подруги, переключив на себя их внимание. Было написано где-то, как тщательно подбирали песню, которую напевает девушка Женя в одноименном фильме: чуть ли не от гимна комсомола начинали, но закончили простой лирической песенкой, чтобы было более достоверно, чтобы не морщился зритель. А если это самопожертвование во имя спасения детей? Тому множество и реальных, и литературных примеров. Януш Корчак, который не бросил воспитанников в Варшавском гетто, хотя мог и уехать, а потом до последней минуты был с детьми в Треблинке и вместе с ними пошёл в газовую камеру. Роман «Щит и меч» В. Кожевникова. Сцена в концлагере, где детишки показывают свои клейма-номера на руках, и девочка тихим голоском объясняет приезжей комиссии эсэсовцев: «А у меня вчера крысы пайку съели, потому и не пошла кровь» (детей использовали как доноров). Мне, взрослому человеку, не нужно притворяться перед читающими это: мурашки по коже, пока пальцы мои печатали такие слова. В рассказе «Кровь паладинов» молодая сельская учительница пытается спасти хотя бы двоих из группы детей, которых иноземцы-захватчики угоняют из села: «А знаете, куда они ведут вас? Вы станете донорами для их раненных солдат. Высосут кровь, потом сожгут – хотите этого?» Ужасно? Да. Особенно потому, что здесь речь идёт, по-видимому, не об абстрактных инопланетных «детях», не об условных детёнышах. А о ком? В рассказе есть много примет настоящей войны, той, Великой Отечественной. А может быть, Второй мировой? И от этого было бы не легче. Просчитывается год, когда произошли события – 1942: «Прошлым летом, перед самой войной… Здесь прожила военную зиму. Врага остановили на подступах к столице, не дошёл он и до их мест». Почему можно предположить, что это СССР? А ни перед одной другой столицей врага не останавливали к той зиме: ни перед Парижем, ни перед Веной, ни перед Варшавой… Москва? Но тоже не сходится что-то: «Фронт внезапно рухнул под вражеским натиском. В панике катились на восток отступавшие войска». Попробую пояснить по военным документам: «Впервые вопрос о проектах плана новой наступательной кампании возник в феврале 1942 г., когда обстановка на советско-германском фронте несколько стабилизировалась. Весной 1942 г. имелось в виду силами группы армий «Юг» овладеть Керченским полуостровом и Севастополем, а также ликвидировать советские войска в выступе фронта в районе Барвенково, что должно было создать необходимые условия для развертывания летом того же года главной операции на южном крыле советско-германского фронта. Сам же план летнего наступления предусматривал нанесение одного лишь удара крупных сил вермахта на южном крыле с целью прорыва на Кавказ». Примечательно свидетельство фельдмаршала Кейтеля, который на допросе 17 июня 1945 г. показал: «При составлении плана кампании 1942 года мы руководствовались следующими установками: а) войска Восточного фронта более не в силах наступать на всем протяжении фронта, как это было в 1941 году; б) наступление должно ограничиться одним участком фронта, а именно — южным; в) цель наступления: полностью выключить Донбасс из военно-экономического баланса России, отрезать подвоз нефти по Волге и захватить главные базы нефтяного снабжения, которые, по нашей оценке, находились в Майкопе и Грозном. Выход на Волгу не планировался сразу на широком участке, предполагалось выйти в одном из мест, чтобы затем захватить стратегически важный центр — Сталинград». Не мог автор, пишущий о Великой Отечественной войне, этого не учесть. Есть и такое: «…Прошлым летом, перед самой войной Ксения, или, как она уже привыкла по-здешнему — Оксана, приехала сельской учительницей в этот лесной край», «шоссе тянется через луг в сотне метров от кромки елового леса». «Лесной край»? Может быть, Белоруссия? Но она уже вся была под немцем к этому времени. Нет. Автор, видимо, совсем не хотел, чтобы действия рассказа проецировались на нашу страну. Правда, тогда не совсем понятно использование других примет того времени и места действия: флаг над сельсоветом, участковый милиционер, «И мама говорила так. Где она теперь — без права переписки?», наконец, имена с отчествами: Татьяна Васильевна, Ксения Владимировна. И у «иноземцев» тоже есть специфичные приметы: «Высосут кровь, потом сожгут» (печи в концлагерях – немецко-фашистское использование), «солдат открывает рот учительницы — но у неё нет золотых коронок» (тоже концлагерная примета. Правда, чем вырывать он собирался: щипцы припас?), военный медик, штабсартц (соответствующее звание военнослужащего вермахта). Для чего привожу эти подробности? Для того, чтобы высказать своё мнение: прошедшая страшная война – это не тема для компьютерных стрелялок. Не могло быть такого садизма вообще у современных или достаточно современных захватчиков без фашистской идеологии; без кичливых заявлений о превосходстве арийской расы; без антигуманного признания неполноценными всех славян, в частности; без прямых выступлений доктора Геббельса и других вождей и апологетов Третьего Рейха. По мне, если хочется автору инвариантно к месту и времени действия писать о проблеме как таковой (геройство, не рассчитанное на показуху; жестокость, даже садизм, оккупантов), то достойнее начать рассказ примерно так: «В некотором царстве, в некотором государстве…». Почему так легковесно и противоречиво думает героиня: «Ушла к себе в угол, легла, укутавшись с головой в мамину ангорскую шаль. «Детёныши…»… …Приходилось слышать по радио ужасы о том, что творится на оккупированных территориях… да мало ли лжи звучало по этому радио… Всё же иноземцы — культурная нация… Может, обойдётся?» Почему не предупредила хотя бы родителей о грозящей их детям опасности? Почему, о чём должно поведать читателю: «Тщательнее обычного собиралась в школу. Отглаженная шёлковая блузка. Тонкие белые гольфы и любимые васильковые — под цвет костюма»? Безусловно, автор вправе вкладывать любые мысли в головы героев, «заставлять» совершать любые поступки, если он хочет именно так вылепливать те или иные образы. Кого именно решила спасти героиня, как она поняла свой долг учителя, взрослого человека перед кучкой испуганных детей – на то также, конечно, воля автора. Выскажу, однако, иное мнение. Попытаться спасти двух старших мальчиков, геройски погибнуть, но оставить десяток младших без поддержки, без, возможно, любой текущей помощи и на этапе дороги, и в неизвестном «потом» – не самое лучшее решение. Ещё раз повторю: это лишь мнение о возможном поведении единственного взрослого среди детей в подобном случае. В рассказе есть несколько неувязок, в том числе, отмеченных присяжными. Укажу на некоторые. - Сначала: «в солнечной комнате, напоённой ароматом цветущих яблонь» - весна, начало или середина мая, примерно. В конце: «В сенокос, через месяц, косари из райцентра» - сенокос в начале, в середине июня? Рановато. - «Словно сабельный удар перерубил левую руку — взлетела в воздух тонкая кисть…» – здесь упор делается на кисть руки. - «Обрубок левой прижат к прорванному животу» – формально - возможно: обрубок дотянется. - «поднимает из травы сведённую судорогой оторванную руку — отстёгивает тикающие на её запястье стальные часики» – рука это то, что идёт от плеча. Пусть даже немного ниже оторвало руку, но как этим обрубком девушка достала до своего живота? - «Шесть пуль пронзают грудь Оксаны». «Опрокинутая страшным ударом, перерванная надвое — рухнула пластом, разметав изувеченные руки». Всё же глагол «перервать» означает «отделить», здесь, одну часть тела от другой. Но «рухнуть пластом» – это всем телом. - «забились в угол насмерть перепуганные дети» – все 13 детей в один угол? Но это просто неточности. Присяжные отмечали ещё и странность ношения всеми детьми послевоенной школьной формы. Совсем непонятно, откуда у Оксаны сведения, куда ведут школьников? А уж о концлагерях, тем более, о сжигании людей в печах, мир широко узнал не ранее 1944 г. Теперь о стиле рассказа. Повторю общеизвестное: это только моё вИдение, только мой слух на отдельные слова и предложения. Это только моё мнение, наконец. Третий абзац: «…белокурая голубоглазая девушка…», «снежно-белой блузкой». В большинстве случаев, лично для меня, появление таких словосочетаний-шаблонов является сигналом к завершению чтения любого художественного текста, к моменту, так сказать, захлопывания книги. Всё же иду дальше: «высокий белый лоб», «свалилась с воспалением лёгких», «в маленьком сельском домишке», «душила вонь выхлопных газов», «Допоздна, готовясь к урокам, Оксана засиживалась в школе», «Не спала и хозяйка, почуяла неладное», «напоённой ароматом цветущих яблонь», «гремя сапогами, ворвались солдаты», «с отличной военной выправкой», «он отступил, хватаясь за кобуру», «Потемнело в глазах от острой боли», «Кровь хлещет из ран» и т.д. Остановлюсь пока. Это – масса отштампованных текстовых заготовок, как будто вырезок из разных газетных статей, рассказов, романов, повестей, не слишком достойных, но широко издававшихся в Союзе. Это даже не соцреализм. Это – лубочный стиль, пусть и «чёрный» лубок. Это – «коврик с лебедями и русалками». Это – «Красавица и злодей». Это – кич, пусть и на тему оккупации. Что касается «кровавых эпизодов», то почему-то возникло в памяти следующее стихотворение, напросилось прямо-таки, превращая для меня трагедию из рассказа в фарс. Ниже вставлены небольшие тексты до и после стиха, но только потому, что отрывок помню практически наизусть, так как это один из образцов той прозы, которую считаю настоящей. «Второе апреля», Илья Зверев: «Весь вечер, вместо того чтоб готовить уроки, Юра сочинял клятву. Вообще он умел здорово сочинять, и в нем даже "чувствовались задатки литературной одаренности", как написали из журнала "Огонек", куда мама тайком посылала Юрины стихи. Он с грустью вспомнил свои первые стихи, написанные, кажется, во втором классе: Красный огонь, Красные флаги, Красной лентой Обвит пулеметчик, Все красно, И сердце пылает В нутре командира. Все, все пылает! Теперь ему, многое познавшему и пережившему, уже не достичь той свежести восприятия. И вообще, стихи были пройденным этапом, грехом молодости, а теперь он писал прозу – роман о любви и верности на Дальнем Севере. Но, к сожалению, слишком медленно писал (мешали взыскательность художника и большая учебная нагрузка – шестой же класс!)». Вот основа моего впечатления о «кровавых сценах» в рассказе: «Всё красно, И сердце пылает В нутре командира. Все, все пылает!» Рассказ «Кровь паладинов» мне увиделся как некий остов-сюжет, для которого из стопочки брались безликие, иногда подкрашенные чёрной или красной краской наштампованные заранее словосочетания и наклеивались на остов в задаваемом автором порядке. Иначе говоря, на этом «остове» хорошо бы разместить живые фразы. Тогда все имеющиеся признаки неплохого сюжета смогут убедить читателя рассказа в его правдивости. Вердикт-Прокурор Андрей Жельчиц | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
