ТУКИ-ТА!

 

Миша укладывался в постель с приятным ощущением чего-то чудесного

– ведь завтра ему исполнится 7 лет, и неделю назад он честно написал

на тетрадном листочке свои ожидания к этому дню: он хотел бы

получить в подарок роликовые коньки. Это был первый пункт. Если

почему-то с роликами не получится, то набор для плавания тоже сойдёт

– маска, трубка, ласты – очень полезные и нужные предметы, ведь если

они у него появятся, то мама обязательно уговорит папу купить ему

абонемент в бассейн. Третьим пунктом в списке фигурировала плечевая

сумка с длинным ремнём, чтобы носить на уровне колен – весьма модное

дополнение к толстовкам с капюшонами, в которых в эти сентябрьские

дни щеголяли школьники. Мама посоветовала написать ему три из своих

предпочтений, в порядке нужности. Но Миша скромно в конце подписал

четвертое: компьютер, если получится.

На то, что «получится компьютер» он, в принципе, и не рассчитывал

вовсе. Взбивая подушку, у него мелькнула мысль, что у Ваньки-то он

есть, с плоским экраном – ну и что с того, что это старый Пентиум.

Старый – не старый, а Пентиум с играми и офисным набором не у всех

мальчишек бывает.

Миша вздохнул.

Списочек он, как и положено, положил тогда под подушку. Его всё ещё

терзали сомнения – куда она пропадает? Мама уверяет, что это Дед

Мороз собирает пожелания детей ночью, когда они спят. Выбирает из

них что-то на День рождения, а остальные складывает у себя в сейфе и

хранит до Нового года, пока не наступит пора опять посмотреть на их

желания и сравнить с их поведением. У Миши, однако, уже зарождалось

подозрение, что, может, дед Мороз и причастен ко всему этому, но его

родители, наверно, всё же задействованы больше. Да и Пашка про то

же говорит – никаких дедов морозов и фей не бывает, это всё

американцы, дескать, выдумали, чтобы налоги не платить. Какие

налоги, какие американцы? Понаслушается по телевизору чепухи

разной, а потом и всем остальным голову забивает. Дед Мороз – это…

это, может, и не дед совсем, и даже не человек, но что-то такое, что

делает его, Мишину, жизнь, намного легче и веселее, когда думаешь о

предстоящих праздниках.

Занятия в школе только начались, но у Миши было ощущение, что они и

не прекращались вовсе с весны – лето-то проскочило незаметно: вот

оно только-только наступило, и вот уже мама повела костюмчик новый

выбирать, да примерять. Катастрофа просто с таким коротким летом:

детям отдохнуть совершенно невозможно.

- Миша, ты готов? – услышал он оклик мамы из кухни.

- Да, почти, - ответил он и быстро юркнул под простынь.

Под подушкой дежурил Бориска – резиновый и добродушный хрюша,

который отгонял плохие Мишины сны. Папа иногда косился на Бориску,

и спрашивал, не пора ли Бориске уже на пенсию.

- Нет, он мне ещё нужен, - неизменно отвечал Миша. С Бориской было

уютнее. Родители-то вон вместе спят, им не скучно, а чего ж он, Миша,

в одиночку засыпать станет?

В комнату вошла мама. От неё вкусно пахло чем-то съедобным, и хоть

он и не был голоден, Миша сглотнул слюну. От мамы всегда вкусно

пахло, даже когда она собиралась утром на работу.

- Наш малыш готов ко сну? – мама вошла в комнату и с улыбкой присела

на край его постели. Мише показалось, что она выглядела уставшей.

- Да, мам, готов. А ты что делаешь?

- Убираюсь в кухне. Завтра придут твои бабушки и дедушки, чтобы

поздравить тебя с Днём рождения, и мне нужно немного прибраться.

Миша подумал, что у них в кухне, в принципе, всегда порядок. Он сам

один раз в неделю регулярно мыл посуду – по средам. Ну, иногда

переносил срок на четверг или пятницу, но в субботу уж было точно

никак не отвертеться – это был папин «посудный день», и если Миша

пропускал все свои сроки в течение недели, то папа, уж точно,

проследит за субботней посудой, он был в этом уверен, потому что не

раз уже в этом убеждался – и тогда приходилось мыть за обоих. Папа,

впрочем, этому был только рад.

- Они придут вечером? – спросил Миша. Почему в гости с подарками не

ходят по утрам, как в песне у Винни Пуха? А вечером уже могли бы и

поужинать… сами как-нибудь там, вместе все, взрослые, а он бы уж

нашёл, чем с друзьями заняться.

- Вечером, конечно. Завтра же рабочий день.

- А мы можем попросить их зайти утром? – с надеждой спросил мальчик.

И потом добавил: - С подарками. У меня же День рождения утром, а не

вечером!

Мама мягко улыбнулась, погладила его по щеке и ответила:

- Утром тебя будет ждать один подарок, в школе наверняка дети

подарят другой, а вечером ещё подарки. А представь, если все подарки

придётся принимать утром? Тогда на вечер ничего не останется, и тебе

станет грустно.

Миша подумал, что, наверно, в этом есть доля истины: если все подарки

скопом принимать, то может получиться тот же эффект, что и от

смешивания во рту жевательной резинки сразу со вкусом и апельсина, и

мандарина и банана – совсем не понятно, что получается в

действительности. Что-то похожее на борщ, только сладкое. А борщ не

был его любимым блюдом.

- Ну ладно, - согласился он. – А ты уверена, что тот списочек, который я

готовил, попал кому нужно?

- Уверена, - подтвердила мама. И добавила: - А ты уверен, что все твои

поступки были правильными и честными?

Миша утвердительно закивал головой.

Мама нагнулась, поцеловала его и, пожелав спокойной ночи и приятных

снов, бесшумно вышла из его комнаты, оставив мерцать маленький

ночник под зелёным абажуром на полке у стены.

Оставшись один, Миша повернулся на бок и прикрыл глаза. Сон пока не

приходил. Бориска, рядом с его подушкой, тоже, казалось, не хотел

засыпать. Интересно, а Бориска знал, что Миша немного слукавил, когда

утвердительно ответил на мамин вопрос про свои поступки? Сомнения о

правильности такого ответа стали одолевать Мишу. Он вспомнил, как

летом, когда они вместе с Ваней, Пашей и другими мальчиками и

девочками со двора играли в прядки в спортивном городке перед

школой, ему выпало водить. Миша тогда встал лицом к стене, прикрыл

глаза ладошкой и начал медленно, как договаривались, считать:

Робин-бобин-барабек

Съел сто сорок человек,

Съел корову и быка,

И лесного червяка…

На этом месте Миша украдкой оттопырил мизинец так, что его правый

глаз мог подсмотреть, что же происходило вокруг. Он успел заметить

Олю – самую маленькую из их группы в тот день, кто вместе играл в

прятки – как она на цыпочках, чтобы не шуршать в траве,

прокрадывалась за деревянное спортивное бревно неподалеку от того

места, где он водил. Других детей видно не было. А Оля, из-за своего

роста, уж точно могла поместиться в тени бревна, и Миша ни за что бы

её не застукал. «Так-так, - отметил он про себя, - понятненько!», и

спокойно закончил считалку, уверенный в своей победе:

Кока-колой всё запил,

Даже крышку проглотил,

А потом начал икать.

Ну а я иду искать!

Он неторопливо повернулся, осмотрел окрестности: пусто, никого

не видно. «Спрятались, надо же!» - ухмыльнулся Миша. Сам он в

прошлый раз прилёг в тени развесистого клёна, и его как-то совсем

быстро уже вычислила Ленка из параллельного класса, было обидно.

- Кто куда подевался? – спросил Миша, просто на удачу: вдруг кто-то не

выдержит и сдастся сам? Но было тихо, лишь далекий шум проезжавших

где-то за перелеском машин и стрекот кузнечиков в зелёной траве. – Я

уже иду, и подхожу всё ближе и ближе! – не унимался он, делая

короткие шажки от места туки-та. Ведь если отойди далеко, и кто-то

успеет добежать вперёд него до места его «боевого» дежурства у

стенки, то шансов выиграть и переложить обязанности «водить» на

другого останется меньше.

Миша медленно двигался в направлении спортивного бревна, где

пряталась маленькая Оля, постоянно оглядываясь и озираясь, чтобы не

пропустить момент, когда кто-нибудь из ребят не выскочит из своего

укромного местечка. Даже если все вместе выскочат, у неё не будет

шансов его опередить – ведь он в любом случае по прямой был ближе к

месту туки-та, чем она, а бегал он быстрее, это уж точно.

Его глаза усиленно просматривали тень за бревном, и ему даже

показалось в какой-то момент, что он видит краешек её белой

футболки, но, сделав ещё шаг в ту сторону, он обнаружил, что это был

всего лишь обрывок бумаги, застрявший между стыками с обратной

стороны спортивного снаряда.

Он был уже в семи или восьми шагах от туки-та, когда Ваня соскочил

откуда-то сверху, с ветки дерева, почти прямо к стенке и с громким

весёлым «Туки-та!!!» коснулся поверхности. А Мише и в голову не

пришло раньше посмотреть наверх – он бы сразу его увидел! Он хотел

было сделать рывок, чтобы опередить Ваню, но передумал и шагнул

наоборот ещё ближе к бревну, где должна была прятаться Оля. В этот

момент и Лена подбежала к туки-та, и Пашка-промокашка… У Миши

оставался только один верный и самый простой шанс – это обнаружить

Олю, встретиться с ней глазами, вернуться быстро обратно и

затукитакать её.

Но в какой-то момент он не выдержал. Он не дождался, чтобы увидеть

её, а просто крикнул:

- Оля за бревном, я тебя нашёл! – и ринулся назад, к стене, и постучал

трижды ладонью по белому кирпичу, приговаривая: - Оля водит, Оля

водит, я её застукал!

Ребята прыгали и скакали, радуясь, что не их черёд водить. Оля

медленно вышла с другой стороны бревна – не с той, к которому

приближался Миша:

- Ты подсматривал! Так нечестно! Ты не мог меня видеть – я же

наблюдала за тобой, ты даже в мою сторону не смотрел! Так нечестно,

давайте переиграем!

Но ребят уже трудно было угомонить. С весёлыми криками «Оля водит!

Оля водит!» все кружились вокруг неё, и Миша тоже, приговаривая:

- Не хлюзди! Попалась – давай води.

Оля ничего не ответила, а просто – маленькая и худенькая – молча

прошла к стенке туки-та, закрыв ладонями глаза, бормоча на ходу:

«Робин-бобин-барабек…». Мише показалось, что ресницы у неё

влажные, но он не стал тогда присматриваться, а бросился вместе со

всеми к очередному укромному местечку.

Сейчас, лёжа в постели и перебирая в памяти эти летние забавы, ему

отчего-то не было так же весело, как и тогда, всего-то месяц назад. Он

и забыл про это совсем – мало ли чего приключается за жизнь! Но сон

не приходил, и Бориска не мог ему ничем помочь. Ведь если бы сейчас

уснуть быстро-быстро, то утро наступит гораздо скорее, чем если

просто лежать и ворочаться в кровати.

И неожиданно он подумал: а что, если этот случай стал известным Деду

Морозу, и его список потерял всякое значение? И ему не видать ни то

чтобы компьютер, и даже не сумку-поколенку, а вообще… Миша в

ужасе зажмурил глаза. Но даже в темноте перед ним как будто здесь и

сейчас стояло лицо Оленьки. Теперь он был уверен, что она тогда

плакала. Молча и совсем бесшумно плакала. Как-то даже по-мужски

плакала девочка – не от боли, а просто от обиды. «Но девчонки же

всегда плачут», - попытался он себя убедить, но, должен был тут же

признаться самому себе, что в этом случае этот аргумент совсем не

звучал убедительно.

«Ну и ладно! - подумал он и перевернулся на другой бок. – Буду считать

облака на небе – тогда точно быстро засну».

Но не тут-то было. В каждом воображаемом облаке ему виделись лица

ребят – радостные и беззаботные, а в самом большом, белом и

пушистом, его собственное – грустное и озадаченное. И счёт никак не

получался: ему удавалось посчитать Ваню, Пашу, Лену, Сашу, но как

дело доходило до Олиного облака, то Миша сразу сбивался. Ну почему

ему вспомнился этот случай именно сегодня, перед самым

замечательным Днём? Он уже не думал про подарки, и не думал, что,

наверно, затукитакал тогда Олю не совсем честно… вернее, совсем не

честно… Он вспомнил, как Артём из их класса в прошлом году на свой

День рождения принёс шоколадные батончики с соком, всех угощал, а

ему, Мише, достался какой-то помятый – ему было обидно, прямо до

слёз, но он не показал своей обиды, хотя расплакаться очень хотелось,

но ведь он мужчина.

Наверно, Оле тоже было обидно, и ей тоже хотелось расплакаться…

- Ты не спишь? – вдруг услышал он шепот отца.

Папа стоял в проёме двери и неуверенно вглядывался в полумрак

Мишиной комнаты.

- Нет,- буркнул в ответ Миша и зарылся под подушкой.

Отец подошёл ближе.

- Эй, мужичок, ты что так невесел?

А у мальчика, как назло, слёзы сами брызнули из-под ресниц. Ему так

стало жалко – и себя, и Олю, и Артёма, который тогда растерянно

протягивал ему помятый батончик в свой День Рождения, неловко

переминаясь с ноги на ногу, а остальные ребята ехидно

переглядывались за спиной именинника... Обидно до слёз.

- Расскажи мне, что приключилось, - отец присел на краешек кровати –

там же, где совсем недавно спокойной ночи пожелала ему мама.

Подушка перевернулась, и Миша, запинаясь и путаясь в словах,

рассказал о том, что не давало ему сегодня заснуть. Отец молча слушал,

поглаживая рукой свой подбородок. Когда Миша замолчал, он спросил:

- Тебе стыдно?

В ответ мальчик всхлипнул.

- Это хорошо, что стыдно, - сказал папа и взял Мишу за руку. – Теперь

нужно что-то предпринять, что бы этот стыд прошёл. Половину ты уже

сделал правильно – ты честно сам себе признался, что поступил

некрасиво и даже скверно.

Миша повернул к нему заплаканное лицо:

- Но ведь это было уже давно?

- Но раз ты об этом помнишь, то, наверно, не так давно всё-таки. К тому

же разве не вдвойне обидно, что девочка знает, что ты сжульничал?

Как ей смотреть в глаза, или прятаться от неё будешь?

- А что делать?

- Подумай сам. Ты же знаешь правильный ответ.

- Извиниться? – сама мысль Мише была страшна.

- Наверно, да. Так поступил бы настоящий мужчина.

- Но ведь настоящий мужчина – это тот, кто… - «защищает девочек»

хотелось ему добавить, но он сразу почувствовал, что в данной

ситуации это как-то не совсем верно, и потому закончил:

- … защищает Родину?

- Да. Но ведь Родину защищают и девочки, и женщины тоже. Мужчины

сильнее обычно своими мускулами, но иногда оказываются слабее,

когда нужно признать свою неправоту. Тогда они гораздо слабее. Ты

же чувствуешь уже, что нужна смелость, чтобы признаться ей и

извиниться?

- Наверно.

- Тогда нужно всё-таки принять верное решение. Думай о том,

насколько тебе станет легче потом, насколько больше ты сам себя

станешь уважать – и тогда первый шаг окажется не таким уж

страшным, поверь.

Миша задумался.

- А у тебя были такие случаи? – немного погодя спросил он.

Теперь уже была очередь папы задуматься. Наконец он ответил:

- Наверно, были. Человек так устроен, что ему помнятся в основном

приятные моменты из жизни, и если я когда-то сделал что-то

некрасивое, но потом исправил и извлёк из этого правильные выводы,

то, наверно, я тоже прошёл через обиды и стыд – все люди когда-

нибудь оказываются в сложных ситуациях, и очень важно принять

правильное решение, чтобы эти обиды и недосказанности не

собирались внутри тебя в большой и горький комок. Из таких вот комков

и получаются злые дяди, - добавил с улыбкой он.

- Ты у нас не злой, - удовлетворенно заметил Миша.

- Вот и хорошо. Я знаю, что ты примешь правильное решение. А теперь

спокойной ночи, завтра у тебя суматошный день.

Когда папа ушёл, прикрыв за собой дверь в его комнату, Миша

некоторое время смотрел на потолок, на радужные круги от ночного

абажура, и постепенно чувство уверенности и спокойствия заставило

его ресницы сомкнуться, и он уснул, прижимая к себе Бориску.

Засыпая, он точно знал, что завтра утром он встретится во дворе с

Олей, когда она пойдёт в школу, и что ему не нужно будет больше

стыдливо избегать её – Миша сам к ней подойдёт первый; и что он

будет рад любому подарку на свой День рождения, потому что подарки

– всегда от чистого сердца и с добрыми пожеланиями.

Уже поздно ночью в комнату тихо вошли родители и положили возле

его стула с аккуратно сложенной одеждой большую коробку,

перевязанную весёлой ленточкой с огромным красным бантом.