Что хочет автор. Литературные конкурсы

- Нуууу... – Пако всегда был немногословен, - не очень-то и больно на попке! Зато потом хвастаться будешь, филигранная работа... Э! Осторожно садись, там же рана... Четверть часа отдохнёшь и продолжим.

Кряхтя и охая, клиентка потянулась за пачкой сигарет:

- А курить тут можно?

- Нуууу... Нельзя, конечно, - но тут же пожалел её. - Ты вот что, ты на кухню пройди, и дверь плотно закрой. В форточку покуришь... Не радовать же, в самом деле, всю улицу спущенными трусами.

- Ой, спасибки, - уже вся светится, чувствует себя особенной.

Проводив её взглядом, Пако достал из кармана мобильник: 12:10. От напряжения у него даже в животе задрожал: а вдруг не напишет? 12:11... 12:12!

Мобильник содрогнулся и кашлянул: «бип!»

- Йес, йес, йес! – написала-таки! – Пако схватил трубку, впился взглядом в оранжевый экран. «Ждёшь меня?» Жду, конечно. Ещё как!

Он встал, вышел к клиентке на кухню, повёл носом на вкусный запах:

- Есть у тебя... ещё одна?

- А ты куришь? На вот, конечно!

- Да я как-то бросил... Но тянет иногда.

- Плохо бросил, - хмыкнула клиентка.

- Ага, - согласился Пако и затянулся.

***

Надо было что-то ей ответить. Он был уверен, что смски ему слала девочка... Наверное, какая-нибудь молоденькая клиентка. Или...

Вот именно! Он уже мозги в трубочку свернул, предполагая, просчитывая, пытаясь вспомнить. Хулиганка не давала никаких подсказок: он понимал, что она играет на своей таинственности, но поделать с собой ничего не мог. В 12:12 и 00:00 он ждал новой порции, как мазохист ждёт удара плёткой. Сладко, больно, горячо, холодно. Кам он, кам он, кам он! Ай лайк ит, лайк ит! Эс-эс-эс анд эм-эм-эм...[1]

Голос модной певички надрывался ушах: Когда Пако слышал эту песенку, он почему-то вспоминал о смс-ках. А когда получал их, на ум приходили дурацкие слова...

Ничего стоящего не придумывалось, он наяривал круги по

закуренной кухне, мучаясь сознанием, что если прямо сейчас не ответит... Причём именно сию минуту, потому что клиентка уже лежала на столе...

«Хочу тебя увидеть!»

***

Три часа Пако занимал свои руки работой. Голову отключить не удалось. Он ждал, что в кармане дёрнется телефон, время от времени доставал его, проверяя, не села ли батарейка, не пропал ли доступ в сеть: всё в порядке, а она не отвечает!

Когда он уже смирился: ровно в полночь она, возможно, что-нибудь да произнесёт, боги сжалились, и мобильник пискнул. Нервными пальцами Пако стянул перчатку... Йес! Через два часа! Неподалёку! Можно сказать, вообще за углом...

Он повернулся к очередному клиенту:

- Перекур...

А сам затюкал по кнопочкам: «Непременно буду!»

***

Северный ветер нагло дул за воротник. Под ногами кружились в беспечном вальсе обрывки бумаги, окурки и сухие листья, забирались на высокие ботинки в стиле милитари, как будто уговаривали: «Потанцуй с нами, красавчик! Ничто не вечно... надо

насладиться жизнью, пока молодой! Ну что ты застыл, как пень, давай, зажигай!»

Слегка наморщив лоб, он потонул в думах, цеплявшихся одна за другую в бесконечном хороводе: лица, машины, снова лица... Секундная стрелка замёрзла на циферблате дедушкиных трофейных часов... Надо же! 66 лет шли, а тут остановились... Пако покрутил колёсико завода – тщетно.

На плечо его опустилась рука. Он резко обернулся:

- Ты?

- Я! – она хихикнула, застеснявшись. – Не ожидал?

- Если честно, мне даже в голову не пришло, что это можешь быть ты.

- Почему? – лицо её сделалось жалким, губы скривились, но тут же усилием воли были растянуты в деланную улыбку. – Ты ж меня любил!

- Любил, - согласился Пако.

- Холодно, - пожаловалась она.

- Ага... – он искал предлог, чтобы смыться, а она уже подхватила его под локоть.

- Хоть на кофе пригласишь?

- Ну, давай... – а что, полчаса он, пожалуй, и вытерпит. Она повзрослела, необъяснимо потяжелела, хотя, вроде, оставалась изящной. – Вон тот бар подойдёт?

- Если у них есть столики у окна... – она заговорщески подмигнула. – Ты ж помнишь, я у окна люблю.

- Помню, - отозвался Пако. – Николь, я ВСЁ помню.

- Да? – она явно воспряла духом, победно задрав подбородок. Скосила глаза, как делала это раньше – точно знала, зараза, что Пако никогда не оставался равнодушен к хитрюге бесу, выглядывающему из зрачков.

Пако открыл дверь, придержав её, пока Николь просочится вовнутрь.

- Привет! – она обрадовалась бармену, как родному. – Мы сядем у окна, хорошо?

- Располагайтесь, где хотите, я сейчас подойду, - официант ожил, засуетился: в полутёмном зале других посетителей не было.

***

Николь накрыла руку Пако своей, заглянула в глаза, так по-собачьи преданно, что он на мгновенье усомнился, что это её он видел в постели со своим лучшим другом... Бывшим другом.

- Знаешь, я давно хотела тебе сказать... Попросить... Ну, вобщем... Ты прости меня, а?

Он тяжело сглотнул. Желваки сами заходили – Пако, Пако, когда ты научишься держать себя в руках?

Он всмотрелся в царапину на столе: она чудным образом вписывалась в рисунок дерева... Что это? Сердечко?

- Да мне уже... как-то... это... По барабану! – он вымучил правильное слово, и плечи его расправились – фууух!

- Я понимаю... И всё же! Мне было бы легче... Если бы ты сумел меня простить.

- Да простил я тебя, простил. И отпустил. Забыл. Ха! МНЕ ПО БАРАБАНУ! Понимаешь?! – он и сам не заметил, как стал кричать, и жёлчь, столько времени удерживаемая где-то в районе сердца, прорвалась наружу злобным фонтаном.

- Тссс... Беедненький, - на глаза Николь навернулись вполне искренние слёзы. – Мне жаль, мне так жаль! Ты даже себе представить не можешь...

- Я не могу? Я ещё как могу! Ты... ты... шлюха!

- Да, - она опустила голову, и тёмные волосы тягуче разлились по столу. – Я понимаю... Ты прав. Знаешь, я пришла повиниться... Мне кажется, что если ты меня не простишь, я тоже... не смогу.

- Ты играешь, Николь. Ты опять играешь! Мною, собою...

- Нет... ошибаешься, дорогой... Господи, если б ты знал, как глубоко ты ошибаешься...

Она поднялась, просунула левую руку в рукав, забыв совершенно о правой. Длинный шарф зацепился за стул, она неловко его потянула... Потом по-птичьи взмахнула свободной рукой, сорвала его с шеи, клюнула Пако куда-то в загривок, и выбежала прочь.

Он, отупев, смотрел на растекающееся пятно шарфа, и жалел, что не остановил её, не прижал к себе, не засосал искусанные тонкие губы, не забыл, не простил...

***

Ни одного смс! Ни вчера, ни сегодня. Он снова понюхал красную шерсть – лёгкий флёр её любимых духов, колкая нежность крупной вязки. Если вдуматься, то у него есть предлог: без шарфа она простудится... Эх, была не была!

Набрал её номер – Николь схватила трубку на первый гудок, как будто тоже смотрела на телефон, в сомнениях, звонить или нет.

- Я тебя люблю.

- Откуда ты знаешь, что это я?

- Дураааак! – она рассмеялась. – Ну как я могу не знать... Он же высвечивается!

- У меня... Твой шарф. Ты не беспокойся.

- Я буду рада, если ты его привезёшь.

***

Он топтался перед белоснежной дверью. Ещё мгновение, и палец нажмёт на звонок... Рука тянулась к залапанной бежевой кнопке, а потом безжизненно опускалась. Ну что ж ты? Тягучая тяжесть внизу живота выкручивала кишки: «Не ходи, не надо, зачем?!»

Пако переступил с правой ноги на левую, поглубже натянул вязаную шапочку на уши – да ну вас всех... Он уже видел свои ботинки, выносящие его по мраморным ступеням к серому свету затухающего дня, как дверь бесшумно распахнулась:

- Ну что же ты! – проворковала Николь, пантериным прыжком оказавшись возле него. Обвила его плечи куриными лапками – Дуууушечка, совсем замёрз, зайчик мой, идём, я тебя напою бульоном! Сама сварила, мммм, какой вкусный!

- Я шарф принёс, - принялся оправдываться Пако, - я, вообще, спешу...

- Конечно-конечно...

***

- Шлюююхаааа! – высшая точка блаженства... Он хмыкнул, и перевернулся на спину.

Николь долго молчала, уставившись на паутину на давно не чищеной люстре. Пако тоже молчал, соображая, стоит ли её обнять.

- Знаешь, мне было так хорошо, девочка...

- А мне, - она всхлипнула. – Мне казалось, что ты меня уже простил...

- Я и простил! – он неловко потрепал её по плечу и потянулся за трусами. – Я в душ, детка!

- Ты даже не поцелуешь меня?

- Почему не поцелую? – он чмокнул её в мокрую солёную щёку и пошлёпал в ванную.

***

Пако нашёл Николь на кухне. Она курила в открытую форточку.

- Простынешь, дура!

- Сам дурак! Уходи.

- Ты чего?

- Уходи, я сказала! И не смей возвращаться! Никогда, слышишь, никогда! – лицо её стало красным, нос заострился, на шее вспухла какая-то венка, и Пако казалось, что он видит, как пульсирует кровь под тонкой кожей. Ему стало страшно...

- Николь...

- Воооооон!

Он вернулся в спальню, нашёл скомканные на полу брюки, неловко пролез невысохшими ногами. Провёл рукой по влажным волосам – где бы взять расчёску? Хотя... Какая разница? Всё одно под шапкой не видно.

- Эй, я ухожу!

- Я вообще не понимаю, почему ты ещё здесь! Закрой дверь с той стороны!

- Понял, не дурак...

- Дурак.

***

Весна заглядывала в окна салона, зазывала через открытые двери на улицу – как же хочется закончить работу, опустить железные жалюзи, навесить тяжёлый замок, и пойти на терраску, пропустить бокал холодного светлого пива, закусить варёными креветками, поржать с ребятами... Пако набрал красной краски – ещё пара штрихов, и татуировка будет закончена.

Он подвёл клиентку к зеркалу, она изогнула тонкую спину: на плече краснела роза.

- Как живая!

- А то, фирма веников не вяжет! – он хмыкнул, польщённый.

- Спасибо тебе... – девушка вышла, а взгляд Пако задержался на случайной прохожей: как же она похожа на Николь! Только рыжая...

***

Взгляды встретились: рыжуха, изучающая фотки наколок и была Николь.

- Ой, а я и не знала, что ты теперь тут работаешь.

Пако хотел возразить, что знала наверняка, да передумал.

- Рад тебя видеть... Как ты изменилась!

- Правда рад? – она сощурилась. – А я уж думала, что ты никогда...

- Не прощу тебя? Да ладно, проехали! Пошли, пивка тяпнем, я с ребятами в парке договорился.

- Не помешаю?

- С чего бы это? Они мне ещё и позавидуют – вон, какую кралю приведу.

Николь посомневалась немного, для приличия, но Пако, не слушая возражений, взял её за руку:

- Да ладно тебе, ломаться! Я же вижу, что ты соскучилась!

***

На высоких каблуках она то и дело подворачивала ноги.

- Слушай, это не возможно, - возмутился Пако. – В конце-концов ты упадёшь, и разобьёшь себе нос... Или коленки!

- Это ты виноват, - хихикнула Николь. – Я на тебя смотрю, и впечатляюсь...

- Глупости, - он сделал вид, что рассердился. – Я-то тут при чём... Ты это... Не обувай их больше!

- Да я без тебя ровно хожу, а вот с тобой спотыкаюсь... Точно – ты виноват! – дразнила Николь. – Возьми-ка меня под руку, тоже мне, кавалер какой... Что, стесняешься?

- Чего мне стесняться? – а самому и вправду не удобно, вдруг пацаны увидят, недалеко ещё ушли...

- Ну и славно, покажи мне, какой ты у нас кавалер, - подначивала Николь. – Спаси меня, мой супермэн!

***

Они приближались к её подъезду, и Пако стал прикидывать: пригласит-не пригласит... То есть подниматься или нет, если пригласит.

Николь замедлила шаг, и Пако понял, что она тоже высчитывает, как будет лучше.

- Ой, смотри! – вдруг воскликнула Николь, - грузовик без водителя... движется!

И точно, по довольно крутой улочке катился, набирая скорость, мебельный фургон. Двери кузова были распахнуты, изнутри слышались детские голоса.

- Ужас, на ручник забыли поставить! – заверещала Николь. А Пако уже нёсся навстречу автомобилю, рассчитывая прыжок, и то ли молясь, то ли чертыхаясь – главное, чтобы дверь кабины оказалась не закрытой.

Им повезло. Он дёрнул за ручку – дверь послушно скрипнула и откинулась, ещё секунда, и Пако дёрнул за ручник. Из кузова посыпалась малышня, а из подъезда уже выскочил водила: «что, как, да кто позволил»

- Идиот, - Пако сплюнул на асфальт. – Будь внимательнее, грузовик – не игрушка.

И пошёл вперевалочку к Николь, забывшей закрыть рот.

- Ну ты даёёёёёёшь... – восхищённо прошептала она. – Может...

- Не-а, - он улыбнулся и чмокнул её в щёку. – Я тебе лучше сам позвоню. И приглашу на свидание. Чтоб всё чин чинарём...

***

Он уже третий день чего-то ждал. То, чтобы дождь прошёл, то, чтобы работы было меньше. А сегодня решил: «Вот найду 50 евро на дороге, тогда ей и позвоню». И сам над собой посмеялся: да никогда в жизни не найду... Ну и фиг с ней. Значит, не судьба.

И тем не менее он внимательно смотрел под ноги: а вдруг... Ну чем черт не шутит!

Чёрт-таки пошутил. Пако подошёл к банкомату. Там из щёлочки высовывалась оранжевенькая купюра. Свеженькая, хрустящая, ещё тёплая. Пако хмыкнул и достал из кармана мобилу:

- Ну что, встретимся?

***

Тёплый ветер ласково щекотал затылок. Под ногами кружились в беспечном вальсе какие-то фантики и лепестки, забирались на высокие ботинки в стиле милитари, как будто уговаривали: «Потанцуй с нами, красавчик! Ничто не вечно... надо насладиться жизнью, пока молодой! Всё будет, как ты хочешь, давай, зажигай!»

Пако не знал, куда деть красную розу, которую купил у проходящего мимо индийца – и выбросить жалко, она ж для Николь, и прохожие странно улыбаются... Стыдно! Кам он, кам он, кам он! Ай лайк ит, лайк ит! Эс-эс-эс анд эм-эм-эм... А она, как нарочно, не спешит, зараза! Всё как всегда, пожалуй.

Он уже подумывал свернуть за угол – вот и будет ей наказание! Придёт, а на углу никого... Пако переступил с правой ноги на левую, понюхал розу – никакого запаха, точно из пластика... Эс-эс-эс анд эм-эм-эм...

На плечо его опустилась рука. Он резко обернулся:

- Тебе не стыдно?

- Это мне? Какой ты милый! – она потянулась за розой, опустила острый нос в самую сердцевину. – Надо же, никакого запаха...

- Я уже думал уходить, - Пако продолжал гнуть свою линию.

- Да? – рассеянный взгляд, - куда пойдём? Будешь меня удивлять?

- Буду, - согласился Пако. – Тебя на фуникулёре давно не катали?

- Никогда не катали! – обрадовалась Николь.

***

- Даааа... Отсюда город видится по-другому, - Николь сидела за столиком, и, казалось, не могла оторвать глаз от панорамы. – Знаешь, Пако, мне очень понравилось... Спасибо!

Пако стало не удобно. Она никогда не благодарила... По определению. Или он просто не запомнил?

- Чего заказать-то? – его голос прозвучал нарочито грубо.

- Мороженого! – она облизнулась.

Пако встал, и пошёл внутрь кафетерии. Стоя в очереди, наблюдал за Николь: что за боты такие дурацкие? Резиновые, сплошь покрытые серебряной чешуёй. Чешуя играла в солнечных лучах – слепила глаза. Не оторваться...

- Следующий! – голос барменши заставил Пако вздрогнуть. – Молодой человек, вам чего?

- Мороженого. Килограмм.

- В одну вазочку не поместится... – барменша разве что у виска пальцем не покрутила.

- Положите в несколько.

- А какого?

- Всех видов, пожалуйста.

***

Зрачки Николь расширились:

- Ну ты и паяяяяц! Я столько не съем...

- Я тебе помогу, - он рассмеялся. – Уверен, что столько мороженого тебе тоже никто не заказывал!

- Ты прав, - она прищурилась. – Ты с кем-то соревнуешься?

Пако подавился. Пожалуй, да. Спасибо, что подсказала...

- Дурацкие у тебя сапоги! – он перевёл разговор на безопасные рельсы. – Глазам больно!

- Зато удобные, - Николь показала ему язык. – И в них я не спотыкаюсь...

***

- Шлюююхаааа! – высшая точка блаженства... Он хмыкнул, и перевернулся на спину. Открыл глаза, посмотрел на Николь. Она уютно посапывала у него на плече. Это сон... Хорошо, что она ничего не поняла!

Пако принюхался. Николь приоткрыла рот – оттуда шёл кислый запах. Он тихонько спихнул её на подушку и перевернулся на другой бок. Подушка тоже казалась кислой.

Он встал и отправился на кухню – попить воды.

- Ты куда, дорогой?

- С днём рождения, Николь! – Пако вернулся под одеяло, поцеловал, стараясь не дышать, её в щёку, и стал спускаться ниже – к слегка обезображенной целюллитом попке.

- А что ты мне подаришь?

- А чего тебе хочется?

- Ммм... – она помолчала, пытаясь отбить попку от его укусов, - щекотно! Перестань! Не знаю... Ну, вообще, знаю.

- Так знаешь или не знаешь? – он насильно её перевернул и опять цапнул за мягкую упругость.

- Ай! Больно! Дурак...

- Так знаешь или нет? – повторил Пако, и пощекотал Николь пятку.

- Ха-ха-ха! – зашлась хохотом, пытаясь отвести ногу подальше. – Знааааю, только ты сказать мне не даёшь.

- Ну ладно, говори, чего тебе надобно?

- А сделаешь мне татуировку? Я хочу бабочку... На плечо! Чтобы махала крылышками, когда я буду двигать рукой. Можешь такую?

- Лучше на попку!

- Почему? На попке никто не увидит!

- Ну, никто... Кому надо, тот увидит. А на плече – избито и не интересно.