Тонкая, терпкая, тёмная аура тушью ложится на роскошь фасадов, тусклые тени тревоги и траура пеплом покрыли пожар листопада, тесно и твердо сжимает ограда старое кладбище; в хаосе плит стиснутый прах испаряется ядом, стелется, душит, палит… В трещинах камня, по сводам намоленным высохли слёзы серебряной солью, сумраки спрятали голову Голема, бледную глину, облитую болью; сердце срывается, дышит юдолью душный шеол замурованных душ… мышье шуршание, шелест подполья, горла голодная сушь. Вижу возделанный Кафкой и Майринком призрачный сад орхидей на могилах и, онемев, замираю, как маленький, слово от пепла очистить не в силах. В муках и мраке тебя породила горькая жажда спрессованных лет, сажа молитв на истлевших стропилах, едкая окись монет… И надо всем, словно светлое озеро, осень прозрачные кроны колышет, льётся, лаская ладошками Йозефов, крася кармином кораблики-крыши; ратуши звон всё воздушней и тише, трелью струны, чуть задетой рукой, сопровождает ниспосланный свыше благословенный покой. Встав над руинами скорби и ужаса, ты просыпаешься нежным бутоном; каждый твой камень и каждая лужица светятся радостью неутолённой; утренний луч припадает поклоном, музыка улиц безгрешно проста, мерными тактами в сердце влюблённом – юность, надежда, мечта… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
