Адам проснулся от безотчётной тревоги: Евы рядом не было. Он резко развернулся и облегчённо вздохнул.

Она стояла у окна и любовалась разгорающейся зарёй. А он залюбовался ею.

Розовое зарево рассвета падало на обнажённое тело Евы, отчего контур её безупречной фигуры отсвечивал горячим и прозрачным ореолом, а поднятые вскинутыми как в молитве руками рыжеватые волосы походили на лёгкую солнечную паутину.

Адам старался не дышать, чтобы не спугнуть это чудное видение, но Ева почувствовала его взгляд и, опустив руки, повернулась к нему лицом.

– Уже проснулся? – с материнской нежностью спросила она и потянулась к стулу за одеждой. – Рано ещё, поспи…

– Подожди, не одевайся! – воспротивился Адам. – Дай мне ещё полюбоваться на тебя! Ты сегодня такая красивая!

– Только сегодня? – улыбнулась Ева и прикрылась сорочкой. – Отвернись, я оденусь.

– С чего это вдруг?! – возмутился Адам и было непонятно, чем он больше недоволен: тем, что она не послушалась его, или тем, что не позволяла наблюдать за ней, как он всегда это делал.

– Пожалуйста…

Ева снова улыбнулась и так отстранённо, что у Адама ёкнуло сердце. Он уставился в окно, краем глаза не выпуская Еву из виду. Она облачалась медленно и также отрешённо, как только что улыбалась ему – и тревога завладела им полностью.

– Ты куда-то торопишься? – спросил Адам, лишь бы разорвать затянувшуюся паузу.

– Возможно…

Он не выдержал и сел, спустив на пол босые ноги:

– Подойди ко мне… – Ева подошла и, пряча глаза, прижала его голову к своей груди. – Ева… Ты какая-то чужая… Я тебя чем-то обидел сегодня? – она молча перебирала его волосы, но спина под его ладонями напряглась. Он поднял к ней лицо и её руки соскользнули к нему на плечи. – Ева, если я как-то умудрился обидеть тебя, прости! Только не будь такой! Потому что я ничего не понимаю. Сегодня ночью ты была такой ласковой, такой жадной: это была незабываемая ночь, особенная…

– Да, Адам, – сдавленным голосом перебила его Ева, – это была особенная ночь… – она непроизвольно вцепилась в его плечи и глаза-в-глаза добавила: – Это была наша последняя ночь. Прощальная… – и сразу расслабилась, сняла с него свои руки. – Прости.

Он не поверил. Не хотел верить. И рассмеялся:

– Ты шутишь, Ева?! Специально поднялась в такую рань, чтобы разыграть меня? – он схватил её руки и принялся торопливо целовать ладони: – Ну, прости меня, Рыжик, прости, если был груб с тобой! Если сморозил нечаянно какую-нибудь глупость… Прости и больше никогда так не шути! Это жестоко… – Ева высвободила свои руки и, спрятав их спину, отступила на шаг назад. И Адама охватило раздражение. – В чём дело, дорогая? С чего это ты стала сама неприступность? Права качаешь? Или хочешь таким образом из меня верёвки вить? Или что-то вытянуть?

Тёмные брови Евы вскинулись: то ли от возмущения, то ли от удивления:

– Разве я когда-либо что-то тянула из тебя? – ровным голосом спросила она. – Разве давала повод, чтобы ты думал обо мне как о расчётливой стерве или попрошайке? – Адам изобразил на своём лице раскаяние и качнулся вперёд, но Ева сделала упреждающий жест. – Молчи! Давай обойдёмся без разборок и ссор. Тем более, что я только что убедилась в правильности своего решения…

– Какого ещё решения?.. – нахмурился Адам.

– Сегодня ночью я приняла решение порвать с тобой. Если ты думаешь, что это было необоснованное или скоропалительное решение, то ты ошибаешься. Я уже дважды пыталась от тебя уйти… – Ева на секунду запнулась и с горькой усмешкой откинула за спину волосы. – Да. Уходила, пряталась… Но ты этого даже не замечал!

– Когда?!

– Первый раз в апреле. Когда ты на моих глазах обхаживал Алину. Самозабвенно, со всей присущей тебе страстью.

– Ты с ума сошла! – возмутился Адам. – На кой чёрт мне эта дешёвая крашенная кукла? Это был просто тактический ход – ведь она помощник моего главного инвестора! И вообще, я терпеть не могу блондинок.

– Не такая уж она и дешёвая! Видела я, какие ты ей духи совал на восьмое марта! И букетами, небось, завалил! – резко возразила Ева, теряя самообладание. – А тогда, в апреле, она так презрительно смотрела на меня через твоё плечо, что я почувствовала себя полным ничтожеством, подстилкой, об которую вытерли ноги! Если ты помнишь, я в тот же день напросилась в командировку и там всерьёз обдумывала разрыв.

Щёки Евы покрылись алыми пятнами и Адам поспешил отвлечь её от воспоминаний о высокомерии Алины, тем более, что в его отношениях с этой девицей были прорехи и пошире…

– А второй раз когда ты от меня уходила? – спросил он, уверенный, что причина будет пустяковой.

– В августе, – уже спокойно ответила Ева, – когда ты не явился на свидание. В ресторан… Помнишь, четырнадцатого, в пятницу, я просила тебя встретиться где-нибудь подальше от постели, чтобы серьёзно поговорить? Я прождала тебя в «Виктории» почти час и ушла, потому что ко мне стали клеиться подвыпившие юнцы. Приняли за путану…

Адам наморщил лоб, но припомнить этот случай не смог. Однако надо было что-то говорить и он ухватился за первое, что пришло в голову:

– Это, когда ты свой сотовый потеряла? Я же пытался позвонить, сказать, что у меня срочное дело…

– Сотовый я потеряла на следующий день, – бесстрастно возразила Ева, – а если честно, то не теряла его вовсе. Просто поменяла симку, чтобы не общаться с тобой. Потому что должна была крепко подумать о своём будущем. О нашем будущем. Об этом я и хотела с тобой поговорить и разговор этот был очень важный и безотлагательный…

Внезапная догадка вывела Адама из непонятного ему оцепенения. Он попытался встать, но вспомнил, что не одет, а стоять перед взбунтовавшейся подружкой нагишом не захотел. Прикрывшись углом простыни, он внимательно оглядел фигуру Евы и, не заметив ничего из ряда вон выходящего, вперился в её лицо строгим взором:

– Ты была беременна? И что: избавилась от моего ребёнка? За этим ты тогда ездила к матери, соврав мне, что она заболела? А потом всячески отговаривалась от встреч…

От неожиданности и возмущения Ева снова заволновалась:

– Ты что, сдурел?! Да мне такое и в голову… Да как ты мог так обо мне подумать? Мне уже двадцать пять лет и я давно мечтаю о ребёнке! Это тебе ничего, кроме бизнеса и денег не нужно! Ничего, что нарушило бы твоё беззаботное существование! Ты безответственный эгоист, вот ты кто! – и она вдруг снова сделалась апатичной, словно выплеснувшись, опустела. – Но ты почти угадал. В тот день я думала, что… В общем, у меня были причины для беспокойства… Но всё, слава Богу, обошлось… А к матери я уехала потому что видеть тебя не могла… И хотела порвать наши отношения… Но потом поняла, что жить без тебя не смогу, и постаралась обо всём забыть…

– Жить без меня не можешь и гонишь? Это что хитрость такая или особая женская логика? Или дамские фокусы от большого ума?– мрачно съязвил Адам.

Не приняв его приглашение к скандалу, Ева молча направилась к шкафу и стала выбирать одежду, чтобы переодеться. Адам исподлобья наблюдал за её неторопливыми плавными движениями, цепко ощупывал взглядом ещё этой ночью принадлежавшие ему высокую шею, округлые бёдра, стройные ноги, тонкие лодыжки – и осознавал, что всё это не фарс, не розыгрыш… Эта нежная, горячая и сладкая женщина больше не будет его любимой девочкой… Но почему?! И почему именно сегодня?

– Но почему именно сегодня ты решилась всё разрушить? – озвучил он своё недоумение. – Ева потянулась за чем-то на верхнюю полку отчего все изгибы её упругого тела зазвучали звонче и томительней. И Адам не выдержал, повысил голос: – Ева!! Я к тебе обращаюсь! Ответь мне, почему тебе приспичило именно сегодня убивать нашу любовь?!

Ева вздрогнула и выронила упаковку с новыми колготками. И обернулась.

– Потому что сегодня, а вернее, вчера вечером была годовщина нашей любви. Я так надеялась, что что-то изменится. Приготовила особенный ужин, всё, что ты так любишь. И вино. И ждала от тебя радости. Даже цветы. Дура. А ты так и не вспомнил. Как я могу убить то, что уже и так мертво?

Адам слушал её монотонные объяснения и холодел. Запустив замёрзшие пальцы в свою пышную шевелюру, он, скорее, подумал вслух, чем спросил:

– Как же я теперь без тебя?..

– Как и до меня, – равнодушно заметила Ева, – жизнерадостно и беззаботно. Мой уход мало что изменит в твоей жизни... – она подошла к Адаму и коснулась свободной рукой его щеки. – Ты не пропадёшь, милый. Утешишься с другой, которой позарез нужен такой красивый и предприимчивый бой-френд, как ты. Думаю, что ты будешь в одиночестве не более трёх дней. Потому что мужчина без женщины это всего лишь сирота, для которого всегда найдутся компания и сердобольные девы и тётушки, мечтающие его обогреть и утешить. Или погреться в…

– А женщина без мужчины кто? – сердито перебил бой-френд, задрав подбородок, чтобы лучше видеть её лицо.

– А одинокая женщина – это социально опасное недоразумение, крест нации и позор рода. Потому как ходячий соблазн для каждого самца и угроза семьям. И пустоцвет. А женщина должна рожать детей и хранить семью. Это главное. – Ева наклонилась и поцеловала его в лоб. – Не бойся, дорогой, я не буду одинокой… Потому что выхожу замуж. Не за тебя.

Вбив последний гвоздь в домовину их любви, она направилась к выходу из спальни. У самой двери Ева непроизвольно обернулась.

Адам вскочил, обернулся простынёй и замаячил по комнате, словно античный патриций, размышляющий о государственных нуждах: высокий, ладно скроенный, красивый… и взъерошенный. «Совсем как мальчишка… после потасовки… Любимый мой мальчик…» – со щемящей болью подумала Ева и вышла.

 

Вернувшись через полчаса, она застала Адама в том же одеянии. Он застыл у окна и пил глазами октябрьский пейзаж. Казалось, что он весь там, на улице, куда его выгоняли из этого дома, но едва Ева сделала пару шагов, услышала его внятные и жёсткие вопросы:

– Как давно ты мне изменяешь? И где ты подцепила своего женишка?

Такого оборота она не ожидала и потому растерялась. Но ненадолго: так, значит, он о ней думает?! И голос её зазвенел:

– Попрошу не путать меня со своими шлюхами, господин начальник! Я никогда никому не изменяю и ни за кем не охочусь! А так называемый женишок сам за мной охотится средь бела дня и виделась я с ним всего три раза!

– Всего три раза виделись и уже замуж?!! – Адам так резко развернулся, что чуть не потерял своё экзотическое облачение и вынужденный придерживать его прижал руку к плечу, чем ещё больше стал похож на древнего римлянина. – Так кто же этот ловкач?! – в заблестевших синих глазах Евы он безошибочно прочёл восторг и любовь и помягчал: – Прости. Я не вправе так орать на тебя. Но разве я не имею права узнать на кого променяла меня моя любимая женщина? Пожалуйста, расскажи мне о нём всё, что посчитаешь возможным…

Ева тоже умела читать в глазах любимого и прочла в них больше, чем он хотел. Прежде всего то, что Адам увидел её слабость. Она согнала с себя наваждение его обаянием и усмехнулась:

– Хочешь отдать меня в хорошие руки? – Адам нахохлился и Ева смилостивилась. – Ладно, не хмурься. Я скажу тебе, кто он, мне нечего скрывать. Это Рябинин. Андрей Николаевич Рябинин.

– Какой ещё Рябинин? Уж не тот ли это учителишка, что был на презентации книги Стрижакова для внеклассного чтения? Про полководцев. Так ведь он же уже не молод!

– Вот именно! Он самый! – дерзко подтвердила Ева. – И не смей его унижать! Учитель ничуть не хуже издателя, а даже лучше! Тем более, что он не просто учитель, а, как и я, филолог. А ещё и директор гимназии! И весьма престижной, между прочим. И с чего ты его в старики записал? Ему только тридцать два и он всего на три года старше тебя!

– Но тебя-то он старше на целых семь лет, – слабо возразил Адам и удручённо замолк. Ева тоже сникла.

– Ну и что? Я где-то слышала, что это самая правильная разница для крепкого брака. Зато он очень надёжный человек и точно знает чего хочет от жизни. После той презентации он будто бы случайно встретил меня у офиса и пригласил пообедать. Так мы познакомились поближе. Потом пару раз звонил, читал стихи, а позавчера мы ездили в Сокольники и он сделал мне предложение, сказал, что с первого взгляда понял, что я именно та женщина, о которой он мечтает всю жизнь. Я попросила время для раздумий… всё ещё надеялась… – Ева поняла, что выдаёт себя с головой и зачастила скороговоркой: – С ним я буду как за каменной стеной! Он обеспеченный, очень интересный мужчина и дети от него будут красивые и умные! И я обязательно стану очень счастливой. Даже не сомневайся! Потому что он обходится со мной как с королевой, а не как с девочкой для приятного досуга. Ладно, не будем об этом . Я решила, что приму его предложение, и точка.

Пока она отчитывалась перед Адамом о своём выборе, тот успел завязать узлом злополучную простынь и высвободил для атаки обе руки – и сразу дал им полную волю. Охнув от неожиданности, Ева на несколько секунд бессильно обвисла в крепких объятиях, но после первого же поцелуя напряглась и упёрлась ладонями в его плечи. И Адам сорвался:

– Ну чего ты ломаешься!!! Воспитываешь?! Не надо меня воспитывать, я уже большой мальчик! И я вижу, что ты меня любишь! Меня, а не его! И детей хочешь от меня, а не от него! Признайся, что любишь меня досмерти, потому и была сегодня такой ненасытной и целовала меня, как бешенная тигрица!

– Это была всего лишь истерика! – оскорблено воскликнула Ева и попыталась высвободиться. – Что ты о себе возомнил?! Что ты единственный мужчина на свете? Нет, ты не единственный и неповторимый! И ты ничуть не лучше Рябинина!

– Да!!! Ты уже сравнила нас?! Успела всё-таки! – загорелся Адам, но пощёчина вернула ему разум. – Прости… Я погорячился. Но ты ведь гонишь меня. А чем я хуже твоего Рябинина?.. – он вдруг разжал объятья и взял в ладони её лицо: – Не бросай меня, Рыжик! В конце концов, я тоже могу жениться на тебе… – глаза Евы потемнели от гнева и она выскользнула из его ладоней, но он успел схватить её за руки. – Выходи за меня! За меня, а не за него! Я обещаю тебе, что у нас будут очень красивые дети! Самые красивые и самые умные! И мы будем жить в раю, как настоящие Адам и Ева!

Дёрнувшись, Ева высвободилась из тисков и, сглотнув подступивший вскрик, сдержанно ответила на это спонтанное предложение:

– Поздно, Адам. Если бы ты позвал меня замуж вчера, я бы побежала за тобой, всё бросив и не оглядываясь. А сейчас говорю тебе «нет». Так что ты упустил свой шанс. Потому что я не хочу, чтобы ты когда-нибудь упрекнул меня, что я женила тебя на себе шантажом. Тем более, что ничего такого не было. Я приняла решение и не изменю его. Пожалуйста, не терзай меня, дорогой. И уходи. Давай расстанемся по хорошему, не будем топтать то светлое, что было у нас. Всё-таки первые полгода мы были очень счастливы. Целых полгода…

Высказавшись в полной тишине, она пошла к выходу – Адам, как сомнамбула, поплёлся следом. Он подавленно понаблюдал, как она облачилась в плащ и переобулась, и, наконец, очнулся:

– И куда ты собралась? Это же твой дом и уйти должен я!

Взгляд Евы заострился и голос стал ещё глуше:

– Пойду пару часиков погуляю. Мне нужно побыть одной. Так что собирайся без спешки. Там, в шкафу внизу, я приготовила сумку для твоих вещей… Да! Чуть не забыла! Я ухожу из издательства. Сегодня Зойка принесёт тебе на подпись моё заявление. Оно у меня в столе. Я позвоню ей… И скажу ещё, что это ты бросил меня… Потому и увольняюсь… Не смотри на меня так, Адам! Я же знаю, как это важно для тебя… Прощай!

Она плеснула в него прозрачной синью глаз и бесшумно закрыла за собой дверь.

Простояв в оцепенении несколько минут, Адам поспешил к окну и проводил взглядом ускользающее от него счастье…

 

Он уже полностью собрался, когда раздался резкий звонок. Адам рванул в прихожую: это Ева! Она передумала и вернулась! Моя девочка…

В распахнутую настежь дверь ворвалось благоухание огромного букета цветов, из-за которого показалась смущённая физиономия посыльного:

– Цветы для Евы Миловской. Она дома?

– Вышла… – убитым голосом промямлил Адам. – Давайте, я приму.

Поколебавшись с минуту, посыльный сунул ему бумажку на подпись, всучил букет и помчался как угорелый вниз по лестнице, будто боялся, что ему сейчас вернут нежданный презент для чужой жены. А то, что хозяину этот презент жутко не понравился, было видно с одного взгляда…

Адам тупо взирал на букет и медленно закипал. Рука сама собой погрузилась в сердцевину нежного великолепия, он в ярости сжал первый попавшийся цветок и выдернул его. Да, так! Он будет кромсать этих искусителей по одному: медленно и с наслаждением!

Вместе с третьим цветком в кулак попала записка и Адам, гадливо морщась, развернул её: «Доброе утро, Ева! – прочёл он, сморгнув непрошенную пелену. – Уверен, что рай, в котором вы обитаете, полон благоухания и без этих цветов. Но я очень хочу, чтобы вы согрели наступающий день своей улыбкой! Тогда всем станет теплей и мне тоже. Безраздельно ваш, Андрей».

Аромат растерзанных цветов коснулся трепещущих ноздрей Адама и он явственно почуял запах Евы. Убиться можно! Этот букет пахнет Евой! Почему он раньше не замечал, что она так благоуханна? Почему не говорил ей об этом? Почему не дышал ею каждую минуту ушедшего навсегда года? Почему так часто пренебрегал ею и почему сейчас продолжает обижать её, пусть даже в образе цветов…

Сонм недоумённых «почему?» повис в растекающемся по прихожей аромате, обостряющем чувство утраты.

Адам затолкал записку Рябинина в букет и, бережно положив тот на трельяж, выскочил за ворота рая, из которого был изгнан этим утром.

И только в такси он вспомнил о забытой в раю сумке – и ожил призрачной надеждой...