Мы смотрели на географическую карту и видели океан.

Это я так сказал, что видели. Мои друзья не видели, а я его видел. Мне было тринадцать лет, и из них шесть лет до этого я провел в кинотеатре «Хроника». Моя мама работала кассиром, и после школы я шел к ней на работу, где до восьми часов смотрел фильмы. Я смотрел все подряд и знаниям, полученным в жизни, я обязан этому маленькому кинотеатру в центре нашего небольшого городка в Туркмении. В восемь вечера начинался последний фильм из двух вечерних. Это уже были полнометражные художественные картины. А мы с мамой шли домой…

Зал был на тридцать мест и его стены задрапированы темной тканью. Сюда, на вечерние сеансы, приходили молодые люди и обнимали своих девушек. В восемнадцать лет я привел сюда свою Анжелу, и мы сидели прямо под окошками кинопроектора. Он громко стрекотал, но мы обнимались, ничего не слышали, и тогда я впервые поцеловал девушку со странным для того времени именем. А это видела билетер тетя Женя. Она погрозила мне пальцем в полутьме зала. Нас разделяло всего четыре стула. Я смутился…

Но, о пятом классе! Мы остались после урока. Я, Анжела, Эля и Колька. Я открыл атлас географических карт, показались два полушария, и я ткнул пальцем в синее – это океан.

Мы сгрудились у карты, обнялись как команда игроков, положив друг другу руки на плечи и втянув свои головы в круг.

- Закройте глаза и слушайте.

Все закрыли глаза, и я наизусть пересказал содержание научно-популярного фильма «Океания». Здесь был и Миклухо-Маклай, здесь и аборигены съели Кука. Здесь пищали дельфины, спасая пассажиров тонущих кораблей, здесь и акулы охотились за ныряльщиками…

Не знаю, как это получилось, но мои друзья после рассказывали, как они слышали шум бьющихся о берег волн, крики морских птиц, видели красное солнце выплывающее из океана, корабли с белыми пятнами парусов… А ведь я только пересказывал то, что увидел и заснял оператор. Конечно, советский, потому что наша цензура не могла позволить даже говорить о таких нейтральных вещах, как природа, буржуазным журналистам.

Наша четверка была лучшей в классе по знаниям естественных дисциплин. Это не удивительно, ведь мы освоили новый принцип обучения. Вот так оставались после уроков в классе, группировались, словно… Впрочем, я уже приводил сравнение, но все-таки хочу сказать еще более точно – мы были похожи на парашютистов, стоящих на крыле самолета, обнявшихся перед прыжком в бездну. И прыгали, но не падали и не разбивались, потому что я рассказывал очередной научно-популярный фильм. Например, про кинематику. И с самых древних времен. Мы были сразу в одном лице Архимедом, сидящим под тенью собственного дома и чертящего прутиком какие-то формулы. Но сначала были чертежи катапульт, огромных механизмов с колесами и обязательно купающегося мыслителя в бассейне. Воды в нем было много, но даже такой щуплый грек заставлял избытки ее выплескиваться на землю и моментально уходить в песок. «Эврика!»

А еще мы были сидящим под деревом Ньютоном, которому на голову сваливалось яблоко. В том фильме это было похоже на мультяшную вставку, только в виде набросков карандашом, где траектория полета яблока показывалась пунктирно…

Шестой класс начался для нас, как и пятый, будничными занятиями, но уже через месяц наша четверка испытала потрясение – Эля оказалась больной.

Прошло недели две или три, когда вдруг мы поняли, что с Элей плохо. После уроков мы пошли к ней домой. У моей мамы был выходной, потому что в понедельник кинотеатр не работал, и, узнав о том, что мы идем к Эле, собрала фрукты – несколько яблок, грушу и даже два мандарина.

Когда дверь квартиры нам открыли, и мы вошли под пытливым взглядом Элиной мамы, то мы не сразу узнали нашу подружку. Она страшно похудела.

- Ты че, из Освенцима, что ли? – спросил Колька и тотчас же прикусил язык.

Но Элина мама только вздохнула.

Затем мы сидели в комнате одноклассницы и рассказывали о школе.

- Я порвал свои самые лучшие брюки, - сказал Колька. – Ты же знаешь, я люблю съезжать по перилам. А за выходной день учитель труда набил на перила кусочки дерева. Как спичечные коробки, но еще ;же. И покрасил какой-то новой краской. Она быстро высохла. Ну а я со второго урока поехал вниз, в буфет. Думал, быстрее всех. На первой же «коробке» порвал брюки…

- А я написала письмо Анжеле Дэвис. И жду ответа, - сказала наша Анжела.

- Вчера смотрел фильм у мамы про извержения вулканов, - сказал я. И вдруг спросил. – А что у тебя за болезнь?

Эля оглянулась на дверь, нет ли мамы, и прошептала:

- Не знаю. Мне ничего не говорят. Но у меня кружится голова, сохнет во рту и не хочется ничего есть. Вон смотрите, весь стол заставлен, мама меняет блюда, а аппетита у меня нет…

Мы посмотрели в сторону, куда указала Эля. За кроватью стоял круглый стол с едой. Даже шашлыка с манящим возбуждающим запахом было несколько палочек.

- Дядя Жора полчаса назад принес…

Мы отвернулись, глотая слюну.

- А вы поешьте вместо меня!

- Ну, конечно!

- Нет, правда! Пойдемте к столу!

Мы нехотя поднялись.

Еще я увидел тонко нарезанные кусочки сала и кольца дорогой колбасы, здесь был салат, прожаренная в глубокой посуде, полной раскаленного масла, рыба, еще стояли вазочки с виноградом и нарезанным гранатом.

- И ты этого ничего не ешь!

Колька потянулся, было, руками к колбасе, но Анжела стукнула его по руке:

- Подожди! У меня есть мысль!

И я почему-то понял, какая это была мысль…

- …Но только тогда мы начнем все есть это, когда первой протянет руку сама Эля. Согласны?

Мы окружили стол, обнялись, опустили головы так, что они соединились в некую фигуру из соприкасающихся шаров, и закрыли глаза.

- Давай, Веня, начинай!

Мы долго стояли с закрытыми глазами, а я все думал, какой фильм вспомнить и рассказать моим друзьям. И ничего не приходило на ум. Но я не отпускал рук, чувствуя одной плечо Эли, а другой – Кольки. Анжела как-то проходила под мышкой. А вот ее руку я узнал. Она была на моей спине между лопаток. Потом она потянулась за воротник рубашки, и ее пальцы больно потянули за кожу над одним из позвонков. Анжела как бы говорила: «Давай, мы ждем, начинай!»

И вдруг я вспомнил о фильме про карнавалы в Латинской Америке. Была первой Бразилия, не очень широкие улицы с потоком людей, танцующих на ходу. Звучала забористая музыка, слышались крики, ускорялся темп…

Я слышал закадровый голос диктора. Он был чуть хрипловатым, но с большим чувственным диапазоном, он говорил: «Слово «ламбада» обозначает как ритм - смесь каримбо и меренге, так и танец, который объединяет в себе элементы форро, самбы, меренге и maxixe - бразильского танца девятнадцатого века, имевшего огромный успех в Европе. Танец очень заразителен, и его танцуют люди всех возрастов и обоих полов. Ламбада изящна и весьма быстра, вам приходится думать о том, как бы не споткнуться и не упасть… Ритм ламбады появился на Амазонке, позднее был переделан багийцами, которые придумали степы… Смотрите, смотрите, как он зажигает!

Неизвестная моим одноклассникам мелодия ворвалась в их головы, ноги стали делать немыслимые па, и мы, не отпуская до конца рук, отошли от столика и стали танцевать между ним, кроватью Эли и дверью…

Наверное, это была очень странная картина, но мы ничего не помнили, а только отдавались ритму танца…

Лишь после, лет в двадцать пять, я попаду на сеанс заезжего гипнотизера Дольского. И когда он вызовет меня на сцену, то получится конфуз, потому что не он, а я заставил спеть его петухом какой-то китайской породы. И у нас будет закулисный спор, кто сильнее из нас, и будет предложен контракт…

Неожиданно мы остановились, услышав тихий вздох мамы Эли: «Господи, да что это такое?» И тогда я разжал руки.

- Бедная, доченька, в тебе сил нет, да что же вы, ребята…

Но здесь мы услышали тихий голос Эли:

- Мам, я устала и очень голодна, можно ребята поедят вместе со мной?

И надо было понять возмущение Софьи Борисовны тем, что она могла бы запретить нам поесть вместе с ее дочерью!

…Да, спросите вы, а не видел ли я в детстве фильм о легендарном Кио? Нет, не видел. Но где-то в третьем классе успел «проглотить» одну не очень большую ленту, кажется из какого-то сборника или киноальманаха, развенчивающего евангелические истории про чудеса Иисуса Христа. Там были разоблачены со всей научной доказательностью сцены воскрешения Лазаря, исцеления матери и дочери от проказы, обретение зрения слепым и еще многие другие «фокусы». И много лет спустя, копаясь в киноархивах, я нашел-таки этот сборник. Мне разрешили его скопировать и перенести на «цифру». Я долго кадр за кадром смотрел этот фильм, поражаясь тому, что он не разоблачает, а подводит к мысли о правде чудес, сотворенных Иисусом, во время его скитаний по небольшой Галелее.

И неожиданно мне пришла мысль о «двадцать пятом» кадре. Правда, тогда телевидение не было еще так развито, чтобы манипулировать сознанием, да и фильм снят на пленке. Похоже, что режиссер или тот, кто монтировал фильм, обладал технологией вкрапления кадров внушения…

Но это другая тема.

А вчера я был в гостях у Кольки и Эли. У них прекрасные внуки. Приходила еще и Анжела с мужем.

В какой-то момент мне захотелось всех собрать головами друг к другу и задать интересную тему. Да хоть про полеты на Луну! Но вот муж Анжелы…

Ах, как неубедительно я поцеловал мою одноклассницу тогда в кинозале!

Или… А может грозящий палец тети Жени, подруги моей мамы, тому виной?