Все! - твердила себе Настя, ввернувшись в поселок, - все, все, все! Забыть его окончательно - забыть, забыть, забыть. Надо срочно куда-нибудь уехать. Сменить обстановку, набраться новых впечатлений, найти новых знакомых. Перестать ходить по кругу, возвращаясь к одному и тому же. Но куда? Может, в Муром? А что - это идея!

- Конечно, приезжай, племяшка, - прокричал в трубку дядя в ответ на ее просьбу. - Вот Нина обрадуется! А то ей в лес ходить не с кем. Я - то на работе, то на рыбалке, а она до нее не охотница. Приезжай, грибов нынче - хоть косой коси. Ждем!

Поскольку цены на железнодорожные билеты сделались не по карману педагогам страны, к которым относились и Настины родители, пришлось ей проделать весь путь на автобусе. Правда, автобус до столицы оказался довольно комфортабельным, даже с биотуалетом, - поэтому добралась без особых неудобств.

Когда за окном замелькали любимые красноствольные сосны, перемежающиеся с белоствольными березами, на душе у Насти посветлело. В Муроме ее обцеловали все родственники, затем Юрий объявил, что его приятель, директор артели по лесозаготовкам, приглашает желающих пожить у него на базе, в самом что ни на есть глухом бору, - заняться сбором лисичек, которые нынче очень в цене, рестораны рвут с руками. Можно и удовольствие получить, и хорошо заработать. Настя от радости даже запрыгала. А когда узнала, что у родни появилась своя легковушка, оставленная им в наследство родственником из деревни, - горбатый «Запорожец», старенький, но вполне резвый, поскольку большую часть свой автомобильной жизни простоял в гараже, ее восторгу не было предела. Ведь дядя пообещал отвезти их с Ниной на базу, - а если хорошо заработают, то и прокатить в Питер.

Эрмитаж, - сразу подумала Настя и тут же отогнала от себя эту мысль. Нет-нет, даже и не думай. Во-первых, теперь его там не будет, во-вторых, раз решила забыть - забудь. Сбегаю в университет, узнаю новости о приеме, побегаю по музеям - и все. Ну, по Невскому прогуляюсь - все-таки я через год поеду в Питер учиться. Господи, хоть бы поступить.

Весь июль и часть августа Настя с Ниной прожили в лесу. Им предоставили комнату в деревянном домике с крохотной кухонькой: там имелась даже плита, работавшая на привозном газе. Умывались под рукомойником, а за водой бегали к недалекому ручью. По вечерам комнатку освещала замечательная лампа - потрясающее устройство, изготавливаемое на местном заводике. Достаточно было покрутить его рукоятку минут десять, - и света хватала на полтора-два часа. Правда, в комнату устремлялись тучи мошкары, но запахи антикомариного геля, которым грибники щедро себя обмазывали, не позволяли маленьким вампирам сделать свое кусачее дело, - поэтому комариные полчища безрезультатно кружили вокруг, злобно пища.

Грибов было много, но напасть на полянку, подобную прошлогодней, так и не довелось. И что обидно: никто из сборщиков не верил в ее существование. Пришлось Юрию привезти неопровержимое доказательство: две большие фотографии в рамках, висевшие теперь у него в комнате. На одной красовалась та полянка в первозданном виде: грибы получились великолепно, шляпка к шляпке, а в центре стояли грибники с восторженными лицами, на другой - огромная куча грибов и рядом с ней Снегиревы с полными корзинами. Сидя вокруг костра, сборщики долго рассматривали снимки, отбирая их друг у друга и потрясенно качая головами.

- Мне бабка рассказывала про такую поляну, - изрек бородатый грибник, возвращая Насте фотографии. - Мол, открывается она не всякому, а только очень чистому душой человеку. И что ожидает этого человека счастье великое - до небес. Так что жди его, дочка, вскорости, - придет оно, не сомневайся.

Настя только вздохнула. Какое там счастье? - грустно усмехнулась она, - нет никакого счастья, и не будет. Дай бог поступить в Питере - вот и все мое счастье. Тоже, конечно, немало, - но это все. И то - если получится.

Муромский лес стал ей настоящим другом. Она полюбила часами неспешно бродить по его светлым соснякам и темноватым ельникам, - и уже совсем не боялась заблудиться. Ее острый взгляд издалека подмечал золотую россыпь лисичек под невысокими елочками и безошибочно отличал бархатистую головку боровика от пожухлого листа или похожую на благородный гриб «условно съедобную» свинушку. Но больше всего она любила, лежа на пахучей подстилке из сосновых опилок, устремить взгляд вверх на проплывающие в синеве облака - и тогда вершины сосен, как верные друзья, заботливо склонялись над ней.

В ежедневных поисках грибов незаметно пролетел июль. За этот месяц Настя отдохнула, окрепла и прилично подзаработала. Ей нравились вечерние посиделки у костра и неторопливые беседы с местными жителями, подрабатывавшими в артели. Они угощали ее густым деревенским молоком с ноздреватым хлебом собственной выпечки, рассказывали разные байки и никогда не лезли в душу с расспросами. Поэтому, когда за ними приехал Юрий, ей до слез было жаль покидать гостеприимный лес. Но делать было нечего: в Питере с нетерпением ожидала их приезда Наталья, у которой горела путевка в санаторий. Ее сын уехал с друзьями в горы, поэтому она хотела оставить квартиру на родителей: боялась квартирных воров.

До Питера добрались по главной трассе неспешно и без приключений. Заждавшаяся гостей Наталья накормила всех сытным обедом и засобиралась на вокзал, - ее поезд уходил через час. Отец предложил отвезти дочь на машине, чему та очень обрадовалась: не придется тащиться с чемоданом на метро. Настя попрощалась с сестрой и отпросилась прогуляться по городу.

По Невскому она добрела до Медного всадника. Сквер рядом с ним был полон народу, слышалась разноязыкая речь, ряженые в Петра и Екатерину зазывали народ фотографироваться. Настя купила мороженое и села на скамейку. Петр вздыбил коня, давившего ядовитую гадину, пестрая толпа глазела на великую скульптуру, из недалекой Невы взлетали струи фонтанов. Настя почувствовала себя почти счастливой.

Доев мороженое, она еще долго сидела, бездумно разглядывая прохожих, - потом встала и побрела, самая не зная, куда. Ноги принесли ее на Дворцовую площадь, - опомнилась уже у входа в Эрмитаж. Пойду, похожу по залам, зайду в любимый Малахитовый, решила она, - а что тут такого? И на Амурчика посмотрю, - может, он тоже по мне соскучился? Никакого Вадима там, конечно, нет, - он в Краснодарском крае. У него есть девушка - и это правильно. А мне он совсем не нужен, и иду я туда вовсе не из-за него.

Так она убеждала себя, поднимаясь по лестнице. Обходя знакомые залы, старалась не спешить, подолгу задерживаясь у старинных гобеленов и царских кресел. Но по мере приближения к крылатому малышу, ноги несли ее все быстрее и быстрее, и в заветный зал она влетела, едва не запыхавшись. Амур встретил ее привычной улыбкой, - рядом никого не было. Испытывая смесь облегчения с разочарованием, она приблизилась к статуе и долго стояла, разглядывая ее мельчайшие детали: лепестки розы у ног мальчика, его пухлые щечки и пальчики, колчан стрел. Невидимая аура любви, окружавшая статую, окутала и ее, - она погрузилась в немного странное для этого людного места состояние покоя и уединения. Проходившие мимо посетители задерживались взглядами на Насте с понимающей улыбкой, стараясь не потревожить ее углубленное созерцание.

- Какое прелестное дитя! - восхищенно произнес позади женский голос, - и, похоже, проказник немалый. Лет пять-шесть ему будет, как считаете?

- Нет, пожалуй, поменьше. Скорее три-четыре, - ответил мужской голос. Его звук заставил замереть, а затем бешено заколотиться Настино сердце. Она стремительно обернулась и едва не задохнулась от волнения: позади стоял Вадим, держа под руку седовласую даму, похожую на Алису Фрейдлих.

- Как считаете, девушка, годика четыре будет этому шалуну? - с затаенной улыбкой обратился он к Насте. Настя потрясенно молчала. - Думаю, девушка еще слишком юна, - отозвалась дама, сочувственно глядя на остолбеневшую Настю, - если у нее дома нет маленьких братцев или сестричек, вряд ли она на глазок определит возраст этого сорванца.

Настя продолжала молчать, глядя на Вадима широко раскрытыми глазами. Она понимала, что выглядит нелепо, но ничего не могла с собой поделать: комок в горле мешал ей произнести хоть слово. Молчание начало затягиваться. Наконец, вглядевшись в ее лицо, дама перевела взгляд на Вадима, что-то поняла и поспешно откланялась, поблагодарив молодого человека, любезно проводившего ее в этот зал.

- Ну, здравствуй, Снегирек! Наконец-то я тебя дождался. Думал, уже не придешь. - Продолжая улыбаться, Вадим взял ее похолодевшую ладошку в свою руку. - Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь. Может, ты не рада нашей встрече?

Испугавшись, что он и вправду так подумает, Настя отчаянно замотала головой. Наконец ей удалось проглотить комок. Глубоко вздохнув, она пролепетала:

- Очень! Я так хотела тебя увидеть! Вадим, пожалуйста, не исчезай больше.

- А вот этого я обещать не могу. Не получится не исчезать: у меня через три часа самолет. Но давай договоримся: если мы когда-нибудь потеряемся: ведь жизнь так переменчива, вдруг уведет нас друг от друга далеко, - то с четырнадцатого по шестнадцатое августа будем ждать друг друга у нашего Амура. С двух до трех часов дня, хорошо?

- Самолет? О, нет! Нет, пожалуйста! - Насте почудилось, что вокруг потемнело. - Неужели ничего нельзя сделать?

- К сожалению. Лечу к отцу. Он просил меня приехать - тоскует очень. Знаешь, Никита завербовался к нему в часть, - будет служить под его началом, отец помог. Все будет легче узнавать, как он там.

- Не знаешь, что у них дома? Наташа говорила, их отец тяжело болен.

- Знаю. Родители в Москве, отец на обследовании. Наташа у родни в Воронеже. Они продали квартиру - из-за денег. Перебрались в двухкомнатную.

- Не представляю, как Белла Викторовна согласилась отпустить Никиту. Отличник - и вдруг бросить институт, пойти в армию. Неужели только из-за денег? Мог бы и дома подрабатывать.

- Нет, конечно, не только. Знаешь, он в наш институт больше не вернется. Никита принял решение после армии поступать в академию МВД, хочет стать юристом.

- Странно, Никита - и вдруг следователь. Он ведь технарь до мозга костей и мухи не обидит. Он даже детективами никогда не увлекался. Что на него нашло?

- А ты не догадываешься?

- Да? - Настя изумленно воззрилась на него. - Он что, отомстить хочет? За Наташу? Но кому?

- Всем им. Этим хозяевам жизни - которым все можно и ничего за это не бывает. Он их смертельно ненавидит. За Наташу, за поломанную жизнь его семьи. Никита сейчас совсем другой - я иногда за него даже боюсь. Это хорошо, что он будет в армии какое-то время. Ему необходимо изменить обстановку. А с Наташей худо. Плачет и плачет. Нельзя было ее одну оставлять,- лучше бы с родителями поехала. Но в Москве жизнь очень дорогая.

Они вышли из Эрмитажа, пересекли Дворцовую площадь и направились к дому Вадима - забрать его вещи перед отправкой в аэропорт. Вадим держал ее за руку, как маленькую девочку, - было невыразимо приятно чувствовать тепло его ладони. Искоса поглядывая на своего спутника, Настя, с замиранием сердца, отмечала, как он изменился за этот год. Раньше это был интеллигентный юноша, умный, тонкий и немного ироничный. Теперь рядом с ней шел молодой уверенный в себе мужчина, хорошо знающий, чего хочет от жизни. И которому она, Настя, явно нравилась. Как вести себя с ним, что можно, а чего нельзя? Как поступать, чтобы не потерять и себя, и его? От нахлынувших мыслей она испытывала лихорадочное волнение, - отвечала невпопад и пару раз споткнулась, после чего он взял ее под руку.

- Вот и мой дом. - Пройдя под высокой аркой, они вошли во двор, похожий на глубокий колодец. Подошли к металлической двери, Вадим набрал нужный код, дверь отворилась. На лифте поднялись на шестой этаж. Он отпер дверь своей квартиры и распахнул, пропуская ее. Войдя в длинный темный коридор, Настя остановилась в нерешительности. Вадим щелкнул выключателем, коридор осветился. Настя увидела высокое трюмо в узорной раме, которую поддерживали два пухлых амурчика, вырезанных со всеми анатомическими подробностями. Она подошла к зеркалу, испытывая состояние, близкое к панике.

Нужно взять себя в руки, думала она, всматриваясь в свое отражение, а то он еще подумает, что я боюсь. Ничего я не боюсь, все нормально. Интересно, есть кто-нибудь в квартире? Ой, похоже, никого.

Они прошли в комнату с высокими потолками и большим камином - возле него стояли два глубоких кресла. Над камином Настя увидела портрет темноволосой дамы с большими бархатными глазами.

- Это мама в молодости, - сказал Вадим, заметив ее интерес. - Говорят, редкая была красавица. Садись, Настенька, отдохни, я быстро. Извини, что не угощаю тебя - даже чаю предложить некогда.

Он скрылся в соседней комнате. А Настя облегченно вздохнула: ему некогда, значит, ничего экстраординарного не произойдет. Теперь она почувствовала острое сожаление, что он так быстро уезжает. Как было бы хорошо, если бы он побыл в Питере еще немного. Они бы гуляли по городу, она бы привыкла к нему, узнала его поближе. А теперь он уедет, и ей останутся только воспоминания. Ну, ничего, скоро она тоже вернется домой, и там они снова встретятся - какое счастье!

- Теперь ты меня проводишь до метро, и там мы простимся, - сказал Вадим, когда они вышли со двора. Не стоит тебе ехать в аэропорт: это далеко, я буду волноваться, как ты доберешься обратно. Договорились?

- Ладно, - кивнула Настя. Ей стало грустно от мысли, что он так скоро снова исчезнет, и одновременно была приятна его забота. Они подошли к метро, он поставил на асфальт сумку, обнял ее и крепко прижал к себе, не обращая внимания на окружающих. Настя затрепетала.

- До свидания, Снегирек! - Он приподнял ее подбородок, наклонился и крепко поцеловал в губы. А потом подхватил сумку и исчез в толпе, рвущейся к эскалатору.

Настя долго стояла, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Его поцелуй, пронзительный, как укус, потряс все ее существо. Она почувствовала, что девочка в ней умерла, - с этого мгновения она стала взрослой. И неожиданно нестерпимая тоска от предстоящей разлуки схватила ее за горло.

Вот как бывает, когда любишь, - совсем не так, как тогда, с Борисом, размышляла Настя, возвращаясь пешком домой. Она попыталась вызвать в памяти ощущение его губ, - но оно не получалось, ускользало. Тогда она представила себе то, о чем они с Наташкой говорили вполголоса, - что могло случиться у него дома, если бы он не торопился на самолет. Новая незнакомая боль пронзила ее откуда-то снизу вверх, - она замерла от изумления и неожиданности.

Эх, нет Наташки, с сожалением подумала девушка, так хочется с кем-нибудь поговорить, спросить: что это, почему? Может, с тетей Ниной? Нет, еще папе скажет. Нет, папе она не скажет, а вот дяде Юре точно не утерпит, поделится - он ведь ее муж. А тот уж точно сообщит папе. А папа - маме. Вот шуму будет! Нет, надо помалкивать, надо держать все это в себе. Вадим, зачем ты уехал? Поцеловал и исчез - как так можно! А мне теперь одной помирать от тоски и не знать, куда себя девать.

Дома она прошла в пустую комнату, легла на диван и закрыла глаза. И сразу в памяти возникло лицо Вадима, - как он посмотрел на нее перед поцелуем. Она снова испытала чувство страха и одновременно восторга, нахлынувшее на нее в тот момент. Делать ничего не хотелось: ни читать, ни куда-то идти, даже шевелиться. Хотелось только одного: увидеть ЕГО. И почему я не поехала с ним в аэропорт, с сожалением подумала она, можно было побыть вместе еще часа два или даже больше - вот дура! Ведь до следующей встречи уйма дней - и чем их заполнить?

- Настенька, иди обедать, - позвала ее Нина.

- Не хочется, - отозвалась Настя, - можно, попозже? Я сама разогрею и уберу потом.

- Ты чем-то расстроена? - Тетя зашла в комнату, села в кресло и встревожено посмотрела на Настю. - Что случилась?

- Да нет, все в порядке. Просто, полежать захотелось. Сейчас встану.

- Да ты лежи, лежи. Не хочешь, не говори. Только я же вижу: ты ушла веселая, а вернулась сама не своя.

- А ты вспомни, что тебя в ее возрасте больше всего волновало. - Юрий тоже вошел и сел рядом с женой. - Любовь - ведь так? Девушке через неделю семнадцать - не может быть, чтобы не была влюблена. Дай-ка, я угадаю. Олег мне рассказывал, как они год назад возвращались из Питера с молодым человеком - его Вадимом, кажется, звали. Они встретили его в Эрмитаже. Ну-ка, признайся, племяшка, ты сегодня там была?

Настя молчала.

- Значит, была, - удовлетворенно кивнул дядя, - вот и вся причина. Или не встретились, или поссорились: одно из двух. Угадал?

- Одно из трех. - И Настя сердито отвернулась к стенке. - Я хочу подремать, извините.

- Тебе бы в следователи. - Нина встала, потянув мужа за рукав. - Идем, оставь ее в покое. Не горюй, детка, все образуется. Любовь - она как качели, то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Полюбят и тебя, никуда не денутся. Ты ведь у нас умница и красавица - как такую не полюбить?

Они ушли. А Настя полежала-полежала и незаметно уснула - до самого вечера. Вечером встала, поужинала и до трех часов ночи смотрела телевизор. На экране раскованные девицы не старше ее самой, едва познакомившись с молодыми людьми, без малейшего стеснения сбрасывали одежду и вскоре оказывались с ними в постели. Неужели им ни капельки не стыдно? - размышляла девушка, ведь они это проделывают при всех. Даже если не по-настоящему.

- И что ты об этом думаешь? - вдруг услышала она вопрос Нины, - та незаметно приоткрыла дверь и некоторое время наблюдала за происходящим на экране.

- Омерзительно! - искренне вырвалось у Насти, с загоревшимся лицом нырнувшей под одеяло. Что теперь тетя Нина будет думать о ней? Скажет: вот развратница!

- Правда? - неожиданно обрадовалась та. - А то я уже стала думать, что вашему поколению нравится это свинство. Если б мои дети такое вытворяли, я б им ноги повыдирала. Но, похоже, нынешняя молодежь не видит тут ничего особенного. Да ты не тушуйся, смотри, если интересно. Это я так.

Но Настя уже выключила телевизор и притворилась спящей. Тетка еще немного постояла в дверях, - но видя, что племянница не склонна продолжать разговор, тихонько прикрыла дверь.