Я была единственной племянницей старой тетушки Елизаветы. И когда посреди ночи внезапно зазвонил телефон – сердце мое вздрогнуло. Я не ошиблась: тетушке стало очень плохо, и ее на «скорой» увозят в больницу.

 

Боже! Сколько раз я умоляла ее лечь на обследование,но тетя панически боялась больниц.

 

– В моем возрасте редко оттуда возвращаются, – с горечью говорила она.

 

Стараясь сильно не волноваться, я торопливо вызвала такси. Светила полная луна, красивая, словно солнце в ночи. И в ней, как в зеркале, отражалась вся наша земная жизнь.

 

Тетушка, уставшая от лечебных процедур, полулежала на узкой железной кровати. Чувствовалось, что ей стало намного легче.

 

Я поцеловала горячую впалую щеку и поправила легкое одеяло. Затем достала фрукты и вишневый компот.

 

– Налей и соседке, Джульетта, – попросила тетя Елизавета. - Вы позволите, Маргарита Арнольдовна?

 

– Мы помешали Вам спать, Маргарита Арнольдовна. Простите, пожалуйста! – извинилась я, ставя чашку на ее совершенно пустую тумбочку.

 

– Грустные мысли не дают спать, голубушка, – безнадежно махнув рукой, ответила соседка моей тетушки.

 

Общее подавленное настроение как-то объединило нас, а долгая осенняя ночь приглашала к откровенному разговору.

 

– Сколько раз я говорила себе: не принимай все так близко к сердцу, не ешь себя – а не получается. Ну, что это за жизнь, а? Вы можете поверить тому, что мне даже некому завещать квартиру? – продолжила Маргарита Арнольдовна.

 

Скрыть недоумение мне было сложно, да я и не пыталась. Скрестив руки на груди, я слушала, стараясь понять незнакомую женщину.

 

– Есть ли смысл завещать квартиру тем, у кого и так всего полно? Я хотела подарить сироте, или одинокой бедной женщине, близкой мне по духу. Я долго искала и присматривалась, пока еще были силы. Сначала думала завещать знакомой медсестре, которая принесла мне лекарство и бесплатно сделала два укола. Но за одноразовый массаж поясницы она взяла у меня такую сумму, что хватило бы на недельный курс. А я, глупая, вдобавок подарила ей дорогую вазу. А вскоре она стала избегать меня, даже не подозревая, какой я ей готовила подарок. Потом хотела оформить завещание на соседку. В надежде, что она окажется рядом в трудную минуту. Но та неожиданно вообще перестала меня замечать.

 

– Не огорчайтесь так, Маргарита Арнольдовна, – ласково сказала я. Все будет хорошо! Вы поправитесь!

 

В ней было столько страдания и боли, что мне захотелось закричать. "Надо помочь, что-то придумать, как-то ее развеселить" – твердо решила я.

 

– Завтра у Вас будут новые друзья. Все мои подруги станут Вашими подругами, а родные - Вашей родней. Мы будем сидеть по вечерам в моей просторной квартире – и пить чай с яблочным пирогом.

 

Она посмотрела на меня растерянно, потом отбросила со лба седую прядь волос и поблагодарила:

 

– Давно не слышала теплых, искренних слов, – тихо сказала она. – Но не беспокойтесь, дорогая. Некому было в старости присмотреть за мной, некому, значит, будет и поплакать на похоронах.

 

Лицо ее побледнело, веки задрожали.

 

– Я долго не продержусь, я знаю. Цветы, старинные иконы, книги, золотые украшения, картины – это часть моей жизни, моей души. Я вынуждена была дарить их случайным знакомым за небольшие услуги. А хотелось бы подарить любимым, преданным друзьям. Но, не судите меня строго, настоящих друзей у меня нет. Все думают только о личной выгоде, все любят только себя. Надменные, лживые, завистливые, поразительно жадные. Осознанно или нет, но они всегда делали мне больно... Они обещали позвонить – и не звонили, клялись зайти – и сразу же забывали об этом. Я вдруг стала всем чужой, никому не нужной, как только постарела. И жизнь моя постепенно превратилась в настоящий ад. Где все, кого я любила больше жизни? Где те, с кем я делилась последним, и помогала, чем могла? В застиранной до дыр больничной рубахе я лежу на казенной постели – и никто даже не знает, что я умираю. Кто вспомнит обо мне? Жизнь скупа, милая. Мне шестьдесят девять лет, и знаете, сколько чистых, светлых душ я повстречала на своем жизненном пути? Двадцать! Сегодня специально считала. Ну, и Вы – двадцать первая.

 

– Все будет хорошо! – уверенно сказала я. – Завтра Вы сами сможете убедиться в этом. И мне не нужна Ваша квартира, поверьте!

 

Болезненная улыбка лишь на секунду оживила ее лицо. Не ответив, она тяжело повернулась на бок, лицом к стене. А я, пожелав женщинам красивых снов, вышла под покров ясной, безмятежной ночи. Сияющее звездное небо казалось особенно прекрасным и величественным после тесной палаты, пропитанной запахом лекарств. Я с грустью думала о любви и смысле жизни. Если бы я могла, я бы сняла с неба эту солнцеподобную луну и мерцающие звезды, чтобы подарить их Маргарите Арнольдовне. Мне так хотелось, чтобы она улыбалась!

 

В полдень, с двумя подругами, цветами и смешным клоуном на шелковых шнурочках, я вошла в палату. Пустая, аккуратно застеленная кровать Маргариты Арнольдовны и гнетущая тишина красноречивее слов известили о ее смерти. Тетя Елизавета обняла меня и заплакала.

 

– Это была последняя ночь ее пребывания на Земле. Говорят, что смерть забрала ее во сне, а я в этот момент лежала рядом. Когда я на минуту проснулась среди ночи – еще светила полная луна, и в ее дивном, таинственном свете соседка показалась мне необычайно спокойной, мирной спящей. Как это случилось – не знаю, я в эту ночь слишком крепко спала…