Напутствие в Землю обетованную Илье Авербаху, Семёну

Арановичу, Иосифу Бродскому и всем евреям, стеснённым в правах в СССР.

 

Я стоял на перекрёстке Бродвея и 49-ой улицы. Как пальцы

выставленные напоказ в драгоценных алмазных перстнях вокруг меня

высились небоскрёбы. Пытаясь остановить прохожих и узнать адрес, я

повторял на ломанном английском языке свой вопрос

- Сори! Где тут...э-э...Самовар, плыз?

Но прохожие пролетали с такой скоростью, что окончания вопроса тонуло в

шорохе шин.

- Я покажу тебе дорогу, Коля!-послышался знакомый голос за спиной.

- Твою мать, Оська! Что ты тут делаешь?

- Это ты что здесь делаешь? Я-то здесь живу.

Передо мной, со своей питерской ехидной улыбочкой, не разжимая губ ,

стоял Бродский.

- А как ты меня узнал?

- Да по пальто! Помнишь как в том анекдоте про большевиков, которые

встретились у мавзолея Ленина через пятьдесят лет после революции и

один другого спрашивает, как же он его узнал? Да? И так далее, и так

далее, и так далее....

- А сколько же мы не виделись?

- Постой, постой, Коля. Последний раз это было у тебя на вечеринке. Перед

моим отъездом. Я, Илья, Семён, Паша, Вова Светозаров. Ну и напугался я

тогда. Второй-то раз сидеть не очень хотелось. Да? Вот и послушали

музычку! Дебитлз!

- Боже мой, сколько воды утекло, Ося?!

- А я тогда на Ленфильме тебя сразу узнал и не хотел к тебе тащиться со

своей американкой. Как-то ты мне сразу не понравился, когда я ещё тебе

«Доктора Живаго» продал. Да? Что-то ментовское у тебя в лице было. Если

бы не Илья и Семён, которые начали тебя расхваливать, я бы не поехал.

- А Илья-то уже давно умер. И Семён тоже.

- Да грустная история. Очень грустная. Ну, пойдём Коля, покажу тебе

дорогу к «Самовару». А помнишь мы тогда поехали на 31-ом трамвае к

тебе на бульвар Профсоюзов и хотели где-нибудь сойти водки купить и так

далее, и так далее, и так далее… На Зверинской выходим - водки нет. На

Добролюбова выходим – водки нет. А надо до семи успеть, а то пришлось

бы «Сержанта» на сухую слушать.

- А девчонки ваши, Ося, на второй остановке в другую сторону чуть не

уехали, поняли, что с вами вечеринка не весёлая получится. Семён их еле-

еле уговорил, расписывая какие уникальные у меня пласты «БИТЛЗ».

Если бы не Линка Сандлер , они бы разбежались.

- Да он и нас всех уговорил к тебе поехать, потому что только у тебя в

Ленинграде «Сержант Пейперс лонли хад клаб бенд» появился. Да ещё

своя комната в центре. Тащиться в новостройки не надо, чтоб выпить под

музыку и так далее, и так далее, и так далее…

- А водку мы уже прямо у моего дома купили в гастрономе на Леотьевском.

Там хороший винный отдел был и продавщица знакомая. Сразу две бутылки

«Столицы» взяли, чтоб лишний раз не бегать. А на закусь пельмешек

«Сибирских» шесть пачек. Нет, пять - у них больше не было. Всё

разобрали под конец дня. А комнату эту мама мне дала, чтоб жить с молодой

женой отдельно. Я из штанов выпрыгивал от радости, что стал

самостоятельным. Могу, кого угодно приглашать и любую музыку слушать.

- Ну в этом вопросе, Коля, нас твоя соседка разубедила. Да? Она же тебе

сразу сказала, что вы здесь не один живёте и будете пол мыть лишний раз в

местах общего пользования за своими гостями. Да? Ты цыкнул тогда на неё,

а дочка с хахелем выскочили бить тебя, но...притормозили, сосчитав нас по

головам. Да?

- А хахель крепкий был такой парнишка, спортсмен, баскетболист. Витя

Правдюк его звали. Дочка тоже баскетболистка. Они в университете оба

учились . На филфаке, нет… на юридическом. Права покачать любили.

- Я помню обалдел от твоего книжного шкафа до самого потолка. Метра

четыре высотой. Да?

- Да не шкаф это был, Ося, а стеллаж из досок. Сам сделал.

- Ну да? Вот рукоделец.

- А пока твоя жена пельмени в тазу варила, соседка орала, что нельзя

занимать всю плиту и что ей тоже пищу надо готовить. И что ты - кулак и

так далее, и так далее, и так далее. А ты её крысой обозвал. Да?

- Крысой она и была. Ни дать, ни взять. А помнишь, Ося, когда ты начал

после второй рюмки читать "Я входил...", она в дверь забарабанила и

попросила не кричать так громко или она вызовет милицию. А Илья ей

сказал , что мы разучиваем революционные песни к празднику Октября.

- Да? А в туалет мы ходили не переставая. Да? И всё время хлопали

дверью. А она, видимо, переживала, что так часто пользуются её унитазом.

Ещё сносится до дыр?! Да?

- А помнишь, Ося, я попросил у неё стульев, а то нам сидеть не на чем. А

она, обалдев от моей наглости, пообещала нас всех посадить куда

«следовает» и тогда мы вдоволь насидимся. Ты побелел от этой её шутки и

засобирался домой.

- И правильно бы сделал, если бы ушёл. Да?

- А «Битлз»?

- А что «Битлз»? Пока Паша с Семёном разглядывая твои иконы,

рассказывали девушкам о древней Руси и так далее, и так далее, и так

далее, все уже забыли зачем пришли.

- Пельменей поесть пришли под водку. И пообжиматься с девчонками в

тепле. Где ещё пообжимаешься? Все жили с родителями в коммуналках. В

кафе не натанцуешься в обнимку- знакомые засечь могут. Да и не было в

кафе танцев. Вот все по «хатам» и собирались.

- Только вот сесть у тебя, действительно, не на что было. Да? Так на полу

расселись как хиппи. Курят все сигарету за сигаретой - умных из себя

строят, переживающих. Дым коромыслом - друг друга не видно. Да? А ты

ещё и свет потушил для интима. И так далее, и так далее, и так далее. Мне,

помню, фонарь с улицы прямо в глаз светил, как на допросе. Да? Мне не до

музыки было. Я ушёл бы, если бы не Илья. Друг всё-таки. А он из-за Семёна

пошёл. А Пашке до «Стрелы» всё равно некуда деваться было.

- А строили-то из себя больших ценителей музыки. Получается, зря я

старался.

- Не, Коля, не зря. Музон был сногсшибательный. Да? Колонки у твоей

«Симфонии» такие мощные. Каждая со шкаф величиной. Да? Когда ты

врубил их на полную, я думал, что по мне открыли огонь из пулемётов.

Тебе все кричат, сделай потише, а ты не слышишь ничего. Извиваешься в

ритуальном танце. Жена твоя прячется за Линку, перечить тебе боится.

Да?

- Пельмени с водкой, конечно, нас всех успокоили. На полу все

растянулись, от удовольствия щурятся, жмутся друг к другу.

- И вдруг дверь как взрывной волной вышибло. Да? Иконы с грохотом

полетели со стены, а в проёме толпа мужиков с красными повязками на

рукавах. Да? Выползает твоя соседка и шипит, тыча пальцем на наше

лежбище. Да? Музыка прекратилась, как по команде. То ли кончилась

пластинка, то ли вырвались провода.

- Безобразие - заорал квартальный, сверкая пуговками. Людям отдыхать не

даёте. Пройдёмте в отделение. Кто ответственный квартиросъёмщик?

- Не имеете права – полез ты в бутылку. Да? А я потерял дар речи,

прикидывая, чем для меня всё это может закончиться. Выезд закроют,

связь с американкой пришьют и как рецидивиста посадят меня в острог до

скончания века и так далее, так далее, и так далее.

Дружинники толпились в коридоре, а участковый ходил по комнате и

подталкивал нас на выход, как шпану.

- Всех в отделение! Там разберёмся.

- Я говорила , посажу, значит посажу, хулиганьё. Я на вас управу найду у

Советской власти, антисоветчики проклятые! Стиляги! – дребезжала

Зинаида Ивановна.

Мы выходили по одному, нехотя напяливая на себя свои пальтишки.

- Девушки, можете остаться - великодушно разрешил участковый, облегчив

нашу участь.

 

Мы шли гуськом по тёмному двору на Леонтьевский переулок.

Отделение оказалось в двух шагах от дома, на улице Красной, в доме с

кумачовой вывеской «ШТАБ ДНД».

- А помнишь нас посадили всех на одну лавку, потому что у них стульев не

было.

- Да. А Семён как ляпнул, что это скамья подсудимых, так меня чуть не

стошнило. Да?

- А когда дружинники все вышли на улицу покурить, я подумал, они

воронок подгоняют.

- А мент, помнишь, спрашивает Пашку - сколько мы водки выпили? Да? А

Паша говорит по чуть-чуть. Да? Только за праздник Октября. Да? А мент на

него покосился и спросил строго как его фамилия и так далее, и так далее,

и так далее.

- Потом когда в паспорт его посмотрел, как заорёт, что тот его обманывает.

Сказал Финн, а в паспорте написано Халфинн. А Паша говорит, что он не

обманывает, а что это его псевдоним. Потому как он сценарист. А Вовка

Светозаров, как на пионерском сборе хотел сказать правду, что он по отцу

Хейфец, но Илья его угомонил.

Но всё равно в паспорте было написано - еврей. А к евреям тогда было

очень предвзятое отношение. Они всем гуртом повалили в Израиль. То есть

Родину предавали. Эта провинность для мента была уликой поважнее, чем

линия налива за воротник. На собраниях профсоюзных отъезжающих

евреев распинали и посадить могли, как раз плюнуть. Дело пришить могли

любое, какое понравится. Водочные пары мешали нам осознать это сразу.

- Потом мент Семёна спрашивает фамилию, а тот ему - Аронович! Кем

работаете? Режиссёр на Ленфильме. Хорошо промолчал, что снимал

похороны Ахматовой и КГБ его давно "пасёт".

- Илью спрашивает, а тот - Авербах! Кем работаете? Режиссёр на

Ленфильме. /Вынашиваю замысел фильма "Белая гвардия"./

 

Дружинники пришли, накурившись "Беломора", а мент им говорит, что

большие они молодцы, потому как целую банду антисоветчиков поймали и

дело на групповщину потянет. А им на заводе за это отгул положен.

Дружинники обрадовались, оживились, что вечеринка удалась.

- Да-а. Тут мент до тебя добрался. Как фамилия спрашивает? А ты дар речи

потерял, вытаращил на него глаза. А сам белее первого снега сделался. А

Илья не выдержал, пожалел тебя и злобно менту говорит, что в паспорте

всё написано.

- А мент по слогам читает Брод-ский. Да? Бродский, что вы там на сходке

обсуждали?! И тут какой-то грамотей из дружинников встрепенулся,

вскочил и пропел петухом - неужели тот самый Бродский? Вы сын его? Или

внук?

- А мент тебя спрашивает, вы тот самый Бродский?

- А я думал, что они имеют ввиду мою отсидку. Киваю обречённо. Да?

Поддакиваю скромно, что мол тот самый Бродский. Чего уж думаю

отпираться и так далее, и так далее, и так далее?

- А мент дружинника пытает, какой-такой "тот самый" Бродский? Чем

знаменит? А дружинник ему с придыханием говорит, что художник был

такой известный, который самого Ленина рисовал. И что в Ленинграде

есть улица Бродского и музей.

 

Мент тогда задумался, протоколы стал перебирать как карты игральные.

Потом осклабился, как будто кислого квасу выпил и заговорил

повеселевшим голосом. Ладно, говорит, ребята. Идите по домам. Праздник

вам портить не хотим. Но вы больше не балуйте. Людям на нервы не

действуйте. Не мешайте им коммунизм строить. И отдал паспорта. И руки

жать стал, прощаясь.

- А мы вышли и наперегонки припустили по бульвару .

- А Семён кричал, что вечеринка удалась!

- Двадцать пять лет мы не виделись, Коля.! Да? Как ты живёшь-то? Как

Питер?

- А ты как, Ося? Нобелевку отхватил, по радио говорят. Вот пруха?! Ну кто

бы мог подумать ?

- Я бы мог подумать!

Так Ося довёл меня по каменным джунглям Нью-Йорка до ресторана

«Русский самовар», который оказался его собственностью. Домой из Лос-

Анжелеса мы с Никитой в большой компании возвращались через Нью-Йорк

и он решил там отпраздновать «Оскара». Пили «Столичную» и закусывали

пельмешками. Орали песни «Битлз» во всю глотку. Но ментов так никто и

не вызвал. На следующий день мы улетали в Москву. Это был третий раз,

когда жизнь на своих закоулках свела меня с Иосифом Бродским. И как

оказалось - последний...

Но вечеринка удалась!