(памятник Н.М. Пржевальскому на Иссык-куле) Посвящается однокурснице Надежде Ильиной Мы из студенческого круга. Объединенные не дружбой, Но пониманием друг друга. Мы шли на помощь, если нужно. Ни шумных ветреных пирушек, и сплетен, зависти - ни капли. Отряд воспитанных старушек…. Теперь такие поиссякли. А впрочем, и сейчас немало таких, как мы когда-то были. Не все же курят. Не пристало чтоб трубку, как гусар, смолили…. Не все же пьют и матерятся, не все в наркотиках и склоках. Спортклубы, шейпинги и танцы их отвлекают от пороков. И все же. Все же, все же, все же…. Довольно. Хватит. Я смолкаю. Всегда ворчат о молодежи. Проверено давно, веками. Мы с Надей долго не видались. Меж нами годы, расстоянье. Мы даже в письмах не общались. Не тяготило расставанье. Но вот приехала однажды Я в город, с детских лет знакомый. Влекома ностальгии жаждой, к могиле матери влекома. Давно вдали, на каменистом ложе покой нашла семья родная. А я тогда была моложе. Приехала туда одна я Я два – три дня жила у Нади в квартирке низенькой барачной, что с садом за стеною, сзади. Тогда считалось все удачей: Две комнатенки, две кровати, и шифоньер – предел мечтаний. Округлый стол, до пола скатерть. Уют убогий, без роптаний. Меня приветили радушно. И между дел велись беседы о жизни однотонно-скучной, где вперемешку – труд и беды. где мать в семье - мужик и баба. И Надя – как тут будешь слабой? Уж выросли в невзгодах дети. А муж, нахлебник окаянный, Пригубит горькой на рассвете, и так до ночи в доску пьяный. И ей давно его прогнать бы, но все надеялась, прощала. Ох, эта участь русской бабы…. Нашли чем хвастать? Остановит и на скаку коня лихого, и в пламень россиянка входит. А мужики? Найдешь такого? А Надя все умела делать, и даже печи класть умела. Умела и копать, и сеять. И даже топором владела. - Ах, как ты делаешь все ловко! Я не умею как ты, Надя. И грустно вскинута головка: -Да жизнь научит, если надо. -Давно ль в театр ты ходила? - Да так давно, что и забыла. И посещала ль вообще ты? Сегодня видела афишу и я купила нам билеты. Растерянность твою я вижу. Пойдем, Надюша. Всю работу не переделать нам с тобою. Билеты взяты на субботу. А пол я помогу, помою. -Да в чем пойду я? Нет нарядов. Я по театрам не привыкла. И в доме, видишь, беспорядок. И робость, знаешь ли, возникла. - Да полно, Наденька, довольно. Не каждый день тебя я мучу. Прости за то, что так невольно нам выдался подобный случай. Я Надю убеждала долго. Суббота, наконец, настала. Поняв, что спорить – мало толка, Она пошла, хоть и устала. И вот мы шествуем неспешно под тополями по аллее. А вечер запахом черешен прохладой, тихим ветром веет. Вот и театр, вернее, клуб он. Тут, приезжая на гастроли, артистов небольшие труппы не по своей, скорее, воле, Играли без энтузиазма. Провинциальный стерпит зритель, стандартных шуток и сарказма непривередливый ценитель. Вот свет погас, и погрузился ДК в загадочную мглу. Неспешно занавес открылся, кулисы, круглый стол в углу. Устав от частых переездов, гостиниц с шумными ночами, играл старательно заездный за деньги, отданные нами. Надюша, доброта святая, смеялась громко, вот потеха! Объединились люди в зале от заразительного смеха. И с нею вместе хохотали. Прервав спектакль на минутку, в восторге на нее глядели артисты: искренность не в шутку, а от души, на самом деле. Сперва мне было неудобно: ведь так не принято смеяться. Но это было бесподобно. Вот так бы всем объединяться…. Порой казалось: у артистов она рождала вдохновенье. И в зале лиц не видно кислых. Незабываемы мгновенья. ...Проходят годы, мы расстались. Вновь не сложилась переписка. Но в памяти моей осталась не пьеса, не игра артистов. А Надя. Искренность святая. Я позабыла о сюжете. Забылись все артистов шутки. Но не забыть вовеки эти Чудесной доброты минутки. |