- Конечно… Да, я это сказал… Да… Да пойми ты… Что я этим хотел сказать?.. Не надо выдергивать фразы, я не это имел в виду…

Степан остановился на лестничном пролете, между этажами. Зажав телефон плечом, достал сигареты. Сразу закурить не удалось, зажигалка сбивалась, жалкими потугами высекая слабые искры. Наконец, табачный конец сигареты затлел, Ковальчук затянулся.

- Зачем ты мне это говоришь?.. Да, курю… Опять… Вот только не надо это сюда приписывать… - сизый дымок поднялся к потолку, растекся прозрачным туманом. – Я сделал, как ты хотела… Виноват?! В чем?.. Конечно, давай и это сюда припишем, - всплеснул Степан рукой.

Затяжка обожгла язык, он сплюнул на грязный пол, слушая, как на том конце трубки надрывается женский голос.

- А вот это уже к делу не относится, - произнес холодно. – Да, не относится… Лариса… Лариса, послушай… Ты можешь меня хоть немного послушать?! – взорвался он. Заговорил быстро, торопливо, пока она не перебила его: - Полгода назад ты сама не хотела ребенка, а сегодня у твоей мамы заявила, что хочешь двойню… Я буду приписывать твою мать – она мне плешь проела, что хочет внуков…

Ковальчук затушил сигарету о подоконник, щелчком бросил в сторону мусоросборной трубы. Поднялся на пролет, к двери.

- Хватит на меня орать… А вот это уже удар ниже пояса, - глаза сузились, превращаясь в щелки. Он произнес, напоминая: - До меня ты была ''бревном''…

Ключи вошли в замочную скважину, она несколько раз негромко щелкнула. Потянув ручку, открыл дверь, вошел в квартиру.

- Я хочу детей… Да, от тебя. Вопрос в том, хочешь ли ты?.. Что значит «нет»?! Полчаса назад… Какие, к черту, женские штучки?! Твои перепады настроения… Я не кричу…

Дверь неслышно захлопнулась. Степан стоял в темном коридоре. Справа, в окно кухни заглядывала луна, освещая в углу небольшой стол, придвинутые к нему два стула и невысокую вазу с живыми цветами.

- Лариса, - негромко проговорил он, устало потирая лоб: - ты моя жена и я хочу… Хорошо, ты сегодня не приедешь… Живи у мамы сколько хочешь, но я твой муж и тоже имею право… Что значит ''посмотрим''? Лариса, что ты… Не надо меня разводом пугать – пуганый уже… Как мои бывшие жены виноваты в твоих проблемах?.. Ах вот так!.. Скажи свое матери, чтобы не вмешивалась в разговор... Буду трогать! Или ты возвращаешься… Алло!

Ковальчук посмотрел на экран телефона, тот высветил время разговора и потух. Степан осторожно закрыл его, внешний дисплей отобразил время: двадцать два часа пятьдесят три минуты, и скоро тоже потемнел. Мужчина посмотрел на небольшую затихшую коробочку в руках, словно видел ее впервые.

- Да пошло оно! – крикнул в сердцах, и бросил телефон об стену.

Не выдержав такой вспышки гнева, тот разлетелся на части: крышка ''раскладушки'' отлетела; монитор треснул; аккумулятор, выбив заднюю панель, забился под подставку для обуви.

Степан сбросил куртку в угол, снял ботинки и прошел в кухню. Не зажигая света, налил в чайник воды, поставил его на плиту. На чистом для такого времени года небе, гуляла желтая крупная луна в окружении нескольких звезд.

Ковальчук достал из джинс сигареты, быстро раскурил одну. Пальцы подрагивали, он, пытаясь сдержаться, судорожно затягивался. Дым наполнял легкие, заставлял прищуриваться.

Чайник засвистел, выпуская в потолок тонкую струю пара. Мужчина выключил плиту, сдвинул его в сторону. Сделал глубокий затяг, докуривая сигарету до фильтра. Покрутил в пальцах, решая куда выкинуть. Под взгляд попалась форточка; распахнув ее, выбросил нервно смятый окурок.

В квартиру ворвался зимний ветер: холодный и бодрящий. Он раскидал клубы дыма, оттесняя их к стенам. Ковальчук вздохнул морозного воздуха, медленно выпуская пар сквозь сжатые зубы. Прижался лбом к холодному, заледеневшему стеклу, потер глаза.

- Устал, - произнес негромко, будто объясняя кому-то свое состояние. Вот только некому было услышать его в двухкомнатной квартире.

Игнорируя горячий чайник, открыл холодильник, достал непочатую бутылку водки, не обратив внимания на лежащее на нижней полке вино. Крышка легко поддалась, будто все это время ждала, когда же он откроет ее. Достав невысокий стакан, Степан налил в него до половины прозрачную жидкость. Тот покрылся легкой испариной.

Водка на мгновение обожгла гортань, но потом разлилась теплом по телу. Второй стакан заставил кровь бежать быстрее, в голове появилась ненавязчивая легкость…

Когда в бутылке осталось не больше трети напитка, Степан отставил ее в сторону. Голова, одурманенная спиртом, немного кружилась, изображение теряло свои контуры, зато он перестал так переживать из-за ссоры с Ларисой. Опершись о раковину, открыл кран с холодной водой, ополоснул руку и провел ее по лицу. Сплюнул, и закрыл кран.

Свитер неприятно сжимал горло, Ковальчук потер шею, оттянул горловину – воздуха не хватало. Подойдя к распахнутой форточке, несколько раз глубоко вдохнул, наполняя легкие морозным воздухом. Это немного помогло, и все же он чувствовал, как шерстяной воротник все сильнее сжимает горло. Не выдержав давления, одним движением снял свитер, бросил на стол, чуть не сбив вазу. Та пошатнулась, опасливо накренилась, но подумав секунду, вернулась на место, недовольно стукнувшись о столешницу.

Часы в гостиной пробили половину двенадцатого.

Закрыв на кухне окно, Степан вошел в темную спальню. На ощупь включил стоящий на небольшом столе ноутбук. Тот ярким монитором осветил комнату, выхватывая из тьмы застеленную постель, туалетный столик и раскрытую дверь шкафа, на котором висела его рубашка.

Ковальчук сел за стол, придвинул компьютер, и пальцы зависли над клавиатурой – он не знал, чего делать. Работать не хотелось; стоило выбрать кино из обширной фильмотеки, но желания смотреть на чужие переживания не было. Щелкнув кнопкой ''мыши'' он зашел на просторы всемирной паутины.

 

Раздался звонок в дверь. Мужчина прислушался. Кто-то позвонил еще раз. Степан недоуменно посмотрел в угол монитора – часы показывали половину второго ночи. Громкий звонок вновь резанул по ушам. Настойчивость звонящего раздражала, Ковальчук тяжело вылез из-за стола, не особо горя желанием открывать дверь, но и слушать ночной перезвон не хотелось.

Подойдя к двери, заглянул в глазок. ''Рыбий глаз'' выхватил коридор и часть лестницы с мусорной трубой. В сумерках одинокой лампочки на площадке стояла Мирослава. Степан потер красные глаза и открыл дверь, пока не оглох от звонка.

Девушка испуганно отпрянула от двери, видимо не ожидая, что ей откроют.

- Привет, - улыбнулась.

Ковальчук посмотрел на соседку. Поинтересовался:

- Тебе не холодно? – кивнул на короткий шелковый халат, который не прикрывал даже округлые колени.

- Нет, - покачала Мирослава головой, показала на ладони пустую пластмассовую банку. – У тебя соли не найдется?

Мужчина недоверчиво посмотрел на молодую особу. Переспросил тупо:

- Соли?.. В полвторого ночи? Слава, ты другого предлога не нашла?

Девушка извиняюще развела плечами, пояснила:

- Бессонница у меня: решила, раз спать не хочу, хоть пирогов напеку – все равно заняться больше нечем, - по лицу Степана пробежал взгляд из-под длинных ресниц. – Полезла, а соли-то и нет.

- В магазин сходить не пробовала? – Ковальчук подавил зевок. – Рядом же круглосуточный работает.

Мирослава поморщилась.

- Не хочу. Одеваться, идти куда-то в ночь, потом раздеваться и все из-за соли. Я знаю, что ты допоздна сидишь, - задумчиво посмотрела на соседа, приложила ладошку к груди, произнесла виновато: - Извини, ты, наверное, спал, а я тебя разбудила.

Она попятилась к своей двери.

- Прости, я завтра зайду.

Ковальчук провел рукой по ежику волос, взбил их на затылке.

- Не спал я. Ладно, заходи, а то простудишься.

На лестничной площадке было прохладно, и он уже успел почувствовать как пальцы на ручке двери, начинают постепенно замерзать.

- Может завтра? – поежилась девушка. – Я не хочу тебя беспокоить.

- Пустяки, - мужчина махнул рукой, шире распахнул дверь. – Заходи.

Во взгляде молодой соседки появилась благодарность. Она прошмыгнула в квартиру, задев упругим бедром стоящего Степана. Тот закрыл дверь, обернулся и вздрогнул – Мирослава стояла рядом, смотря на него снизу-вверх. В коридорной тьме он разглядел ее глаза, чуть вздернутый носик и распущенную копну длинных рыжих волос. Несколько прядей попали в вырез халат, Ковальчук проследил за ними, но тут же заставил себя отвести взгляд.

- Кухня, там, - кивнул он за спину девушки.

Та повернулась, и слегка покачивая бедрами, прошла в небольшое помещение освещенное луной. Ночное солнце провело по контуру ее тела ''рукой'', оставляя за собой еле видимый след, от чего мужчине показалось, что девушка одета в серебро. Непонятно почему сердце его застучало сильнее обычного.

Мирослава обернулась, вопросительно подняла брови.

- Сюда?

- Да… Подожди, свет включу.

Нашарив выключатель, он нажал его. Прищурился от яркого света. Под лампой соседка, не растеряла своего очарования, скорее светильник подчеркнул то, на что Степан не обратил внимания. Как небрежно из-под халата выглядывает лямка ночной рубашки. Что ушки у нее чуть заостренны к верху и крохотные волоски на них кажутся золотыми. На руке, обхватившей пустую банку, поблескивает тонкое колечко на указательном пальце.

Ковальчук вспомнил, что Лариса тоже носит кольцо – его подарок на первую годовщину – на указательном пальце. Она любит кольца, у нее целая шкатулка, в которой сам черт ногу сломит: от простых, до драгоценных. Он частенько любил ее баловать такими подарками.

- Степа, ты уснул? – плеча коснулась мягкая ладошка.

Мужчина тряхнул головой, образ жены улетучился, уступая место большим зеленым глазам соседки.

- Задумался… Ты, кажется, соль хотела? – вспомнил он. Посмотрел на закрытые шкафы. – Она где-то здесь была, - добавил неуверенно: - наверно.

За первой дверь оказалась посуда. За второй специи и крупы. Третья… четвертая – все не то.

- Может внизу поискать, - предложила Мирослава, указывая на встроенные в столешницу шкафы.

Ковальчук присел на корточки, открыл ближайшую, но и тут его ждало разочарование.

- Посудомоечная машина, - выдохнул он. Произнес извиняясь: - Здесь Лариса командует, я только посуду мыть помогаю, да чайник готов поставить.

Девушка произнесла настороженно.

- А мы ее не разбудим? – произнесла заговорщицки. – Представляешь, что она подумает, если увидит нас?

Степан взглянул на нее снизу. Быстро отметил, что так она выглядит еще краше. Распущенные волосы были, словно огнем объяты. Полы халата слегка разошлись, обнажая край короткой ночной рубашки, из-под которой начинались стройные ноги. На округлых коленях были ямочки.

Отогнав ненужные мысли, отвернулся к столу.

- Ее нет, - помолчал, и добавил поясняя: - Поссорились мы… Соль, - протянул удивленно, рассматривая в руках бело-синюю картонную коробку, которую обнаружил на одной из полок.

Поднялся, не глядя на девушку, протянул начатую пачку.

- Держи. Думаю, хватит.

Та неуверенно взяла ее.

- Куда мне столько, я же не на роту солдат готовлю, - на его грудь легла ладошка. – Мне жаль, что вы поругались с Ларисой. Она прекрасная женщина.

- Ничего, бывает, - поморщился он, слегка отстранился. – Семейная жизнь не бывает безоблачной… Тебе что-то еще нужно? Сахар, дрожжи… из чего там делают пироги?

Мирослава смутилась, опустила руку.

- Нет, - показала пачку соли, - этого достаточно.

Часы пробили три часа. Луна, подмигнула из-за проходящей тучи, похоже, утром снег пойдет. Звезды исчезли с небосклона, оставляя свою царицу в гордом одиночестве. В морозном окне отражались две фигуры, стоящие друг напротив друга. Между ними витала неловкость, но они молчали, словно боясь, что слова разрушат нечто незримое.

- Мне завтра на работу надо, - хрипло произнес Степан, откашлялся.

Мирослава будто очнулась от раздумий.

- Да, да – извини. Не хотела тебя задерживать, сам понимаешь, когда нам взбредет что-то в голову, хоть вешайся. Я вот ночью пирогов захотела, - улыбнулась смущенно.

Они вышли в темный коридор. Девушка уперлась в закрытую дверь. Чтобы открыть ее, Степану пришлось обойти соседку. Однако вместо того чтобы попросить, он кончиками пальцев приобнял ее за талию и повел в сторону. Замок щелкнул, открываясь; Ковальчук потянул ручку, за дверью показался полутемный коридор. Мирослава прошла вперед, встала в проеме.

Большие глаза в обрамлении длинных ресниц, взглянули на него.

- Если ты что-то захочешь, даже просто поговорить, знай, я…

Договорить она не успела. Степан схватил ее за руку, быстро притянул к себе и крепко, будто боясь потерять, поцеловал. Из расслабленных рук, высыпаясь на пол, упала пачка соли. Пустая банка стукнулась об порог и закатилась в квартиру.

Мирослава обхватила Степана за шею. Придвинулась, вжимаясь в него небольшой грудью. Дверь за ее спиной неслышно захлопнулась.

Темный коридор молчал, словно соучастник на допросе. В квартире негромко тикали часы, на улице раздался одинокий заунывный собачий вой, но мужчина и женщина – соседи по лестничной площадке – не слышали ничего этого. Они были погружены в происходящее, друг в друга.

Сильные руки подхватили Мирославу, пальцы впились в нежную кожу. Она не помнила, как оказалась на постели, волосы разлетелись по покрывалу, тонкий ремешок сбился, раскрывая полы халата. Горячие, настойчивые и в то же время ласковые губы, впивались в нее, заставляя сердце учащенно биться. Ей не хватало воздуха, но она готова была умереть, лишь бы он не останавливался.

Не в силах оставить Славу хоть на мгновение, Ковальчук разорвал рубашку, оторванные пуговицы раскатились по кровати. Он сдернул, ставшей ненавистной и такой тесной, одежду. Распахнутый халат девушки манил своей доступностью, шелковая ночная рубашка под ним будоражила сознание и желание. Не в силах сдержаться, он рванул ткань. Та жалобно вскрикнула и разорвалась, обнажая белоснежное тело.

Луна заглянула в окно спальни, освещая хрупкое тело, которое хотелось сжать в объятиях, измять сильными пальцами, овладеть, но не грубо и быстро, а медленно и нежно, наслаждаясь каждым сантиметром, каждой его клеточкой.

 

Союз двух тел был нерушим: его переплетения, изгибы, формы сменяющие друг друга в любовной фантастической игре заставляли забыть, обо всем на свете. Заставляли забыть, что свет – есть.

Тонкие пальцы впивались в его спину, царапали, когда девушка изгибалась, и стон вырывался из ее губ. Он, то затихал, то с новой невообразимой силой разрывал ее легкие, и она отдавалась его власти, даже не стараясь удержать.

В ложбинку шеи скатывались блестящие капельки пота, что тут же иссыхали, не вынося ж̀ара разгоряченного тела. Покрывало сползло на пол, одеяло сбилось, открывая алого цвета простыни. Она оказывалась наверху, на боку, но чаще прижатая упругим телом, которое не знало усталости.

Она всем существом ощущала, как он входит в нее, то резкими, то медленными толчками. Небольшая грудь подрагивала в такт движениям; набухшие соски, торчали маленькими башенками. Порой он припадал к ним, и ее захлестывала новая волна возбуждения.

 

Руки и губы девушки путешествовали по его телу, будто пытаясь изучить каждую клеточку. Она впивалась острыми коготками в спину, ягодицы, бедра, заставляя то убыстрять, то замедлять темп. Ее губы коснулись его груди, он почувствовал, как она слегка укусила, и подходящая волна наслаждения смыла его мысли, чувства, эмоции, оставив лишь желание.

Ее громкий стон вырвался из груди. В следующее мгновение он изогнулся, прижимаясь к ней низом живота, и замер, затаив дыхание. Мирослава с радостью чувствовала, как тугие струи бьются внутри, заполняя ее, но не в силах вместиться, вырывались наружу.

Степан откатился в сторону, дыхание тяжелое, грудь вздымается, будто кто-то внутри раздувает кузнечные меха. Тело блестит от пота, он впитывается в простыни, оставляя на них мокрые пятна. Слава лежала рядом, закрыв от удовольствия глаза. Ее рука покоилась на невысокой груди, а вторая была зажата между ног. Рыжий локон прилип к щеке. В ложбинке тонкой шеи блестела капелька пота.

Девушка поднялась на локте, взглянула, нависая над ним. Прошептала.

- Спасибо, - и поцеловала в грудь.

Он ощутил, как на месте поцелуя разливается тепло, становясь, все горячее и горячее, пока жар стал невыносимым. Ковальчук попытался встать, но силы покинули его. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами, лишь беспомощно крутя головой, не в силах даже закричать. Мягкая ладошка опустилась на место поцелуя.

- Потерпи, скоро все кончится, - произнесла Слава и вновь коснулась его губами.

Жар стал быстро спадать, скоро было просто тепло, будто он лежал под одеялом. Силы вернулись к Степану, он ошарашено провел рукой по груди. Вскочил и бросился в ванну. Яркий свет ударил по глазам, он зажмурился на несколько секунд. Когда мог снова видеть, за спиной в зеркале отражалась хрупкая девичья фигура. Она положила руки на плечи, произнесла мягко.

- Это было великолепно, - провела пальцами по спине, на которой виднелись длинные следы от ее ногтей.

Ковальчук рассматривал себя в зеркале.

- Действительно, великолепно… Принеси телефон, - попросил он.

Набрав знакомый номер, подождал пока на той стороне возьмут трубку, и ответит заспанный женский голос.

- Лариса?.. Извини, что так поздно звоню… Нет, ничего страшного не случилось. Я хотел сказать, что люблю тебя… И ты меня? Прости, я вчера был таким дураком, наговорил много лишнего… Нет, это я был не прав. Прошу, приезжай… Да, прямо сейчас. Я больше не хочу покидать тебя… Хорошо, я буду ждать.

Он повесил трубку, склонив голову на бок, вновь посмотрел на себя в зеркале. Потрогал на груди две небольшие дырочки, на поверхности которых уже подсохла кровь.

- Она сейчас приедет, - улыбнулся он, обнажая длинные клыки.

Девушка за его спиной показала милые белоснежные клыки, и глаза ее блеснули красным цветом.