эссе (альтернативный анализ т/ф "Приключения Электроника" в свете неофрейдизма, индастриэл-модернизма и современной тантрической субкультуры)

 

ИНТРАДА

Двухсерийный телевизионный фильм "Приключения Электроника", снятый в далёких семидесятых ускользнул от внимания Каннского кинофестиваля лишь благодаря «железному занавесу». Создатели картины, словно средневековые астрологи, представляли, как и чем они рискуют. Но несмотря на все попытки официальной инквизиции если не уничтожить ленту, то хотя бы придать фильму совершенно иное, безопасное лицо престарелого евнуха с пионерским значком и рыбьим взглядом, из этого ничего не вышло. В интеллектуальных кругах режиссёров, кинокритиков, искусствоведов и даже психоаналитиков работа вызвала невиданный ажиотаж. Объём только опубликованных исследований и комментариев на эту тему вскоре может сравняться с аналогичным материалом по джойсовому "Улиссу". К этой теме неоднократно обращался в частных беседах великий и могучий Тауберг. Зная, каким, мягко выражаясь, свободомыслием в смысле морали отличался Леонид Захарович, можно лишь догадываться, как об "Электронике" выразился бы чрезмерно небрезгливый в вопросах нравственности Эйзенштейн. Со своей стороны, Герасимов увидел в этой одиозной эпопее ярчайший пример кризиса мировой кинематографии, если не окончательный закат всего искусства. Гайдай, напротив, ничего серьёзного, к сожалению, не заметил, полагая, что мы имеем дело с заурядным индийским водевилем, простецкой киномазнёй, призванной залепить пустое окно дневной телесетки в рабочие дни. В подавляющем большинстве случаев все коллизии обусловлены ничем иным, как недопониманием сути кинофильма вследствие ошибочного, поверхностного изучения этого сложнейшего и многовекторного произведения, нежеланием принять его как интеллектуальную сенсацию глобального значения. Прежде всего, не следует обманываться тем, что фильм подан публике как "детский". Это сугубо техническое решение, спасшее картину от пристального идеологического внимания и цензурного аутодафе. От начала и до титров фильм предельно закамуфлирован; тут как в тихой речке с мощнейшими скрытыми водоворотами – при вроде бы банальном сюжете современной сказки о взаимоотношениях между школьниками таятся основанные на фундаментальных пороках острые столкновения и конфликты, крошечными ручейками сливающимися в ревущую на весь мир Ниагару. Обывательскому глазу подчас бывает нелегко сквозь умилительное повидло детской атавистической возни и всеобщего приступа экстатического оптимизма учуять триметилиндоловую вонь поддонной низости, подлости, зависти, предательства, страха и множества прочих неразлучных спутников человечества. Телефильм шокирующий, более чем шокирующий.

Режиссёрский коллектив, вторгаясь в малоисследованный океан человеческой природы, буквально шаманит с, казалось бы, однозначно трактуемыми характерами и событиями, обращая их в немыслимые перевёртыши. Любознательность тут похожа на повальный вуайеризм. Таинственная Гюльчатай не только открывает личико, но и раздвигает ножки. Добрая Золушка становится принцессой и дворец теперь её и только, а глупенький принц каким-то сказочным образом обнаруживается без царства и гроша в кармане и за миску бобовой похлёбки батрачит у мачехи. За искренне сердешной школьной дружбой и первой подростковой любовью гармонично складывается многоходовый жестокий расчёт, заодно включающий интересы и какой-то третьей стороны, но когда мясной и денежный с кровью кубик Рубика всё же собран, на белоснежной простыне Невесты кромешной топью проступает всё тот же отвратительный скатоловый быт, на веки вечные забальзамированный глупостью, жадностью, скудоумием, равнодушием и временем.

В техническом же плане следует особо отметить не знающую числа колоссальную массовку, настоящее воспроизведение Великого переселения народов – впечатление, что на съёмочную площадку согнали несколько дюжин воинских частей, всех столичных и приезжих зевак, бродяг, бездельников и столько же уличных беспризорников. По сравнению с "Электроником", все батальные сцены "Войны и мира" смотрятся откровенно скупо, павильонно, санта-барбаровски. На ключевые роли наняли почти только народных артистов мирового значения, что при их всем известной спесивости, капризности, враждебности и несговорчивости, стоило продюсерам и агентам сверхчеловеческих, стахановских трудов. Эти восхитительные находки вполне оправданы задумкой авторов картины. Тогда была другая эпоха. В наши дни недоученная и бестолковая актёрская шваль предпочитает сниматься исключительно в низкопробном мыльном навозе, где слабоумный по художественным качествам штыб идёт под руку с гарантированно голливудским гонораром, к тому же там не требуется вообще никакого актёрского мастерства, достаточно уличного мордобоя, бордельной любви и побольше мата в тексте. То есть актёры играют самих себя в жизни, никаких гамлетов от них не требуется. Но оставим обсуждение этого творческого сероводорода за кадром.

Наше скромное исследование посвящено библейского размаха саге о том, какая тёмная и невидимая власть прячется за родными лицами простых людей, кукловодит этим миром, подталкивая его к дышащей космическим холодом Бездне.

Айда!

 

ШКОЛА

Школа, на базе которой разворачиваются события, по сути – не школа в традиционном понимании. Ясное дело – это классический псевдоинтеллектуальный клуб. Занятия тут длятся столько, сколько во всех школах – переменки. Тут как мёдом намазано – собираются для светского трёпа не только дети, но и их беззаботные предки, друзья семей этих предков и просто залётные доминошные болтуны, которым нечего делать. Директору школы, от холки до копыт одетой в Chanel™, понятное дело, отстёгивают солидные взносы, поэтому на протяжении всей картины холёная дама ни во что не вмешивается, ни при каких условиях, как будто она – Кофи Аннан или Пан Ги Мун. Эта зомбированная леди за целый фильм даже не произносит ни единого слова, она тут номинальная интерьерная персона, что снимает с нас необходимость её обсуждать.

В школе же, как на известной вавилонской стройке или нью-йоркской бирже, происходят сборища по интересам, политическим взглядам, национальным, коммерческим, спортивным и профессиональным отношениям, хобби, любой херне, причём телезрителей всегда удивляла кошмарная скученность таких мероприятий – люди постоянно предпочитают находиться в удушающей давке – не школа, а похороны товарища Сталина. Папы, мамы, первоклашки, старшеклассники, завучи, учителя, технички, завхозы, все бурно спорят, часами с пеной у рта обсуждая полнейшую дичь, подчас используя нецензурщину, перебивая друг друга ("А ну, пасть закрой!")

Женщины приходят пощеголять эксклюзивными нарядами от кутюр, а мужчины взахлёб комментируют и критикуют эти наряды, выказывая поразительную, почти девчоночью логоманию. Своих чад этот птичий базар знает как облупленных, потому о них до появления Электроника вообще на собраниях не упоминается.

Школьники действуют максимально хаотично, независимо и бессмысленно, наглый держит свою территорию, умный с этой территории поджирается, никаких усложнений общественной жизни со времён Авеля и Каина не наблюдается.

Именно в этот парламентский охлократический муравейник профессор Громов запускает своего хищного робота.

 

ТАРАРАР

Среди учителей своей подозрительной добротой нелепо выделяется фиолетовая ворона арифметик Тарарар, достаточно грузовой и заумный ("поговорим сегодня, мальчишки, о тензорном исчислении, о ряде Фурье, о формуле Тейлора... и т.д.), но он просто незлобный и безобидный субъект. Обсудить его характер определённее крайне затруднительно – этот аидиш-исчислитель – из той категории людей, о которых вообще нечего сказать (типа "он математик, считать умеет, так что? у меня даже калькулятор считать умеет").

То, что он всюду суёт свой нос – расхожее профессиональное качество, не играющее в фильме определяющую роль. Тарарар не самостоятелен как характер, он всегда задействован в контексте какой-нибудь другой канвы, причём всегда и неважной и неинтересной.

 

ФИЗКУЛЬТУРНИК

Физкультурника режиссёр изобразил чрезвычайно характерно – это старый нищий поц, мечтающий лично выдрессировать хоть одного олимпийского чемпиона, чтоб в дальнейшем стричь с него как с овцы. Эта идея обречена на провал уже лишь тем, что НА него все игнорируют. Хотя в те годы советские дети громче всех мечтали стать чемпионами и полярниками, от этого завмагов, завскладов и обкомовских богов меньше не становилось. Этого "мощного старика" немного даже жаль – возраст уже зовёт в Вальхаллу, а что он видел в своей жизни, кроме потного спортзала, где он почти живёт за сто рублей зарплаты плюс паёк?

И когда хитрожопый робот под видом Сыроежкина, ухмыляясь, демонстрирует наивному физруку всю мощь современной научной фантастики, тот в своих мыслях уже торжествующе переселяется в роскошный пентхауз на Манхэттене. Деляга обещаниями золотых гор вынудил придти в свой спортзал на смотрины Электроника одного крупного агента по купле-продаже спортсменов за рубеж в элитные клубы. Оба жадных гешефтмахера ясно видят перспективу оформить выгодный контрактец с НХЛ. И тут такое фиаско! Вместо борзого Паши Буре и всех семерых братьев Кличко, к снаряду, дрожа в коленях, семенит инфузория-Сыроежкин. Мало того! Никаких рекордов и сенсаций не предвидится, зато есть потрясающий, дэвид-копперфилдовский фокус! Серёжа, оправдывая свою неспособность показать тройное сальто назад, задирает футболку и показывает всем живот, обильно измазанный чем-то жутким, скорее всего калом. Зал взрывается хохотом, физрук покрывается пунцовыми пятнами и посылает наглеца в сандуновские бани, агент просто звереет и хлопает дверью. Тут всем понятно, что это работа Электроника, хотя Сыроежкин в жизни бы не догадался. В две секунды Сыроежкин из всеобщего любимца превращается в такое посмешище, что становится страшно – как далеко могут зайти манипуляторы и комбинаторы, управляющие его сознанием, словно тузиком. Но робот пока всего лишь прощупывает своего поднадзорного. Случайной жертвой инцидента, становится, увы, физрук. Когда выясняется, что спортсмен дутый, а его самого совсем не по-детски выстебали и выставили кретином перед деловым человеком, с физкультурником случается ещё незнакомый медицине приступ, что недальновидно обойдено в фильме стороной. Его паника сродни рыданию древнеегипетских плакальщиц, поднимающему на голове волосы. Умерла Мечта и это уже навсегда подкашивает пожилого мужчину. Жизнь только что ПРОШЛА МИМО, пребольно щёлкнув его хвостом по шее на прощанье.

Предугадывая, как сложилась бы его судьба в дальнейшем, за кадром фильма, можно совершенно точно заявить, что он выберет тернистый и кряжистый путь самоотверженной и всесторонней алкоголизации души и тела, что, хотя и вызывает определённое восхищение и сочувствие у поклонников маргинально-богемных течений, панк-субкультурного идеализма и суицидально-готической эстетики, тем не менее, не обязательно находит понимание и поддержку у представителей общественных институтов. А это может означать, что вскоре физрука выпрут с работы на заслуженный, а ещё через год-два он будет обнаружен замёрзшим на улице возле точки, непременно со шкаликом шмурдяка в кармане его драной фуфайки.

 

СЫРОЕЖКИН

Бытует ошибочное мнение, что внешность робота Электроника была случайно выбрана и скопирована с портрета Сыроежкина, напечатанного на первой полосе (!) какого-то модного глянца. Не надо быть великим конспирологом, чтобы выявить первую ложь профессора Громова, рассчитанную на доверчивых простаков. Никаких случайностей в картине нет. Никаких журнальных портретов Сыроежкина не существует – он не Ширли Темпл, чтоб его тиражировали на первых и любых других полосах. Он просто затурканный со всех сторон самый заурядный ученик, каких миллионы в стране. Это и только это определило выбор профессора. Серёжа Сыроежкин, всё своё время ищущий новые пути для уклонения от реальной жизни. Он лентяй первой гильдии, закоренелый тунеядец ещё с пелёнок. Особенности его жизни в семье только потакают развитию в мальчике дурных наклонностей. Бесцельное существование Емели на печке, следствием чего вытекает угнетённое положение в коллективе, выталкивают парня из объективной реальности в так называемый гараж-сарай – своеобразное психологическое убежище, где ребёнок остаётся сам на сам со своими химерами и фантазиями, продолжая плавно деградировать. Он мечтает, что откуда-то придёт всемогущий робот (джинн, Чак Мооль, Вельзевул, Кашпировский, Майкл Джексон, Шри Чинмой, колдун Матган), чтобы исполнять его вздорные фантазии.

Безупречная находка для профессора Громова. Ленивая скотина с куриными мозгами. Таких как он, цыгане обычно подманивают на улице конфеткой "Муму", а потом продают на органы солидным господам из стран золотого миллиарда. Но у физика-практика куда более далёкие планы. Слизанную с Сыроежкина фасадную наружность Громов переносит на своё чудовищное изобретение, которое способно переплюнуть нейтронную бомбу по своему разрушительному действию. Так он начинает свою змеиную пляску и в той благоприятной среде, где разворачивается действие фильма, легко могут сбыться самые кошмарные пророчества Вёльвы.

 

СЕМЬЯ СЫРОЕЖКИНЫХ

Отношения между родителями Сыроежкина с первых кадров ставят зрителя в тупик: он ясно кто – дальнобойщик, но она – далёкая от всего окружающего мира декадентствующая дама, праздно шатающаяся по кубофутуристической квартире, размышляя над тем, кто же подставил кролика Роджера. Леди Сыроежкин отдыхает после ланча с историческими трактатами Иосифа Флавия на иврите и стихотворениями Гая Валерия Катулла на латинском языке (Вспомните: "Серёжа, ты не брал мой учебник латыни (Коран, Талмуд, Майн Кампф, Некрономикон, Кама-сутру)?"). Что общего? В силу каких возможных причин мог состояться этот, немыслимый на первый взгляд, марьяж? Мнимое противоречие легко разрешается выводом об исключительно сексуальном фундаменте этого странного союза шофёра и учительницы. Разумеется, это гармония Калигулы и Мессалины, речь идёт о садомазохистской связи поистине содомо-гоморрского размаха, ради длинного ряда социально-этических причин прикрытой штампами официально зарегистрированного брака. Эти двое не что иное, как образы современных Ромео и Джульетты с аварийным креном в приапизм и нимфоманию. Это не семья в традиционном понимании слова. Это опухший от нравственной эпилепсии генитальный трест с обоюдным неисчислимым психопатологическим капиталом, две злокачественные эрогенные и геопатогенные зоны особого режима, непрекращающаяся реакция соды и уксуса, льда и магмы, серпа и молота, чернобыля и касперского, phallus и cteis, тайцзи-цюань, йони и лингам, адронный коллайдер, многолетний пчелиный преферанс пестика и тычинки Это монументально-соборного масштаба броккенский шабаш идеальных первертов, не продавших душу дьяволу, а подаривших её с большой доплатой. Это закамуфлированная под семью пара взбесившихся электрических скатов, немыслимая открыто существовать в условиях социалистического быта. У них в прихожей всегда включен старый трофейный Gründig™, на котором ночью крутится выдроченная до сквозных дыр пластинка Як Йола – универсальная звуковая маскировка. Значит вездесущие, никогда не спящие соседские уши, натасканные на скандалы и оргии, так и не услышат сюрреалистический уимблдон их эксклюзивного рандеву, не донесут об этом на Пост №1 лордам-хранителям Мавзолея и за любовниками не приедут в чёрной карете выхолощенные красавцы с Лубянки. В этом потайном, ни разу не мытом котле не совсем здоровой страсти и взращивается таблица Менделеева самых необузданных неврозов и комплексов – Серёжа Сыроежкин. И тут возникает вопрос – откуда вообще тут мог взяться ребёнок? Очевидно, что Серёжа ни при каких условиях не может появиться у этой семьи естественным путём – зачатием, токсикозами, звонками "тем, у кого это уже было", роддомом, кормлением и прочим джазом. И зачем им нужно это тамагочи, они же отдавали себе отчёт в том, что оно рано или поздно начнёт соображать, начнёт интересоваться, начнёт задавать вопросы? Родители его недолюбливают, но почти без агрессии, нехотя, сдержанно-снисходительно, не вовлекая в свою копрофилию, но и вообще никак не влияя на его сознание и поведение. Так откуда он взялся, этот злопамятный микки-маус, маленький хвастливый нерончик, способный забавы ради сжечь до самых свай не только Вечный город, но и всю Галактику, была бы охота? Кому и для чего он нужен?

Здесь перед нами очень легко раскалываемая загадка кинофильма. Дело в том, что Серёжа помещён в эту семью ИЗВНЕ, посторонней заинтересованной стороной, которая в виде залога удерживает портфель с широким компроматом на Сыроежкиных-старших. Обмен заложниками будет, вероятно, оговорен по усмотрению той стороной.

Кто, как и для чего использует мальчика – пока вопрос будущего. Пока же в фокусе нашего внимания эти загадочные "родители".

Кто вообще такая Сыроежкина-мама? Чем она занимается? В чём её истинная суть? Имеет необъятную библиотеку на латыни и ещё дюжине древнейших мёртвых языков. О чём это говорит? Интеллигентка? А как же тогда неоднозначный эпизод с пропажей у Серёжи пейджера для общения с Р.Э.С.С.И.? Утром Сыроежкин просыпается и не обнаруживает этот гаджет у себя в памперсе, хотя с вечера он там точно был, что исключало случайную пропажу. Тогда Сыроежкин отправляется на кухню прояснить ситуацию у мамы. Мама преспокойно заявляет ("Акуна матата, Сергей!"), что она вытрусила бельё в окошко. Опа! Взрослая, воспитанная, вежливая, получившая в юности классическое гуманитарное образование, знающая в идеале латынь, цельталь, кимбунду, луганда, кикче, тсонга, гуарани, суахили, ассирийский, аккадийский, арамейский, украинский, коптский и древнегреческий языки, женщина, как ни в чём не бывало погожим утром, когда улицы переполнены кишащими по дороге на заводы и фабрики трудовыми ресурсами, распахивает окошко и без малейшего смущения вытрушивает нечистый подгузник на головы, горбы, береты и шляпы передовиков производства. Стало быть, паласы, ковры и дверные дерюги тоже выбиваются от пыли у неё с балкона. Совершенно точно, что эта удивительная хозяйка и вёдра с помоями и ночные вазы с экскрементами опорожняет из форточки на пешеходный тротуар в час пик. Таким образом, неудержимая тяга женщины к латыни, трансперсональной психологии, нейролингвистике и стихотворениям Гуань Юньши – такая же фикция, как и солдафонские выходки её супруга. В реальности – половое бескультурье и невоспитанность самки-блудоголика, перекошенные глаза не знающей покоя потасканной сучки, готовой к совокуплению с несколькими обрезанными гладиаторами одновременно, двадцать четыре часа в сутки. За фальшью ровного голоса в повседневных разговорах, дустовой улыбкой и влажными коровьими глазами прячутся адские бури и грозы и звериные стоны сексуально одержимой волчицы, не знающей конкурентов у своей запредельной похоти.

Что касается Сыроежкина-старшего, то это образ заведомо обманчивый. Напускным бескультурьем, фальшивым жлобством и безо всякого повода постоянно подчёркиваемым мужланством этот "мощный самец" тщательно скрывает свою нерешительность, неуверенность, мягкотелость, безобидность, ранимость, пассивность, изнеженность и стопроцентную женственность. Именно страх показаться в кабинете завгара или на профсоюзном собрании в своём истинном виде, толкает этого несчастного играть совершенно несвойственную ему жизненную роль. Но ему НЕ удаётся скрыть даже просто своё бесспорно холопское, подчинённое, приниженное положение в доме, где он что угодно, но только не хозяин. Он не альфа, он – "покорный раб, которого следует хорошенько проучить". Его надуманные дальние поездки на "Совтрансавто" – непонятно куда – вовсе очевидная липа. В этом фильме многие герои всё время неясно зачем колобродят. Но, в отличие от Стампа, рыскающего воистину опасными тропами льва, Сыроежкин-папа – дрисливый хомячок, дрожа, тикает, спасаясь от любви своей благоверной амазонки, чьё либидо вот-вот разорвёт его на субатомные частицы, размозжит его, сотрёт в ничто и развеет по самым отдалённым безднам небытия и он бессилен заслониться от разогретой до миллиона градусов плазмы её чувственности. Но позже, побегав по норкам столько времени, сколько достаточно для появления невротической дрожи, паралича и горячки, он смиренно, со склонённым челом и обречённым взором, опять же от страха возвращается к своей повелительнице, чтобы, преломив колени в мокрых брюках, покаяться и вымолить для себя самых страшных унижений, оскорблений, позоров, заслуженных наказаний и жесточайших пыток за свой непростительный поступок. Она же в его отсутствие изнуряет саму себя малярийно-лихорадочным ожиданием с паническим ужасом, с температурой тела, при которой сворачивается белок, с артериальным давлением сорок сороков земных атмосфер, в перманентном состоянии апоплексического стресса, доводящего рассудок до почти необратимого помешательства, с не знающей пределов яростью, заквашенной на религиозной ревности, доисторическом инстинкте и стохастическом вожделении. И это самое вожделение пожирает её изнутри заживо, сжигает её в тлен, в пепел, чтоб из этого пепла возросла до небес влюблённая кобра, извергающаяся пряной жёлчью и ядом и серной кислотой и хищной течкой. Малигнизация Сына Человеческого, харизматическое фачиво, стремительный бросок из рутинной яви в космическое наваждение, в электрическую преисподнюю, в громоподобный разряд коитального коллапса. Их свидание – это растянутое во времени и гипертрофированное восприятием преодоление горизонта событий, помноженное на десять, на двадцать, на всю сотню и тысячу тысяч других сотен. Любовь живёт здесь словно сибирская язва в шпротной тесноте муравьиной бессмыслицы, сексуальной всеядности и патологической методичности зла бок о бок с монохромными химерами собственнической нечистоплотности, прогрессирующей дисфории и мерзости. Их изнуряющая увертюра длится часы, дни и ночи, без малейшего перерыва, без воды и пищи, только по нарастающей, до невменяемости, дальше невменяемости. А кстати, кокаин назвали кокаином, потому, что его никогда не бывает много. Она прибивает его запястья и стопы ржавыми девятидюймовыми гвоздями к сосновому кресту, только этого ей мало и ему тоже недостаточно. Ему, которого возбуждает как минимум сигарета, медленно затушенная о кожицу головки его пениса, либо залитый в уретру расплавленный ладан. Ей, чьё чуть слышное эротическое постанывание способен вызвать только злой магрибский скорпион, жалящий клитор, в то время как под её покрытые чёрным лаком длинные ногти неторопливо впиваются раскалённые шорные иглы, а на охваченные прерывистым дыханием груди, ввысь к твердеющим сосцам восходят встревоженные каракурты и тарантулы. Тысячи плетей, кнутов, нагаек, хлыстов из кожи всех видов, оправленных в платину акульих зубов и клыков степной гадюки, тройных крючьев из вольфрама и золота, осколков обсидиана, неогранённых самоцветов, бриллиантовых резцов, ревущих бензопил и шипящих выжигателей, бытовых дрелей с победитовыми свёрлами и строительных перфораторов, паяльников и утюгов, искусственных щупалец, негнущихся розог, удушающих удавок, шипованных тисков и прессов, старинных дыб и арбалетов, клизм с кипящим маслом белого лотоса, таинственных инструментов дантиста, травматических пистолетов и баллончиков с нервнопаралитическим газом, джет-хаммеров, исполинских многоствольных анальных фаллоимитаторов с петардами, силовых высоковольтных вагинальных электрошокеров, помогают им держать эту пронзительную ноту, продлевать остервенелый спазм до никем не переходимых рубежей. К тому же он уже вдоволь исследовал все врата наслаждения, эти передние и задние йони, которые Бог предусмотрел для занятия любовью с женщиной, и ему недостаточно, и он берёт опасную бритву крупповской стали и благословляющим жестом Иоанна Павла Второго вонзает его, например, в её правый бок, под рёбра, разрезая печень, решительно, деликатно и нежно. Из новорожденной щели, удивляясь и щурясь на звенящую тьму, словно апрельские птицы являются благоухающие парным молоком макрофаги, фибробласты и мегалоциты, покрывая его скользящие в её теле пальцы гамма-глобулиновой пеленой. Он вводит в её огнедышащую мякоть своего «святого валентина», стараясь проникнуть ещё глубже, прорывая в печени до истерики желанный лаз, он понимает её долгожданную реакцию по азиатскому вою и крикам раненной чайки, которые всё чаще срываются на хрип. Потом, уже далеко за гранью даже не сознания, а уже подсознания приходит то, что при других обстоятельствах можно было бы назвать пролонгированным оргазмом. Они испытывают его усложнённо, исступлённо и болезненно, он проносится как цунами 2004 года и выбивает их из жизни на несколько часов. И это доводит их до чудовищных припадков, до лимбических судорог, и всё мешается воедино – кровь и сперма, слюна и лимфа, гарь и копоть, серп и молот, земля и небо, война и мир, Али Баба и сорок разбойников, истошные вопли, иерихонские трубы, апокалипсические видения, знамения, светопреставления и столпотворения, схождения отца, сына и святаго духа со всеми ангелами, дьяволами, богородицами, барабашками, скрижалями, аневризмами, апостолами, шайтанами, мироносицами, покемонами, далай-ламами, джедаями, махатмами, реинкарнациями, предсказаниями Нострадамуса, откровениями Иоанна Богослова, телепузиками, айнзатц-пророками и семяизвержениями. Кожа покрывается багровыми пятнами, в самых разных и неожиданных частях тела набухают и вздымаются сотворённые за годы бесконтрольно прогрессирующей распущенности иссиня-чёрными почками бесчисленные рубцы, шрамы и лунные кратеры от колотых, резаных, рваных, комбинированных ран, ожогов огнём, расплавленным свинцом, жидким азотом, кислотами, щелочами и солями ртути, внутривенных, внутримышечных и внутрикостных укусов. В замкнутом пространстве своего инерциального экспрессионистского максимализма два измождённых организма испытывают неизбежный посторгастический абстинентный сплин. Высушенная пустыня кристаллизировавшейся коры головного мозга, бьющаяся в неимоверных конвульсиях мускулатура, чётко различимая даже в этой густой и вязкой темноте сосудистая пульсация, нейронная катастрофа, антигравитация, кровавая рвота, холотропное дыхание, дефекация, энурез и долгая, словно марсианская осень, кома, от которой они могут очнуться и через день и через неделю и через месяц, обнажённые в своей душной сытости животные. И эта оргия повторяется с непоколебимым постоянством, обогащаясь при этом всё более утончёнными и извращёнными сюжетами развития сценария, что становится уже ничем иным, как альтернативным образом жизни, соединением в изощрённой унитарности минерального, геммального, гербального и анимального вариантов онтологии.

 

ГУСЬ

Макар Гусев по сценарию должен смотреться грубовато и бугаевато, чтобы физически оттенить бухенвальдского крепыша Сыроежккина и при этом слегка контрастировать с пафосной и манерной Майкой Светловой. Но режиссёр плевать хотел на полумеры, потому и появился совершенно изумительный Гусев – тупорылый мамлюк с квадратными глазами невязаного хряка и напомаженными патлами дятла Вуди, ходячее гормональное нарушение, живое фактурное доказательство теории происхождения видов. Эта непростительно злая режиссёрская интрузия, судя по звериному голосу, ещё и давно злоупотребляет крепкими спиртными напитками, никотином и чёрт ещё знает чем, что деформировало его молодые связки. Несметные богатства его папы, Крёза времён развитого социализма, ещё сильнее калечат и без того обделённого мозгами акселерата. Бездумное мотовство и гаспийяж в сочетании с разгильдяйским поведением и реакциями Илюши-дауна из бородатого анекдота – как раз та кривая дорожка, которая приведёт неосторожного сибарита к роковой встрече с главным героем. А пока что этот дефективный манкурт, если не прогуливает уроки, занят преимущественно травлей школьников-доходяг вроде Сыроежкина. Более здоровые и взрослые развлечения совершенно неприемлемы для дурного на всю голову Бинн Гулбана.

Ему не нужен секс, даже с Анфисой Чеховой. Возможно, он не догадывается, что это такое. Он всегда готов лишь оттаскать Кукушкину за косички или на людной улице Майке юбку задрать ради смеха – в этом он весь.

 

КУКУШКИНА И ЧИЖИКОВ

Объединяют эту птичью пару яркое сходство их характеров и поступков при различии целей и методов. Чижиков – этот хитрющий гном с нюхом спаниеля и хваткой бульдога, знает всё – и кто таков Юлиус Эвола и какого цвета училкины трусы. То, что он постоянно трещит, харахорится и высовывается – маска Зорро. Потому что Чижиков, он же Пыжиков – глаза и уши профессора Громова. Зритель, конечно, обратил внимание на то, что этот непостижимо шустрый учёный сходу, не знакомясь, знает всех учителей, школьников и их родню в лицо и по именам, будто он – то ли баба Ванга, то ли дед Мессинг. Заметьте, он, хотя только что переступил порог этой своеобразной школы, но ведёт себя в ней, как в собственной квартире. Чижиков умеет добросовестно отрабатывать свой хлеб и держит язык за зубами. Он строчит Громову обширнейшие и подробнейшие доклады о каждой мелочи, которая происходит в стенах учебного заведения и всего того, что может долететь до Чижикова ушей. В то же время его все считают просто любопытным дурачком, не более, и всерьёз не принимают, хотя никто не поинтересовался, какую абверовскую операцию он мгновенно провернул, чтобы первым в зубах принести Сыроежкину ту балаболку для телепатии с Р.Э.С.С.И. Да ещё и подстроил так, словно это не он один, а вся школа с толпой вообще посторонних лиц ошманывали целый город. Громов ему платит, не жалея хрустов, своему вездесущему Штирлицу.

Теперь о Кукушкиной. Неопытный взгляд простака увидит здесь всего лишь Чижикова в юбке. Во-первых, слепому видно, что чижиковские любопытство, хитрость, вероломство, двурушничество, пронырливость, подхалимаж, приспособленчество, себялюбие, лживость, жадность и многие подобные душевные стразы представлены в характере Кукушкиной, стократно усиленные её женским полом и тысячекратно прикрытые от посторонних глаз. Но на то она и Кукушкина, что действует на очень тонком уровне, почти как Майка. Кукушкина не из тех, которую купишь громовской монетой, работать "на дядю" она не станет никогда. Границы её охотничьих угодий не ограничены почти ничем. У неё есть то, о чём Чижиков только мечтает – великолепно развитый интеллект, высочайшая манёвренность, решительность и хладнокровие, кулибинская изобретательность и совершеннейшая тактическая непредсказуемость при ледяной логичности стратегических ходов. Она свободна в выборе средств и действий. Это Шерлок Холмс, способный, взглянув на кусок говна в незнакомой подворотне, моментально определить, кому и с каким гарниром подавали говяжий шницель. К этой девчушке редкий храбрец осмелится повернуться спиной. Екатерина Медичи с ехидной ухмылкой Джоконды.

Кукушкину одноклассники смертельно боятся. Но закладывает она не всех подряд, следуя только ей одной понятной целесообразностью и крайне редко капризам или чувствам. Когда-то она всех заставила считаться с собой раз и навсегда. У неё случился какой-то серьёзный конфликт с Корольковым. На одной вечеринке Корольков её публично оскорбил, плеснул в лицо фужер шампанского и даже залепил пощёчину. На следующий день весь педсовет знал о том, что Корольков на переменках приторговывает косметикой, жвачкой да порнушкой. На целую четверть выгнанный из пионеров юный коммерсант был принужден пойти на перемирие с Кукушкиной и больше никогда не переходил ей дорогу.

Всякая домохозяйка, консьержка или косметичка скажет вам, что Кукушкина – зловредная кляузница, интриганка, выболтавшая тайну Электроника взрослым. Но так ли это? А не аллегория ли перед нами миссии Иуды Искариота во исполнение Искупления? Действительно, кто из этого пугливого террариума взял на себя мужество и честность вскрыть тот зловонный гнойник, уже опутавший школу метастазами и щупальцами? До каких пор могла выбраживать прогрессирующая гангрена укрывательства жуткого преступления? Ведь занятые бессмысленной болтовнёй взрослые не в силах заметить что-либо тревожное, а дети запуганы до заиканья нереальными даже для нашего времени событиями. Так вот, только Кукушкина, понимая, с какими силами придётся потягаться, берёт на себя ответственность раскрыть заветную тайну робота Электроника и тем спасти уже почти агонизирующего Сыроежкина. Она проводит трудную и опасную аналитическую работу и к ней в руки попадает оригинал контракта между роботом и человеком, состряпанный лиходеем Громовым для затягивания петли на хилой шее безвольного парня. Кукушкина принимает единственно верное решение опубликовать документ в школьной стенгазете. Взбешённые одноклассники, не без скрытого благословения Майки, готовы линчевать новоявленную Орлеанскую деву, не понимая спасительной сути её предательства. Даже завистливый Чижиков ходит вокруг своей конкурентки и злорадно щёлкает зубами, словно шакал Табаки. Но Кукушкина не теряет самообладания и блестяще выдерживает прессинг. И даже в сложившейся уже безнадёжной ситуации она делает всё, чтобы всего лишь отсрочить печальную развязку, которой, как мы поймём дальше, уже не избежать. Без этой Брунхильды в пионерском галстуке вся мистерия фильма теряла бы необходимый оттенок героизма жертвоприношения перед неумолимым Роком.

Но уж никому из живых не остановить стремительно надвигающийся шторм, предвестниками которого, как это уже предельно ясно, становятся так называемые "грабители музея".

 

СТАМП

Снимите шляпы перед Стампом. Возможно, это единственный персонаж картины, о котором можно сказать – рыцарь без страха и упрёка, несмотря на то, что это герой не вполне положительный, весьма спорный. Но однозначно – это воин до мозга костей, конунг из конунгов. Могучий Беовульф из Готланда, вступающий в бой с драконом, зная, что не вернётся с этой битвы. Вокруг Стампа режиссёр щедро порассыпал досужий серпантин и мишуру событий, совершенно к нему отношения не имеющих, служащих мотылём для прикормки заинтригованного телезрителя. Поэтому будет справедливо остановиться на мнимом ограблении картин из музея, чтоб попытаться выяснить, к чему этот спектакль и кто его скрытый импресарио.

В искусстве нет примера, чтоб грабить один вшивый музей приехало целое соединение армий жуликов. В той обстановке, играючи, управился бы за 30 секунд всего один Шон Коннери. До такого ералаша не додумалась даже Агата Кристи. Всё это вызывает только насмешливые вопросы: что происходит? кто вывел всю эту сволочь на майдан? То ли маршал Геринг обновляет домашнюю коллекцию живописи, то ли большевики производят очередную экспроприацию культурного наследия империи. Операция до такой степени надуманная, что улетучиваются все сомнения по поводу её иллюзорности. Грошовый плебейский балаган, режиссёр нарочно приказал устроить побольше шума и вони на ровном месте, там, где должна быть тишь да гладь. Отсюда и неестественность этого эпизода. Здание музея – то ли костёл, то ли коровник, бандиты берут штурмом, приступом, роботом, троянскими конями, массированной артподготовкой, подкопами, чингизхановскими интригами. Музейный комендант пускает себе пулю в лоб, гарнизон бросает всё на древнеславянский авось и обращается в стремительное бегство. Полиция, как самый первостепенный атрибут общества, напрочь отсутствует в этом городе Зеро. Грабители, для усиления у зрителя сумбурных ощущений, одеты в маски, мечутся по залам, сдирают картины вместе со шпалерами, спотыкаются друг о друга, а командует всем этим бардаком мультяшный горлопан из журнала "Крокодил", бабья ругань которого слышна далеко за чертой города. Речь идёт о жалкой жмене полотен, которые с большим запасом свободного места помещаются в студенческий тубус. Отсюда вывод – никакого ограбления в действительности не происходит. Это – сюжетные обои. А относительно них существует только один Стамп. В этом городе, где вместо людей – спящие силуэты, которых режиссёр, уже скорее по привычке, выводит на улицу всех без исключения, вулканической лавиной, безо всякого повода, если не считать колокольного перезвона, словно это самый что ни на есть знаковый сигнал для всех горожан бросить все дела и как по команде столпиться возле заурядного, едва ли не сельского, музея. И в центре такого идиотского флэш-моба в стареньком форде встречает новый день Стамп. В этом эпизоде он, как старый мудрый берсеркер в передышке между тяжелейшими сражениями, философствует о внезапно выросшей перед человечеством новой форме существования материи. И его отчаянно повторяемый вопрос "где же у него кнопка?" ни в коем случае не следует понимать буквально, как тумблер вкл/выкл. Это слишком примитивно как для всего фильма, так и для глубины мысли Стампа. Электроник не интересует его как своеобразная отмычка для ворот музея – любые двери можно легко высадить всего лишь башкой Урри. Его интересует более тайная кнопка – та, что запустила роковой процесс.

Для провидца уже не секрет, что Электроник – лишь пробный камень грядущего неминуемого конца света. Ибо за Электроником придёт второй, потом третий и миллионы и миллиарды роботов придут, чтобы заявить свои права на территорию и орудия производства. То, что радует бездельника и дармоеда Сыроежкина ("вкалывают роботы, а не человек"), отдаётся Вселенской Скорбью в пророческом сердце Стампа. Ему теперь ясно, что эта битва вчистую проиграна, но она проиграна не им – нет, её продули сыроежкины, гусевы, чижиковы, все те неразумные блудливые обезьяны, кто ни разу не задумался, чем теперь обернётся их щенячья радость по поводу той поразительной скорости, с которой робот адаптируется в людской среде и схватывает на лету невероятно тонкие оттенки деятельности высшей нервной системы. Этот зловещий Электроник выказывает такие успехи в обучении, которые не ожидал даже его инфернальный создатель Громов. И Стамп, может быть впервые в жизни, чувствует давящее грудь отчаянье. Он, бесстрашный скалоподобный нибелунг, подобно богам древности, склоняется перед судьбой и, приказывая шофёру заводить автомобиль, исчезает в бесконечности пространства и времени, унося с собой отголосок трагедии, которую всему остальному миру ещё только предстоит увидеть воочию.

 

УРРИ

Эта фигура настолько вызывает сожаление и досаду, что трудно угадать, зачем режиссёр вообще приплёл Урри к общей сюжетной линии, но он там во многих сценах, да ещё рядом с такими грозными ярлами и викингами, как Стамп. Остаётся только развести руками. Этот Урри – вообще никто, печальный Петрушка, продавщица шербурских зонтиков, эмо-кид, мягкая игрушка, которой вытирают жопу совершенно все, даже неандертальцы-школьники, ни за хер собачий огревшие его стопудовой штангой. В тех же сценах, где массовка, будто диковинный людской планктон, всем хором активно присутствует повсюду, в том числе там, где это неприлично, неуместно и даже где физически и юридически нельзя, в количестве, не меньше, чем сколько влезает в кадр, этот недотёпа-Урри выглядит ещё более подавленно, раздавленно и задавленно. Он – такое ботаническое бедствие, что на его фоне даже мистер Бин смотрится могучим эпическим титаном.

Можно предположить, что Урри – неудачная персонификация добра в этом фильме, корова Кришны, влюблённый Пьеро, махатма Ганди, поздний Брежнев, но нет, и тут не получается. О нём известно, что в глубокой задумчивости топчется около школьников, ловя робота, значит, цель у него всё же есть, но в то же время он неимоверно неадекватен. Урри гонит беса, бичует, кушает из помойных вёдер и настолько ошизел в своей беде, что от одиночества разговаривает о жизни уже с мотоциклетными шлемами.

Исходя из дальнейших наблюдений, мы справедливо можем заключить, какое именно положение занимает Урри в дружине Стампа. Он – рыболовный червяк. А что делают рыболовы с червяком? На него плюют, на что-то там насаживают, а потом швыряют чёрту на рога в качестве приманки. С этой миссией Урри, похоже, справился и, упакованный в заколдованный чемодан робот, успешно пересёк границу. Но затем он попадает в глубочайшую растерянность. Урри ждёт, что будет дальше, когда начнут плевать и в том духе. Но ничего не происходит и Урри, как и следовало ожидать, стремительно тупеет. Задания Стампа он проваливает одно за другим, кнопку у Электроника не находит, всюду засыпается и с ним перестают считаться. Стамп окончательно понял, кого он нанял, и что этот Урри никогда в жизни не снимется с большого ручника, а как червяка на солидной дотации держать его становится накладно. Он годен только для того, чтоб его башкой бесплатно высаживали двери и ломали чердачные перекрытия.

С большой болью в сердце завершим знакомство с этим добрым и несчастным существом. И не преминём отметить, как режиссёр обыгрывает, если не сказать обманывает, зрительские ожидания. Потому что Урри, при его внешней мужественности и вменяемости, логически просто обязан совершить если не подвиг, то хотя бы достойный человека поступок. Но всё происходит наоборот. Урри полностью забаранел, в силу чего и облажался. Добавить что-либо нечего, да и не хочется.

 

ПРОФЕССОР ГРОМОВ

Странный долговязый Самоделкин без определённых занятий, одержимый идеей изобретательства, хаотично передвигается из кадра в кадр, ни на миг не расставаясь с некрасивой и не в меру многословной любовницей, в четыре раза его младше и, заметьте, почти не обращает на неё внимания, словно она что-то вроде его ожившего внутреннего диалога. Профессора Громова Электроник внушил Серёже Сыроежкину, чтобы оправдать собственное появление и существование. Этот профессор - существо эфирное, комнатное, нигде никаких лекций и семинаров не проводящее. И, дело ясное, настоящие изобретатели роботов не работают на улице, они работают на КГБ. Но этот парадоксов друг ничем, кроме хождения, движения, брожения и нескончаемой болтовни себя не утруждает. Карикатурность персонажа была бы бесспорной, если бы не его растущее влияние на неустойчивую психику Сыроежкина, стремящемуся любыми путями самоустраниться от всяких социальных обязанностей, даже таких необходимых, как посещение школы. Со временем, профессор Громов словно обретает независимость и действует как почти самостоятельный персонаж. Вместо буратинистого пастора Шлага к изумлению зрителя появляется расчётливый доктор Мориарти, бессильный утолить свою гносеологическую жажду. Его броуновская погоня за Электроником постепенно сменяется по-своему логичными и осмысленными действиями. С одной стороны, убеждает Сыроежкина в реальности робота-двойника, питая тем самым врождённые стремления несчастного мальчика к тунеядству. Серёжа, в силу своего дремучего инфантилизма уже полагает победу гедонизма над конфуцианством своей собственной социологической инновацией. Пройдоха Громов только ухмыляется. Однако, явившись с экстравагантнейше одетой пассией в школу, профессор, напротив, подтверждает версию мальчиков, что робота не существует ("да, это сказка"). Когда же он врёт? А врёт он всегда, потому и совершенно противоречит даже себе. Плетя интернетовского размера паутину, коварный чернокнижник от науки готовит почву для реализации собственного циркового представления. Начинается гнусный эксперимент по замещению человека биороботом. Громов, этот плутоватый пигмалион, по образу и подобию Сыроежкина лепит высокотехнологичного голема Электроника и организует "случайную встречу" образца и клона. Робот блестяще исполняет программу. Вспыхивает цепная реакция появления уже совершенно сказочных персонажей вроде огромной толпы грабителей музея и почти инопланетянина Урри. И тут для зрителя важно не дать вовлечь себя в сюжетное макраме, а вглядеться в истинный смысл происходящей оперетты. Так, отодвинув закулисье отвлекающих внимание пустяков, вроде озабоченного спорными вопросами гуманности и политкорректности профессора Громова, уже к середине фильма проясняется истинная роль Майки.

 

МАЙКА

Майка Светлова, разумеется, является ключевым персонажем кинофильма. Майка – это ось, вокруг которой разворачиваются все колоссальные торнадо этой поразительной фантасмагории. По задумке сценаристов, эта девочка воспитывалась в благополучной семье, не как Сыроежкин. У её мамы родилось сразу четверо девочек-близнят. Они с супругом выбрали из них самую тихую и красивенькую, а остальных потопили. По совету ясновидца Цагана Дорзоева из Гусиноозерского дацана, девочку назвали Майя, по-тибетски – Иллюзия. Родители пыль сдували со счастливицы, заботились до умопомрачения, покупали у фарцовщиков смертельно дорогие шмотки, косметику, жвачку, возили на каникулы (подумать только!) аж в Болгарию. Но девочка взрослела не по годам и великолепно оправдывала имя своё. Актриса виртуозно обыгрывает глубочайший и многограннейший образ не знающей пощады ледяной бездушной валькирии, усложняя его фиктивным налётом той самой скромности и кротости, которой искусно пользуются восточноевропейские крестьянки, маскируя свои шкурные интересы. Только самому простодушному и неискушённому любителю кино Майка может показаться девочкой-гнотобиотом, и это тоже часть режиссёрского замысла. Субтильная инженю Майка – это не только сюжетные альфа и омега, это сидящая в самых древних лабиринтах генетической памяти человечества история всего мироздания от Большого взрыва и до последних ударных пятилеток. До того, как попасть под влияние профессора Громова, она мало себя проявляла, но кое-что при желании и некоторой наблюдательности возможно разобрать. Во-первых, что важно, до появления в фильме Электроника, Майка совершенно не интересуется Сыроежкиным, что не удивительно – редкой приличной девочке будет охота водить дружбу с одним из тысяч лоботрясов без определённых жизненных ориентиров и перспектив. Однако Гусев, совершенно непоправимая природная травма, отчего-то вызывает у неё симпатию и, если б не его глухая невменяемость, он с ней давно сошёлся бы. Тут дело ясное – папа Гусева, как известно, председатель совета директоров крупного оборонного предприятия, распухшего от многомиллиардных инвестиций и госзаказов, он немыслимо богат, а его связи тянулись едва ли не в Политбюро ЦК КПСС. Неудивительно, что Майка увлечена Гусевым, а настойчивого страдальца Сыроежкина же она пока до поры до времени придерживает у себя в приятельских скоморохах. Также, забегая вперёд, необходимо и важно отметить, что Сыроежкин не ревновал Майку к Электронику, это и подумать глупо. Он прекрасно знал, что если б Майка даже сама захотела Электроника, то рано или поздно ей пришло бы время с ним уединиться в интимной обстановке. И вот, раздевшись догола, она снимает с него трусы, желая потрогать его там рукой (губами, ртом, грудью, гениталиями, анусом, ухом?). И вдруг она обнаруживает на том месте только провода для подзарядки его аккумуляторных батареек, ничего больше там и быть не может. Тогда Майка поднимет дикий шум, а Сыроежкин прекрасно знает, что Электрон боится разоблачения даже больше короткого замыкания.

Поэтому тревоги Сыроежкина были совсем другого рода. Тут поперёк и дороги и горла вырос Гусь. Сказать, что Серёжа нервничал, ревнуя к Гусеву, значит, ничего не сказать. Это была ревность самого забубенного средневекового рыцаря-психопата, причём отличная от классики тем, что была основана на фактах объективной реальности. Что он мог противопоставить этому лихому мурлу? Однокомнатную хрущёвку? Пустой гараж со сломанным мопедом? Угрюмого папу-дальнобойщика в одежде люмпен-пролетария? Или оглашённую маму, о которой Майке известно только то, что она в психоделическом угаре отупело штудирует коран, «Жюстину», «Пикатрикс», «Кодекс Гигас» и махабхарату в оригинале?

Пока не появилась ультрасовременная стратегическая артиллерия в лице Электроника, Серёжа лупил из допотопной берданки – ходил вокруг да около той Майки, таскал ей торбу с конспектами, угощал газировкой, водил на концерт ансамбля "Лейся, песня", жрал с ней мороженое в тех бюджетных кафешках, где обычно распивают крепляк мужчины средних лет, выгуливал её собак, кошек, муравьедов и поливал грязью своего более удачливого соперника. Только этого мало. Майка жизненно необходима Сыроежкину не иначе как гёрлфрэнд, чтобы самоутвердиться среди своих жестоких сверстников, для которых он был и остаётся безнадёжным лузером. Ничем другим, если не брать в расчёт непроходимую тупость и жуткую лень, он отличиться и выделиться не в состоянии. Всё упирается в Майку – Серёжа теряет сон и аппетит, окончательно забрасывает учёбу, все его мысли заняты Майкой, каждую ночь он, стащив из семейной кубышки пару червонцев, бегает к опытной проститутке, которая позволяет ему всё, даже называть себя Майкой. Однако уличная Магдалина, как её не переименовывай, не в силах полностью компенсировать недоступность оригинала, что стократно усиливает страдания мальчика. Одновременно растёт давление со стороны родителей, которым вдруг приспичило интересоваться его школьным дневником, до отказа набитом колами, двойками и возмущёнными замечаниями всех до единого педагогов.

Подстёгиваемый грядущим моральным и материальным дефолтом, Сыроежкин в плену своей психоэнергетической лабильности уже почти на грани капитального руф-мувинга, когда, словно чёрт из табакерки выпрыгивает золотая рыбка – робот-хоттабыч. Что делает Электроник в качестве реверанса и аванса в счёт дальнейшего сотрудничества? Не напрягаясь, выигрывает велогонку, делая чемпионом своего двойника. Потом опускает Гусева. Всё, Сыроежкин глотает наживку, путь к прямому контакту с Майкой расчищен. Аплодисменты. Тут и захлопывается овечья ловушка, в которую россомаха-Громов на верёвочке привёл легкомысленного школьника. Не догадываясь об истинных намерениях Электроника, Сыроежкин все силы бросает на майкино направление. Как нельзя кстати попадаются три юных подвыпивших извращенца, которые нападают в парке на Майку, желая изнасиловать девочку средь бела дня. Похоже, это нападение инспирировал Гусев – обиженный и "загнанный под нару", он понимает, что после такого страшного оскорбления адекватно ответить Сыроежкину он сможет, лишь унизив Майку. Теряя любимую живую погремушку, Макар отчаянно мстит, желая, чтоб девушка досталась обидчику непоправимо опозоренной. А может быть стычку подстроила Майка, чтобы проверить Сыроежкина на вшивость, а на роль пьяных насильников она наняла своих знакомых или даже родственников. Однако эти смелые версии представляются нам спорными, оставим их на совести создателей киноленты. Но так или иначе, таинственным образом Сыроежкин со своим дубликатом оказываются в нужное время на майкином пути, хулиганьё безжалостно наказано и искалечено, акции Серёжи на амурной бирже теперь растут как на дрожжах, он срывает джек-пот. Бывшему мазиле со скамьи штрафников теперь не дают прохода, его хотят все девочки школы, а возможно и некоторые пацаны тоже. Поднимается ажиотаж, невиданный со времён первого полёта человека в космос. Сыроежкин, ошибочно считая, что уже крепко держит Бога за яйца, с головой, душой и сердцем ныряет в тёплый омут дармоедства, самолюбования и неправильно понятого дендизма. Он днями и ночами гуляет в "Астории", много режется в карты, развратничает, не исключено, употребляет какую-то идею из Тимоти Лири, напрочь выпадает из советской жизни. Электроник теперь заменяет его всюду – в школе первый отличник – штангу тягает, доказывает теорему Ферма, заучивает наизусть 55 томов Ленина, по всем предметам он предмет для подражания и его чуть не на руках носят, и поёт он голосом кастрата Фаринелли. Он только что вечный двигатель не изобретает. Машина даже позволяет себе фамильярничать, панибратски развлекаться со своими преподавателями, например, когда он нарочно смущает молодую учительницу на уроке рисования. Её, ещё даже голого мужчину никогда не видевшую, Электроник нарочно изображает на холсте в такой недвусмысленной позе и с настолько переудовлетворённым лицом, словно барышня вообще не знает, что такое ночь, проведённая без дивизии возбуждённых матадоров. Приличия ради порозовевшая девушка ставит пионеру четвёрку, хотя в душе оценила вызов мальчика на все сто баллов. Конечно, она тоже уже успела до кипятка между ног втрескаться в этого смазливого и самоуверенного пупса.

 

ЭНДШПИЛЬ

Так апостериори подтверждается логически заложенная ещё в начале картины мысль о нереальности Электроника. Его не существует как объекта. Он – словно непобедимый и разрушительный атмосферный фронт, созданный человеком для гибели человека. Пресловутый робот – неизбежная и необходимая галлюцинация Сыроежкина, развившаяся от комплекса неполноценности, от родительского пресса, от равнодушия школы, от многолетней дедовщины со стороны Гусева и иже с ним, от гипнотически поставленного бормотания профессора Громова, но в первую очередь от страсти к Майке, от того, что обычными и, что архиважно, честными методами не покорить, не взволновать, тем более не засадить. Собственно, Серёжа переводит сознание в стэнд-бай позишн и ожидает чудесного вмешательства. И знаменитый рак оглушительно свистит на своей горе! Волшебное сальто происходит. Он выдумал робота и робот явился ему наяву. Теперь Электроник манипулирует окружающим его локальным социумом, он вовсе не очеловечивается, это невозможно в принципе, зато люди роботизируются и теперь уже не существует в реальности самого Сыроежкина, теперь он галлюцинация Электроника, его заархивированный файл, что с блеском продемонстрировано в обсуждаемом телефильме. Предпоследняя сцена фильма очень символична – со своим попутчиком – ротвейлером Р.Э.С.С.И. Электроник вырастает на Вершине Мира, правда почему-то ряженный не в королевскую мантию, а в одежды пассивного педераста. Стоя с вымпелом-орифламмой, как солдат над рейхстагом, он пьёт из рога молодое молдавское вино или менструальную кровь или мёртвую воду или машинное масло или что там любят андроиды. Он пьёт за победу. Это словно вернувшаяся из тьмы веков концентрированная бабуризация в электронно-вычислительном виде. Так всей биосфере поставлен великолепный шахматный мат в стиле гениального Бобби Фишера.

Человечество, в силу собственной беспомощности в принятии ключевых для себя решений, парадоксальной смеси изощрённого сатанинского хитроумия и гунявого телячьего тупоголовия, закальцинировано техногенной инвазией до полной неподвижности и своими же руками и мозгами подготовило и приблизило собственную элиминацию. Так что теперь все вещи и явления теряют значение. По мудрому выражению Беккета, "всё погружается в бездонные болота чепухи".

 

Занавес

Январь 2009