Путешествие

Я не найду достойных слов, уйдя в бессмысленность заплаток, где черной тушью до основ

весь мир безумием закапан, где черных дыр не перечесть, где черных мантий – без предела,

где правят бал и ложь, и лесть, а совесть снова не у дела. Я улечу в туманность снов,

разрезав время на квадраты, и нить пунктирную часов сменяю на уют с доплатой, достав

неверие людей из потаенного кармана, налью несвежесть площадей в эмалированную ванну,

где грязной пеной суета и недовысказанность фразы. И снова – с чистого листа, не требуя

всего и сразу. Я загляну в кафешантан, чтоб не бояться быть паяцем, и будет снова шанс

мне дан в моем пространстве состояться, и будет честною игра, где взятка костью станет

в глотке. И снова на спине дыра, и вновь «поехали» колготки.

 

Сердечный приступ

 

А шарик – окуджавски-голубой – вернулся к той, что много лет мечтала (и столько

раз роман перечитала, что и не снилось даже нам с тобой). Он был хорош:

в брабантских кружевах, в фестончиках, воланчиках, оборках… Цунами неуёмного

восторга вздымались к небу с неизбежным «ах!» - и шляпки, и перчатки, и платки

летели вверх, по правилам приличий. Он был хорош ( да что «хорош»?- «отличен»!),

но пойман был в цепочные силки и бился, бился, бился, бился, би… И рвался – не по

швам, а по живому (в учебниках описаны симптомы), и облака беспамятства

клуби-лись над нахлынувшей волной безумного желания полёта, но справа, слева,

сверху жало что-то и жалило проржавленной иглой, и жгло насквозь… А воздух стал

тугим, и свет зажегся там, в конце тоннеля, где мальчики на белой карусели летели

к острым стрелкам часовым. Но часовые молча на посту менялись в тайниках

калейдоскопа, и становились жесткими синкопы, и утро звал полуночный петух…

 

Тот шарик, отразившись в зеркалах, ударил небо – твердое, как стены. Оно упало

на паркет Вселенной, разбилось… И старушка умерла.

 

 

А ну их всех! Уеду на Сицилию! Там, говорят, не хуже, чем в Анапе. И вроде бы,

по слухам, изобилие, и доны корлеоны - в мятых шляпах. Пускай себе там Этна

извергается: не так уж это, по прогнозу, скверно. А я, такая из себя красавица,

взойду на трап, чтоб улететь в Палермо. Там, кажется, вполне тепло и солнечно,

и мафия практически бессмертна. Да пусть ее! Мне тоже лета хочется! Такого,

знаете, безоблачного лета! Чтоб каждый день оливки с сыром к завтраку, чтоб

пить вино – конечно, Перриконе. Уеду на Сицилию! И завтра же! Никто меня,

поверьте, не догонит!