Предисловие.

Записки старого русака Алика Терского стали появляться недавно. Прежде он много лет присматривался к литературному кругу сайта, изучал мир поэтом и прозаиков. Сам учился грамотно писать, иногда пытался обучать других, не никогда не ставил свое творчество выше других. Зачем? Читатель всегда видит лучше, чем автор.

Поэтому Алик Терский не любил рекламы, не пихал всем свои рассказы с предложением оставить положительный отзыв.

Русак с рождения не любил зазнайства, лести, а особенно болезненно реагировал на подлость и подлог. Поэтому в своем творчестве описывал именно такие случаи из жизни литераторов. Он, наверное, с годами не изменился и стал больше брюзжать, но поклялся, что все случаи, описанные им произошли в литературных кругах.

Они, наверное, вызовут раздражение больших и маленьких гениев, но русак клянется, что все – правда, только изменены имена.

И сам он, не раз потрепанный медведем, многократно кусанный волком, не раз обманутый лисой, подружившийся со многими зверями, лично видел невероятные истории на сайте «ЧХА» и спешит рассказать их читателям.

Совпадение образов и имен считать случайными.

Судите сами.

 

Морская посудина, набитая в трюмах авторами так, что просела ниже ватерлинии, спешила в порт Признание, но, угодив в потоки творческого турбулентного течения, потеряло курс в густом тумане современной действительности. Ее капитан, чтобы вырваться из струй губительного направления, менял ежедневно галсы, закладывая при этом перо руля так круто, что это грозило перевернуть судно и угробить сотню, другую невинных пассажиров.

Когда вырвались из цепких объятий проклятого течения, то затерялись в водной стихии, а берега не достигли, и судно «Сен-Жан-Рязан» носился в ночном океане, подбирая, а иногда погребая под днищем, бесстрашных, но неопытных пловцов, спешащих на свет габаритных огней виртуального призрака. Пока не угодило в штиль, и от вынужденного безделья команда посудины затосковала и впала в депрессию.

Мужчинам мнились на борту мемозины, которые голосами схожи с сиренами, а женщины мечтали стать мелюзинами – феями свежей воды. И все жаждали вернуться в гавань Гавр де Грас и оттуда на лошадях отправиться в живописное селение Нуэстра-де-Альта-Грасиа, чтобы на них снизошла Высокая Милость Богоматери.

И в тонкий момент осознания высочайшего счастья от созерцания в пути прекрасных плантаций какао, имбиря и табака по деревянной палубе загремели шаги грубых башмаков подшкипера Бекова. Они своим неуместным шумом вырвали всех из сладких грез и вспугнули дрожащее марево миража приближающего селения Эль-Котуи, которое тотчас полупрозрачными контурами райских садов упорхнуло в бездонное небо и затерялось в перистых облаках сознания экипажа пиратского судна.

– Что за фрукт? – злобно ощерил мелкие зубы и приоткрыл поросячьи глаза на мордастом лице корсар Потуги месье Мишель де Потуги.

– Новый фаворит капитана Беков, – не менее злобно прошипел в ответ Сукинс Лоран де Гракк, который нанялся матросом еще в Бристоле и на пути в Кадис отличился при затоплении испанского корвета и был произведен капитаном в боцмана.

– Чем отличился? – лениво почесал рукой голую волосатую грудь матрос Бьерри де Метин, рассказывающий всем такие небылицы о своих разбойных заслугах, что вызывал у экипажа едкие, но осторожные насмешки.

– Карамба! Сто сорок шкотов вместе с якорем ему в глотку! В том-то и дело, что ничем! – недовольно заголосил Денри Хизра с острова Молдоу. – Просто выскочка! Непородистый азиатский хан, а, видите, чем-то подмахнул капитану, что сразу получил свободный доступ в офицерский салон.

– Его бы сейчас на линь да за борт кинуть, прополоскать часик, чтобы познал лиха, как мы! Тогда бы посмотрели, что за подшкипер! – Бьери вскочил на ноги и стал натягивать на свой расплывшийся от жира торс красную рубаху.

– Нет! Лучше на рею подвесить, чтобы повисел денек, как Веселый Роджер, и его желтая кожа задубела, как следует, на соленом ветру! – сказал Сукинс Лоран и мстительно закусил губу, представляя картину наказания неповинного Бекина.

– Я бы его сбросил на яшке в проливе Па-де-Кале на съедения морским крабам! – предложил Мишель де Потуги.

– Тысяча чертей! Почему в Па-де-Кале!? – подал голос невысокий корсар, который назвался лордом Джоном Киллу, когда поднялся в первый раз на судно.

– Потому что название нравится, бушприт тебе в ноздрю! – Мишель хоть и считал себя аристократом, но, отвечая, грубил выскочке Джону, типичному уголовнику и убийце.

– Все не то, Флибустьеры! – ирландка леди Мэри Бони насмешливо смотрела на корсаров, загоравших возле шлюпок под палящим Карибским солнцем. В истории пиратства Мэри прославилась своей беспощадностью и отвагой. В возрасте пяти лет ее привез на Багамские острова отец, адвокат Ефим Халигру. Она выросла красавицей с необузданным темпераментом и невероятной сексуальностью. Уже в пятнадцать лет вступала ежедневно в связи с мужчинами, а в восемнадцать познакомилась с матросом Джоном Бони, и вопреки воле отца вышла за него замуж и уехала на остров Нью-Рать. Когда, однако, муж ей надоел, Мэри познакомилась с капитаном пиратского шлюпа Джеймсом Рэкемемом, который переодел ее в мужскую робу и, пристроив к себе матросом, приучил к пиратству.

Когда разбойничий шлюп захватили испанский военный фрегат, то капитана и его помощников вздернули на реях, а, обнаружив под мужской одеждой прекрасное женское тело Мэри, ее сначала выпороли линями, а затем отдали команде. Что, впрочем, ничуть леди не огорчило, и она честно отработала свободу и прибилась к рукам капитана «Сен-Жан-Рязан» в качестве служанки.

– Мэри Бони! Не желаешь ли ты, поучить отцов, любить женщин!? – громко «заржал» низкорослый и подлый Дени Хизра.

– Задрай свой форпик, болван, когда разговариваешь с леди! – глаза стального цвета ирландки не предвещали ничего хорошего трусоватому Дени. И он любезно улыбнулся, и вежливо ответил:

– Леди Бони! Уже закрыл, уверяю вас, и весь во внимании.

– Нужно устроить спектакль, чтобы команда и пассажиры полюбовались подшкипером!

– А капитан, что скажет? – боцман заинтересованно приподнялся с палубы и осмотрел пристальным взглядом корсаров.

– Капитана беру на себя, – сказал новый матрос, подобранный недавно в океане. Его сбросили в воду с корабля графини Жанны де Дельвиль-Петрак за жульничество при игре в кости. Он назвался Джимом и оказался столь блудливо-красноречивым на слово, что капитан назначил его своим кормчим, чтобы слушать каждый день речи «утопленника». Джим давно подкрался к корсарам и подслушал весь разговор.

– Что скажете, моряки? – спросил Дени Хизра. – Не продаст нас кормчий?

– Если продаст, мы его забьем в клюз и скажем, что так и было! – страшным голосом пообещал Джон Килл.

– Верно! Говори, что за спектакль?! – поторопил Мэри Сукинс Лоран.

– Мы объявим праздник посвящения Бекина в моряки и пропустим его под днищем на манильских концах. Скажем, что такая традиция у корсаров. Подохнет – хорошо, а выживет – черт с ним, значит, судьба!

– Так воров наказывали на кораблях! – воскликнул начитанный Мишель де Потуги.

– Он – вор и есть! Украл место подшкипера! – Дени презрительно сплюнул за борт. Он мечтал быть принятым в кают-компании.

– Не плюй за борт, не гневи Посейдона!

– Мишель! В это время года Посейдону не до нас, проводит время с дочерью Нерея, Амфитритой! – Явно не знал меры непородистый Хизра и «сорил» языком, словно, махал морской ведьмой.

– Ладно! Оставь его, горбатого исправит только пучина! Жвака-галс ему на шею! Кто сообщит подшкиперу о празднике? – прервал перепалку нетерпеливый Бьери де Метин.

– Как кто? Мэри! У нее есть все, чтобы убедить мужчину! – закричали все в один голос.

– Есть, но не про его честь! – Мэри Бони эффектно выгнула стан и направилась к подшкиперу Бекину, который стоял невдалеке у фальшборта и смотрел на зеркальное море.

– О чем задумались, мистер Беков?

– Взгляните, Мэри, какая красота! Картина полного штиля, словно бескрайнее зеркало и на середине судно! Если представить белокрылых чаек на синем небе, стихи так и запросятся спорхнуть с языка поэта!

– А, если бакланов?

– Не понял!

– Да, ладно, проплыли! Завтра праздник у нас и вы будете на ней главной фигурой.

– Премного благодарен вам, Мэри! Что за фигура?

– Посвящения вас в моряки. По традиции вас протянут под корпусом судна с одного борта на другой.

– Я вырос в горной долине, где единственная река будет мне по колено, поэтому не умею плавать!

– Так, вы не мистер?

– Скорее бек, чем мистер.

– Забавно, бек Беков! А уметь плавать не обязательно, вас на конце будут держать.

– На конце? Каком конце?

– Господин подшкипер! Не пугайтесь вы так. На манильском конце, который будет вам не по колено, конечно!

– Я не боюсь! В котором часу должен я быть на празднике?

– Я жду вас ровно в полдень на баке.

Ничто так быстро не распространяется по свету, как скандальные новости, особенно, на обездвиженной безветрием пиратской посудине. На верхней палубе собрались все, кроме капитана, которого занимал рассказами, сдобренными добрыми глотками ямайского рома, Джим.

Боцман заранее разложил манильский канат и стоял в ожидании появления главного лица праздника. Музыканты установили барабаны и скучали рядом с инструментами, тихонечко постукивая по ним палочками.

Мишель де Потуги, Бьери де Метин, и Дени Хизра, разодетые в пух и прах, стояли отдельной группой и нетерпеливо поглядывали в сторону бака, откуда должна была появиться Мэри Бони с виновником «торжества» подшкипером Бекиным.

Толпа зевак, образовав возле каната проход от борта к борту, тихо переговаривалась, предвкушая необычное зрелище.

Томительное ожидание затягивалось, но вдруг среди зрителей пробежала волна оживления, и послышался голос Мэри:

– Пропустите подшкипера, освободите проход!

Не сказать, чтобы Беков трусил, но утверждать, что он с радостью шел на праздник, значит, соврать. Мужчина был бледен и молчалив, а по его ладоням стекал холодный пот, который он вытирал о короткие холщевые брюки. Он отрешенно шел к месту предстоящий экзекуции и пытался выдавить улыбку на посеревшем от волнения лице.

– Не дрейф, подшкипер, капитаном будешь! – слышались голоса из разноцветной толпы.

– Мне и подшкипером не плохо, лишь бы остаться живым! – сделал попытку уклониться от процедуры фаворит капитана.

– Поздно, когда флаг дошел до гафеля! – кричали пираты.

Под руководством боцмана Мишель с парой добровольцев из зевак завели канат под форштевень и протянули его на середину посудины. Оба конца прикрепили к специальному поясу, застегнутому на талии подшкипера.

Мэри взмахнула рукой, раздался треск барабанов и несчастного Бекова потащили к борту и кинули в воду. Один конец каната, который был заведен под днище стали тянуть на палубу, другой, с противоположной стороны – потравливать, чтобы человек под водой проплывал по кратчайшему расстоянию. Толпа ахнула и замерла в ожидании.

Лоран де Гракк азартно бегал от борта к борту и приговаривал Бьери с Дени:

– Не спешите! Придержите его под водой!

Прошли минуты, прежде, чем голова подшкипера показалась из воды. Глаза его были широко раскрыты и ничего не видели, он судорожными глотками хватал воздух и не мог отдышаться. Толпа вновь ахнула, но молчала, выжидая, что будет дальше. Когда мокрую и жалкую жертву вытащили на палубу, Беков уже немного пришел в себя и, покачиваясь, пытался освободиться от пояса.

– Нет! – заметив это, закричала Мэри. – Повторить!

Дени Хизра бросился к подшкиперу и припал губами к уху полумертвого человека, как змей-искуситель, зашептал:

– Откажись от должности и второй попытки не будет!

– Как же? Я обещал! – пытался объясниться подшкипер, но Хизра уже не слушал и, отскочив в сторону, закричал:

– Тащи!

– Стойте! Не хочу больше! – встрепенулся Беков. – Провались все в тарарам, я отказываюсь от службы подшкипером!

– То-то! С нами не борись! – закричали Мишель, Бьери, Дени и де Гракк. – Снимите с него пояс. Толпа зевак промолчала и стала равнодушно расходиться. Все вновь впали в депрессию.