Запутанная карма. Алла Райц - Хлеб всему голова! - возвестил Илья, пьяно щурясь, роняя пепел в тарелку, на которой веером расположились хвостики кильки в томате. И важничая, добавил: « А мать главнее хлеба!» Он закусил свой лозунг двумя таблетками нитроглицерина, крупным жадным глотком отпил черно-заваренный чай из эмалированной синей кружки, и «заполировал» все окончательно настойкой валерианы, вытряхивая последние капли настойки из горлышка. Илья «отходил» от очередного запоя по-домашнему, на свой манер. А пил он, как водится, с горя: по причине инвалидности, которую получил на Целине. Рассказывал свою историю немногословно, но веско, что отморозил де ноги, когда в большие снега зимой заплутал, случайно после очередного чествования передовиков, ну, выпил, не без этого, долго искал землянку, да так и заснул, зарывшись в снег. Наутро его откопали едва живого, переохлаждение было слишком сильным даже для закаленного организма Ильи, началась гангрена, и ноги отрезали до самого торса. Врачи так и сказали, мол, если бы не его крепкое сердце, не выжил бы. В ответ на потерю ног, государство наградило его однокомнатной квартирой, выделило без очереди «Запорожец» специального назначения, гараж, медаль «За освоение целинных земель» и пенсию героя-целинника. Хватало ее на две недели беспробудного пьянства в гараже с дружками, ну а потом – три дня самостоятельной реабилитации и к маме – в деревню! Однако ж Илья старался большую часть дня ходить. Ходил на протезах, опираясь на костыли. Утром выходил сам, а вечером его волоком притаскивали друзья из гаража и он в прямом смысле «откидывал ноги», то есть отстегивал, разбрасывая их по квартире. Освободившись от обузы, громыхая колесиками, раскатывал на тележке, бессмысленно кружась и бормоча «Целина сильнее нас», наконец, устав, описавшись зловонной лужей, заползал на всклоченную кровать и, разразившись богатырским храпом, засыпал. Степанида горестно собирала разбросанные ноги-протезы Ильи, протирала начисто с них грязь неведомых закоулков и ставила к стенке, до пробуждения хозяина… Степанида с «хрычонком» снимала угол в этой, как она считала, забытой богом норе. Хрычонком она звала своего малого сынка за то, что, когда он сосал молоко, причмокивал и похрюкивал от удовольствия. Ну вылитый Хрычонок, спит себе под бравурный храп опьяневшего хозяина квартиры. Вот, размышляла Степанида, говорят сейчас, что бывает карма у человека плохая или запутанная. Мол, каждый за что-то расплачивается, за какие-то грехи. А Степаниду, за какие такие неведомые грехи к Илье принесло? Весь грех ее, что позарилась на откровенную дешевизну съемного угла в этой норе-дыре бывшего целинника. Зато все удобства есть – вода горячая бесперебойно, теплая ванная комната. Отхлорит её Стеша от затейливых «отмоканий» Ильи, и купает Хрычонка, плавать его научила по новой воспитательной методе. Это были восьмидесятые, новых воспитательных методик – хоть отбавляй, успевай только поворачиваться. Вы спросите, откуда же Стеша в свои двадцать лет знала про это все? Да ведь работала-то она нянечкой в детском саду, там и Хрычонка держала на круглых сутках – три через два. То есть трое суток и ночевал малыш в саду, что было на руку при запоях Ильи. Так вот, была у нах в том детском садике воспитательница образованная, передовая. Она и обучала Степаниду в свободное время различным премудростям новаторского детского воспитания. И так захватило Степаниду это самообразование, что стала она мечтать, втайне от всех, освоить профессию фельдшерицы. Да вот беда, в заботах о малыше, о жилье, пропитании; в круговерти вокруг Ильи, все меньше оставалось у неё надежд, что мечта её когда-нибудь исполнится. И что самое смешное – прав Илья и возразить нечего горе-целиннику, все верно: хлеб всему голова, а мать важнее хлеба. Эх, была бы жива матушка, уж, наверное, не мыкалась бы Стеша с малышом по съемным углам, может, и карма бы ее так не запуталась. Побоялся бы отчим тогда выгнать ее из дому, когда падчерица, в подоле принесла. Ишь, какой правильный, а сам через день после похорон матушки женщину к ним жить привел. Нет, точно, не в морали дело, просто Степанида стала ему мешать в вольной, обласканной вниманием женщин, жизни вдовца. Судьба… Привычно натирая и отмывая загаженный пол, под победный храп Ильи, Степанида размечталась. А верно Целина-то хороша была, если как ни был пьян Илья, а все вскрикивает: «Даешь Целину!» Она бросила тряпку, встала, задумавшись… И тут вдруг ей и пригрезилось: увидела явственно ковыль серебряный, услышала, как шелестит он тихо под ветром, клонится шелковой волной. Кожей почувствовала и ветер, и простор степной. Вдруг полегла трава, пригнулась пред конями красногривыми, которые промчались мимо Степаниды горячим табуном прямо к белесому солнцу. Вздрогнула от своих грез: - А интересно, угол почем на целине-то? – деловито подумала она,- «Что я теряю, а ну-ка попробую начать все сначала…» Быстро собралась, вещей-то всего с чемоданчик, да и то все детское, подхватила мальчонку - хрычонка, написала записку целиннику, мол, пошла я, дорогой товарищ Илья, по твоим следам, на целину, значит. «Прощай, не поминай лихом, деньги за угол не пропей, отдай матери, они на холодильнике». С тем и отбыла, припустилась на вокзал. Ну, а дальше… - Так и начала распутываться моя карма, как клубочек нитяной, зацепившись за рельсы, за веселый стук колес,- сказала Степанида, очнувшись от воспоминаний. Словно подтверждая её историю, гуднул коротко и резко паровоз. В утреннем купе поезда Пермь-Симферополь вовсю буянило полуденное солнце. Рассказ Степаниды так меня увлек, что я забыла о своих мытарствах при покупке билетов в разгар сезона, заполошную посадку в Москве, когда прыгала в последний вагон, чуть не опоздав. Уснула «без задних ног», а когда проснулась, обнаружила, что пассажиры в купе поменялись, вместо веселых велогонщиков напротив меня сидела миловидная женщина с открытым взглядом серых глаз, с приятным северным выговором, и как говорят – без определенного возраста. Ей можно было дать и сорок, и пятьдесят, и двадцать, особенно, когда она весело и заразительно смеялась, вспоминая свою жизнь. Мы разговорились, никто нам не мешал, так как её спутники сновали где-то по поезду. А я слушала и слушала Степаниду, изредка восклицая и восхищаясь её бесконечной жизненной стойкостью. Незаметно для себя поведала этой милой женщине о своей жизни; так уж устроены поезда: с попутчиком иногда поделишься тем, о чем не решишься рассказать друзьям, ведь все равно больше не встретимся. Так и этот наш разговор затеряется на просторах железнодорожных историй. Я сожалела только о том, что пропустила остановку в Акимовке, не вышла прикупить что-нибудь к завтраку, пообщаться-поторговаться с местными бабушками, к тому же не запаслась подарками для сынишки, хоть бы яблок ему купить, собралась впопыхах, воспользовавшись неожиданной щедростью редактора, который подарил мне пять дней выходных за очередной «жареный» материал в газете…. Дверь в купе с грохотом отворилась и к нам ввалилась шумная компания: судя по всему два брата-близнеца – мальчики лет восьми, как две капли воды похожие на Степаниду – те же рыжеватые вьющиеся волосы, такие же распахнутые и искрящиеся серые глаза. Их сопровождал мужчина довольно интеллигентной и внушительной наружности. Он обратился к Степаниде, с которой мы уж час как беседовали по душам: - Ну, Стеша, принимай пирожки, курочку, а вот ведро яблок. До самого Симферополя будем грызть. Затем, обращаясь ко мне, добавил: - Извините, если нашумели. Представился: - Андрей Мелентиевич, главврач Барнаульской поликлиники, супруг Степаниды Тимофеевны, с которой вы изволили общаться в наше отсутствие. А мы ночью в купе заселялись, в Харькове, друг нас провожал шумный, не может без эмоций, за что и любим. Потом переживали, что вас потревожили нечаянно, а вы так крепко спали. Покорнейше извините, если причинили неудобства. Утром тоже не хотели вам мешать отдыхать, вот и пошли с пацанятами в вагон, где фильмы нон-стоп крутят. Спозаранку там только мультики показывают. Насмотрелись «Ледникового периода», аж сами чуть не заледенели, и смех и грех. А тут остановка длинная, вот мы за продуктами к завтраку и выскочили. Надеюсь, разделите с нами скромную трапезу. Должны же мы компенсировать неудобства, доставленные нашим многочисленным семейством. С другой стороны – в веселой компании, а с нашими мальчишками не соскучишься, я вам гарантирую, и длинная дорога веселей. - Меня Лена зовут, Андрей Мелентиевич, рада знакомству- привстала я, протягивая руку для рукопожатия. И невольно улыбнулась – такое искреннее соболезнование было в лице главы семейства, даже неловко. Быстро успокоила его: - Что вы, никаких неудобств, я и не слышала ночью, как вы вселялись, и детей я люблю, так что и впрямь веселей ехать. Близнецы уже наперегонки забрались на верхнюю полку, весело шебаршили там, выглядывая украдкой сверху на меня, с любопытством в четыре глаза, толкая друг друга и хихикая одновременно. - Это хорошо, если детишек любите. Не иначе тоже детишки есть? - Сын у меня, с бабушкой сейчас в Анапе, вот еду к ним, лето скоро заканчивается, придется разлучать его с морем и с бабушкой, как не жаль…. Андрей Мелентиевич выложил на стол яблоки, достал термос с чаем, сыр, булочки. Сделал бутерброды и отдал наверх мальчишкам, туда же отправилась охапка яблок, которые уже были заботливо вымыты, блестели крупными каплями воды на ярко-красных ароматных боках наливных яблок. Потом он угостил жену, великодушно положил и передо мной аппетитные бутерброды, налил ароматного травяного чая, не спрашивая, веско сказал – - Завтракайте, угощайтесь. Сынок-то один у вас, не маловато? Ох, уж эта мода на одиночество окаянная, а потом слезы люди льют, не ровен час, потеряют одного-то. Послушайте умудренного опытом человека и поверьте, мы всякого повидали со Стешей, работая участковыми по селам Алтайского края. Да…. Вы кушайте, кушайте, и слушайте. Вот у нас со Стешенькой как есть все - по старинке, пятеро детишек. Реализовали так сказать принцип: один ребенок – не ребенок, два ребенка – пол ребенка, три ребенка – вот ребенок, а без четырех углов и дом не стоит, а в России всегда пятистенки строили! Можно продолжать до бесконечности…. Засмеявшись, добавил: - Эти двое - Женька с Сережей – на вас сейчас таращатся, они на море с нами едут, вот и веселятся от всей души. Старший хрычонок, извините, Алексей у нас старшенький, это мы его так по привычке, с измальства зовем, - в экспедиции, он метеорологом служит. Ну а средние дочки-погодки Таня и Ната дома за хозяек остались, практика у них педагогическая, школу готовят к учебному году, архивы разбирают. В общем, не все смогли с нами поехать, а потом встретимся, как будто не разлучались, вот что значит семья… - Да что ты, Андрей, всех на свой аршин меряешь, за детей агитируешь? А вдруг человек не может по какой-то причине, или не хочет…,- вмешалась во вдохновенный монолог мужа Степанида.- - Вот я и говорю все мода окаянная,- не унимался супруг. - В разводе Леночка, а ты…. – одернула Андрея Мелентиевича жена. - А что я…Ты лучше себя вспомни, как приехала с одним чемоданчиком, да к нам на постой… Мне тогда семнадцать было, а я верите, Лена, сразу в неё влюбился, на всю жизнь. Ох и долго Степка-растрепка мне голову морочила. Я, говорит, сначала выучусь, а ты пока подрасти. Ведь только из-за неё и в медицинский институт пошел, потому как она там уже на втором курсе училась. Это потом я жену обогнал, пришлось ей дома с детьми посидеть, понянчится, переждать чуток, пока подрастут. По правде сказать, она должна бы главврачом быть. Но, у неё дети, у меня – работа. Как думаете, равноценно? Нет, конечно, она в выигрыше, жена моя. Ну это шутка, конечно. И нам трудности испытать довелось, но ведь мы справились и ни о чем сейчас не жалеем, наоборот, благодарим судьбу, что свела нас. И вы, Леночка, обязательно справитесь, главное, не бояться сделать решительный шаг навстречу новой судьбе,- завершил пламенную речь супруг Степаниды. Неугомонно поерзал на полке под стать братьям-близнецам и продолжил: - Вот послушайте, что я скажу, вы к нам приезжайте, хотите – в Барнауле можете устроиться, захотите – на селе. Вам и дом дадут, и работу, нам разные специалисты нужны, а уж женихов – на выбор. - А что Лен, правда, приезжай, - неожиданно горячо поддержала супруга Степанида. Близняшки отозвались радостным поддакиванием с верхней полки купе. - Я тебе устроиться помогу, можешь у нас пожить первое время. Нам журналисты ой, как нужны: столько строек, столько событий и интересных, и тревожных, в общем, сама все увидишь, жизнь кипит! Не меньше, чем в Москве, а то и больше интересной информации раздобудешь для газет. Ты же рассказывала, что на квартире живешь. Вот и меняй съемную квартиру в Москве на такую же у нас, в Барнауле, но с вариантом приобретения собственного жилья. Если хочешь ближе к природе – еще быстрей тебя устроим!- хочешь в большое село, хочешь в малое, хочешь в пригород. Приезжай, попробуй новой жизни, - неизвестно почему уговаривала меня Степанида начать новую жизнь. Я в замешательстве молчала. Непривычно было ощущение искреннего участия этих совершенно незнакомых мне людей. А Андрей Мелентиевич тем временем продолжал: - Вот что, Лена, я вам скажу, как врач, - дети – это эликсир молодости, особенно для своей матери. Хотите быть вечно молодой? - Конечно, кто же откажется от неувядаемой молодости,- заметила я. - Вот полюбуйтесь на мою Стешу – победно заключил Андрей Мелентиевич, - ни одной морщинки на лице! А все почему? Каждое рождение ребенка – обновление женского организма. Это я еще ни слова о любви не сказал, без которой красота женщины растает быстрее снега под палящим солнцем. А теперь на меня посмотрите, видите, все лицо морщины избороздили. А ведь я моложе супруги своей на целых три года! Но все морщинки её забрал себе, потому что люблю, вот так-то, и это моё главное достижение! - добавил Андрей Мелентиевич, слегка приобняв зардевшуюся супруг.- А вы говорите: судьба, судьба… Судьба она решительных любит и сильных, а еще детей…. Андрей Мелентьевич замолчал, обнимая супругу, она прикрыла глаза и чему-то улыбалась, склонив голову ему на плечо. Я с затаенной завистью разглядывала их, такая красивая и счастливая пара. И радостно стало за Степаниду, что не побоялась она тогда, во времена далекой молодости начать все сначала… А может и мне не поздно? Как там она рассказывала: «… и полегла трава под белесым солнцем…» Колеса поезда упрямо выстукивали: судь-ба, судь-ба. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
