Хорошего председателя, почитай что, никогда и не было в Осинках. Такого, чтоб хозяином был, пил, хотя бы умеренно, и не пускал добро колхозное враспыл, такого в Осинках не видывали. Впрочем, слыхивать - слыхивали. Есть, мол, такое. И вздыхали потому, конечно. А так все выходило, что жили они вместе с председателем, но как бы раздельно. Скажем проще: и работа - пополам, и доходы - пополам.

Половину добытого, проданного, накрученного - председатель обычно тратил на себя и свои прихоти. Половина оставалась на всех колхозников. А в работе председательский «пополам» вот в чем выражался: ежели прямо с утра, после похмелья, мужики начали пьянку, а трактористы уже думали, как пораньше завернуть в бабкин огород, тут председатель требовал свой пополам: и вынь да положъ, а до 5 вечера с поля линять не смей. Потому как он, председатель в любую пьянку помнил, что весенний день год его и колхозничков кормит. А потому вкалывай, не греши!

Словом, вроде одним делом занимались, да совсем по-разному. И заедало это колхозничков: мол, куда несправедливее этого? Мол, вкалывай на него, как крепостной, а от него ни толку, ни проку, а лишь матюги, да пиз..., словом, не обхохочешься.

Как бродит квас самодельный? Вот так и выбродила в финале перестройки, видно от жары, идея у осинковских обитателей избрать своего народного председателя, самого что ни на есть, демократического, районными властями никак не навязанного. Больше всех горланила в этом вопросе Михеевна. Ее кстати так и называли с уважением «наша оппозиция». Куда до нее Калинычеву! Только нудит что-то в своей конторе, да кашляет, ни бельмеса с вечного пересыпу не понимаючи. То ли дело Михеевна - не смотри, что шестьдесят два, зато бойка, деловита, опять же все про всех знает. И про то, куда Калиныч на колхозной «Волге» намылился, и про то, кто с чьей бабой спал, кто чё себе на двор принес, словом, ничто не ускользнет от ее бдительного пристального ока! Чем не председатель?! Куда как лучше Калиныча!..

Да она и сама не отказывалась от этой доли. Тем более, в том рассуждении, что ежели все, кому не лень туда рвутся, так стало быть, есть в этом особый прок и какая-то сладость.

Но мечта мечтой, дума думой, а судьба завсегда свой расклад дает. Дело уже шло к Покрову и общему собранию, как появился в Осинках Митяй. Коренастый, шустрый, стрижка «бобриком».

Говорили, что приехал с Севера, с заработков. Вроде и верно, деньги у него водились. Поселился он у тетки и скоро поправил ее обветшавшую халупу. Причем сразу видно, что деловой, в смысле руководить привык: собрал мужиков и четко определил: так, братки, нужно то, то и то. На вопрос мужиков, а материалы-то где брать? Митяй ответил четко: «Там!»- и указал неопределенно на колхозный хозяйственный двор и недостроенный домишко конторы. Тут же назвал и сколько выставляет за это водки. Ее объем впечатлял. И на неделю дом Митяя стал народной стройкой. Все мужики, что не угнал Калиныч в поле, гуртовались у Митяя. Так что стал он им лучше друга, кем-то вроде хозяина. За советом - пошли к Митяю, и само собой, за похмельем. Никому он, добрая душа, не отказывал. А позже, подмог еще в одном деле. Собрал у мужиков и бабок картоху и увез торговать на городской рынок. Взял он, правда, ее по дешевке, но вскорости объявился сам и деньги вернул сполна. Кстати, мужики брали опять же сразу водкой. “Чё лишний раз деньги туда-сюда гонять!” Словом, к Покрову уже все знали, есть у них в колхозе светлая голова, есть свой председатель. Тем паче, что Митяй и сам не раз говорил: «Не по уму живете, мужики. Обдирают вас, не по совести. Добро все общее, колхозное, а вроде как все председателево. А зарплата что? Копейки? А получали когда? Забыли уже? Я бы такого не допустил, деньги - прежде всего. А работа потом. Вы же орлы, мужики. Круглый год в поле с утра допоздна. Обворовывают вас, я бы не допустил».

На руку ему разузнала Михеевна и передала черезо все «сарафанное радиво», что продал Калиныч вовсе нестарый еще колхозный КАМАЗ за цельных пятьсот тысяч рублей. Это при цене-то нового, по тогдашним деньгам миллионов 50. Последним похоронным аккордом прозвучала эта новость в лебединой песне Калиныча.

А он, паче чаяния, все на районную власть как и прежде уповал. Мол, они поставили, они же и поддержат. Но отошли времена бодрого пионерского горна. И если бы в прежние дни спустили с районных властей штаны и высекли бы за такую кадровую политику, где надо, как детей малых, то теперь бацилла «пофигизма» слопала все калинычевы надежды. Митяй, так Митяй, решили в районе. Тем паче, что начальству Калиныч своим нытьем надоел отчаянно. И рекомендацию ему выдали одну: вали ты из Осинок, орел, сизым голубем, не ровен час убьют.

 

* * *

 

На собрание в Осинки начальник управления сельского хозяйства района Баранов приехал с пятью милиционерами. Их уже встречал маячивший у ворот клуба похмельный и суровый участковый. Мысленно надев броню, они ступили в раскаленный, как доменная печь, гудящий, как улей, зал. Баранов сел рядом с белым, как смерть, Калинычем и сразу спросил:

- Семью увез?

Калиныч вздрогнул и уверенно моргнул ресницами.

- Ну, что, мужики. Начнем собрание, - с растягом произнес Баранов. И тут же, восприняв всю остроту момента, сам обострил вопрос: - Какие есть предложения по поводу председателя, ваши кандидатуры?

- Митяя давай, Митяя! - заорал предельно подогретый зал.

- Потянешь, Митяй? - якобы сурово спросил Баранов.

- Потянет!!! - заорали мужики.

- А х-й ли! - когда смолк шум, сказал Митяй.

- О!! Наш мужик! - провозгласил не один десяток пропитых глоток:- Митяй!

- Все! - подытожил, хлопнув ладонью по столу, Баранов и ногой под столом пихнул Калиныча, наскоро приказав,- Беги к моей машине, менты прикроют! - и громко проорал на весь зал: - Но не обижайтесь на нас теперь, мужики. Слушайтесь Митяя!

И, торопливо смещаясь к выходу и перекрывая своим еще вполне кряжистым телом путь бегущим к исчезающему в дверном проеме Калинычу, заорал, срываясь на визг, еще громче: - Работайте дружно! Становитесь передовыми! Повышайте надои!- И уходя почти, что в обнимку с двумя ощетинившимися милиционерами, под прикрытием похмельного и сурового участкового, проорал с прорывающейся угрозой: - Я к вам еще приеду! Попроведаю!

Быстрым шагом добрался до машины, хлопнул дверью и нажал по газам. Даже не взглянув на бледного, недуром вцепившегося изнутри, как в щит, дверцу УАЗика, Калиныча.

Потом Осинки и две соседних колхозных деревни Ущево и Дышлово гуляли и пили два дня - новый председатель угощал.

 

* * *

 

Две большие перемены произошли в первый же месяц правления Митяя. Во-первых, после продажи 50 колхозных коров выдали осинковским зарплату. И хоть вопрос этот был спорный, деньги на руках закрыли многим рот. Тем более, что зарплаты путью в Осинках почитай полгода уже не видели. А тут с прибавкой, да еще и в раз все. Во-вторых, в сельпо сменилась продавщица и поставленная Митяем его «симпатия» Зинка установила работу сельмага в духе новых веяний, на манер круглосуточного шинка. Брала заказы и привозила из города хоть и не дешево, а все же то, что надо. Где нашел Митяй эту прокуренную бабу-выжигу, народ не знал. Да и не спрашивал. Поселил ее Митяй в председательском доме, да и сам вскоре туда перебрался. Работой особо Митяй народ не утруждал, да и какая зимой в деревне работа. Так, скотину кормить, да коров доить. Кстати, о коровах, доить их становилось все легче, потому, как число их стремительно убывало.

- Не выгодные они,- говорил Митяй,- морока!

- Без молока будем, - говорили ему.

- Полно! - отвечал он.- У вас на каждом дворе корова! Без молока!.. Куда его девать, жопой есть?

Деньги на водку в Осинках не переводились, так запоем прожили они зиму. А весной похмелились и охренели: от колхозного стада в 250 голов остались только 20. И те как еще живы. Зерна осталось в упор под посев. Горючего на все трактора - одна бочка. На вопрос, куда все делось, Митяй отвечал бодро: «Вам на зарплату, да на хозяйственные нужды». Тут-то и взялась за дело забытая уже «оппозиция» Михеевна и, не жалея чернил, писала «телеги» в Москву Ельцину, в город губернатору, в милицию генералу-начальнику.

В ответ на все на это приехал очкастик проверяющий. Поселился он в районной гостинице и каждый день стал наездами шуршать бумагами в колхозной бухгалтерии.

Митяй соблазнял его всячески. Стол шикарный накрывал, водкой потчевал. Да не ел очкарик толком, а водку, сука, не пил совсем.

И вот он концу недели спросил следующее:

- Вот у Вас коровы, Дмитрий Алексеевич, были на балансе - где они? Или деньги?

- Так померли все, - отвечал, не моргнув глазом, Митяй.

Очкарик ласково улыбнулся и изрек:

- Так по закону, если это так, должны быть акты списания и шкуры должны быть.

- Шкуры?! - переспросил Митяй, на минуту напрягшись. - Пиши: шкуры изношены в период живности.

Глаза проверяющего на минуту остекленели.

- Так, - сказал он после паузы. - До свидания.

- Погоди, - сказал Митяй,- ты водочки-то выпей!

- Не хочу, - вставая из-за стола, обронил очкастик.

- Нет, ты у меня водочки-то выпьешь,- заорал Митяй и, обогнав проверяющего, встал в дверях. В руках у него была двустволка. Он щелкнул обоими курками, приставив ствол ко лбу проверяющего, в аккурат над очками.

- Садись! Б-дь! Пей! Мне терять нечего! - и налил часто моргающему очкарику граненый стакан аж с мениском. - Пей, я сказал, а то в раз мозги вышибу!

Очкастик с покорностью выпил налитое, давясь, крупными глотками.

- Еще пей, - сказал Митяй, повторив дозу. Очкастик принял и ее. А после третьей упал.

Тогда Митяй отложил ружье, отнес невменяемого проверяющего в спешно вызванную, видавшую виды председателеву «Волгу». Потом приволок и бросил в багажник картонную коробку с двадцатью килограммами мяса. Принес и положил в салон рядом с гостем ящик водки и сказал Витьке-водителю: «Вези в город, сдай его жене». И, достав у проверяющего из кармана паспорт, отдал ему – «Вот смотри адрес...»

Больше проверяющих в Осинках не было. А через две недели в аккурат после 8 марта Митяй пропал. Уехали они с Зинкой в город и поминай, как звали, не сказав никому до свидания. Колхозную «Волгу» председателеву, на которой исчезли, не прощаясь, впрочем, вернули. Попользовались, мол, и хватит.

А вскоре расчухала где-то Михеевна, что Митька такой же «северянин», как огурец - ягода. Дошел слух, что он недавно освободившийся кооператор, сидевший за растрату. Тетка его, которой он был, в общем-то, седьмая вода на киселе, ничего внятного сказать не могла, лишь вспомнила, что всегда он был шалопут, в детстве лазил по чужим садам, а однажды спер банку вишневого варения.

Именно Михеевна где-то прознала, что нажил Митяй за полгода жизни в Осинках более 200 миллионов рублей и, кинув, как кость, мильон одному-другому районному начальнику, перебрался в столицу, где, говорят, купил квартиру, подержанный «Мерседес» и, прогнав надоевшую Зинку, женился на молоденькой продавщице из центрального универмага.

Глянуло районное начальство на осинковскую голь перекатную, поискало в начальники хоть спившегося, но из старой обоймы кадра, да не найдя самоликвидатора, плюнуло в сердцах. Но как же без председателя? Покумекал народ и выбрал Михеевну. Ну, пусть руководит, раз такая дошлая да умная. Район тихо ойкнул, но стерпел и зажмурился. Она, так она.

 

* * *

 

Как ни странно, попервоначалу все пришло в Осинках в движение. И даже сев произведен был удачно. Район, скрепя сердце, выдал кредит на горючку. Лето вроде прожили, как могли. Михеевна вся была хлопотах и поняла вдруг на 64 году жизни, зачем председателю машина. Не для того, чтобы за водкой ездить и девок в лесок возить, а для того, чтобы и по колхозу и в район, и даже в город по делам успеть.

Сначала она поставила «Волгу», как предмет роскоши на прикол, посадив Витьку-шофера на трактор, но потом, сначала на грузовике или молоковозке поездив по делам, к июню вернула его на «Волгу» и рассекала по нескольку раз на день между Осинками, городом и районом в поисках горючки на уборку, а так же по другим хозяйственным хлопотам.

Итог жатвы потряс всех. 2,5 центнера ржи с гектара здесь не собирали никогда. Потому как если бы не сажать ничего, то зерна было бы даже больше. Отчего так вышло, сказать было нельзя. Хотя многие отмечали, что зерна в домах у самих осинковских жителей было все же больше, чем в колхозном амбаре.

И, может быть, от того, что зарплаты люди не получали с тех пор, как в последний раз видели Митяя, или от того, что результаты жатвы были столь впечатляющие, а оставшихся коров, кстати, за лето съели, колхоз «Новый Путь» перестал существовать сам по себе. Причем остатки колхозного добра и зерна рассосались по селу совершенно незаметно. И, забрав то, на чем и с чем работал, все разошлись по домам.

 

* * *

 

По весне хозяйство было реорганизовано по областной программе «БОТВА» (быстрого опустошения товаропроизводителей всякими аферистами) или официально: «Борьба общества творцов всеобщего авангарда». В результате реформ в Осинках стало множество фермеров, занимающихся выращиванием картофеля на участках от 6 до 15 соток, 1-2 поросят, держащих корову, как правило, кур, когда еще и коз. Возникло даже одно «товарищество на «Вере». Молодая вдова Вера Сысоева взяла в аренду осиротевший магазин, приняв помощь от всех еще не потерявших интерес к противоположному полу мужиков. Бывший председательский шофер Витька стал генеральным директором ООО «Возрождение» и вместе с тремя корешами, починив трактора, посеял в поле рожь, овес, гектаров, наверное, 25, и того, и другого, что ж на братву хватит.

Мельком заехал в Осинки разъездной по области корреспондент. Он недолго пытал Витька, задав по сути всего один вопрос: мол, куда же девалось то, что было нажито за долгие годы всем колхозом? Витек, сдвинув для солидности кепку на самый затылок, ответил на это резонно, что, мол, растащили все. А кто что взял, и сами не вспомним. И как все бывшие председатели, попросил у области кредитов на возрождение хозяйства.