Счастье – думать о звёздах, о клёнах, бродить по набережным, сочинять стихи обо всём на свете, искать своё отражение в витринах модных бутиков, слушать оргАны кафедральных соборов!

Счастье – пить капучино в ночном кафе под шум прибоя и нежный блюз Гарри Мура, напевать под гитару у костра, глядя на плывущую по реке Луну, дурачиться с соседским щенком, кормить с рук голубей!

Счастье – однажды утонуть в глубине незнакомого взгляда и…почувствовать, что мир перевернулся, но стал от этого ещё прекрасней!

 

Теперь счастье – думать только о нём, бродить с ним по набережным, посвящать ему стихи…искать его отражение в витринах автосалонов, слушать вместе с ним тяжёлый рок. Теперь счастье – пить капучино в его квартирке под шум дождя и хриплый блюз Оскара Бентона, напевать шансон на кухне, облачившись в его свитер, дурачиться с ним, кормить c рук его алабая!

Теперь счастье – не расставаться с ним никогда!

 

Моё счастье - когда он рядом, когда моя рука в его руке, когда мои наивные тюбики с кремами охраняет в ванной комнате его бритва и парфюм, сводящий меня с ума, когда я знаю, что нет на свете надёжней и нежнее его!

Моё счастье - назвать сына его именем и отдать всю себя без остатка: уступать, дорожить, посвящать, боготворить, растворяться, дышать в унисон!

Моё счастье – каждое утро просыпаться на его руке, каждую дырочку на его носках вышивать художественной гладью и каждый раз, провожая его, не уставать повторять: - Господи, спаси и сохрани!

 

Эта удивительная Любовь!

Удивительная вещь - Любовь! Появляется внезапно – манящая, многообещающая, окрыляющая! Залюбуешься, и она врывается уже лавиной – необъятная, неземная! Подчиняет, пульсирует в сердцах, переполняя их нереальным счастьем и вполне реальным адреналином. Она соединяет плюсы и минусы, склеивает из осколков единое целое, создаёт иллюзию неизбежности…и всё мурлычет и мурлычет, ненавязчиво, марш Мендельсона. Впечатлительные натуры уже не мыслят без неё своего существования…и одурманенные, счастливые, чинно шествуют во Дворец Бракосочетаний.

 

А Любовь зачастую оказывается капризной. Заскучает - и начинает придираться к мелочам, делать «из маковки тыкву», «запускать вороньё в двигатели воздушного лайнера под названием «Семейная жизнь», а потом… она, хлопая дверью, просто уходит на день-два из дома! Где-то бродит, кого-то искушает... манит, обещает, окрыляет!

Возвращаясь, Любовь с каждым разом, становится всё меньше и бледнее – ни красок, ни сюрпризов, ни восторгов! А однажды, она просто выпорхнет в окно, вместе с ароматом кофе, выпитым в одиночестве!

 

И когда уже нет надежды на её возвращение, в сознание настойчиво стучит «разводной» ключ – признанный мастер подкручивать расшатанные «болты» и «гайки». Он ослабляет прежний, казавшийся таким сладостным, крепёж, и разводит мост Любви безвозвратно, раз и навсегда.

«Развод» - произносят люди, словно приговор, не допуская, что бракоделы существуют и среди «разводных» ключей…всего один недокрученный шурупик – и ОНА может вернуться…в головокружительных обновках, полная экспромтов и новизны, но по-прежнему, дарящая счастье и заставляющая сердца выпрыгивать из груди! Удивительная вещь - Любовь!

 

С первым днём зимы!

Однажды, на окраине мегаполиса, появился симпатичный домик с остроконечной красной крышей и двумя башенками по бокам. На первом этаже, над высокой стеклянной дверью, загорелась яркая вывеска "Кафе СНЕЖНОЕ БЕЗЕ", а на втором поселились его владельцы - милая пожилая пара. Они быстро подружились с соседями и снискали славу добрейших чудаков.

 

Оказалось, что больше всего на свете они любят Рождественские праздники и Новогодние гулянья и из года в год, с нетерпением ждут прихода зимы. Хозяин всё лето мастерит чудесные игрушки, а кудрявая хозяйка непременно вяжет пушистые шали, узорчатые носки и длинные шарфы, шьёт плюшевых зверушек, придумывает новые рецепты тортов, и подписывает тысячи открыток стихами-вензелями. Она украшает ёлку у входа конфетными гирляндами и угощает маленьких посетителей своими шоколадными пирожными.

 

В последний ноябрьский вечер, эта пожилая миссис, как всегда, отправила в распахнутое окно всё своё рукоделие. Из белых пуховых шалей полетели снежные хлопья, из ажурных палантинов - снежинки. Белые шарфы легли на землю извилистыми сугробами, а носки, словно пестрокрылые птицы, разлетелись в поисках каминных дымоходов.

 

Миссис весело взмахнула вязальной спицей – и запела метель, качнулись, пританцовывая, сосны и ели, а реки замедлили бег, повинуясь первому морозу. Она отворила клетки и выпустила на улицу белоснежных кроликов – символ Нового 2011 года. Достав из комода серебряный лорнет, битые линзы которого остались ещё в позапрошлом веке, она макнула его в перламутровую воду и стала выдувать на ветер радужные мыльные пузыри.

 

Она улыбалась и напевала что-то, наблюдая, как прозрачные сферы на морозе превращаются в яркие ёлочные шары, и подхваченные вьюгой, летят на все четыре стороны.

Расчесав на необъятной красной шубе овчинный воротник она, на всякий случай, приколола с изнанки золотую булавку, а в карман заботливо положила отутюженный носовой платок.

 

Когда в домик заглянуло солнечное утро, миссис с литровой кружкой дымящегося кофе и дюжиной горячих пирожков, склонилась над спящим мужем. Она ласково подёргала его за кудрявую белую бороду и сказала:

- Дорогой, просыпайся, с первым днём зимы! Я всё-всё подготовила, тебе пора!

 

Молочник поставил у входа в кафе два бидона с молоком и, задержавшись возле нарядной упряжки северных оленей, протянул каждому из них по морковке. Он широко улыбнулся и приветливо крикнул в приоткрытое окошко:

- Доброе утро, миссис Клаус! С первым днём зимы!

Не дождавшись ответа, он сел в свой старенький фордик и сказал сыну:

- Вот чудаки, вообразили себя волшебниками! - он покрутил пальцем у виска и добавил, - но мы всё равно их любим, правда? Добрые они люди, а доброта - великий дар!

 

Когда машина молочника скрылась за поворотом, миссис Клаус, подкрашивая губы у старинного трюмо, воскликнула:

- Всё-таки хорошо, что мы переехали сюда из Лапландии! Здесь так здорово - метрополитен, супермаркеты, парки с аттракционами...мне нравится, когда в нашем кафе устраивают весёлые Дни рождения для детей, когда дождливыми осенними вечерами заходят выпить кофе со "снежным безе" влюблённые пары, а старушки в причудливых шляпках заказывают горячий шоколад! Знаешь, я очень счастлива в этом городе, несмотря на то, что многие считают нас, мягко говоря - с приветом. Санта, ты наелся?

- Угу, спасибо, милая! Меня тревожит Рудольф Красный Нос - он чихнул уже трижды!

- Я положила в аптечку ментоловые капли...Рудольф - крепкий орешек, не волнуйся, всё будет хорошо!

 

Обнявшись, они стояли у окна и любовались снегопадом, укрывающим улицы ещё сонного города, а восемь оленей - с золочёными рожками и бубенчиками, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, в ожидании долгожданного кругосветного путешествия.

 

К нам едет Дульсинея!

- К нам едет тётя Дульсинея, - сообщила я, положив телефонную трубку.

- О-оо! - простонал мой муж, - тогда я в гараж, до упора!

- Нетушки, – возразила я, - и не вздумай её тёть Дусей назвать! Она всё еще ждёт своего рыцаря «печального образа»!

За час я успела покрасить волосы и навести блеск во всём доме. Котов эвакуировала на балкон, замесила тесто для кекса, вымыла зеркала и поставила на пианино тётину фотографию. Муж подмёл в подъезде, в лифте прикрепил искусственную розу, подстриг ногти на ногах и побрился.

 

Из окна мы наблюдали, как шарообразная тётя, семенила по скользкому тротуару к нашему дому. На ней была бордовая шуба выше колен и зелёная ажурная шаль с бахромой, на голове – невообразимый начёс «пёрышками" и меховые наушники. Одной рукой она прижимала к груди лаковый ридикюль, а в другой, с оттопыренным мизинцем, держала дымящуюся сигарету. Накреняясь то вправо, то влево, она балансировала на льду, напоминая "девочку на шаре"

 

- Зайцы мои! – закричала тётя с порога, - у меня депрессия, надеюсь развеять её с вашей помощью! НиколЯ, а почему ты в майке и в трусах?

- Майка – любимая, в Вашу честь…э-ээ, могу и без трусов!

- Шалун, - тётя погрозила пальцем, - наконец-то я к вам добралась!

 

- Добро пожаловать, - улыбнулись мы.

- Дайте мне точку опоры, и я переверну ваш дом! - театрально захохотала гостья и крепко щёлкнула моего мужа по носу. Она достала из ридикюля вязаные тапочки:

- Рюмочку коньяка, кофе и мой любимый шоколадный кекс!

- Я как раз такой испекла, - похвасталась я, - он отлично поднимает настроение!

 

Дульсинея подошла вплотную к зеркалу: длинный печальный нос, круглые жёлто-зелёные глаза и маленький ротик, обведенный алой помадой. Промокнув салфеткой слезинку, она залпом опрокинула рюмку и, всхлипывая, проглотила половину кекса.

- У-ух! – выдохнула она шоколадными крошками, - вымоем окна, шторы укоротим вдвое и сошьём ламбрекены, мебель переставим, а кота подстрижём под сфинкса…э-эх, включайте караоке…и коньячка ещё!

 

К вечеру наш дом преобразился, а мы почувствовали вселенскую усталость. На полу лежали опустошённые коньячные бутылки, пепельницу переполняли напомаженные окурки, а зелёная шаль свисала с люстры, потому, что - так красиво! Один из наших персидских котов, подстриженный тётей почти под ноль, спал, заботливо укутанный ею в бордовую шубу, а вязаные тапочки, залитые кофе, скорчившись, сохли на батарее.

 

Около полуночи стало ясно, что ночевать Дульсинея останется у нас. Румяная, с поникшими «пёрышками» на голове, она выкатилась из душа, объятая клубящимся паром и протянула каждому из нас по зеленоватой купюре с изображением президента Франклина:

- Зайцы мои, как же я у вас отогрелась душой!

Она икнула, сунула подмышку ридикюль и направилась в спальню. Мой муж устроился на диване в гостиной, а я решила уложить тётю наверняка.

 

Взбив подушки и заботливо укрыв её пуховым одеялом, я капнула в аромалампу масло апельсиновых корочек, присела на край кровати и задумалась:

«Да, тётя может довести до белого каления, но мы ей искренне сочувствуем, и стараемся поддерживать в её нескончаемых депрессиях, и всё-таки, как долго мы бы терпели эти нашествия, если бы не, согревающие душу, доллары? Мы копим их, мечтая о маленьком уютном Пежо – с велюровыми сиденьями и, незаменимым в жару, кондиционером... и мечтаем объехать на нём всю Европу - с ветерком, с комфортом, как «белые люди»

Мне стало совестно, что мы столько лет лицемерно потакали ей, притворялись, обхаживали, в глубине души считая неисправимой чудачкой…и при этом откладывали её плату за нашу любовь в старинную деревянную шкатулочку.

 

Тётушка лежала под цветастым абажуром и отрешённо смотрела в потолок – глаза влажно блестели, рот был очерчен горестными скобками, а в густой чёлке белели пряди, которых я раньше не замечала. Великовозрастный ребёнок! Взбалмошная, неуправляемая девочка бальзаковского возраста! Всю жизнь одна, в ожидании своего затерянного счастья… трогательно-смешная, молодящаяся Дульсинея!

 

Я взяла её пухлую, всю в диковинных колечках, руку, в свои ладони:

- Тётя, прости нас…

- Детка, вы не знаете…

- Конечно, мы не можем знать, как тебе бывает одиноко, но…

- Вы совершенно ничего не знаете! – с отчаяньем воскликнула тётя Дуся, - я сама виновата!

Она вынула из ридикюля фотографию: в лучах яркого солнца, у бирюзовой озёрной кромки, прислонившись к пальме, ослепительно улыбался симпатичный темнокожий детина.

 

- Ты была на сайте знакомств? – я глупо улыбалась и морщила лоб, - ну, ты даёшь! А почему именно такой?

- Это Винсент… мы любили друг друга…

- Любили? Так он реальный? Джинсами у нас торгует, что ли?

Дульсинея села, и обняв подушку, зарыдала. Слёзы катились из её припухших глаз крошечными прозрачными виноградинками, кружева на ночной сорочке дрожали, а сквозь сжатые губы пробивалась лишь одна жалобно-дребезжащая нота.

 

Тётя затрясла ридикюлем и, из глубины его, вместе с массой непонятных побрякушек, вывалился тоненький фотоальбом. Я открыла его.

На старой чёрно-белой фотографии, пухленькая девушка с густой чёлкой пела под гитару в комнате студенческого общежития. На стенах – плакаты Бони М и АББЫ, на столе – плюшевый Чебурашка и гора столовских пирожков. Рядом с ней, в белоснежных рубашке и брюках-клёш - высокий темнокожий парень, с тонкой шеей и причёской «одуванчик».

На следующем снимке они сидели в обнимку на фоне городского фонтана, под цветущими каштанами – чёрный кофе и молоко, день и ночь, инь и ян!

Ещё дюжина кадров запечатлела их, то в общественной кухне с увековеченным тараканом на стене, то в институтских аудиториях, во время сдачи экзаменов, и в новогоднюю ночь – у накренившейся ёлки.

- Это было в моей прошлой жизни, четверть века назад, - спокойно сказала тётя, - поверь, он был лучший...лучше всех на свете!

На последнем чёрно-белом изображении, юные Дульсинея и Винсент склонились над прелестным шоколадным карапузом.

 

Потом пошли цветные фото с небольшими комментариями:

Возмужавший Винсент с маленькой девочкой на фоне белой мечети с изумрудным куполом…

Девочке уже лет десять и она стоит с отцом у роскошного автомобиля, а вдоль дороги, словно египетские пирамиды - горы арахиса, национального достояния Нигерии…

Винсент с дочкой в квартале ремесленников выбирают ткани, а на натянутых вдоль и поперёк верёвках, словно красочные паруса, надуваются от ветра домотканные холсты синих оттенков…

Девочке лет пятнадцать – пышная красавица в яркой тунике, с кувшином из тыквы на голове, губы подкрашены, глаза подведены – смеётся, а на щеках чудные ямочки и множество золотых цепочек на шее…внизу подпись: «Мама, я тебя люблю!»

 

- Тётя, – прошептала я, - оказывается, мы тебя совсем не знали!

- А никто не знал...это была моя тайна, мой крест, плата за моё малодушие. Я ведь училась в столице и со своей деревенской роднёй не виделась годами. Мне удалось скрыть от всех и мою любовь, и беременность, и рождение Зарии – так мы назвали дочку.

- А твоя мама?

- Я для неё придумала историю про подружку, которая влюбилась в африканского парня, и о том, что она ждёт ребёнка. Мама всплеснула руками и сказала, что если бы такое случилось со мной, она не пережила бы позора – у неё было слабое сердце...ещё она мне призналась, что считает бедность самым большим испытанием в жизни...любовь - не главное, сказала она...а деньги решают всё!

- И ты поверила?

- Да, поверила...а Винсент уговорил отдать ему ребёнка – каково темнокожей девочке жить в нашей стране? Особенно в те годы! Я согласилась, а он регулярно стал присылать мне деньги, чтобы я ни в чём не нуждалась…да что мне с ними было делать, на кого тратить?...любовь я больше не встретила, а о дочке горевала каждую минуту.

- Сколько ей лет?

- Двадцать три, весной - свадьба! Зовут к себе, но не решаюсь - столько воды утекло...хотя теперь меня ничто не держит – мамы уже год, как нет…

- Зовут, а ты сомневаешься? Радость-то какая - у меня есть двоюродная сестра! Пакуй чемоданы, мы с Миколкой сделаем ей королевский подарок – в нашей деревянной шкатулочке накопилось целое состояние! Ох, тётя, ты превзошла саму себя! Едем в Африку, в Нигерию твою, я слышала, что там мясо жарят прямо на фонтане горящей нефти!

- Да? Впервые слышу! – Дульсинея глянула в зеркало и поправила причёску.

 

Скрипнула дверь и в проёме возник силуэт в майке и трусах:

- Это где ж жареное мясо фонтаном бьёт?! Давайте туда и махнём!

Глаза тёти засияли:

- Зайцы мои! К чёрту депрессии! Вы развеяли все мои сомнения! А мы успеем оформить документы? Ведь у нас даже загранпаспортов нет! Хотя…в этих конторах брали, берут и будут брать…за срочность, я имею в виду!

Словно опереточная прима, она расхохоталась, вскочила с постели и потрепала моего сонного мужа за щёку. Потом тётушка подхватила заглянувшего на шум, нашего лысого персидского кота и закружилась с ним по спальне, грациозно смахивая на пол павлиньи перья, аромалампу, шпильки, брошки и дюжину своих причудливых колечек.

 

Раскинув руки, я с мечтательным видом плюхнулась на кровать и подумала:

« Ах, до чего же я всё-таки люблю свою тётю Дусю-Дульсинею, чей благородный рыцарь, в узорной многоцветной тоге и с сотней косичек на голове, всё еще ждёт её под благословенной финиковой пальмой. Она - сюрприз, экспромт, непредсказуемость, она – сплошная встряска для таких скучных людей, как мы, это же моя кровинушка! Кстати, красавица Зария тоже моя кровинушка! Нас ждёт Африка...в конце концов, у нас там родня…а мы хотели, как «белые люди»...смешно, право! Пежо и Европа подождут! А купюры… да что их копить?! Ведь это такое счастье - тратить деньги на тех, кого любишь! Вот мы и потратим все до копейки, а потом новые заработаем…а если не заработаем - Винсент пришлёт!»

***