Эдуард Штейнгольц Сухой круиз. Теплоход еле заметно вздрогнул и начал отходить от причала одесского морвокзала. Провожающие с неподдельно грустными лицами отчаянно замахали руками, прощаясь с пассажирами теплохода, да и лица людей ,столпившихся на главной палубе, выражали вселенскую скорбь. Нет, это был не очередной этап с зэками в бухту Нагаева и судно называлось не «Генрих Ягода», а «Шота Руставели». Пассажиры с нетерпением ждали, когда судно отойдёт на достаточное расстояние от берега, чтобы сменить постные выражения лиц на скоромные. Теплоход отправлялся не на Колыму, а всего- навсего в семидневный круиз по «Крымско – Кавказской линии, которую одесские моряки называли «Крымско- Калымской» Понятие «калым» в Одессе не имел отношения ни к выкупу за невесту, ни к Колыме. Этим словом обозначался любой левый заработок. Например, возить пассажиров на частной машине называлось «калымить», или «кастрюлить». Как только причал остался в отдалении, на главной палубе началось осмысленное движение. Доселе незнакомые мужчины и женщины вдруг оказались настолько близко знакомыми, что кинулись обниматься и целоваться. Мужчины, наконец, как и подобает, впрягались в чемоданы своих спутниц и парочки шли заселяться в двухместные каюты. Для нашей развесёлой компании эти меры предосторожности были излишними: из нас троих женатым был только Лёнька Толстый, а о наших спутницах мы вообще мало что знали. Толстого жена была уверена в том, что он находится в Москве, поэтому постов не выставила. Мы с Лёнькой действительно на днях вернулись из Москвы, где у нас была съёмная квартира и возле дома стояла купленная вскладчину, свиду убитая «Копейка». Киллером, жестоко угробившим с помощью зубила и наждачки великолепный дизайн первой модели «Жигулей», был Гарик. Сделано это было умышленно для того, чтобы во время основного нашего пребывания вне Москвы на этот «шедевр» автопрома никто не позарился. В Москву мы приезжали для того, чтобы забрать у реализаторов выручку за наши самопальные джинсы и эксклюзивное know how – тёртые с помощью промышленной стиральной машины и керамзита пальто из башмачной ткани. Оба изделия уходили «влёт» на «Рижском рынке» - колыбели рекета. К этому времени все кооператоры уже знали, что плата за «крышу» колебалась от 20 до 30% от прибыли. Когда мы в первый раз приехали на «Рижский» провести разведку, выяснилось, что его «крышуют» аж четыре группировки: Долгопрудненская, Люберецкая, Чеченская и Бауманская. Вообще в Москве насчитывалось несколько десятков различных группировок. За появление такого количества ОПГ можно сказать спасибо родной советской власти, которая на 9-й Сессии Верховного Совета СССР приняла «Закон о кооперации», превратив тем самым всю страну в один большой Рижский рынок. При этом кооператоры были абсолютно беззащитными, и первыми, кто это реально осознал, были бандиты. Я целенаправленно искал Люберецких в надежде найти Валерку Чалого, знакомого донецкого боксёра. Мой одесский приятель по сборной «Динамо» сказал, что видел его на «Рижском» в составе Люберецких пацанов. «Быков» можно было определить по форме одежды. Людей в армянских «Адидасах» на рынке было немало, но те, кто мне был нужен, имели ещё несколько предметов для идентификации: толстенные цепи, гайки и браслеты из серебра у «быков» и такие же тяжелые, но золотые у бригадиров. Люберецкие вдобавок поголовно были коротко стрижены (впрочем,это был общебандюковский «Стайл»). Побеседовав с несколькими любителями серебра, я действительно вышел на «бывшую гордость донецкого бокса», неведомыми путями попавшему в Люберцы. Мы тепло поздоровались, он похвалил меня за то, что я сам к нему обратился, но сказал, что платить всё равно придётся. Правда, учитывая небольшой объём мануфактуры и хорошее знакомство, оброк был установлен в символическом размере. *** Лёнька Толстый, инициатор нашего бизнеса был заведующим кафедрой экономики в Институте повышения квалификации руководящих работников пищевой промышленности. Там же подъедался и я, читая лекции по экономике труда, сам пытаясь понять, кому понадобилось экономить практически бесплатный труд. Учитывая, что советская экономика была лженаукой, я ощущал себя сродни академику - аферисту Лысенко, но уж очень привлекал меня этот вид «калыма», дающий дополнительный к основной работе заработок. Среди групп директоров предприятий попадались руководители винзаводов. Особенно мне нравилось повышать квалификацию представителей крымских винзаводов. В Одессу на курсы они приезжали не с чемоданчиками «Дипломат», а с канистрами, наполненными продукцией родных заводов. По заведенной не мной традиции перед экзаменами происходил обмен этих канистр на положительные оценки. Дома у каждого из преподавателей был склад коньячных спиртов и всяких вин. Больше лжеэкономики Толстый любил только тонких женщин и толстые пачки денег. Причём деньги он любил косвенно, как средство завоевания женских сердец. Страсть, с которой Лёнчик осыпал подарками каждую очередную пассию , была аппассионатой, причём не фа минор, а фа мажор. Эта лавина щедрот производила на женщин неизгладимое впечатление, заставляя забывать лёнькину гиппопотамскую внешность. К тому же он был центром любой компании, остроумным, весёлым и щедрым. За это его все любили. Мы с Гариком недавно вернулись из маленького городка в Менгрелии, где ставили на местных джигитах опыты по производству псевдофирменных джинсов под названием, то ли «Лёвин страус», то ли «Лея», а может , «Врунглер», сейчас не упомню. Гарик был гораздо ближе к швейному производству, чем я и Лёнька, хотя закончил не швейное, а цирковое училище. Он работал в одесском цирке и немножечко шил. У Гарика и его нервнобольной жены был номер «Акробаты с першами». Перш – это длинющий шест около пяти метров, который Гарик ставил себе на голову, на пояс и даже держал его зубами, пока на противоположном конце болталась Наташка, вытворяя всякие жуткие трюки. Одна из особенностей номера заключалась в невозможности использования страховочного пояса(лонжи). Другая была особо специфичной и заключалась в том, что у его жены рот не закрывался даже во время исполнения номера. Не материлась она только во время сна, но дрыгала руками и ногами. Очевидно, ей снилось, что продолжает материться. К тому времени, когда мы с Гариком познакомились, он уже был относительно свободен. - Наташка «сбухалась», - печально сказал Гарик. Хотя развод был оформлен, она продолжала приходить каждый день скандалить и клянчить деньги на выпивку. Наш финансовый успех по упаковке аборигенов в джинсы был почти гарантирован трёхигольной американской машиной, которая с помощью портового крана была погружена на судно, следующее до Батуми. Весила она незначительно меньше теплохода «Шота Руставели». Вторая составляющая успеха имела вид креативного грузина по имени Бесико, который своим поведением наводил на мысль, что его укусила бешеная собака, а своей внешностью на предположение, что его папу звали Лаврентий. Производству требовалось много воды, а городская канализация то ли ещё не была изобретена, то ли ещё не восстановлена после войны с государством Урарту. Те, кто жил выше, сливали помои на тех, кто жил ниже. Мы начали объезжать окрестности города, и я, увидев мрачный дом на невысокой горе, сказал, что неплохо бы и нам для кооператива найти что- нибудь подобное. Через неделю ни одного умалишённого в этом «дурдоме» не осталось. Решением «Горсовета» все психи, включая буйных, были распущены по домам, согласно указанию тов. Бесико, оказавшегося вторым секретарём горкома партии. Он тоже немножечко шил, поскольку самым наглым образом являлся одновременно председателем нашего кооператива, куда согнали всех женщин городка, умеющих проложить ровную строчку. Впрочем, если она никогда не видела швейную машину, но являлась обладательницей большой задницы, Бесико просил меня взять её на испытательный срок. Если бы женщин, чьи габариты обожал второй секретарь, отправить в Индию, их обязательно признали бы там священными. Самое большое испытание нас с Гариком ожидало в сексуальной сфере. Представьте себе лето в Грузии, местный базар с огромным количеством даров природы, грудами зелени, среди которой неизвестный нам раннее кресс- салат «цицмати», по сравнению с которым виагра отдыхает. Теперь представьте себе полсотни горячих грузинских девушек в возрасте от пятнадцати до сорока, которые сидят за швейными машинками в лёгких хлопчатобумажных платьицах. Ветерок из настежь раскрытых окон почти не охлаждает, и поэтому капли пота от ароматных самих по себе девичьих тел выделяются на интимных местах от верхней губы до прочих. И мы, два одесских парня в самом соку, которые поочерёдно должны обходить этот цветник, чтобы наладить челнок или игловодитель, наклоняться, вдыхая аромат девичьих тел, тоже доведенных до исступления желанием, которое заставляло юных дев судорожно сжимать и разжимать коленки. Буквально через неделю после начала работы Бесико позвал нас в кабинет и сказал мне: «Послушай, бичо. Ты слишком часто ходишь к Надие её рымантыровать. У нас, в Грузии, есть читыри типы женсчинов. Первая - это ищо не замужем. Если ты до неё дотронешься, должен жениться. Вторая, замужом. Если хочеш быстро умереть – возми её за руку. Третия- это вдова. Если ты хотиш пойти с ней в кино, ты должен спросить у старшего родственника - мущины. Но если ты пойдёшь в кино, он пойдёт с вами и ты будеш уже жених. Читвертый - это разведённый женщин, биляд по - нашему. У нас в городе их три штука. Но у них тоже есть родственники. Обидишь – зарежут. Вибирай, бичо. Вопрос с оборудованием был решён быстро, без раздумий, как привыкли делать большевики. Мы поехали на кутаисскую швейную фабрику, где я пальцем показывал на необходимое оборудование, Бесико доставал бухту денег и отслюнявливал необходимую сумму. Затем машины грузились и отправлялись в наш кооператив. На чём фабрика будет шить свою продукцию буквально завтра, никого не волновало. После приезда из Грузии, очень хорошо заработав, мы собрались в полном составе: Я, Лёнька, и Гарик, чтобы провести производственное совещание, на котором было определено основное направление и дальнейшая концепция развития нашего малого бизнеса: А) Использовать только натуральную фирменную джинсовую ткань. Б) Джинсы не тереть, чтобы клиент видел, из чего они сделаны. В) Всю гарнитуру покупать оригинальную, у знакомых моряков, а не у поляков или местных умельцев, включая даже «back posket flasher» - ярлык из картона на задний карман. Г) Внутренние швы запаковывать на специальной трёхигольной американской машине, купленной Гариком за нереальные деньги и образовывающей с внутренней стороны шва так называемую «цепуру»(feleled seam) Д) За все эти муки убивать клиента «кушом». Дело в том, что не только продвинутый «people», но даже лохи уже знали, что, «фирмА» легко отличается от «самопала» швом, который с изнанки имеет вид цепочки. Поскольку наши изделия уличить в том, что они с Малой Арнаутской было очень непросто, на них была установлена цена всего на четвертак рублей дешевле фирменных, и они улетали, как журавли на юг. Фууу-у!!! С этой частью «марлезонского балета», кажись, покончено. Я думаю, что читатели «кому за сорок» наверняка помнят этот период не хуже меня. При Сталине полстраны сидело, а полстраны охраняло. Ну а во времена «перестройки» одна половина страны «строила» джинсы, а вторая их носила. ***** Пожалуй, перейдём к следующей из названия рассказа главе, о круизе по «Крымско – калымской». Утверждаю, что лучшего отдыха в застойные времена не было. Даже партийные «бонзы», если попадали на неделю в Югославию, были там под присмотром таких же «бонз» и от напряжения боялись случайно испортить воздух. Пределом мечтаний для рядовых граждан были Болгария, Румыния и другие, сочинённые коммуняками неадекватные страны. Для того чтобы из этой поездки что –нибудь привезти жене и детям, нужно было покупать в СССР сигареты, кипятильники и прочую дрянь. Там, унижаясь, продать болгарам болгарские сигареты, чтобы пополнить свой карман болгарскими тугриками, которые отзывались на очень популярное в Одессе имя левы. А иначе на что руссо - туристо могло выпить в баре сто грамм пойла «Слънчев бряг?». У читателя может создаться превратное предположение, что билеты на морской круиз выдавали бесплатно, а порой насильно. Фигвам! В Болгарию, ГДР, ЧССР и Румынию попасть было куда легче. Сейчас это может показаться невероятным, но в семидесятых- начале восьмидесятых такие «звёзды», как Высоцкий с Мариной Влади, Пугачёва, Юрий Антонов, Кобзон, Александр Масляков с женой и сыном - таким же недозрелым помидором, как и сегодня, а также множество других звёзд, имя которым легион. Они всеми правдами и неправдами стремились попасть в такой круиз, оплачивая его выступлениями в музыкальных салонах. Не было ни одного круиза, где мне не встречались какие нибудь знаменитости и если бы я в то время работал в «желтой прессе» мне не пришлось бы «строить джинсы», имея за спиной семнадцать лет обгрызания гранита науки. Мы оплачивали эти круизы обыкновенными советскими рублями, которые только выглядели деньгами, но функционально мало чем отличались от карточек для игры в « Монополию». У меня был друг Алик, которому власти, очевидно с бодуна открыли визу в кап. страны, поправ тем самым свои же инструкции, запрещающие выдавать оные людям противной национальности. Он ходил «стармехом» на сухогрузах и дружил с Галиной, инспектором в комитете плавсостава ЧМП. Хотя, может, у неё было только такое выражение лица, а должность называлась по – другому. За каждый круиз мы платили немного дороже кассовой стоимости и гуляли круглый год от первомая до седьмого ноября, включая дни рождения, годовщины разводов и другие, стимулирующие холостяцкую потенцию, праздники. Круизы были парадами моды и выставкой драгоценностей. Дамы соперничали между собой изысканностью туалетов. Каждая уважающая себя женщина считала неприемлемым для себя появляться дважды в одном платье. Девиз: «Семь дней – семь нарядов». Выборы «Мисс Круиз», концерты, премьеры кинофильмов. В одном из круизов, где был Масляков состоялся КВН, где мы с Лёнькой, переодетым женщиной(при его 195 см. на 120 кг.) стали победителями и получили две бутылки французского шампанского. В барах, несмотря на интимное освещение, было светло от блеска бриллиантов. Все были навеселе, и веселье это было непреходящим. Но…всё перечеркнул сухой закон. Деньги жгли нам карманы. Это было непростительным легкомыслием. «Жили мы, под собою не чуя страны » - Осип Эмильевич совсем не это имел ввиду. Первое, что мы сделали по устоявшейся традиции , – отправились в один из баров. Поздоровались с Володей - барменом и, не отреагировав на его трагическое выражения лица, заказали три вискаря с колой для девочек и три чистых для нас. Услышав от него недоуменное: « Ребят, вы чо, о*Uели?», мы, наконец, задумались и спросили, в чём причина такой неадекватной реакции? Ответ нас поверг в жуткий ступор: последнее время никто из нас спиртное в магазинах не покупал ввиду жутких очередей, а коньяк «Арарат» неизвестного производства доставлялся ящиками по двенадцать рублей за бутылку. Исходя из вышесказанного, просто невозможно было осознать весь абсурд ситуации, когда деньги есть, а «дринка» нет и не будет. Сначала мы не очень расстроились, поскольку каждый взял с собой бутылку коньяка, а следующий порт Ялта по нашей, ни на чём не основанной уверенности должен был быть водопадом алкоголя, падающим с вершины Ай- Петри. Опять те же фигушки: Ялтинский ресторан «Кара-Голь» стал безалкагольным, в Сочи шашлычная на горе Ахун, где мы всегда ели шашлык из ягнёнка, оказалась без вина.. В Сухуми, где мы так любили хачапури и грузинские вина в плетеном из лозы двухэтажном ресторане «Нарта» на набережной, остались только хачапури. Ну, до такого извращения, чтобы есть хачапури с лимонадом «Буратино», мы пока не докатились. В Батуми со злости вообще решили не сходить на берег. Интересно, что в Ялте мы увидели открытый магазин массандровских вин и со всей дури помчались в этот подвал делать магазину выручку. Людей в магазине не было, если не считать грустного продавца. Природа этого явления нам открылась через десяток минут полного остолбенения с разинутыми ртами. На полках стояли бутылки одного единственного элитного вина «Чёрный доктор». Увидев цену 370 рублей, мы подумали, что это касается стоимости всего магазина, и обратились к продавцу за разъяснением. Тот, периодически вздыхая, будто у него скончался кто – то из близких, поведал нам печальную историю. Выяснилось, что он не продавец, а один из технологов виноделов совхоза – завода «Солнечная долина». Человек переживал как личную трагедию уничтожение аборигенных сортов винограда «Эким Кара», что обозначает «Чёрный Доктор», «Джеват Кара» и «Кефессия», которые произрастали в Солнечной долине. Его печальный рассказ был таким: аборигенные сорта растут и сохраняют свои вкусовые качества только в этой уникальной почвенно-климатической микрозоне. Эти же сорта, перенесенные в другие места ,теряют вкус и лечебные качества. На днях я увидел в Хайфском магазине совсем уже «Чёрного от стыда доктора» по цене восемь долларов. Изготовлен он был почему – то в Грузии. Джигиты перешли с самопальных штанов на самопальные вина. Выдержка оригинального «доктора» производилась в дубовых бочках галицинских подвалов при температуре 13 – 14 градусов. Лекция затянулась и мы собрались уходить, но когда он с бокалом вина поднялся по ступенькам, чтобы продемонстрировать его гранатово-красный цвет и показать, что в проходящем луче света бокал играет настоящим рубином, услышали, что букет вина обладает тонами чернослива, шоколада и оттенками ванили с выраженными тонами сушеной груши, молочных сливок, сафьяна и царьградской шелковицы, мы перестали реально мыслить. Слушать дальше не было сил, девчонки заныли, что умрут, если не попробуют и, несмотря на то, что алкогольной проблемы круиза это не решало ,мы купили бутылку и распили её прямо в магазине из картонных стаканчиков. Тут я ассоциативно вспомнил рассказ советского писателя о том, как к своему юбилею он купил в Испании или Италии, где жил несколько лет, бутылку старинного вина. В подвальчике ему сказали, что не стоит покупать вино урожая 1890 года, потому что это был дождливый год, а посоветовали купить вино 1891 года. За точность дат не ручаюсь. Пытаясь вспомнить, кто написал этот рассказ, я замучил бедного «Гугла», но автора не нашёл. Когда он решился купить эту бутылку , её выкатили на лафете из подвала. Возглавлял шествие музыкант, играющий на мандолине. К заплесневевшей бутылке прилагался паспорт и свидетельство того, что купил её именно он. Писатель привёз эту бутылку в Москву и поставил в холодильник. За несколько дней до юбилея он открыл холодильник, чтобы навестить эту драгоценность, и … бутылки как не бывало. - Где бутылка, которая была в холодильнике? - спросил он жену. -А, та грязная? Так я отдала её сантехнику. Он здесь же её и выпил. Я уже год прошу тебя починить кран. Должна же я была отблагодарить человека за работу. Писатель присел на стул, чтобы не упасть, потом, придя в себя, обречённо спросил: «Он хоть сказал что–нибудь?» - Сказал, что шмурдяк - шмурдяком. Всё это я вспомнил, когда пил из разового стаканчика знаменитое вино «Чёрный доктор». Я изо всех сил старался уловить аромат сафьяна и царьградской шелковицы. Поскольку сапог я принципиально не жевал даже в армии, аромат сафьяна для меня остался чем -то недонюханным. Что касается царьградской шелковицы, то предполагаю, что она мало чем отличалась от одесской, а это значит, что никакого запаха не имела, но дико пачкала руки и рот соком цвета несмываемых чернил. Безусловно, было бы это вино плохим, ему б не дали пять золотых и одну серебряную медаль. Но что поделать, если мы простые парни с Мещанской, Екатерининской и Преображенской пажеских корпусов не заканчивали, а отличить могли разве что напиток под названием «Коньяк» от напитка с тем, же названием производства Одесского коньячного завода. Существует правило трех «С», которое гласит, что коньяк (Cognac) очень хорош с кофе (Сoffee) и сигарой (Сigar). Одесский Cognac был аж на четыре «С»: спирт сивушный, селёдка, сало, сигареты «Стюардесса». Несолоно хлебавши, мы вернулись на судно и начали думать думу печальную, как теперь круизничать на трезвую голову? Нервничали не только мы. Знакомые ребята из музыкального ансамбля играли музыку, похожую на похоронную. Я подошёл к клавишнику и спросил, зачем он лабает этот ужас, на что он мне ответил, что трезвым не играл с седьмого класса музыкальной школы. В баре было пусто, в музыкальном салоне надрывалась Надежда Чепрага, и лично мне показалось, что ей тоже не помешал бы допинг. Вот кто точно не хотел пить, так это Кобзон. Он хотел петь. Ему не нужен был алкоголь, ему не нужны были деньги и женщины, он наслаждался собственным пением, как марафетчик кокаином. С девчонками мы познакомились буквально накануне прилёта из Москвы. Получив деньги от реализаторов, решили скоротать вечер в подвале кооперативного армянского ресторана. Кормили там обалденно: огромный выбор мясных блюд, свежайшая зелень, заливной осётр, горячие лепёшки – в общем, язык можно проглотить. Между прочим, мы пили коньяк, и ничего не указывало на происки врага советского народа Егора Лигачёва. Немного доставала заунывная восточная музыка, но только до поры до времени. На сцену вышли три грации в насквозь прозрачных одеждах и начали исполнять танец живота, подключив другие части тела. Девчонки танцевали очень профессионально. Было непонятно, какой чёрт занёс их в этот подвал. Танец, без сомнения, был поставлен хорошим балетмейстером. Темп всё убыстрялся, а девушки двигались абсолютно синхронно. Костюмы и грим делали их настолько похожими, что это выглядело как анимированный спецэффект. Зрелище было завораживающим, дико эротичным и при этом не пошлым. Это был мастер- класс. Танец закончился, и девочки под бешеные аплодисменты ушли за кулисы. -Ну? А вы говорили, что не с кем поехать в круиз, - сказал Толстый, и мы с Гариком покатились со смеху, оценив Лёнькину шутку. -Что вы ржёте, - возмутился наш толстяк. Я беру эту тему на себя. Сейчас я приглашу их за наш столик, - и пошёл куда – то за сцену. - Слушай, нашего Гипо надо переименовать в Танк. Теперь я понимаю, как он защитил диссертацию, -сказал Гарик. -Он просто переехал оппонентов. Готовься, интуиция подсказывает мне, что скоро придётся махаться с кавказцами. Появился Лёнька: «Орлы, всё путём. Шоу закончилось. Расплачиваемся, берём два такси, ждём дам и быстро валим в «Прагу». Девочки в этом гадюшнике присаживаться за стол к клиентам не могут». После такой молниеносной и успешной операции вопрос о том, каким образом мы попадём в ресторан «Прага», попросту звучал бы наивно. Девочки действительно оказались из балетных. Выпускницы Воронежского хореографического училища, не попавшие в труппу местного театра, приехали ловить птицу счастья в Москву. Птица, скотина такая, реагировала только на деньги. Никаким другим сопутствующим счастью предметом оперировать не собиралась, считая, что счастье- это и есть тот корм, который каждый день подсыпают в кормушку. В «Праге» (вероятно, в первый и последний раз) мы допустили ситуацию, когда никто из нас не определил себе пару. Девчонки не проявляли к этому никакого стремления, мы не смогли определить, кто из них лучше, а они были одинаково доброжелательно настроены к каждому из нас. Так и не решив, кто кого будет дружить, мы отвезли девочек к ним домой, и договорились встретиться у билетных касс «Аэрофлота». Несмотря на то, что то и дело попадалась совершенно придурочная реклама, призывающая летать самолётами «Аэрофлота», мало кто мог ей воспользоваться ввиду дефицитного количества этих самолётов. Заплатить двойную цену за билет было недостаточно. Надо было ещё знать, кому заплатить. Гарику пришлось подключить приятеля из цирка на цветном бульваре. Парень был обладателем золотого приза на фестивале молодых артистов цирка Европы в Висбадене. Всё же цеховое цирковое братство не было пустым звуком, поскольку бывший коллега не загордился, дал пароль, и мы купили шесть билетов на рейс Москва – Одесса. Судно уходило в круиз на следующий день, и билеты на него в количестве шести штук были куплены загодя. Почему шесть? Странный вопрос: не познакомься мы с новыми подружками – поехали бы со старыми. Кому бы пришло в голову отказаться от праздника жизни под названием круиз? Вот и наши новые попутчицы даже не задумались о том, что потеряют работу в ресторане. -А, плевать! Такую работу мы найдём без проблем. Всё равно этого потного Гамлета уже на нюх не переносим. Называет нас «вардзаками». Пока мы ломали головы, кто кого будет ужинать и, соответственно, танцевать, девочки, к нашему стыду, определились сами. В одесском аэропорту, когда стали брать такси, одна из них, по имени Ника, взяла меня под руку и спросила: «Нам куда»? Я не стал изображать изумление или недовольство потому, что мне было по барабану и даже фиолетово. Ника была нисколько не хуже своих подружек, а может, и лучше. Убедившись, что Лёнчик и Гарик с дамами загрузились в одно такси, я понял, что ночевать они будут у Гарика. Судно легло на обратный курс, а у всех пассажиров, кроме детей, ни в одном глазу, а сразу в двух отражалась разнообразная алкогольная продукция. Мы с Никой лежали в шезлонгах возле бассейна, когда в него что- то плюхнулось, пустило волну и накрыло половину отдыхающей на палубе публики. Из воды вынырнули одна за другой две пунцовые, явно не от солнца, рожи, выплюнули по китовой струе и немедленно заорали песню. -Gdzie jest m;j czarny pistolet? - грозно спрашивал один. -А na wielkim Karetnom, - не менее громко отвечал другой. Они пялились друг на друга, орали эти две фразы, и было ясно, что продолжения текста песни Высоцкого «на Большом Каретном» не будет. Но я понял, что им и не надо: главное не слова, а музыка. Поляки были бухие в стельку, в доску, в палубу и в теплоход. Затем они вылезли из бассейна, повернулись рожами друг к другу и продолжили голосить. - Хлопаки, водка есть? - спросил я, уже предчувствуя приближение «виктории» над трезвостью. Пановье моментально заткнулось и начало раздевать глазами Нику. Пришлось вопрос повторить ещё пару раз. Наконец тот из обитателей Большого Каретного, который искал свой чёрный пистолет, перевёл свой мутный взгляд на меня и сказал: «Nie mamy wodki». Я уже почувствовал, что надежда меня покидает, как он продолжил: «Mamy brandy. Ale bardzo drogie». - Что значит очень дорогой, сколько? - Тридцать рублей, - неожиданно чётко сказал краснорожий. - И сколько у тебя есть бутылок? - спросил я. -Ты так дужо не выпье,- ответил спекулянт из соцлагеря. Мы пошли по направлению к каюте поляков. Впереди, виляя попкой, шла Ника, а торговцы зелёным змием шли за ней как пришпиленные. Негоцианты двигались, не отрывая плотоядных взглядов от двух упругих полушарий, которые никоим образом не вписывались в иллюзорные трусики микробикини. Эти половинки небольших арбузов описывали все разновидности геометрических фигур, а два сильно нетрезвых поляка движениями голов повторяли за её попой те же фигуры и от этого периодически теряли равновесие. Наша процессия прошла в каюту, где расположилось пановье, и один из них вытащил из шкафа для вещей…стандартную двадцатилитровую канистру. -Что это? - удивился я, мгновенно заподозрив подлянку. -Коньяк «Три старз»,- гордо сказал второй лях. Он открыл канистру, и каюта наполнилась запахом, в котором аромат дешёвого спирта сочетался с изысканным букетом не совсем свежих носков. - Где ты взял это пойло? - спросила Ника. -Как называется этот коньяк? -Спиzj..нный трилетний он назвается. Безпосредно з фабрЫки. - С какого завода? - подозрительно спросил я, подозревая нехорошее. -То з одесскои фабрЫки, - гордо ответил бухой шляхтич. -Здравствуй «ностальжи», - грустно подумал я и сказал: «Наливай»! Мне наполнили с помощью шланга пол-литровую бутылку от «Колы», я расплатился и пошёл пробовать на корешах этот денатурат якобы трехлетней выдержки. С внешней стороны Лёнькиной двери уже второй день висела табличка «Do not disturb», но по воплям, доносившимся из – за двери, можно было подумать, что в каюте происходят съёмки тяжёлого порно. - То - то смотрю их, сволочей, не было вчера на ужине и сегодня на завтраке. Похоже, они устроили групповуху! - возмутилась Ника.- Дорвались, даже жрать перестали. И всё по- тихому, нас даже не пригласили. - Это называется по – тихому? – удивился я. - Люди, проходя мимо каюты, шарахаются, как перепуганные лошади! – и я забарабанил в дверь. Вопли не стихали. Тогда я стал спиной к двери и принялся лупить пятками изо всех сил. Наконец звуки бородинского сражения поутихли, и голос Толстого прогремел: «Чо надо? Написано же: не беспокоить. Какого хрена шумите?» -Нет, ты слышал, это мы, оказывается, шумим, – изумилась Ника и заорала: « Ленки, сучки, открывайте, блин!» Так я узнал, как зовут остальных попутчиц. Дверь открылась, и мы ввалились в каюту. Сцена, которую мы застали, напомнила нам сауну с девочками из фильмов про новых русских. Все четверо были завёрнуты в простыни, под которыми одежда не ночевала. Ясно было, что народ занимался «свальным грехом» как в ночь на Ивана Купалу, только не окунаясь, а обливаясь водой из душа. - Свингерство и свинство –две ба-альшие разницы, - пряча глаза, изрёк Гарик, а Толстый добавил: «Рost coitus omnia animal tristia est». - Друзья, в последнее время мы слишком редко видимся, чтобы при встрече пить чай, - сказал я и показал бутылку. Сверканье глаз было мне ответом, и одна из Ленок хрипло спросила: « Ты хочешь сказать, что это… - Я вновь чувствую эротический настрой, усиленный хорошей порцией рома, - закричал Лёнька и начал тянуть руки к бутылке, сжимая и разжимая пальцы рук и ног. - Дай! Да-ай! - Только это не ром, а коньяк, - сказала Ника.- Выдержанный. - А я уже нет, - завопил Лёнька, выхватил у меня шкалик, открутил пробку и сделал пару гигантских глотков. Мы с Никой замерли в ожидании и даже на всякий случай отодвинулись, чтобы нас не заплевали. Ленька отставил бутылку, причмокнул и с видом знатока изрёк: «Ну, братан, угодил!» - и вся компания кинулась разливать пойло по стаканам. Мы с Никой поглядели друг на друга в полном изумлении и прыснули со смеху. Тем временем наши друзья оживлённо разливали псевдоконьяк по стаканам, чокались и с удовольствием глотали, выражая одобрение. Ну, Гарик, допустим, пил редко, опровергая слухи, что в цирке все поголовно бухают. Ему хватало Наташки, которая с похмелья могла свалиться с перша. Хорошо бы, если на манеж, а если ему на голову? Но на Толстого было не похоже, чтобы он не смог отличить самогон от выдержанного коньяка. Я решил рискнуть, налил себе, сделал небольшой глоток и…Ничего страшного не произошло. Коньяк как коньяк, даже где – то похожий на трёхзвёздочный «Арарат». Куда – то пропал запах дешёвого спирта. -Жизнь удалась, если коньяк, который мы пьём, старше женщин, с которыми мы спим, - выдал Лёнчик очередной афоризм. -Слышите, педофилы, подумайте лучше, как купить ещё пару литров. Веселье только начинается, -сказала Ника. Я рассказал про источник, и у толстого кандидата экономических наук моментально напряглась коммерческая жилка. -Значица так: даём ляхам четвертак за литр и выкупаем всю канистру, а может, и обе, -задумчиво сказал наш главный экономист. - Есть идея! - Какие обе?- удивился я? - У них только одна. -У них именно две, - уверенно произнёс Лёнька. - Не одна и не три, а точно две. –И пояснил: - Я поляков хорошо знаю. Такого быть не может, чтобы один тащил на судно канистру, а другой поднимался пустой. Они продавать будут каждый со своей канистры по очереди, потому что друг другу не доверяют. И нажираются каждый из своей. -Всё, поехали громить белополяков, – и начал упаковываться в шорты, по размеру и виду похожие на полосатый аэродромный ветроуказатель, а Гарик надел брюки и рубашку, чтобы соответствовать одному из купленных на «Рижском» удостоверений: сегодня он был таможенным инспектором. Оставив девочек в каюте, мы двинулись искать шинкарей. Впереди шёл Гарик, представлявший мощь советского цирка. Как большинство «нижних», он, имея рост сто шестьдесят и ширину больше метра, весь состоял из квадратов. Поляков мы нашли в бассейне, по- прежнему в два голоса тоскующих о потерянном чёрном пистолете. - Видите, они даже орут по очереди, -сказал психолог Лёнька. - Хэй, пановье, вылазте робиме пенёндзы. Поляки неохотно подплыли к бортику и спросили: «Цо хцеш» - Хотим купить ещё бранди, - сказал я. -Юж нема, вшистко выпили, - опасливо глядя на Гарика , сказал поляк. -Та не гоните, чего забздели? - литературно выразил шляхте своё недоверие завкафедрой экономики, а Гарик сделал попытку выловить обманщика из воды и использовать его в качестве «верхнего» вместо Наташки. Лёнька, как всегда, оказался прав: когда мы отвели пленных поляков в их каюту, оказалось, что у них действительно две канистры неизвестного напитка. Начали торговаться. Монополисты цену сбивать не хотели. -За державу обидно,- сказал Гарик. На нашем одесском судне подлая Антанта хочет нам, одесситам, втюхнуть наш же одесский коньяк втридорога. Я предлагаю навалять им ; **дюлей за подрыв советской экономики и произвести конфискацию контрабандной продукции. - На нашем виноматериале, выведенном научными сотрудниками института Таирова, делать гешефт имеем право только мы, - ужасным голосом произнёс Толстый. -Соглашайтесь, хлопаки, пока он добрый, - показал я полякам на Гарика, который начал наводить понты, достав какую – то бумагу и задумчиво выписывая на ней каляки-маляки. Кончилось тем, что мы дали иноземцам семьсот рублей за сорок литров этого одесского «Наполеона» и пятьдесят за сами канистры. Следующим этапом бутлегерского предприятия был преступный сговор с барменом Володей. Оказалось, что Поляки уже пытались ему продать коньяк за ненормальные деньги, но предложение показалось ему стрёмным. Сначала наше предложение его тоже перепугало, но поскольку загранвиза у него уже была закрыта за прежние прегрешения, и теперь его ожидало прозябание на внутренних рейсах, да ещё и в условиях сухого закона, он отчаянно махнул рукой и сказал: « А пошло это политбюро в дупу. Я им покажу «Мами Блю на волнорезе»! Процесс пошёл. Бармен достал ящики с пустой посудой из – под Пепси, а наши спутницы начали заполнять их шмурдяком, пока Володя стоял на «атасе». Первыми оттянулись музыканты и, наконец, выдали достойную музычку. Музыкальный салон быстро наполнился пассажирами. Народ, пронюхав, что сухой круиз превращается в подмоченный, циркулировал из бара в салон и обратно. Веселье набирало обороты. Звёзды, сполоснув голосовые связки, пели не переставая. Через два дня показался одесский маяк, но пассажиры продолжали безудержно веселиться. Запретный плод сладок. Если бы не этот дурацкий закон, никому не пришло бы в голову напиваться. Ну, сидели бы себе в барах и потягивали коктейльчики. Но это была акция протеста, и на таком поголовно бухом теплоходе мне, ни до, ни после побывать не пришлось. Теплоход причалил, спустили трап и по нему продолжая пошатываться неохотно спускались пассажиры. Первый встречающий был нам хорошо знаком. Это была Толстого жена. Её сверкающие молниями глаза ничего хорошего не обещали. 13.12.2010. Haifa. © Edward. © Copyright: Эдуард Штейнгольц, 2010 Свидетельство о публикации №21012150798 | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
