Жил-был обыкновенный мужик. Звали его Семеном, по отчеству Иванович. С фамилией Талантов.

 

Один жил. «Бабка, - как он выражался: - сподобилась лет пять назад». Дети поразъехались в неизвестном направлении, и о старике, надо полагать, забыли, так как ни писем, ни телеграмм от них со дня смерти жены не поступало. Семен Иванович по этому поводу не печалился. Да и времени на грусть не оставалось. Двое суток в неделю в будке около телефона, на выезде ручным шлагбаумом в "гаражах" командовал. Его гараж ютился в шестом ряду. Ничем особо не отличался от других. Если не считать амбарного ржавого замка на зеленых воротах, который сразу бросался в глаза прохожим, и проезжающим водителям, что всякий раз ухмыляясь, сообщали новичкам:

- Глянь, ржавчину по навесил, капиталы от народа честного отгородил, купи-продай наш Иваныч.

Но Семена Ивановича нисколько не смущали подобные оценки. Вдобавок, внутри, таких замков, у него было штук шесть. И не только старинных, но и «китайских». Начиная от велосипедных колес и кончая болтами, шурупами, гайками, и прочей бытовой утвари -скопилось за два десятка лет множество на деревянных полках. Одним словом, в отличие от квартирной обстановки, в гараже царил беспорядок. И сосед, хромой Егорыч с горбинкой на спине, и хитрющим прищуром, не раз подшучивал:

- Семен, никак опять прицеп с хламом на рынок потащил… Смотрю, отбою нет от твоего товара у клиентуры. Каждое воскресенье по телеге расторговываешь.

- Егорыч, а что сиднем куковать. В будни собираем, в выходные торгуем. Людей не обворовываем. По дешевке товар сплавляем.

- Кому на хрен это тряпье, удивляюсь?!

- Кому- нибудь, - всякий раз коротко обрывал разговор Семен Иванович, садился в «Москвич» неприглядный, неспешно выезжал из гаражей на шоссе, которое вело к проселочному тракту. Там-то, на перекрестке дорог, ведущих к пригородным селам, Толантов распаковывал прицеп, стелил брезент на насыпи, раскладывал товар, собранный за прошедшую неделю во дворах, на детских площадках, и так, где придется.

В покупалях недостатка не было.. Сегодня болты кузовные к комбайну за десятку сплавил. Семена Ивановича всегда удивляло, почему его «купи-продай» соседи гаражные называют? На самом-то деле он ничего не покупал. Он просто собирал, случалось, на мусорках, то, что выбрасывали люди. «Им не гоже – другим сподобится. К тому же, по дешевке» - так размышлял он, возвращаясь поздним вечером домой.

Встретил в подъезде Юрку Шалева, крутого бизнесмена из микрорайоновских. Тот ресторан в центре открыл. Игровые автоматы по соседству поставил. Поддатым опять Юрка-губастик по лестнице поднимался. За перилы невнятно цеплялся, а увидел Семена Ивановича, зарыдал в открытую:

- Дядя Семен! Аут! Аут полный! Я в ж…е! – как баба деревенская, только по-мужицки с матерками навзрыд, запричитал: - е... твою етижь! П….ц! крах всему и х.. моему, и Люська на х… пошлет, и Светка отошьет! Никому теперь не нужен буду! Банкрот! Двадцать пять штук зелеными должен в час доставить этим му….м!

- Погоди, Юрасик… Толком растолкуй… Чего тут на площадке лестничной матюгаться. В дом пойдем. Расскажешь по порядку…

- Чего п….ть зря… Бабки нужны… Где я их на ночь глядя достану? – и тут опять навзрыд разразился матюгами…

Семен Иванович к Юрке вихрастому относился, как к родному сыну. Уважал. Ценил соседа за деловитость и хватку дерзкую… Да, что греха таить, с мамкой его вот уж года четыре, как в тайне любовными делами занимался. Клавдия Петровна женщина стеснительная, скромная, но в интимных делах поласковей его Пелагеи оказалась. И собой статной, упругой была. И на личико помоложе лет на двадцать. Бывает винцом перед тем угостит, прильнет ласково к увесистым грудкам, дыхнет на них жаром, вкусит с нежностью, тут уж Клавдия и распахнется. И лебедушкой поплывет к дивану, увлекая раздобренного старика вихлястым задком. Да, года уж четыре тайком вот так в неделю раза два забавлялись сосед с соседкой. Умудрились в тайне сохранять привязанность нестерпимую. Потому как, если вдруг Клавдия не могла прошмыгнуть с четвертого на третий вечерком в назначенный четверг или понедельник, Семен Иванович, что называется, ходуном прохаживал из угла в угол, а то и в подъезд выбегал, и на улицу, во двор, и топтался часами перед ее балконом. Но в квартиру не поднимался. Не приличным считал женщину насильно по этажам под руку волочить. Женщина, он был убежден, самовольно должна к мужику тянуться после того, что между ними по согласию происходит. Да и мужиком себя считал не старым, коль желания и охоту сохранил. И Клавдия с радостной улыбкой, поцелуями жаркими одаривала всякий раз перед расставанием. В этих делах Семен Иванович разбирался тонко. Любовницы-то у него и при живой жене бывали. Особенно в последние годы, когда Пелагея хворала, Семену невтерпеж бывало сдерживать накопившуюся силушку. Находил частенько забавы. Но всякий раз с порядочными, хорошо знакомыми. Бывало и женами знакомых мужей. В основном гаражных. Чего таиться – многим мужикам водка забава, дороже всякой бабы. А вот Семен Иванович к выпивке относился равнодушно. Винца красненького для подогрева с хорошенькой женщиной наедине – это да, это по уму и для здоровья, крепости в этих отношениях придает. Сам на себе за семьдесят три года испробовал. Тут никакая врачебная наука не пойдет впрок. И женщины не проходят, до сей поры, мимо. Заглядываются на шустрого старика. Он их жаждущие взгляды разгадывает в момент юркими карими глазами из–под мохнатых бровей и серебристых пушистых ресниц. И носом, картошкой торчащим на грубоватом конопушечном лице с двумя волосатыми бородавками на выпуклых скулах, унюхивает за секунды томление противоположного пола разных возрастов. Особенно, если рядом оказывается, пышная, сдобренькая, к примеру, как Клавдия соседка. А, что б в теле самого себя сохранить, каждое утро зарядкой занимается, как в далекие прошлые. Бегает по набережной каждый день по часу. Холодный душ, вроде молитвы, после спортивных процедур. Про Бога не забывает. В церковь заглядывает по субботам иногда. «Отче наш» на сон грядущий читает. Все чин по чину. И себя, организм свой, в порядке питанием поддерживает. Аппетит нормальный, не капризный. К людям терпеливое отношение имеет. Грубости на свой счет, ухмылки разные в свой адрес от мужиков гаражных со спокойствием воспринимает. Бывает, вскользь шуткой отговорится, а то и молчком пройдет стороной. Уж, если до беспределов доходило, вот, как позавчера случилось, Костя Иванов из детективов - телохранителей, со второго ряда, ни с того ни с сего сорвался на охранника, выскочил из хозяйского «Лексуса», грудь вперед выпустил, руками, как петух крыльями, размахался:

- Ты, чего из себя строишь, купи-продай?! Чего шлагбаум не открываешь?

- За пять авто заплати за заезд, тогда впустим.

- Да я тебя… - не успел Костя кулак до картошечного носа дотянуть, как Семен Иванович, под дых кулачищем, словно кувалдой, разбушевавшемуся врезал. Тот на месте кочергой свернулся, застонал под общий хохот неплательщиков. Уразумел амбала и его дружков. Поверили в силу старика-охранника, заплатили без дальнейших разговоров. И даже Костя-амбал, расставаясь, ручищу деду пожал.

А вот Юрка теперь сел на венский стул за круглым столом, нюни распустил хуже бабы, и про крах свой невнятно с матюгами опять завыл.

- Сколько говоришь тебе требуется?

- Двадцать пять штук зелеными, как отдать…

- Хмы.. воды попей холодной… Да сопли утри полотенцем чистым…

Вышел на кухню Семен Иванович. Пробыл там с минуты две, возвратился с пачкой купюр, бросил их на стол. Зеленые рассыпались по кругу, прикасаясь к взъерошенным вихрам. Юрка приподнял голову, обнаружил устланную долларами столешницу и, аж поперхнулся:

- Это, чего, дядя Семен? – разом протрезвев, по-мальчишески взвизгнул вихрастый.

- Это твои двадцать пять тысяч зелеными… Так сказать, для спасения души…

Не веря своим мутным покрасневшим от слез когда-то голубым глазам, Юрка сосед, начал тихонько ощупывать купюры:

- Дядя Сема, а они влажные…

- Наплакал чай.

- Откуда столько у тебя?

- Из банки.

- Из какого на хрен банка – ночь на дворе!

- Из трех литровой, из-под сока томатного. Собирай. Спасайся.

Ошалелый Юрка начал судорожно укладывать купюры в пачку:

- Вот это да! Вот тебе и купи-продай!

- Ты, Юрий, так при мне больше не выражайся. Для других может оно и пускай себе лопочут про купи, про продай…. А ты, как-никак, скоро приемным сыном моим станешь.

- Ах-ре-нел дядя Сема?!

- С мамкой твоей все обговорено. Распишемся мы на той недели.

 

Юрка уставился на соседа круглыми от удивления зареванными слезливыми глазами и застыл, в молчании, как вкопанный. Но недолго простоял статуей. Обнаружив пачку купюр в своих руках, быстро принялся собирать со стола оставшееся богатство.

 

- Я верну, дядя Сема, - по-детски пообещал парень.

- Кто ж отцу возвращает?.. Отцы дают не в долг. Отцы сыновей одаривают от сердца.

- Мамке не говори, а то я тут расслабился.

- От женщин у мужиков должны всегда быть свои секреты… Так-то, сынок.

 

Я на свадьбе Семена Ивановича и Клавдии Петровны тоже был. И винцо красненькое, по совету жениха пил. По усам текло… И на душе было светло и радостно.