Здравствуй, дорогой мне человечек! Вот, снова решила написать тебе письмо. В четырнадцатый раз (по числу наших с тобой свиданий) я берусь за авторучку. Собираюсь с мыслями и… в который раз уже, не знаю – выложу ли эти мысли до конца. Все предыдущие тринадцать неоконченных повествований о глубине моих отношений к тебе не дошли - благополучно окончили свой «чувственный» путь в мешке для мусора. Вовсе не потому, что мне неловко писать об ЭТОМ – тысячу раз НЕТ!!! Просто, я еще не разобралась в этих самых чувствах. Особенно в своей собственной душе, до которой никак не могу достучаться - в запертую, пока, дверцу. Конечно, не до конца объяснимо и уж вовсе необъятно эти невероятные ощущения: почти щенячьего восторга и затаенных нескромных желаний. Когда мы идем по родному городу, рука в руке... временами останавливаясь в укромном закутке, с нежностью и надеждой заглядывая в глаза друг другу. Видя там, невысказанное пока, обещание хорошего и… чего-то нового, до сей поры еще неизведанного. Поцелуи? Да нет же, не о них речь! Вспомни, ты меня уже целовал, целых два раза: впервые у самого подъезда, а затем – на полутемной лестничной площадке между этажами. И, наверное почувствовал ту большую пропасть, разделяющую эти поцелуи. Первый краденый, мимолетом и с оглядками – как бы не засекли старушки-пенсионерки, вечно торчавшие на лавочках, у домов. Зато второй… Это было ни с чем не сравнимое чувство блаженного падения вниз – как в преисподнюю. И тут же - мощный, захватывающий душу, рывок вверх – к небесам, солнцу и дальше, дальше… до самой Вселенской Бесконечности! Как-будто за спиной у тебя вдруг выросли огромные крылья, вознесшие туда нас с тобой... мой самый прекрасный и могучий человек на свете – ведь это я была у тебя на руках. И могла так близко видеть черты твоего любимого лица. Любимого… Я в который раз упоминаю это слово, ещё не познав всей глубины его звучания. Если уж моя душа не желает пока приоткрыть дверцу в это Неизведанное – с кем мне еще советоваться? С младшей сестрой? Рано еще, пусть сама в себе разберется. С мамой или бабушкой? Можно, конечно… хотя не уверена… по-моему, уже поздно… меня просто не поймут… не захотят понять. Как Ромео и Джульетту, Анну Каренину, «бедную» Лизу… Люблю ли я? До сих пор не знаю… На следующий день, окрыленный тем, вторым поцелуем, ты передал мне сочиненные тобой стихи: Как о ней задушевно сказано! И сравнений с Мечтой – не счесть… Пусть научно и не доказано, Но я верую, в то, что ЕСТЬ! Эта нежность, со счастьем схожая, И взаимности ждущий взор… Губы трепетно-осторожные - Одиночеству приговор. Это ночью – по звездной россыпи В Бесконечность: рука в руке, И, как взрывом Сверхновой – досыта Искупаться в твоей реке. Эти чувства, к тебе возросшие, Обожания – закрома. Всё тебе подарю, хорошая… Как назвать?…Назови сама! А я тебе назавтра ответила своими: Сколько снов о любви рассказано Чехардою рутинных слов... Всё неярко, нечетко - смазанно… А была ли она - любовь? Просто – сердце томилось вечером, Просто – дальше хотелось жить. Некольцованной птицей-кречетом Не охотиться, а кружить… Оттоскуешь, заменишь крылышки, Как траву в сенокос жнивье, Поднакопишь любовной силушки И опять, с головой - в неё... Я смеялась над нами… нашей любовью? И тут же поплатилась за эти свои строчки. В тот же день, в толпе, я случайно столкнулась с тобой… нет – с вами. Ты шел, держа ЭТУ… за руку, с восторженным видом – как вчера ещё, меня. И в твоих глазах, когда мы «столкнулись», я прочла то, что ты так и не сказал мне. Хорошо, я сделаю, ради тебя, еще и ЭТО! Пусть взрослые потом осуждают меня, а девчонки говорят, что в это очень больно – я решусь. Достану обезболивающий препарат… с которым будет кайфово, а не больно, вот. Ведь ЭТО же будет и последний раз, не так ли, мой рыцарь? Лишь бы тебе было хорошо... Но я, маленькая птичка, смогу очистить свои перышки от порочащих слухов – я ведь гордая и решительная... Вот видишь – в этот раз решилась и дописала письмо. До самого-самого конца. Ты его теперь обязательно получишь. И придешь ко мне... когда- нибудь. Мы снова возьмёмся за руки, как тогда... ты взмахнешь крыльями… Ну что, полетели? ... Это письмо было обнаружено в кармане школьной формы ученицы 9- го «Б»класса, школы №… - Анастасии Бельченко, по прозвищу Настя- Конопушка. Ее всю ночь безуспешно разыскивали полиция и ОМОН, вкупе с вневедомственной охраной – отец Насти занимал руководящий пост в одной из этих служб. А нашел тело дворник, когда спустился рано утром в подсобку подвала за метлой. Настя лежала почти у самого порога. Глаза ее были открыты. А в расширенных зрачках навсегда застыло море невысказанной мысленной нежности, так и не сумевшей выплеснуться в слова признания. Ее "бойфренд" Валька Кобликов – долговязый прыщавый юноша, стоял неподалеку от тела Насти, лежащего на лавке у подъезда, и постоянно втягивал запястья рук в коротковатые рукава пиджака – на дворе стояла осень. Да, он вчера обиделся на Настю за ее ответ... и когда Анечка Крейдер, красавица-одноклассница, попросила поднести до дома ее ранец, с радостью ухватился за это предложение. И взгляд его, при встрече с Настей, выражал лишь одну мысль: - Молчи… испарись, исчезни… умри даже – не видишь разве, С КЕМ я иду? А теперь, при взгляде на безжизненное тело, из головы его куда-то напрочь улетучились мысли о мимолетной трепетной любви, уступив место единственной, надоедливой и такой ненужно-грешной сейчас: - Интересно, у кого я теперь буду списывать математику?.. Диагноз вызванного милицией судмедэксперта был предельно лаконичен – на-а-а-амного короче, чем вся бывшая Настина жизнь: - Передоз! И похоже, суицид. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
