Шел месяц май. И все это происходило в двадцать первом веке на тихой загородной улице, где, несмотря на прогресс, и близость мегаполиса, царила кромешная тьма, спокойствие и порядок.

Ночь была тихой, беззвездной, безветренной, но с грозой и громом. Яростная огненная стрела на миг озарила пространство, пушечным выстрелом прогремел в небе гром… И вновь все стихло… Нагрянул дождь…Он барабанил по жестяным, шиферным и черепичным крышам в бушующем ритме фокстрота…

Вой милицейской сирены вместе с ослепительным светом ворвался неожиданно, обнажив дорожные лужи, искрящиеся водяными пузырями…

- Стреляй, капитан! – громом раздалось во тьме.

- Через забор, давай!

- Ни хрена не видать!

- Фонарем засвети.

- Рекса выпускай!

- По следу, по следу!

- Размыло все на хрен!

- Кобель, мать его за ногу!

- А ты думал, сучка, архаровец!

- Убери кобеля, начальник!

- Защелкивай, защелкивай… в машину его…

- Я не грабил!

- На шухере стоял, мерзавец?

- Под матрацем вся погрибень, под ним….

 

На улице лил дождь. За окном просвечивалась фигура мужчины в расстегнутой полосатой пижаме. Сквозь распахнувшуюся форточку доносился басистый хрипловатый голос:

- Во сне достали, падлы! Кобелем решили запугать. Хрен вы у меня, что получите. Из- под матраца - в погреб !

- И сны-то грабежные, дятел! – пронзило женским надрывным криком пространство тьмы из светящегося окошка.

Вновь заискрилось, затем прогремело в небе.

Вмиг стихло на загородной улице, и погрузилось во тьму.

Только за окном, будто тенью, высвечивались две фигуры: одна в расстегнутой полосатой пижаме, другая в темной комбинации с распущенными светлыми волосами, рассыпающимися на выпуклой груди мужчины, который неистово вопил:

- Не грабил я ваш ювелирный! Все это тебе приснилось! Дур-ра! Ду – ра- ра несусветная!