Татьяна отпросилась с работы на три дня. Двадцать девятого выехали с утра. Все, что можно, она подготовила к празднику заранее, запаслась продуктами для поездки на дачу. У ее славных хулиганов – Ванюши и Настены, аппетит хороший.

Сейчас они крепко спали, сытые и довольные, и Татьяна могла немного расслабиться. Хорошо, что она не оставила их дома. Все-таки на даче в любую погоду здорово, да еще когда поездка не сопровождается стоянием в пробках. Желающих вырваться из предновогодней городской суеты оказалось не так уж много.

Доставшаяся от деда дача построена была на совесть, из сосновых бревен, с настоящей русской печкой посередине. Каждый бок печки обогревал одну из комнат.

Два дня она провела в хлопотах, да и дети скучать не давали. Оказывается, в доме полно мышей. Пока все перемыла, то да се… Наконец, сегодня утром позвонила Ирина Вячеславовна, сказала, что гости уехали, и можно возвращаться. Надо будить детей и срочно собираться, если они хотят встретить Новый Год дома.

***

Город спал.

Тусклый декабрьский рассвет проник сквозь полупрозрачные шторы в спальню уютной двухкомнатной квартирки.

- Коля, ты чего расхрапелся? Просыпайся, давай. Батюшки, восемь часов уже!

- Любаша, суббота же, дай поспать.

- На работе поспишь. А в выходные у нас дел по горло.

- Какие дела? Два дня еще.

- Чего ты там бормочешь? Вставай живо, едем на дачу. Надо крышу и окна проверить. Рабочие, небось, все тяп-ляп заделали.

- Ты что, спятила? Тридцатого декабря на дачу!

- Ах ты, старый хрен! Я тебе покажу – «спятила». Вставай, говорю, - с этими словами Люба мощным толчком ноги сбросила супруга на пол.

- Ой, больно, - простонал окончательно проснувшийся Николай.

- Правда? Ушибся? Где болит-то? Сейчас йод принесу, - стокилограммовая супруга резво вскочила с кровати и метнулась в ванную за аптечкой.

- Люба, не надо, уже прошло, - обреченно крикнул ей вдогонку Николай.

Насильно помазанный йодом, он смирился с необходимостью ехать на дачу. Николай подумал, что, в сущности, Люба права. Погоду на праздник обещали ненастную – ветер, снег, похолодание; крышу, действительно, стоит проверить.

Тяжело вздохнув, Николай начал одеваться. Пока жена готовит завтрак, надо спуститься к машине, съездить на заправку.

***

Люба увидела свой дом издалека, метров за двести до въезда в кооператив. Дом располагался на ближайшем к воротам кооператива участке. Рабочих видно не было, но колышущийся на ветру, как поднятый флаг, кусок рубероида свидетельствовал о том, что работа по обшивке крыши не закончена.

- Вот видишь, Коля, я тебе сколько раз говорила, что они тунеядцы и пьяницы. Или соседям беседку из моих досок строят. Хорошо, что мы приехали. А то эти изверги все до последнего гвоздика разворовали бы.

- Да я согласен.

- Ты всегда согласен, но никогда не делаешь, что тебе говорят.

- Ну, ты даешь! А кто «Лексус» поцарапал, когда ты сказала, чтобы я на левую полосу перестроился?

- Так это потому, что ты дурак. Надо было сразу перестроиться, как я сказала, а ты время тянул!

- Если б я сразу перестроился, мы бы Новый Год в «Склифе» встречали.

- Ну ладно, не злись. Платить не надо, я гаишника убедила, что мы не виноваты. Посмотри лучше налево. Видишь, в доме Максима окно открыто, а на воротах замок висит. Надо ему позвонить. Пусть приедет и закроет, а то еще обокрадут. Заодно хоть один мужик кроме тебя будет, если чего-нибудь за этими оглоедами срочно переделывать придется.

- Не вижу я ничего. Уже темнеет. Пока ты гаишника убеждала, пока у него голова разболелась, да и у меня тоже, день прошел.

- Ты что, ослеп? Там же фонарь прямо в окно светит.

***

Новый Год на носу, а снега все нет. В последнее время даже термин такой выдумали - предзимье. Странное время, нереальное. Уже нет прелых листьев, осенних запахов. Зеленая трава, а день короткий, в четыре темнеет.

Максим выехал пораньше, чтобы к вечеру успеть вернуться. Соседка позвонила, сказала, что у него в домике открыто окно. А на праздники мало ли кто решит повеселиться на даче. Еще залезет какая-нибудь шпана из соседней деревни. Красть у него нечего. Но если подпалят сдуру домик, новый построить не так просто. Да и привык он уже к относительно налаженному дачному быту.

Вот и поворот. На дороге лужи, а резину он уже сменил. Поспешил, наверное. Вечные сумерки. Лес кажется черным, на открытых местах туман, как клочья сахарной ваты. Белая муть залепляет стекло, в сумерках не видно даже обочины. Ты смотри, белые мухи. Неужели так похолодало, что снег пошел? И ведь не тает. Печка работает плохо, ну да ладно – немного осталось.

К кооперативу он подъехал уже в такой снежной круговерти, что чуть не свалился в кювет. Ворота, по зимнему времени, были заперты. Пока искал ключ и возился с замерзшим замком, набрал полные ботинки снега. Легкая куртка оказалась совершенно непригодной для зимней стужи. Ветер задувал за воротник, ледяные иголки впивались в лицо. Максим замерз и непроизвольно начал клацать зубами. С трудом открыл ворота, но заехать уже не смог. Машина забуксовала и прочно села. Может быть, если было б кому подтолкнуть, он в тот момент и смог еще выбраться, но ни одной живой души поблизости не оказалось. Максим решил сходить в дом и взять лопату. Не бросать же, в самом деле, машину на дороге. Конечно, под Новый Год вряд ли кто сюда поедет, но все же…

Метель разыгралась не на шутку. Разглядеть, куда идешь, стало невозможно. Максим старался держаться забора. Вот и его улица. Проваливаясь в рыхлый снег, подошел к дому, долго возился с замками на калитке и входной двери. Наконец ему удалось проникнуть внутрь. Первым делом зашел в комнату, включил обогреватель. Права оказалась Люба, окно было открыто, и на полу уже намело немалую горку снега. Максим с трудом закрыл рассохшуюся раму, переоделся, взял лопату и двинулся в обратный путь.

Пока он ходил, к воротам со стороны кооператива подъехала иномарка. Его девятка преграждала ей путь. «Вот и хорошо», - решил Максим. – «Будет, кому толкать. Если мужик нормальный, живо выберусь».

Максим подошел к незнакомой машине и попытался через окно разглядеть водителя. В тот же самый момент дверца распахнулась, и перед ним предстала рассерженная молодая женщина. «Вот тебе и раз! Толкать некому, придется копать», - с грустью подумал Максим.

- Освободите, пожалуйста, дорогу! – резко сказала женщина.

- И рад бы, да не могу – застрял.

- Вы что же, собираетесь торчать здесь вечно? Мне срочно надо выехать.

- А мне заехать. Но что поделаешь – метель.

- Вижу, что метель. У вас же лопата. Копайте скорее, я не могу задерживаться.

- Не можете – не задерживайтесь. – Максим принялся отгребать снег от колес, но новые заряды налетали с такой силой, что стало ясно – одному не справиться.

Женщина ушла в машину, но скоро вернулась и принялась наблюдать за тем, как движется работа. Сначала Максим старался не обращать на нее внимания, но это молчаливое созерцание выводило из себя.

- Хотите уехать быстрее – присоединяйтесь.

- Вы что, думаете, я буду копать?

- Как вам угодно, один я все равно не справлюсь.

- Вы соображаете, что говорите? У меня дети! Мы не можем торчать здесь до ночи. Мы хотим встречать Новый Год дома.

Неизвестно, что ответил бы Максим, но тут из снежных вихрей вынырнула крепкая коренастая фигура с лопатой. Вглядевшись, Максим узнал в ней свою соседку, Любу.

- Приехал, Максимка? А я бегу тебя откапывать, - подойдя ближе, дружелюбно крикнула Люба.

- А это что за олигарх хренов на джипе? – совсем другим, боевым тоном спросила она.

- Да вот, дама какая-то с детьми. Выехать не может. А я-то чем могу помочь? Сам застрял.

- Татьяна, ты, что ль? Чего это тебя в Новый год на дачу понесло?

- Люба, здравствуйте. Я вам потом расскажу. Как хорошо, что вы здесь. И Николай приехал?

- А то! Мужиков надо при себе держать. Им только дай волю… Ой, это я не то хотела сказать. Колька крышу чинил, а теперь изнутри чердак утепляет. Сейчас сбегаю, позову его на помощь.

- Люба, может, ему на мобильный позвонить? – предложил Максим.

- Головастый ты мужик, Максим. И холостой… - Люба подмигнула Татьяне и пихнула Максима в плечо так, что тот отлетел в снег, - я бы позвонила, только мой мобильник в сумке остался.

- Но мой-то здесь, если в снегу не потерялся, - поднимаясь и отряхиваясь, возразил Максим, - я сам позвоню.

- Какое счастье, что у меня такие соседи, - обрадовалась Татьяна, удачно не заметившая Любиных подмигиваний.

***

Дозвониться Николаю не удалось. Звонка он, видимо, не слышал.

Через час совместной работы Люба, Таня и Максим поняли, что откапывание машин ни к чему не приведет. Метель не утихала, все глубже погружая проезжую часть в снег. Руки мерзли, лица покраснели, сбивалось дыхание, а выезд автомашин, застрявших у ворот, на шоссе или к дачным участкам казался все более безнадежным.

Стало ясно, что встреча Нового года в кругу семьи и друзей вряд ли состоится. Несмотря на невероятную для полной стареющей женщины активность, Люба сдалась первой. Возможно, она придумала, как весело встретить праздник на даче.

Максим и Татьяна были расстроены гораздо больше. Но что делать… Пришлось сдаться.

- Народ, давайте хоть чаю попьем. Может, снег прекратится, - предложил Максим.

- Вот, правильно Максим говорит. Татьян, у тебя, небось, еще печка не остыла? – подхватила Люба.

- Наверно, нет.

- Вот и славно. Веди детей в дом, а я скоро приду. Я для Кольки продуктов навезла полно. В погребе у меня капуста квашенная есть и огурцы соленые. Максимка, у тебя, наверняка, водка сыщется, правда? – гнула свою линию Люба.

- Водки нет. Есть коньяк и молдавское вино. Ты что, Люба, намекаешь, что нам придется здесь остаться?

- Не навсегда же, Максимушка. Числа третьего или четвертого тракторист проспится после праздника, нас отроет.

- А может, сейчас ему позвонить? Ты телефон знаешь?

- Что ты… Он уже с двадцать пятого Рождество отмечает. Сейчас не приедет.

- Так двадцать пятого – католическое рождество, - возразила Татьяна.

- Ты, Тань, как с луны свалилась. У наших мужиков есть первое Рождество, Новый год, второе Рождество, старый Новый год и Крещение.

- Кошмар! А вдруг он до Крещения пить будет?

- Конечно, будет. Но между Новым годом и вторым, нашим Рождеством – целая неделя. Тракторист второго опохмелится, ну, или третьего. А четвертого и пятого будет почти трезвый. Пойдем, Тань, к тебе. Посмотрим, что как устроить.

- Я не возражаю, пойдемте, - вздохнула Таня.

- Ну а я, пожалуй, к себе, - неохотно сказал Максим.

- Ты что, Максимка, решил с горя заморозиться? Тань, у него там домик из досок в один слой. А для обогрева – только электроплитка довоенная.

- Не беспокойтесь, у меня обогреватель.

- Конечно, Максим, пойдемте. С вами веселее будет, - не очень искренне пригласила Татьяна.

- Точно, веселее. Вишь, Танька - тихая, тихая, а соображает. С коньяком веселее. Давай, Максим, дуй за коньяком и вином, и мигом к Таньке. Мы без тебя чай пить не начинаем. Чай с коньяком – вкуснее. И разогреемся заодно. А потом, вечером, я свои продукты принесу.

- Ладно, я пошел. Спасибо, конечно. Через десять минут буду.

- А как же наши машины?

- Их отсюда никакой вор не угонит. Будь спокойна, - утешила Люба.

***

Татьяне пришлось разбирать тщательно убранную на зиму посуду. Печка, и правда, остыть не успела. После чая началась подготовка к празднику. Женщины хлопотали на кухне. Максим пошел рубить дрова, вокруг него крутились дети. Настя собирала щепки, и Максим боялся, что ее заденет отлетевшим чурбаком. Ваня сначала молча наблюдал за процессом рубки, а потом отправился в сарай искать «настоящий колун». Некоторое время тишину нарушал только стук топора.

Люба яростно вращала ручку мясорубки, стараясь провернуть замороженое мясо.

- Слушай, Тань, чегой-то горелым воняет, - принюхавшись, заметила она.

- Вам показалось. Плитка только здесь включена. Я слежу, чтобы овощи не переварились.

- Какие там овощи?! Деревяшки горят! Где твои хулиганы-то?

- Снаружи играют. Там светло от фонаря, - с поднимающейся в сердце тревогой ответила Таня.

- Ну-ка пойду, посмотрю, - Люба быстро накинула тулуп и валенки, и выскочила на улицу.

- Ой, мамочки, помогите! Что ж это такое?! Спасите, кто может! – раздалось со двора через несколько секунд.

С трудом стараясь не терять хладнокровия, Татьяна выключила плитку и выбежала на улицу.

Зрелище было жуткое, но завораживающее. Ее сарай горел красивыми разноцветными всполохами. Под ногами сверкал лед, отражающий все это великолепие.

Только стоящая на четвереньках Люба немного не вписывалась в волнующую картину.

- Танька, чего стоишь? Оденься и беги к сараю. Дети живы. Они тушат сарай водой из колодца.

У Татьяны стучало в висках, а ноги казались ватными. Душа рвалась вперед, спасать детей, но ноги не шли.

- Люба, подождите, вы сильно ушиблись?

- Да нет. Я сразу на карачки встала, чтобы не упасть. Чего ты, окаменела что ли? Беги, говорю, холера!

От непривычной для Татьяны ругани, как ни странно, мышцы перестали вытворять фокусы. Не замечая холода, женщина рванулась спасать детей.

В дыму она увидела Ванюшку со шлангом. Из шланга била струя воды, попадавшая, правда, куда угодно, только не на сарай.

- Ванечка, а Настя где? – дрожащим голосом спросила Таня.

- Она – трусиха. Побежала в дом, на второй этаж, чтобы от тебя спрятаться.

Таня обернулась – дом не горел. Огонь не мог добраться до него через тридцать метров льда.

- Где ты воду взял? Она же замерзла.

- А мы дедушкин ящик с гвоздями в колодец кинули, лед разбился. А внизу – вода. Я туда наш насос кинул. Мам, помоги, а то этот шланг виляет, не хочет на огонь воду лить.

В этот момент к Тане подбежал Максим. Он молча набросил на нее старую шубу, к ногам кинул теплые боты.

- Идите в дом, выпейте коньяку. Я сам тут управлюсь.

- А Ванюшка…?

- Доставлю целым и невредимым, не бойтесь. Только осторожно идите. Ваш участок превратился в каток.

Таня послушалась, медленно побрела к дому.

Настена, действительно, оказалась в спальне на втором этаже.

Татьяна села на диван и заплакала.

- Мамочка, не плачь, мы не нарочно. Или тебе сарай жалко?

Таня молча всхлипывала.

- Может, ты не из-за сарая плачешь, а из-за норковой шубки?

- Глупая ты девочка, Настя. Я за вас с Ванюшкой испугалась.

- Так ему же дядя Максим помогает сарай потушить.

- Откуда ты знаешь?

- Мне из окошка видно.

- Постой. А что там с норковой шубой? Это ты про ту, что мне бабушка с дедушкой на тридцатилетие подарили? – от предчувствия новых неприятностей Таня перестала плакать. Ей всегда бывало плохо, когда все беды были позади.

- Да ничего с ней не будет. Я ее отмою, вот увидишь.

- Настя, садись и все мне подробно расскажи.

- А ты не будешь нас наказывать?

- Ну, в честь праздника, не буду. Но давай договоримся: ты все расскажешь, а потом вы с Ваней будете вести себя хорошо. Хотя бы до приезда в город.

- Ладно. Значит так. Сначала мы играли, будто я королева, а Ванька – рыцарь. А все рыцари своим королевам дарят цветы, и их перчатки прикалывают к своим шапкам. Но Ванька не захотел мою варежку прикалывать. Сказал, что от нее воняет, потому что я ей вытерла разлитое молоко, еще в Москве, у бабушки, и оно протухло вместе с варежкой.

- Ну и что?

- Ну и мы подрались немного. Это вчера было. Снега еще не было.

- Ладно. А причем тут моя шуба?

- Ясное дело – королевы всегда ходят в дорогих нарядах. А я дома слышала, как ты говорила дедушке: «Иван Михайлович, зачем же так тратиться? Шуба, наверно тысяч пятьдесят стоит». Вот я ее и надела. А когда подрались, мы оба упали прямо на землю, и испачкались немного.

- Зря я пообещала… Ладно, допустим. А зачем вы сарай подожгли?

- Мы играли в теракт. Я по телевизору в новостях видела. Там что-то подожгли. А тем, у кого дом сгорел, обещали заплатить по сто тысяч рублей. Только мы не успели сараю теракт устроить, он сам загорелся. Так красиво! Ты не волнуйся, у него одни ступеньки сгорели. Посмотри сама в окошко. Жаль. Больше десяти тысяч не дадут.

- Выкинуть надо телевизор. От него добра не жди.

- Не надо, а то бабушке с дедушкой будет скучно Новый год встречать.