***Ф***

Чихая от пыли, которая уже было толстым слоем скопилась на моей тетради, я открыл последнюю запись и перелистнул страницу. Кристально белый чистый лист смотрел на меня заманчиво, как будто приглашал снова сделаться писарем. Немного подумав, я согласился с его доводами, к тому же сегодня случилось хоть что-то новенькое в моей жизни – я познакомился с Гелли и Верой. Это произошло на ярмарке, когда я встретил Криса в окружении девушек. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, кто они. Он мне обрадовался и пригласил зайти с ними в кафе. Я согласился.

Обе девушки произвели на меня именно такое впечатление, как рассказывал Крис. Они милые, спокойные, многим похожи, но частично и отличаются между собой. На первый взгляд – только внешним видом. Гелли, из «персикового», выглядела довольно обычно: джинсы, свитер – ничего лишнего. Волосы убраны в какой-то пучок. Минимум косметики на лице. Вера же, «бордовая», напротив, как видно, чуть ли не с самого утра занималась своим туалетом. Её подчёркивающая стройную фигуру блузка и короткая юбка, а также искусно сделанный макияж и стильное украшение на шее говорили о том, что она верит пословице: «Встречают по одёжке...» Гелли же, казалось, думает иначе.

Несколько позже я понял, что у них отличаются и характеры. Гелли мне показалась доброй и в какой-то мере безотказной, она почти всегда так забавно смущённо или растерянно улыбалась; Вера же производила впечатление человека более твёрдого, хотя тоже доброго, но по-другому, и ещё спокойного, как танк. Впрочем, это лишь первое впечатление, и оно может быть ошибочным.

Итак, мы уселись за столик, и Крис заказал всем мороженного. Он был весел и говорил попеременно то им, то мне о разных вещах. Похоже, его нисколько не смущало количество спутниц, а, напротив, прибавляло сил.

– Мы с девушками обсуждали, нужны ли однополые браки, – с наисерьёзнейшим видом заявил он. – Гелли утверждает, что это противоестественно.

– Это против законов природы, я хотела сказать, – проговорила девушка. – В природе же среди растений, животных не бывает однополой любви. Везде присутствует мужское и женское начало, и это гармонично.

– А ты, Вера, что думаешь?

Вера не сразу ответила.

– По-моему, люди нетрадиционной ориентации вообще не должны существовать.

– Но существуют же! – возразил Крис.

– И напрасно. Душить их надо подушкой при рождении, – задумчиво проговорила она (надеюсь, это была шутка!).

– О, отличная идея! А то развелось тут этих тварей, – Крис поморщился, как при виде гадкого и мерзкого существа. – На ярмарку придёшь – смотреть противно.

– Хм, а я как-то не замечал, – пожал плечами я.

– Да их за километр видно! Мочить их в сортире!

– И женщин-лесбиянок тоже? – поинтересовался я.

– Э-э... Ну... – Крис задумался, а я посмотрел на девушек.

– Мне встречались женщины-лесбиянки, и это производит угнетающее впечатление, – покачала головой Вера. – Трудно представить, что женщина может забыть свой материнский долг, своё предназначение.

– Это у плиты стоять что ли? – не мог не спросить я.

– Нет, почему же. Предназначение женщины – создать хорошую полноценную семью, воспитывать детей. А в этом вопросе полам друг без друга пока не обойтись.

– Хм, здраво рассуждаешь, – прищуриваясь, проговорил Крис.

Вера лишь скромно улыбнулась и опустила взгляд. Да, они с Гелли похожи. Обе такие стеснительные и, судя по всему, взглядами общаются гораздо больше, чем словами.

– Ты сам-то что думаешь? – спросил она, спокойно глянув на него из-под своих ресничек.

И, похоже, зря сделала. Крис пустился в пространные рассуждения о том, откуда берутся извращения и как их предотвратить. Я тут же скис: по опыту знаю, когда Крис в присутствии дам берётся за такие темы, то быстрого конца не жди.

В течение этого монолога девушки вели себя по-разному. Вера, периодически чуть приподнимая брови, лишь покачивала головой и задумчиво улыбалась. Крис обращался в основном к ней. Гелли же, казалось, слушала в пол-уха: её взгляд был устремлён в одну точку перед собой, она выглядела чуть печальной. «Похоже, мой дорогой друг всё-таки сделал свой выбор», – думал я, глядя на обеих девушек.

Недолго думая, я как бы случайно задел Гелли за локоть. Мне давно хотелось с ней пообщаться, а слушать нудную болтовню Криса ей, по-моему, ещё менее интересно, чем мне. Она смущённо посмотрела на меня, а я громко откашлялся.

– Кхе-кхе. Может, кто-нибудь желает сока? Мы с Гелли пойдём выберем какой-нибудь.

Крис остановился, и, весело оглянув нас, сказал:

– Это ты, Фред, кстати, а то во рту пересохло. Мне апельсиновый.

– Ну-ну, – только ответил я. – А тебе, Вера?

– Банановый, если можно, – улыбнулась девушка.

– Хорошо. Мы сейчас.

Мы поднялись и заняли очередь за соком.

– Ничего, что я отвлёк тебя? – спросил я у Гелли.

– Ничего. Хорошо, что отвлёк, – улыбнулась она. И, словно с опаской оглянувшись на наших спутников, тихо проговорила: – Я давно хотела спросить: ты ещё изучаешь... числа?

– Изучаю, – ответил я.

– Я могу чем-то помочь? Я тоже хочу понять... Что здесь неправильно.

– Так, значит, ты считаешь, что что-то неправильно?

– Я в этом убеждена, – уверенно покивала она. – Понимаешь, государство заключило нас в такие рамки, что... Что нет возможности для развития. Застой. Везде застой.

– А что, по-твоему, нужно, чтобы развиваться?

– Нужны люди... Разные. И разные ситуации, проходя которые, человек становится мудрее. А их нет. Ни людей, ни ситуаций. Всё слишком ровно и гладко... И слишком хорошо, чтобы быть жизнью.

– Хорошо?

– Да, хорошо.

Я задумался над её словами. Она видела проблему по-своему. Подумав, я решил приоткрыть ей свои карты. Если быть чересчур осторожным, можно вообще ничего не добиться.

– Я изучаю особенности характеров людей, живущих в каждом районе. Ведь они похожи в чём-то главном.

Она кивнула. Как будто она знает это уже давно.

– И мне нужен материал для дальнейших исследований.

– В смысле люди?

– Ну, людей я так просто не заполучу, – улыбнулся я. – Даже при всём моём желании наблюдать за тобой, никто бы не позволил мне поселить тебя у меня.

Она слегка смутилась. А я, поняв двусмысленность фразы, только усмехнулся.

– В общем, мне нужны дневники.

– Дневники? – в каком-то ужасе переспросила она, снова оглянувшись по сторонам.

– Да. Может, ты раньше вела дневник и не боишься его показывать, то я прочитаю и сделаю выводы. Потом попрошу у Веры...

– Ты очень... странно мыслишь. Ты думаешь, кто-нибудь захочет тебе открывать свои личные мысли, самые сокровенные и тайные?

– А почему нет? Я же не знаю этих людей. И меня не интересуют всякие там амурные страдания. Мне важен образ мыслей человека, его отношение к разным аспектам жизни, реакция на сложные ситуации, философия, характер. А уж кого он там обманул или бросил – до этого мне нет никакого дела.

– Хм-м… Это очень важно?

– В условиях невозможности постоянно взаимодействовать с людьми из разных районов – да.

Гелли задумалась.

– У меня есть дневник... – неуверенно начала она и остановилась.

Я ждал.

– Но я не могу...

– Я, собственно, тебя и не принуждаю, – улыбнулся я с иронией. Боже, как она хватается за эти свои мысли!

– Ты никогда не вёл дневники! – горячо заявила она вдруг.

– Один-ноль в мою пользу. Я с недавнего времени веду тетрадь, где записываю абсолютно всё.

– Абсолютно всё? – недоверчиво переспросила она. – Не верю! Скажи честно, писал ли ты о своих чувствах к девушке, о любви, о том, как она на тебя взглянула?

– Нет, – ответил я и почему-то не смог посмотреть ей в глаза.

– А я пишу... Нет, прости, я не могу тебе дать свой дневник.

– Да ладно, – ответил я. – У другого кого-нибудь попрошу.

В этот момент подошла наша очередь, и я купил каждому из нас по стакану сока.

– Но ты всё же подумай, Фредли, может, я могу быть полезна чем-то другим, а?

– Ладно. Подумаю, – пообещал я.

Больше мы с ней об этом не говорили. Нас четверых захватила общая тема: как бы попасть среди недели в чужой четвертак без ущерба со стороны властей. Самый практичный вариант предложила Вера: говорит, надо дружить со всеми близкими и дальними родственниками и ездить к ним каждые две недели на дни рождения.

– Это точно! – обрадовано подхватил Крис. – Ведь как раз при таких обстоятельствах я познакомился с Гелли!

При этих словах лицо Гелли просияло, но затем словно сделалось ещё грустнее. «Вот бревно! – в сердцах обозвал я Криса. – Разве так можно говорить девушке, которую ты так нагло променял на её сестру?!» Не желая больше видеть, как султан выбирает жён, я, сославшись на дела, попрощался и вышел из кафе.

 

***Ф***

Да уж, по-видимому, в моей жизни либо пустота и застой, либо события приходят, наступая друг другу на пятки. Сегодня я наконец-то видел Милену.

Надо сказать, что я сижу сейчас и улыбаюсь, как круглый дурак. Смотрю на своё отражение в зеркале и думаю: откуда взялась в моей квартире такая счастливая рожа? Словно её намазали мёдом и искупали в молоке. Нет, отодвинусь. Не могу видеть эту идиотскую улыбку.

Итак, Милена… Я давно перестал ждать её. Хотя где-то в подсознании всё ещё надеялся, и потому ходил гулять в тот лес. Она вышла бесшумно и неожиданно, когда я в раздумьях брёл среди деревьев.

– Фредли! – окликнула она меня.

Я замер и остановился, как вкопанный. Она, поди, полагала, что я брошусь к ней на шею? Ну, нет уж, дудки! Все мои тяжёлые мысли, беспокойство и апатия вдруг разом припомнились мне, что я принял позицию обиженного недоступного рыцаря, гордо оберегающего с трудом давшийся моральный покой.

Милена сделала шаг ко мне:

– Ну, что ты стоишь, Фредли! Боже, как я соскучилась!

В её голосе, интонации было столько искренности и живого участия, что я вопреки своей воле сказал ей «Добрый день». В планах же было молчать и вовсе не разговаривать.

– Ты надулся на меня? – заботливо спросила она, подходя ближе. – Ну, конечно же, надулся! Глупыш!

Вот те на! «Глупыш»! Так даже родители меня не называли. Я всегда для них был умным и сообразительным ребёнком. А теперь вдруг – глупыш... И этот беспечный тон! Словно я дитя малое, которому дашь конфетку, и оно перестанет плакать. Я смотрел на неё с видимым недоумением. Теперь я готов был обидеться, что моим правом обидеться так пренебрегают.

Милена же, потрепав меня по волосам, продолжала:

– Ты надулся, что я долго не давала о себе знать! Ну, конечно же! А я, представляешь, болела. После прогулки на ярмарку у меня поднялась температура, и я лежала, словно прикованная, и не выходила из комнаты.

Ну, конечно, «болела»! Как же это я раньше не догадался, глупыш эдакий!

В её словах не было никакой логики. Болезнь – самое примитивное оправдание, которое обычно придумывают. Можно подумать, она была прикована к кровати и не могла выйти на пятнадцать минут, чтобы сказать, что всё в порядке. Хотя что ей со мной возиться? Кто я такой? Очередной дуал, которого надо раскусить, а затем просто убрать с пути?..

Или я ворчу, как последний дед в очереди? Может, она действительно болела?..

– Я столько раз придумывала, как бы послать тебе письмо, весточку от меня… – извиняющимся тоном продолжала Милена. – Но так ничего и не вышло... Прости меня, Фредли, я не хотела, чтобы ты переживал. – Она коснулась моей руки. – Ну? Что ты стоишь? Ты не веришь мне?!

Я взглянул на неё и тут же отвёл взгляд. Это невозможно: ситуация поворачивается так, словно я бессердечный сухарь не откликаюсь на страдания невинного существа.

– Верю, – выдавил я из себя и тут же подумал: я что, действительно верю? Похоже, что да. По глазам кажется, что она действительно переживала...

– Мне нет смысла тебе врать, – Милена вздохнула и посмотрела на меня таким искренним-искренним взглядом, что я почувствовал себя подлецом. – Если бы это было так, разве был бы ты сейчас цел и невредим?..

Я не мог не изобразить слабое подобие улыбки. Но через миг снова стал серьёзным. Не поддаваться её влиянию. Это она сейчас такая добрая, а ярмарка наступит – можно и не замечать меня, идя под руку с каким-то мужчиной…

– Фредли, ты всё ещё дуешься?! – воскликнула Милена, увидев мой вновь неприветливый взгляд. – Ну, что я такого сделала??

– Да так, ничего… Мало ли с кем можно гулять на ярмарке…

– Ты про Алиного отца что ли??? Ну, ты как ребёнок! Фредли, неужели ты не догадался, что я не стала бросаться при нём к тебе на шею, чтобы не выдавать наши с тобой отношения!

Я, сглотнув, промолчал. Да уж, мог бы и догадаться… Эх, жаль, что я не разглядел как следует одного из Них!

– Ну, всё, не хмурься больше! Я надеюсь, что теперь все трудности позади и мы снова сможем видеться. К тому же я узнала кое-что новенькое.

– Новенькое? – не выдержал я.

Она засмеялась.

– Вот ты какой! Ничего тебя не интересует, кроме твоих исследований! Неужели ты нисколечко не соскучился?

Она так по-доброму на меня смотрела, таким участливо-вопросительным взглядом, что я провалил оборону и сдался.

– Бывало, я подумывал и о тебе, – ответил я серьёзно. Она улыбнулась всем своим видом. – Так что же ты узнала?

– О, это немного, но что-то. Мой брат Спирит случайно обмолвился, когда я с ним спорила, что нет у меня никакой логики и я – этик позорный. Обмолвился и смешался. Но я сделала вид, что ничего не замечаю. По-видимому, этик – это какой-то термин. Как думаешь, а?

– Хм… Этик, этика, этикет... Что-то из разряда морали, нравственности, приличий. Ты – этик. Ты вежлива, порядочна, соблюдаешь этикет...

– Нет, не то! Какой этикет? Это зависит от воспитания, а не от рождения.

– М-да. У тебя нет логики и ты этик позорный. Его послушать, так отсутствие логики является этикой. ЛОГИК – ЭТИК. Противоположности. Или дополнения?

– Я думаю, что это и противоположности, и дополнения.

– Логик. Логик мыслит логично. Разумно, правильно, головой думает. А этик логики не имеет. То есть головой не думает. А чем же он тогда думает? Или он вообще не думает?

– Сердцем он думает! Я поняла! И с точки зрения нормальной логики он поступает нелогично. Но на самом деле это не так! У моего брата Спирита есть ужасный друг – Армен. Так вон он – кошмарный логик. Он чувства не ставит ни во что. Для него то, что не логично, не существует. Представляешь, он не верит в существование души!

– Серьёзно?

– Он говорит: раз её нельзя увидеть, потрогать, значит, её не существует. Но я-то знаю, что она есть! А доказать ему не могу. Я просто чувствую это – и всё.

– Спасибо за информацию, я ещё подумаю над этим, – сказал я. Действительно, ответ должен находиться где-то рядом.

– Да, и ещё я принесла тебе дневник.

– Свой? – удивился я.

– Нет, нашей Али. Это «охра», помнишь, я тебе давала её имя в паспорте? Она мне давала читать свои записи, и я нашла их очень милыми. Подумала, что тебе интересно будет узнать больше и о таком характере.

– А ты спросила её разрешения?

– Нет, а зачем? Она же ничего не узнает!

– Ну, знаешь ли… – с сомнением покачал я головой.

– Ты видишь в этом что-то предосудительное? – удивлённо спросила она.

– Если честно, то да.

– Не будь таким принципиальным, Фредли! Как ты представляешь, что бы я ей сказала? «Аля, у меня есть один знакомый, можно я ему дам твой дневник?» Она бы спросила: «Зачем?» И мне пришлось бы сочинять длинную историю с неизвестно каким концом. Но если бы она знала истинную причину, то она, я думаю, обязательно бы разрешила! А истинную причину я ей как раз сказать не могу.

– Но это же так… аморально, – не сдавался я.

– Вовсе нет! Ничего такого в этом нету! Бери, тебе же нужно для исследований!

– Ну, хорошо, я возьму, – помедлив, согласился я. – Но только в целях изучения и раскрытия системы. А вообще тебе не следовало бы говорить, чей это дневник.

– Да боже мой, забудь ты уже про него! Всё, спрячь и не думай больше.

Я взял из её рук красивую тетрадь с котёнком на первой странице и засунул за пазуху.

– Ах, да, Фредли, чуть не забыла. Я должна тебе кое в чём признаться.

«Ну, вот, тайны и раскрываются», – подумал я, но почему-то даже не удивился.

– Я рассказала о нас с тобой Алеку.

Я так и уставился на неё. У меня было ощущение, что я доверился близкому человеку, а меня сдали с потрохами. Облом. Конец.

– Я же просил… – проговорил я, не в силах ничего возразить.

– Пойми, у меня не было выбора. Пока я болела, то просто сходила с ума от невозможности с кем-нибудь поделиться. Когда ты здесь, рядом, и мы можем всё обсудить, то всё в порядке. Но когда я изолирована и вынуждена быть наедине со своими мыслями – мне просто физически не хватает общения. К тому же ко мне приходил отец и спрашивал, что я узнала у тебя. Я ужасно испугалась и растерялась. Сказала, что ты так просто не раскрываешься, поэтому мне нужно время. После этого я и рассказала всё Алеку. Мне нужна была хоть чья-то поддержка.

– Ладно, не бери в голову, – ответил я.

Какое-то время мы молчали. Я думал: ну, какой же я идиот, что доверился первой встречной девчонке! Теперь поздно, раз заварил кашу – сам и кушай. Но, с другой стороны, без неё у меня слишком мало пищи для исследований, да и откажись я сейчас от сотрудничества, я больше не… Не смогу толком понять, в чём заключается общение дуалов. А этого бы мне пока не хотелось.

К нам вернулась Нора, вся в траве и колючках, и напомнила о времени. Милена подошла ко мне и, взяв меня под руку, посмотрела на меня и улыбнулась. Я подумал: ну, разве может это доброе милое создание что-нибудь замышлять против кого бы то ни было? Разве она может плести козни и откровенно лгать мне в глаза? Да она против родителей-то ничего не может! И как я вообще могу обвинять её, не зная характера? Одна она вообще – самый безвредный член общества. И если она что-то делает, то это потому, что она такая и есть. Видимо, таковы мои дуалы. Без поддержки и опоры они вряд ли что-то могут. Они умеют лишь вдохновлять других на совершение чего-то, как это было со мной.

Всё это пронеслось у меня в один миг, пока она держала меня под руку. Я улыбнулся ей и сказал:

– Тебе следовало бы не привязываться ко мне. Ведь если меня постигнет судьба предыдущего, то тебе будет что терять. А пока ещё нет.

– Боюсь, ты опоздал, Фредли, со своим заявлением, – смеясь, ответила она.

Мы возвращались какое-то время вместе. Она держала меня под руку, чтобы не отставать, а Нора весело неслась впереди. Со стороны мы, наверное, были похожи на милую семейную пару, вышедшую на прогулку вместе с собакой. На деле же мы никто.

 

***Ф***

Поужинал – и анализирую информацию.

Весьма здравая классификация. Правда, мне всю жизнь казалось, что этика – это прерогатива женщин. Это они вечно думают в зависимости от настроения, своих предчувствий и веления сердца. А мужчина опирается на факты и разумные доводы. Но если данная квалификация распространяется на всех и не зависит от пола, то должны быть женщины-логики и мужчины-этики. Хм-хм…

Взять, например, наш район. У нас живут здесь как мужчины, так и женщины. И все они принадлежат либо к логикам, либо к этикам. Как мне кажется, к первым. Некоторая непоследовательность в действиях наблюдается, но в целом народ у нас разумный, спокойный, без перепадов настроения. Хотя для меня важно, что я чувствую… Но всё-таки мы, скорее, логики.

А теперь о дуальной паре. Должны ли в ней быть представители разных категорий? По идее да. Ведь если в паре будут только этики, то кто головой-то думать будет? Кто даст им разумный совет и почву под ногами? Если же вместе два логика, то ситуация, на мой взгляд, лучше. Но опять же, им должно не хватать душевности и т. п. И если судить по мне и Милене, то она как этик должна нуждаться в моей логичности и здравых мыслях. А я – в её вдохновении, настроении и ещё чём-то. Да, будем исходить из того, что дуалы – разных категорий. А об остальном подумаю позже – сегодня я устал.

Прочитаю-ка я перед сном какую-нибудь запись из дневника этой девушки, о которой с такой беспечностью отзывалась Милена.

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ А ~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Тихо, тихо кружится, снижается снег… Словно мягкая шёрстка маленького пушистого зверька. Он не спит сегодня в лесу, а сидит под деревом и смотрит, как падают, падают, падают блестящие снежинки, как закрывают они следы всех животных и существования жизни на земле… И вдруг ему становится так одиноко. Ведь все эти следы – это часть него самого, вон там бежала лисичка, пытаясь замести их своим распушённым хвостом, а это – прыгал трусливый зайчишка. А снег ляжет – и не останется ничего. Наступит первозданная чистота, такая красивая, но чуждая чувствительному сердцу зверька. Он смахнёт лапкой слезу и посмотрит на небо. Звёзды… Они так далеко и так равнодушно взирают на его печаль…

Не грусти, зверёк! Мне сейчас также одиноко, как и тебе…

 

 

***Г***

Дождь… Это хорошо. Люблю дождь. Он смывает всё лишнее, ненужное, отчего тайное становится явным… Любимая, кстати, поговорка Паши. Он тут на днях сменил работу, теперь у него более напряжённый график, поэтому мы видеться будем значительно реже. Ну, и хорошо, отдохнём друг от друга.

А вообще я хотела записать, что познакомилась с одним человеком – Фредли. Он «болотный», сенсорно-логический интроверт, друг Криса. Мы встретились на ярмарке и пошли в кафе.

Надо сказать, я очень рада такой встрече. Он толком ничего не говорит, но как я поняла, он проводит независимое исследование всей этой системы, по которой мы живём. Он хочет раскрыть тайну и понять, как всё устроено. Интересно, а знает ли он теорию типов? И вообще: откуда он берёт информацию? Что ему известно? И для каких целей ему всё это понадобилось? Надо будет спросить его, когда мы познакомимся поближе.

Забавно так наблюдать за ним и Крисом. Фредли как будто постоянно посмеивается над ним. Крис же словно гордится перед товарищем тем, что окружён двумя дамами. Интересно бы посмотреть, как они общаются наедине! Так хорошо, я действительно рада этой встрече, иначе мне пришлось бы опять марать бумагу безрадостными мыслями о нём, о Вере и о себе.

Кстати, я с этими мыслями о любви совсем забыла написать о своём отношении к дуалам, о том, какие оно претерпело изменения. Сейчас сижу и думаю: до чего же я была слепа, когда была в их «зелёном» отделе на ярмарке! Как я не могла не увидеть, что это лишь... маска, которую они привыкли на себя надевать. Просто они ужасно любят выпендриваться друг перед другом. Ну, особенность характера у них такая. В детском садике мальчишки спорят, у кого машинка больше или папа сильнее, а взрослые люди, в частности мои дуалы, хвастаются тем, кто больше имел партнёрш в постели или кто раньше дослужился до начальника. Не знаю, зачем им это надо: мама что ли в детстве мало хвалила?

Сегодня, глядя на Криса, я явно увидела, что будь он тогда в той компании, он не преминул бы доложить о своих успехах на женском фронте и материальных затратах на это дело. Но это – лишь внешняя оболочка, на самом деле он не такой, как не такие те молодые люди, которым, возможно, подобный стиль общения придаёт стимул совершенствоваться и становиться лучше. В действительности они могут быть и чуткими, и внимательными, и любить и преклоняться перед женщиной, и красиво ухаживать, и подставлять ей своё сильное мужское плечо, и видеть в ней человека, личность... Надо только позволить раскрыться в них этим качествам.

Так что, наверное, я люблю своих дуалов... Хотя не сказать, что я очень счастлива после сегодняшней встречи с Крисом… Но нет, мрачные мысли прочь!

P.S. Забыла написать: Фредли спрашивал у меня дневник. И, похоже, не понял, с чего это я развела вдруг такую панику. Сразу видно: не вёл человек дневники! А таким и объяснять бесполезно. К тому же он логик. А что с логиков взять?

У него черта такая, о которой я слышала от Криса – он немногословен, но если что-то скажет, то обязательно съязвит или высмеет. Такая у него особенность. Крис говорит, что с ним невозможно говорить о возвышенных вещах – каким-нибудь метким словцом он раз – и разрушит весь высокий ореол.

Но мне нравятся такие люди. Пафос я не люблю, устаю от него сильно. А сарказм – это как раз антипафос.

 

***Г***

Сегодня поспорили с Эль – я обозвала её законченной мазохисткой. Нет, она ненормальная! Как можно столько времени любить человека, который использует тебя, пьёт твою кровь, а в ответ не даёт ничего! А она упёрлась и всё тут: люблю. Я, конечно, не берусь судить, но по мне так это не любовь, а какая-то непонятная дикая страсть. Разве при мысли о нём она испытывает счастье, радость и лёгкость внутри? Нет. Когда она говорит о нём, то лицо её выражает муку, глаза полны тоски. И дело не в том, что она не получает взаимности. У меня не лучше положение: Крис всё больше предпочитает мне мою сестру, а я радуюсь тому, что он хотя бы просто со мной общается, что я могу его видеть, и потихоньку себе его люблю. Конечно, и у меня бывают приступы хандры… Но у неё они – постоянно.

Последняя её встреча с Сержем меня вообще возмутила. Я, конечно, была наслышана об «алых», особенно мужского пола, но такого всё равно не ожидала. Судя по её словам, это было так. Он пригласил её на какое-то сборище во время ярмарки – у кого-то в подсобке, где никто не видит. Она согласилась. Пришла туда и стояла весь вечер у стеночки, ругая и презирая себя за то, что пришла. Серж лишь только поздоровался с ней, а потом весь вечер танцевал с другими девушками, пил, шутил, веселился и, похоже, плевать хотел на Эль. Она почти что со слезами на глазах хотела уйти и пошла с ним попрощаться (вот балда! я бы никогда так не сделала), а он отвёл её в сортир и говорит что-то типа: «Ты что не веселишься? Домой собралась? Да ты брось!» А Эль ему: «Я люблю тебя!» (Балда! Балда! Говорит, что не могла больше терпеть). Серж не удивился (для неё это был шок, а по-моему, всё понятно), взял её за подбородок и, внимательно посмотрев ей в глаза, сказал: «Любить я не умею. А может быть, ты хочешь секса?» При этих словах Эль выпучила глаза и совершенно растерялась. А Серж продолжал: «Нет, если ты хочешь секса – так и скажи! Скажи: Серж, я хочу заняться с тобой сексом. Разве любовь этого не предполагает?» – и подмигнул ей. Эль стояла красная, как рак, и не знала, куда себя девать. Он подошёл к ней совсем близко, что ей пришлось сесть на унитаз. Он наклонился к её лицу, внимательно посмотрел ей в глаза и «серьёзно» (если он знает, что такое серьёзно) сказал: «Ладно, детка (а она его ещё и старше!), будет тебе секс, но при одном условии: ты должна выйти на середину комнаты, залезть на табуретку и крикнуть что есть мочи, что ты хочешь секса со мной. Понятно? Ну, всё, мне пора! До встречи, трусиха!» Последнее слово он произнёс весело, с иронией. Затем он вышел, оставив дверь открытой, что несколько человек увидели её, в растерянности сидящую на унитазе.

Вот такая история. Я просто была возмущена, как Эль могла позволять так с ней обращаться! Зачем было идти с ним в сортир! Зачем нужно было признаваться ему в любви??!!!

Причём Эль пристала ко мне с вопросом: действительно ли он хотел от неё секса? Я ей ответила, что не знаю, но на самом деле мне кажется, что ему просто захотелось поиграть. Какой там секс! Она же выглядит, словно тень ходячая: ест мало, спит мало, за собой не ухаживает – будто угасающая свечка. Смотреть на неё больно…

Самое странное, что она вспоминает об этой сцене как чуть ли не о самом счастливом моменте их знакомства. Нет, она действительно мазохистка: она наслаждается тем, что он сильнее её морально и может делать с ней всё, что захочет. Она больная. Всё хочу вытащить её в район наших дуалов, полечиться, да она от своего Сержа ни на шаг не отходит! Гордости – никакой! И мне ужасно жаль её. Я не чувствую в себе никаких способностей помогать людям до тех пор, пока я не помогу стать счастливой Эль. А вот это, что бы она ни утверждала, счастьем не назовёшь.

 

***Г***

Рабочая неделя началась неплохо: мне сегодня директор школы сообщила, что, возможно, меня повысят и переведут работать в один из образовательных домов в Центральной Резиденции. Меня обрадовала эта новость. Так хорошо сменить обстановку и видеть разных людей! Разных!!! И разных детей.

Меня, например, так умиляет мой двоюродный братик, семилетний сын моей тётки. Он мой дуал, причём такой… абсолютный! Я только недавно это поняла – я долго не могла определить его тип. А тут вдруг меня осенило.

Во-первых, он такой маленький, а уже во всём и везде берёт на себя ответственность. Постоянно контролирует свою маму, чтобы она не забыла полить цветы и завести часы. Его любимое выражение: «Я занят!» Планирует свой день с вечера, старается всё выполнить в срок. Очень переживает, если не получается. Недавно, его мама рассказывала, у него был день рождения, так это вообще было нечто. Он пригласил себе гостей, расставил стулья, распределил, кто куда сядет. А когда кто-то не пришёл, кто-то опоздал, а кто-то опрокинул и сломал стул, он был в таком расстройстве, что пришлось его потом долго уговаривать, что ничего страшного, всё ерунда. Он слишком серьёзно относится к жизни и хочет, чтобы было всё под контролем и «по-его»! И ужасно переживает, если это не получается. И это в семь-то лет! Что будет дальше, ума не приложу.

Или вот, забавный случай. Мама обычно забирает его из образовательного дома, а как-то раз она сильно опоздала. Так когда она пришла, то мальчика там не обнаружила! Как выяснилось, что он сам взял и поехал домой. А дома он сердито бросил ей: «Из-за тебя я столько времени потерял!»

Но зато вечером он ни за что не уснёт, если мама не почитает ему сказку. Даже если она задержится где-нибудь, он будет не спать и ждать. Это так мило! Вот здесь-то и чувствуешь его тонкую ранимую натуру, которая прячется за... За тем впечатлением, которое он производит на окружающих. Впечатлением преуспевающего, уверенного в себе, деятельного человека. Впрочем, это уже скорее ко взрослым, в которых эта тонкая натура зарыта очень далеко…

Хорошо, что мальчик растёт в окружении дуалов. Вырастет полноценным гармоничным человеком. Я вдруг подумала, что ни один тип не сможет так понять, почувствовать наших дуалов, как мы. Скорее всего, все остальные и видят только внешнюю сторону – их бахвальство, самоуверенность, в чём-то резкость, в чём-то показную деловитость. Я ведь тоже сначала клюнула на это… Но на самом деле они нежные и ранимые, и как им, наверное, тяжело и ужасно жить в четвертаке с сухими ничего не понимающими логиками, как травмируется их психика, и становятся они закрытыми на сто замков, убрать которые, кроме нас, никому не удастся…

 

***Г***

Чувствую себя совершенной идиоткой… Опять меня развели!

Обидно до слёз, честное слово… Да не жалко мне эти деньги, не в деньгах дело! Но зачем так подло, несправедливо обманывать!.. Да я тоже хороша, что и говорить.

Случилось всё просто: я сегодня заменяла свою знакомую в магазине, она продаёт всякие сувениры-подарки. Заходит ко мне мужчина, просит: «Девушка! Еду с другого района, бензин кончился, дайте, пожалуйста, сотню – мне не на что заправиться, а там я сдам груз и вам тут же всё верну!» Я задумалась. Он тем временем болтает о том о сём, как он сам кого-то раз выручил, как ему за это коробку апельсинов домой принесли, как люди должны помогать друг другу… «Выручайте, девушка! Всего сотню!»

«Хорошо, – говорю, – берите. Только возвращайтесь скорее, я здесь только до обеда». Он вышел, но через минут пять вернулся снова. «Что-то бензин у вас дорогой. Я не думал, что так, думал, как у нас… Дайте ещё полтинник». Даю. Не уходит. «Знаете, у нас ещё шланг порвался. Можете на шланг дать?» – «Мы же договаривались только на бензин!» – «Без шланга бензин не закачать. Девушка, ну, выручайте! Раз уж начали! Куда я сейчас пойду?» Поколебавшись, даю и на шланги. «И ещё червонец», – говорит. «Зачем?!» – «Чтобы чай с булочкой купить!» Даю!!! Он уходит. А я в ту же секунду понимаю, что меня надули. Причём так просто, нагло и откровенно! Пустота внутри. Он не придёт. Я удивляюсь, какой надо быть дурочкой, чтобы поверить ему!!!

Что же делать, что же мне теперь делать? Как дальше жить?!

От меня уже не первый раз в магазине одни убытки…

 

 

***Ф***

Продолжаю исследовать тему логиков и этиков. Сегодня, например, пришёл домой после трудного рабочего дня, и меня осенило. Вспомнил одну важную вещь, которую я совсем было выпустил из виду.

В прошедшее воскресенье я познакомился с девушкой Влада. В то время я как раз забросил свой дневник, но сейчас я хочу всё подробно записать со своими комментариями.

Итак, я встретил Влада, и он первым делом потянул меня знакомить со своей девушкой, из района «алых».

– Знакомься, это Валя, – говорит.

Передо мной предстала в общем-то красивая девушка со смоляно-чёрными средней длины волосами, обычной фигурой, но уверенным взглядом. Она из «алого» (Цветы), если я правильно вспомнил. Она мне очаровательно улыбнулась и не задумываясь ответила:

– О, Фредли! Давненько мечтала с тобой познакомиться. Мне Влад про тебя много рассказывал!

Я тоже проговорил какое-то приветствие. Валя принесла на ярмарку сшитый женский костюм и похвасталась мне. Я её похвалил: действительно неплохо сшито, качественно, стильно, со вкусом. Правда, на мой взгляд, слишком заметно стремление к оригинальности, и это чуть-чуть портит картину. Но в целом мне понравилось. Я сказал ей, что из неё получится отличная швея.

– Ух ты! Комплимента дождалась. А почему получится? Разве я сейчас не отличная?

– Я бы сказал: почти, – отмазался я.

Мы решили втроём прогуляться. Валя тут же ухватила с одной стороны под руку Влада, словно свою собственность, а с другой – меня. Я покосился на Влада, но он даже не заметил. Точнее, не заметил в этом ничего предосудительного.

Мы шли и болтали о всяких пустяках. С Владом мне всегда было весело, а вдвоём с ними было весело вдвойне. Мы смотрели на проходящих мимо людей, оценивали их вид, издевались от души и хохотали. Иногда они периодически начинали издеваться и подтрунивать друг над другом, да и надо мной в придачу. Да уж, с этой парочкой не соскучишься.

Но когда они начали спорить... Что называется, туши свет и спасайся. Причём Влада я знаю: он упрямый, как баран (или как все «фиолетовые»). Если он во что-то упрётся, то хрен его переспоришь. А Валя... По-моему, ей просто это нравилось, хотелось посадить собеседника в лужу, посмеяться над ним. А спор-то был дурацкий! О том, какая будет завтра погода.

Валя:

– Вот уже пятый день тепло, так в природе не бывает. Завтра по-любому пойдёт дождь.

– И совсем нет. Сегодня дует юго-восток, давление в норме, а на небе ни облачка. Значит, до завтрашнего дня ничего не изменится, – разложил всё по полочкам Влад.

– Но-но, нечего спорить с потомственным метеорологом! – погрозила пальцем Валя. – Чует мой нос, что через час твой ветер сменится, давление упадёт, а небо закроют грозовые тучи!

– А вот и нет. Чтобы через час что-то изменилось, нужно, чтобы давление начало падать уже сейчас. А оно стоит на месте. Если же оно через час начнёт падать, то погода тогда изменится, но не завтра, а послезавтра.

– Какой вы, парниша, оказывается, интеллектуал! – ехидно бросила Валя. – Вам надо в правительстве работать, законы издавать, а не спорить о том, что предсказать невозможно.

– А я всё-таки не понимаю, почему ты считаешь, что завтра будет дождь, – не отставал Влад.

– Да ладно вам! – попробовал вмешаться я. Не люблю бессмысленные споры.

Но Валя даже не посмотрела в мою сторону. Окатив Влада хорошим насмешливым взглядом, она, словно смакуя каждое слово, раздельно проговорила:

– Для того чтобы знать, будет завтра дождь или нет, вовсе не обязательно изучать давление, влажность и прочие ненужные вещи. Достаточно посмотреть на небо – и станет всё понятно. Ну, а если вы не в состоянии понять, – Валя скорчила презрительную мину, – то здесь уж я ничем помочь не могу.

– А дождя всё равно не будет! – не унимался Влад.

– А это мы ещё посмотрим! – не сдавалась и Валя.

– Ну, сколько можно?!

– Спорим?! – предложил вдруг Влад.

– На что?

– На щелбан?

– Какой ещё щелбан! Давай так: что проигравший выйдет в самую гущу народа и крикнет, что есть мочи: «Я козёл!!!»

– Окей, в следующее воскресенье мы это устроим. Не пропусти, Фредли!

Но я уже был кисел и только ждал случая сказать им, что пойду домой. Однако не успел я открыть рот, как слово опять взяла Валя.

– Собственно, я завела этот разговор, потому что хотела, чтобы ты купил мне на день рождения зонтик, – заявила она Владу. – А ты, конечно же, не догадался, и ещё упёрся, как дятел! Что за мужики пошли! – с оттенком презрения сказала она и посмотрела на меня, словно призывая в свидетели.

У Влада глаза округлились от такого поворота событий. Но, кажется, он не растерялся и предложил ей пойти посмотреть зонтики – я уже не помню, я отстал от них, потому что понял, что устал от их общения.

А теперь выводы. Когда я слушал их спор, то мысленно соглашался со Владом. Он был прав по всем параметрам, всё нормально объяснил. А от Вали ни одного толкового слова нельзя было добиться. На предчувствия, конечно, можно опираться, но когда факты говорят против... всё же так очевидно. И чем Валя думает?

И сейчас меня осенило. Да, да! Это был типичный пример разговора логика и этика. Логик, Влад, думает головой, приводит разумные доводы, всё аргументирует. А Валя, этик, башкой не думает! Она опирается на какие-то непонятные предчувствия, которые не всегда уместны, настроение, желание или нежелание спорить. Да уж, понятно, почему Спирит назвал Милену «этик позорный». Видимо, она доказывала как-то уж совсем странно и нелогично...

А теперь в продолжение темы – немного работы.

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ А ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Хочу начать свой дневник с небольшого возвращения в прошлое, в день моего рождения. Моя мамочка мне часто рассказывала, как я родилась. Мой папа назвал меня Алей, хотя маме больше нравилось другое имя, но слово папы – всегда закон…

Мама мне всегда говорила, что когда я вырасту, то встречу своего принца – такого красивого, сильного, за которым можно быть как за каменной стеной. Я всегда верила своей мамочке, потому что она не может меня обмануть. Она сама всегда верила и встретила моего папу. Жаль только, что у меня нет братиков и сестрёнок. Но в детстве я не скучала: со мной играла Мила с Алеком и Спиром, а иногда даже Он…

Он не очень любил играть в компании. Обычно он сидел один и что-нибудь делал так серьёзно-серьёзно. Но тогда было лучше: мы по праздникам играли в общие игры, и он мог брать меня за руку, и это было так естественно…

Я тогда смеялась над ним: он казался таким скучным, неинтересным! Мне всегда было веселее с Милой и Алеком. Спир часто обижался и плакал, меня часто обижал. А Мила всегда нас мирила и придумывала что-нибудь весёлое.

А потом, когда мне исполнилось пятнадцать лет, я посмотрела на него другими глазами. Помню, я так смеялась и плакала в этот день!!! Это было невообразимо. Мы гуляли по лесу все вместе, потом пошли на нашу детскую площадку. Недавно ветер сломал дерево, и я решила на него залезть. Но так получилось, что я попала ногой в расщелину дерева и подалась назад. Я жутко испугалась, закричала, скорее от страха, чем от боли. Я ведь я могла упасть назад и при этом сломать застрявшую ногу – это было жутко. В тот миг мне показалось, что меня настигнет смерть, и я в таком молодом возрасте попаду в её объятия…

Но вот – появляется Он. С невозмутимым и сосредоточенным лицом он одной рукой хватает меня за талию, а второй – аккуратно высвобождает мою ногу. Затем берёт меня на руки и снимает со страшного дерева… Вот тогда я увидела, что Он – мой принц, мой спаситель, судьба моя и любовь моя… О, небо, спасибо, что я нашла его, моего принца, что он здесь, рядом, и я могу видеть его, общаться с ним, любить его!!!!...

Правда, меня он совсем не замечает. Со мной сух и холоден, но он всегда такой. А я живу надеждой, что смогу растопить его лёд, и он придёт ко мне, мой самый любимый, и мы будем с ним счастливы так, что на небе зажжётся ещё одна бесконечная звезда…

 

…

Не понимаю, зачем люди придумали работу. Мне кажется, в жизни есть столько интересного и неизведанного, что жаль тратить её на ежедневно повторяющиеся скучные и никому не нужные действия! Наверное, многие просто не знают, на что потратить свою жизнь. Поэтому выходят на работу, чтобы под благородным предлогом ничего стоящего не делать и не думать о жизни. А потом они стареют, умирают… И только на смертном одре они понимают, что совершенно ничего хорошего в своей жизни не сделали, ничего не добились, а все годы только и делали, что уходили от самой жизни. И это очень печально. Я не хочу работать, как они. Я хочу жить и постигать всю прелесть этой жизни, созерцать, писать стихи, слушать музыку природы… И очень переживаю, когда папа заводит об этом речь…

 

…

Завтра… Завтра всегда лучше, чем сегодня. На завтра у нас много планов, надежд, упований… Завтра – это вся наша жизнь. Сегодня ещё что, говорим мы себе, а вот завтра!..

Но когда-нибудь «завтра» кончаются, как и всё на свете. И самым печальным окажется день, когда завтра не придёт…

 

…

Весёлый день, счастливый день!!!!! Его мне принесла птичка на своём хвосте. Я гуляла по лесу, а она облетела меня и трижды прокричала. Я подумала: сегодня что-то будет! И предчувствие не обмануло меня.

Сегодня ко мне подошёл Он и сказал, что хочет со мной поговорить!!!... О, я была так счастлива одним этим, что, кажется, он всё понял… Но разговор был о другом. Он спрашивал, на чьей я стороне, кому я больше доверяю и много всяких странных и ненужных, на мой взгляд, вопросов. Я сказала, что я всех люблю и хочу, чтобы все мы были счастливы! Он стал спрашивать, вдруг мне придётся выбирать. Не знаю, что он хотел от меня, но только я не выдержала и сказала: «За тобой я хоть на край света!!!»

Кажется, он удивился, или мне так показалось, но он улыбнулся – это такая прелесть, он так редко улыбается! – и поцеловал мне руку. Боже, боже мой!!!... Я хожу теперь, сияя от счастья, и не мою свою ладонь, к которой прикасались его губы. Спир видел меня и издевался надо мной, мол, всё Ему расскажет, как я сияю. А я сказала, что ему не понять моего счастья и он не сможет испортить мне настроение!

Я смеюсь сегодня весь день, иногда до слёз. Мне кажется, счастье так близко, что стоит протянуть ладонь – и я сорву его с неба и накрою им его и себя. Как хорошо!!!! Как я счастлива!..

 

***Ф***

Дочитав до этого места, я, честно говоря, утомился. Не знаю, с чего вдруг. Милые сопли милой девочки, но это надо же столько бумаги тратить на такую ненужную болтовню! Нет, я бы не взялся за дневник просто так, чтобы писать, как я счастлив. Если счастлив, так «иди и сделай что-нибудь хорошее, пока настроение есть» – как говорит мой друг Крис. Ей, похоже, время девать некуда, вот она и радуется.

Да, вот это, наверное – наитипичнейший пример этика. Даже не просто этика, а эдакой бабы-этика – слишком много здесь именно бабьего. Слёзы, нюни, смех, болтовня без дела… Нисколько не осуждаю эту девочку, просто не понимаю.

 

***Ф***

Сегодня Милена была недолго. Мы даже толком не поговорили. Она согласилась со мной, что в паре должны быть логик и этик. Говорит, что её отец («хвойный») – здравомыслящий тип, а мать – тонкая чувствительная женщина, переживающая по пустякам (кстати, «охра», как и эта Аля). И, тем не менее, они неплохо ладят и довольны друг другом.

Упомянула она также ещё раз Алека и того, предыдущего сторожевого. Алек, по её мнению, дикий этик, а тот был ужасным логиком. И они дополняли друг друга: предыдущий объяснял Алеку много того, что он сам объяснить не мог, а Алек расшевеливал Эрнеста, привносил в его жизнь радость, окрашивал её в яркие тона.

– А твоя Аля – такой этик, что я просто не в состоянии слишком долго читать её дневник, – пожаловался я Милене.

– Тебе не понравилось? А по-моему, она мило пишет, с таким чувством…

– Нет, я не сказал, что мне не понравилось, но там ни одной полезной строчки. Всё какая-то этичная галиматья.

– Постой, – перебила меня Милена, – по-твоему, все логики – такие умные, а этики лишь эмоциональные глупцы, которые совсем не соображают?

Я задумался.

– Нет, я так не думаю. Но в стандартном понимании логика – это как раз категория ума. А не чувства.

– Мой отец в пылу раздражения не раз называл меня дурой... Но ведь это неправда, Фредли! Я совсем не дура!

Я не мог не улыбнуться.

– Ну, если ты дура, то я тогда вообще пень гнилой. По-моему, многие вещи ты очень быстро схватываешь, и вообще голова у тебя работает что надо. А отца своего не слушай. Как мне кажется, некоторые логики ставят свою логику в царицы всех наук. И за людей не считают тех, кто ей не обладает. У меня у самого такое слегка наблюдается.

– Фредли, если ты считаешь меня дурой, так и скажи. Я не обижусь, но мне надо знать. Знаешь, как уже достало? Меня не только отец так называл. Я помню, как мы в детстве какие-то задачи вместе решали, а у меня не всегда получалось. И Армен всегда так на меня смотрел – ничего не говорил, но смотрел с таким видом, будто я совершенная бездарь, которая совсем ничего не соображает! А я, между прочим, была отличницей в школе! А теперь и Спирит заладил: чуть стоит ошибиться – и всё, дура! И если ты, Фредли, тоже так думаешь…

Она остановилась, чтобы перевести дыхание. Вид у неё был разгорячённый, словно она доказывала на суде свою невиновность. И чего ей далась эта дура?

– Я же сказал: тебя я дурой не считаю! Тебе выписать удостоверение и поставить подпись?

– Ладно, извини, – спохватившись, улыбнулась она. – Для меня это просто больной вопрос...

Потом я проводил её до дороги, и она взяла меня за руку, чтобы держаться. По её словам, она не выспалась, и у неё совершенно нет сил. Я ощутил её горячую ладонь в своей и кожей почувствовал, как она слаба. Слаба не физически, а скорее морально. Как не хватает ей защиты, сильного мужского плеча. Пока мы шли, я периодически крепче сжимал её руку, подхватывал её, когда она запиналась об упавшие ветки, и старался быть для неё тем самым плечом. А когда она наступила на какой-то острый сук и до крови расцарапала ногу, я взял её на руки и пронёс до самой дороги. Она казалась мне лёгкой, как пушинка. На прощание она едва коснулась моей щеки, оставив свой неповторимый воздушный эфир вокруг меня.

 

***Ф***

Сегодня на работе ко мне подошёл Ник. Я догадывался, что это он – тот самый тип на «Н.», который по неизвестным мне причинам сменил место жительство с «синего» района на Резиденцию. Он подошёл, представился и с самым серьёзным видом сказал, что Влад передаёт мне привет. У него очень любопытное лицо: серьёзные, даже хмурые складки у лба и весёлые морщинки возле глаз.

Я улыбнулся и спросил его, как он поживает.

– Нам нельзя много разговаривать, – покачал головой Ник.

Мне как раз сегодня было довольно скучно. Нору у меня забрали ещё в обед и до сих пор не приводили. Я маялся от безделья и тоски.

– Ну-ну, – покачал я головой. – Ничего нельзя. Дышать нельзя. Что ни сделаешь – всё опасно. Хоть сразу сдыхай.

Ник странно покосился на меня.

– Нет, лучше не сразу, – проговорил он, но как-то неубедительно. И после паузы добавил: – Надо сначала загадки разгадать.

Я пристально посмотрел на него. Но он сказал это спокойно, словно и не думал меня ловить на крючок.

– Ладно, передавай Владу взаимный привет. Раз нельзя нам болтать – пойду я по своим делам.

– Передам, – ответил Ник. – Но... Я на самом деле принёс тебе кое-что...

Он смутился, отчего хмурая складка между бровей стала ещё хмурее, и, мешкая, полез в карман. Достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги и подал его мне.

– Дома посмотришь... – промямлил он.

– Спасибо, – ответил я, не выказав своего удивления.

– Просто я подумал... – начал было Ник, но запнулся. Он глянул мельком на меня и, уставившись в пол, твёрдо пробубнил: – Если тебе нужна моя помощь – обращайся. Но будь краток, чтобы Они ничего не заподозрили.

– С чего ты решил, что мне нужна будет твоя помощь? – испытывающее спросил я.

– Одному трудно. А две головы – лучше, чем одна. Всего доброго.

И он ушёл.

Я не знал, что и думать.

 

***Ф***

Бумажка жгла мне карман весь день. Но я всё же дождался, когда приду домой, и первым делом положил её перед собой. Вот она:

-----------------------------------------

-----------------------------------------

Как только я увидел её, то чуть не написал в штаны от счастья. Да, вот это настоящий ключ! Информация высшей степени важности. Их шестнадцать, они разделены на четыре – это буквенные обозначения тех типов, которые у нас в паспортах! Приятно, что нужные сведения сами меня находят. Спасибо, Ник!

Если, конечно, это не способ, чтобы загнать меня в ловушку...

Но, блин, слышу звонок: вахтёрша говорит, что ко мне из Резиденции. Спасайся кто может!..

 

***Ф***

Вчера я не осмелился доставать свои тетради. Только сегодня утром не могу не записать. Похоже, где-то произошла утечка или не знаю что. Приходили двое от Них и долго говорили со мной. Говорили об ответственности моей работы, о необходимости строгого подчинения и исполнения всех обязанностей. Я спросил, что именно их не устраивает, но мне ответили, что всё в порядке, что это профилактическая мера для всех сотрудников. Почти час они говорили мне о работе, и когда они ушли, у меня создалось впечатление, что они хотели что-то пронюхать и высказать что-то ещё. Ощущение было противное, словно за мной следят, и надо быть осторожнее. Я видел, как оба смотрели, как я живу, какие книги читаю. Когда они ушли, я выпил воды и лёг спать. Я не мог думать о системе, я вообще не мог думать. Я устал, и мне хотелось забыться, что получилось у меня далеко не сразу.

 

***Ф***

Если верить бумажке, которую подарил мне Ник, моё имя в буквенном варианте читается как СЛИ. Лишь одну букву могу я расшифровать: Л – логика. Для остальных у меня слишком мало информации. Но это почти точно: типов с буквой Л ровно половина от имеющихся.

Зато я ответил на один из вопросов, которые недавно ставил. Вот буквенные имена нашего четвертака:

Нас объединяет то, что из всей таблицы только у наших четырёх типов первые две буквы Л и С. Наверное, мы наиболее похожи друг на друга. Да-да, истина где-то здесь. По крайней мере, все мы логики, это точно.

Однако я решил временно оставить эту бумажку и продолжать независимые исследования. Во-первых, было бы опрометчиво так просто поверить человеку, который пусть даже заручился поддержкой Влада. Об осторожности никак не следует забывать, а вчерашний приход людей от Них ещё раз это подтверждает. Во-вторых, знаний у меня ещё мало, а строить догадки на отсутствии фактов – дело в общем-то бессмысленное. Ну, а в-третьих, проводя исследования самостоятельно, я смогу проверить истинность данной бумажки или же своих выводов.

Да, надо не забыть сжечь её как можно скорее – я всё равно переписал данные в тетрадь.

 

***Ф***

Я решил довершить своё начатое прежде дело и съездить в последний, «аквамариновый» район нашего четвертака («Деревья»). Для этого попросил Криса познакомить меня со своей сестрой, там проживающей. На вопрос его «Зачем?» ответил, что это нужно для исследований. Не знаю, поверил он или нет, но, похоже, ему понравилось.

Это случилось через два дня.

– Я предупредил её, она не любит неожиданностей, – сказал Крис по пути.

Про сам район я мало что могу сказать, так как всё время отвлекался на разговоры с Крисом. Запомнил только, что у них всё очень чисто, разумно и рационально; в их районе очень легко ориентироваться, найти нужный магазин или улицу – везде висят ясные и понятные указатели, надписи, обозначения. Иногда создаётся впечатление, что всё сделано специально для «дебилов»: есть стрелочки даже с текстом «Мусорный бак» или «Место для выгула собак». Как будто люди сами не могут догадаться и найти.

Понравились мне там здания. Они различаются архитектурно: жилые дома построены в одном стиле и одной планировки, школы имеют свой стиль, магазины – свой. То есть, не видя вывески, можно издалека примерно определить, чем является виднеющееся впереди строение. По-моему, неплохо придумано.

А ещё у них электронные часы везде висят. И, что удивительно, показывают везде точно одинаковое время, температуру воздуха, атмосферное давление. А на остановках везде установлен секундомер… нет, точнее, минутомер, который показывает, сколько минут осталось до приезда общественного транспорта. Я сам ещё не успел заметить, но, по словам Криса, автобусы у них всегда приходят вовремя.

Итак, мы вошли в один из жилых домов и на идеально чистом современном лифте поднялись до нужного этажа. Раздался звонок – и через минуту дверь нам открыла высокая стройная девушка с красивой причёской, спокойным взглядом и улыбающимися глазами. Одета была по-домашнему, но безукоризненно, с претензией на вкус. Странно, я ожидал почему-то увидеть какую-нибудь домохозяйку в засаленном халате.

– Добрый день, – приветливо проговорила она.

– Здорово, сестрица! Вот привёл тебе своего друга, Фредли. Давно желал с тобой познакомиться! – подмигнул он.

Мне не понравился его тон. Оксана оценивающе оглядела меня с головы до ног и изящно протянула свою мягкую белую руку. Как истинный джентльмен из романа, я поднёс её к своим губам.

– Ну, входите же, – пригласила она нас жестом в комнату.

Я снял куртку, ботинки и достал из сумки специально приготовленные тапочки, памятуя о квартире Феликса. Однако здесь это было излишним: полы были устелены красивыми дорожками и коврами, так что мои белые носки бы не пострадали. Тем не менее, Оксана поддержала меня, обронив фразу: «Это кстати!» – когда проходила мимо с подносом.

В просторной, убранной и в принципе обычной комнате посредине стоял аккуратный круглый столик, на нём – графин с соком. Девушка принесла стаканы, затем вазу с печеньями, конфетами и фруктами.

– Присаживайтесь и, пожалуйста, угощайтесь, – проговорила она. – Крис, поухаживай за гостем.

– Вообще-то хозяйка здесь ты, а я такой же гость, как и Фредли, – посмеялся Крис.

Я тоже решил поддержать его шутку, хотя не видел в ней ничего весёлого. Оксана же искоса глянула на нас и ехидно бросила брату:

– Я думала, что ты как мужчина умеешь элементарное – налить гостю и даме сока.

– Как желаешь, сестрица, как желаешь, – тут же поправился Крис и взял в руки графин.

Он был слегка возбуждён и очень доволен. По-моему, у него давно сидела мысль свести меня со своей сестрой. Оксана следила за его действиями.

– Осторожней, пожалуйста. Ты прольёшь мне на скатерть.

Не успела она это сказать, как капля жёлтой жидкости упала на белое полотно и позорно растеклась. Крис с шумом поставил графин на стол.

– Блин! Что у тебя за графин, из которого налить нормально нельзя?!

Оксана смерила его взглядом:

– У кого руки не из того места растут, тому ничего уже не поможет. Извини, Фредли, за пятно, – обратилась она ко мне.

– Ничего страшного, – ответил я, а сам подумал: за что тут извиняться?

Оксана пошла на кухню, а Крис, посмотрев на меня, проговорил.

– Мда. Сестрица у меня – орешек ещё тот. Но ты не обращай внимания, она добрая. Только зануда ужасная.

Сказано это было так от души, что я внутри себя повеселился.

Оксана вернулась через минуту с салфеткой, пропитанной чем-то. Эту салфетку она приложила к пятну, затем ушла, чтобы помыть руки. Вернулась она уже с тремя салфетками, две из которых раздала нам, а одну взяла себе, аккуратно расправила и положила на коленки. Я последовал её примеру, и Крис тоже. Судя по его лицу, он проделывал эту операцию уже не первый раз. Вообще у меня создавалось ощущение, что она диктует свои правила для всех без исключения, кто встречается на её пути.

В этот момент ко мне подошла пушистая белоснежного цвета кошечка и прыгнула на коленки.

– Какое милое создание, – сказал я выученную откуда-то фразу, чтобы сделать Оксане приятное и завести хоть какой-нибудь разговор.

– О боже, – ответила она. – Опять эта Мариния запрыгивает к незнакомым мужчинам на колени! И снова во время еды. Брысь!

Услышав голос хозяйки, кошечка спрыгнула и уселась на диван.

– И давно у тебя она? – спросил я, продолжая свою попытку.

– Два года, – ответила Оксана, покачав головой. – Мороки с ней…

– Какая тут морока! – вмешался Крис. – Она у тебя чистюля, спокойная и ест мало. Что ещё нужно от животного, которое содержишь?

Хозяйка пожала плечами с таким видом, будто мы ничего не понимаем в проблеме содержания домашних животных в квартирных условиях.

– А почему ты завела именно кошку? Почему не черепашку, крысу или морскую свинку? – поинтересовался я.

При последних моих словах Оксана поморщилась с таким видом, будто бы ей предложили разводить глистов в желудке. Она сделала отмахивающий жест рукой и проговорила:

– Не говори мне об этих противных тварях. К ним совершенно невозможно прикоснуться!

Мы с Крисом засмеялись. Наконец-то беседа начала клеиться.

Крис спросил её, как поживает Леля. Наверное, подруга детства или ещё кто. Пока Оксана рассказывала, я боковым зрением изучал её внешность. Попробую описать.

Лицо у неё очень правильное. Средних размеров зелёные глаза, ровный гладкий лоб, маленький носик и красивые пухлые губы. Волосы чёрные до плеч, некоторые пряди аккуратно висят спереди, каждая на своём месте. В её причёске и внешности абсолютно не к чему придраться. Выглядит она безупречно, но в то же время очень естественно.

Выражение лица очень интересное. В районе бровей пролегла складка, которая говорит, скорее, о твёрдом и волевом характере девушке. В то же время морщинки у глаз и у рта выдают натуру, склонную улыбаться и смеяться. Вообще у неё есть все данные, чтобы понравиться любому мужчине…

Фигура очень женственная. Я просто влюбился в её фигуру. Был бы я женщиной, непременно заказал бы себе именно такое тело. Нет смысла его описывать – это надо видеть. Или лучше трогать…

– Фредли, а как ты относишься к полным девушкам?

Я очнулся, когда Оксана смотрела на меня, улыбаясь и выжидающе. Я упустил их нить разговора, поэтому теперь не мог понять, чего от меня хотят.

– К полным девушкам? – переспросил я, оттягивая время.

– Ну, да, к эдаким «слоникам», – пояснил Крис.

– Э-э-э... В принципе неплохо. Наверное... Таких почти не встречал.

Я всё сказал, но они продолжали на меня смотреть.

– А вообще мне твоя фигура нравится, Оксана, – зачем-то спалился я.

– Ба! Ну, и дела, брат! – захохотал Крис.

Оксана же лишь чуть заметно улыбнулась с самым снисходительным видом, будто: «А как могло быть иначе?»

– А я люблю мужчин с длинными волосами, – медленно проговорила она, смакуя каждое слово и глядя прямо мне в глаза.

Крис, похоже, совсем развеселился. По-любому он хотел нас свести! И как я мог в этом сомневаться? Я же, желая сменить тему, перекинул стрелки:

– Скажи же, братцу твоему тоже не помешало бы слегка обрасти. А то у него вид, будто у первого заключённого на зоне.

Оксана убедительно кивнула. Крис же стал защищаться.

Так мы проговорили какое-то время о всяких пустяках. Оксана то и делала, что подкалывала Криса, садила его в лужу и давала ему понять, какое он «чмо». Похоже, что это всё было в шутку, хотя я не ручаюсь. Крис же, казалось, не замечал издёвок, хотя и не давал себя уронить, он острил, смеялся и всячески пытался свести нас друг на друга.

Под конец Оксана сказала, что ей надо зайти к одной знакомой, и мы отправились её провожать. Она без церемоний приняла все мои ухаживания, вроде помочь надеть плащ или подержать сумку. Как будто так и надо. Словно все мужчин просто обязаны так с ней себя вести. Это поведение меня немного сбивало с толку, но в принципе нравилось. Вернулся я домой вполне довольный и слегка околдованный этой загадочной девушкой.

 

***Ф***

Вчера я был не в состоянии что-либо анализировать, но сейчас заняться этим самое время.

Итак, если сначала сомнения у меня были, то теперь я уверен точно: Оксана – типичный логик. В ней есть какая-то холодная расчётливость и очень мало душевного, эмоционального, спонтанного. Мне кажется, влюбись я в неё, она бы управляла мной, как хотела, и не поморщилась бы. А так как, судя по номерам в паспорте, она одного типа с Арменом, о котором говорила Милена, то я вдвойне уверен в своём утверждении. Не зря Крис назвал её занудой. Что-то занудное в ней действительно присутствует.

Таким образом у меня набирается несколько человек, которые я могу записать в логики либо в этики. И кое-кого надо додумать самому.

Недавно я записал Влада в логики, хотя сейчас я в этом сомневаюсь. Он какой-то дикий, весёлый, оптимистичный, что на разумную тварь совершенно не похож. С другой стороны, он очень логично спорил с Валей. Может быть, я чего-то недопонимаю, но образец логики для меня со вчерашнего дня – это та же самая Оксана...

Хотя стоп: если в дуальной паре один логик, а другой этик, то тогда логиком будут либо Влад, либо мои родители – они же с ним дуалы. Вот кто-кто, а последние на логиков похожи меньше всего. У них вечно семь пятниц на неделе, а настроение скачет, как лошадь по весне. Они обидчивы, капризны, причём чаще без объективной причины. Они зачастую не могут объяснить, почему сделали так, а не иначе, и ещё обижаются, когда я пытаюсь выяснить. Говорят, что просто так захотелось на тот момент. Нет, если уж выбирать, то Влад куда больше на логика смахивает. И мозги у него работают, что надо.

Теперь обратимся к моему старому товарищу Крису и моей новой знакомой Гелли. Вторая очень похожа на этика. Вспомнить только, как она переживала за свои несчастные записки! Хотя, если сравнить её с Владовой Валей, то Гелли покажется, скорее, логиком. Хм-хм...

Лучше возьмём Криса, его я всё-таки давно знаю. Переживает он редко. Он спокоен, как танк, и рассудителен, как старая бабка. И весь район их деловит и расчётлив. Что, наверное, свойственно больше логику...

Если добавить сюда Алека с предыдущим и родителей Милены, а потом ещё достать таблицу, подаренную Ником, то получится нечто цельное и определённое:

Ну, вот, это уже прогресс, «дело движется», как говорит мой дорогой друг Крис. Пустующие места можно заполнить по аналогии. Таблица Ника полностью подтверждает мои вычисления, и наоборот. Судя по всему, принадлежность типа к этикам или логикам отмечается в первых двух буквах: вряд ли тип ИЭЭ содержит двойную этику, а СЛЭ – одновременно этику и логику. Скорее всего, третья буква – иная классификация.

Так что поздравляю вас, «болотный» паук, вы делаете шаги по пути выхода из болота!

 

***Ф***

Я сидел вечером один, как ко мне вдруг пришла Гелли.

– Прости, что вторгаюсь без приглашения. Но я...

Она очень волновалась. Я усадил её на диван, принёс чаю (как раз сам пил). У неё было испуганное лицо и слегка дрожали руки. «Ну, конечно, этик», – подумал я про себя.

– Ты не боишься последствий? – поинтересовался я.

Она вдруг как-то быстро-быстро захлопала глазами и еле слышно проговорила:

– К... Каких?

Я засмеялся.

– Ох, уж эти женщины! Надумают себе чего-то, а потом сами страдают. Ты ведь в чужом четвертаке сидишь!

– А-а! – она с облегчением вздохнула (неужели она и вправду так обо мне думала?). – У меня мама пошла в гости к подружке на день рождения, и я попросилась с ней. У меня разрешение.

– Может, ты хотела застать у меня Криса? – брякнул я зачем-то. Но в тот же миг понял, что допустил оплошность.

Лицо её вдруг выразило плохо скрываемую муку, но лишь на мгновение. Она взяла себя в руки и прошептала:

– Я пришла к тебе, а не к Крису...

Ну, дожились. Уж не думала ли она в меня влюбиться? Только этого не хватало. Ссориться с Крисом из-за бабы...

–...Но если я чем-то помешала...

– Нет, не помешала, – прервал её я. – Я уже сказал, что я не занят. Поэтому сядь поудобнее и не стесняйся.

Она вздохнула и стала рыться в сумочке. «Странная девушка, – подумал я. – Шла в гости вечером к молодому человеку и не принарядилась. В тех же джинсах и свитере. А может, она и вправду по делу?»

– Вот, – протянула Гелли. – Это дневник.

– Чей?

– Мой. Не смейся, пожалуйста, – торопливо проговорила она. – Мне стоило немалых усилий отдать его тебе. Но если это действительно важно...

– Конечно.

– Тогда бери и читай.

– Спасибо, – поблагодарил я её и взял мятую толстую тетрадь. Да уж, вот и посыпались на меня дневники.

– И ещё... Я хотела бы помочь тебе.

– Да, я уже слышал.

– Нет, ты не понимаешь... Я много чувствую... – «Ну, точно этик!» – И понимаю, что Они разделили тех, кто друг в друге нуждается. Общаясь с Крисом... Я поняла, чего мне не хватает. Я чувствую, что во многом он помогает мне. Даёт то, чего у меня нет. Чего мне не может дать Паша... Друг, который предлагал выйти за него замуж.

– Крис и весь его район – идеальны для тебя и твоего района, – зачем-то брякнул я.

– Я знаю, – к моему удивлению ответила она. – Я не умею проявлять инициативу – он это делает смело и открыто. Я ужасно нерешительна – он же решает всё за нас с Верой сам. Он очень любит поговорить: можно не ломать голову, чтобы завести умную тему для разговора, он сам будет говорить много и без остановки, чем некоторых раздражает… Но никто, как я, не будет рад слушать и слушать его, хоть бесконечно… Он во многом категоричен и принципиален – а мы с Верой стараемся сгладить его острые углы...

Она замолчала, а я долил ей чаю. Сделав глоток, она продолжала:

– Я чувствую, что ему нужна поддержка... Но ненавязчивая – он не переносит критики. А тихая... Поэтому он тянется к нам с Верой. Мы ведь с ней во многом похожи...

– Хм, похоже, ты знаешь Криса лучше него.

– Я же говорю: я чувствую людей. Иногда просто общаешься и видишь: вот этого ему не хватает.

– А мне ты можешь сказать, чего не хватает? – усмехнулся я.

– Немного... Я ведь всего второй раз с тобой говорю.

Я приготовился слушать. Если честно, мне казалось, что она чересчур высокого о себе мнения.

– Ты – словно черепаха, которая спряталась под своим панцирем.

– Такая же толстая, – пошутил я.

– Не перебивай, пожалуйста, – попросила она. – Ты прячешься за своей иронией, сарказмом, насмешками. Это – твой панцирь, который защищает тебя, прячет твою душу. Всем кажется: вот прикольный тип, чувство юмора у него, ну и тому подобное. Тебе хочется, чтобы так думали. Ты же просто не хочешь никому показывать, что у тебя внутри.

– И что же у меня внутри? – каким-то не своим голосом проговорил я.

– Внутри у тебя – доброе сердце. И боль оттого, что некому подарить свою доброту. Ты страдаешь, что вокруг тебя нет человека, который пробил бы этот панцирь, растопил лёд и наполнил любовью тебя и себя.

– А какой мне нужен человек? – не вытерпел я.

– Мягкий, терпеливый, чувствующий, открытый, немного настойчивый. Тот, кому хотелось бы довериться без лишних разговоров...

– Всё, достаточно, – остановил я её. – Сеанс психотерапии закончен.

– Прости, если я переборщила, но...

– Нормально. Думаю, что тебя можно брать в помощники. Надеюсь, Милена мне простит, что я не посоветовался с ней, прежде чем тебя взять. Но я вижу, ты можешь быть полезна.

Глаза её засияли.

– Для начала тебе информация для размышления. Люди делятся на две категории – логики и этики.

– Да, знаю, – снова к моему удивлению ответила Гелли. – Ещё на экстравертов и интровертов, сенсориков и интуитов...

– Что? Откуда ты знаешь?!!

Гелли улыбнулась:

– У нас семья наследственных психологов. Моя бабушка – обладатель психологического знания, которая должна была передать его родителям. Но им было неинтересно, и она всё рассказывала мне.

– Серьёзно? – всё ещё не верил я. – Так что же ты раньше молчала?

– Я не думала, что ты ищешь именно это.

Я схватился за голову.

– Да, удивляюсь, как вашу семейку ещё не прихлопнули, как стайку навозных мух...

– Мы умеем молчать... А что, это очень важные знания?

– ОЧЕНЬ важные.

Гелли серьёзно посмотрела на меня.

– Кстати, сколько времени? – подскочила вдруг она.

– Без пяти девять.

– Как?! Всё, Фредли, я побежала! Надеюсь, я успею, иначе...

Она засуетилась, схватила сумочку и выбежала в коридор.

– Да не торопись ты, всё успеешь.

Я помог ей надеть её лёгкий плащ, открыл дверь – и она выбежала, застёгиваясь на ходу.

– Увидимся! – только крикнула она.

– До встречи!

– Спасибо за чай, ни разу такой вкусный не пила.

Я улыбнулся: всегда приятно, когда хвалят.

 

***Ф***

Она ушла, а я, просидев некоторое время в задумчивости, взялся за дневник.

Честно говоря, при первом взгляде на эту толстую тетрадь меня взяла такая тоска! А если каждый мне принесёт по штуке – я буду сидеть, погрязши в них, как школьная учительница в сочинениях своих учеников. Решил начать с конца, с последней записи, датированной сегодняшним числом.

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Г ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Сегодня я заканчиваю свой дневник. Хотя в тетради место ещё есть. Просто я решила, что ему нужен конец. Сожгу его на свечке. И вычеркну из жизни всё, что накопилось здесь.

Сегодня Вера встречается с Крисом. У него. Она сказала ему про день рождения маминой подруги и разрешение пройти в «болотный» район, а Крис предложил ей встретиться там в какой-то квартире и устроить романтический ужин. О, Боже, я этого не вынесу! Да, я отказалась от него, я заявила своей сестре, что раз он ей нравится, то я отныне не претендую на него ни в коей мере. Но всё равно... Как невыносимо больно представлять их вместе! И Вера не щадит меня...

Я не переживу этот день. После, счастливая и сияющая, она расскажет мне о том, как у них всё было прекрасно... Она, конечно, попытается смягчить рассказ, чтобы не сделать мне больно, но не надо слов – на лице у неё всё будет написано, даже если она вообще не заикнётся об этом вечере! А я? Я заору на неё – перестань, уйди прочь, я ведь люблю его!!! Нет, никогда не заору...

Я не пойду на ярмарку, прикинусь больной и буду лежать, уткнувшись носом в подушку... Хотя нет: а вдруг она подумает, что я больна из-за него? Нет, этого я не хочу. Не хочу, чтобы меня жалели, тем более она… Лучше мне прикинуться здоровой, в прекрасном настроении, спросить её саму и выслушивать её восторги...

Прости, дорогой дневник, но ты сам видишь, что нет иного выхода, чем тебя сжечь. И сжечь этот период в моей жизни.

 

***Ф***

Я решил, что больше не могу это читать. Кажется, я понимаю, что она имела ввиду...

 

***Ф***

Меня осенило: то, что говорила Гелли – это те буквы в типе, которые я сначала не знал.

Одну из классификаций я помню точно: экстраверты и интроверты. В ней ничего сложного, эти термины я слышал ещё и раньше. Если мне память не изменяет, то экстраверсия – это открытость, общительность, контакты. Интроверсия же – замкнутость, внутренний мир, уединение. Что-то типа того.

Себя я тут же отнёс к интровертам, Гелли тоже. Влад – дикий экстраверт, это без вопросов. Криса после недолгих размышлений зачислил в экстраверты, Милену аналогично. Ник – крайний интроверт, видно сразу. Оксана тоже производит впечатление интроверта... Нора – экстраверт. Родители – тоже. Вера – интроверт.

После заглянул в таблицу Ника, чтобы проверить выводы. По ней выходит, что экстраверсия/интроверсия обозначается третьей буквой в имени. И я всё верно определил, кроме родителей: они СЭИ – интроверты. Надо же, с детства их знаю, а ошибся! Наверное, изнутри сложнее оценивать, чем со стороны.

 

***Ф***

Сегодня возвращаясь домой, я решил по пути заглянуть к Феликсу. Но прямо на площадке столкнулся с каким-то бугаем широких размеров, который, увидев меня, тут же остановился:

– Эй, Фел, к тебе гости!

– А-а... – услышал я замогильный возглас Феликса, который снова открыл дверь. «Этот – типичный интроверт», – подумал я про него.

Незнакомец тем временем первый протянул мне руку. «На экстраверта похож...» – автоматически мелькнуло у меня.

– Кир. Прекрасный спортсмен, – бодрым голосом проговорил он.

– Фредли, – усмехнулся я. – Просто Фредли.

– Фредли? Ну, и имечко. А что у тебя с волосами? Ты бы хоть постригся! Такое ощущение, словно у тебя на голове дерьмо. Бомж, короче.

– А-а, – отмахнулся я. – Не до того.

– Нет, ты всё-таки подстригись, – настойчиво повторил он. Я вдруг вспомнил слова Феликса, что он из «хвойного» района, где мне надавали по роже.

– Я подумаю, – решив не спорить, ответил я.

– Он ещё и думает... Да никакая баба на тебя не посмотрит!

– Кир, оставь его! Заходи, Фредли.

– Э, Фел, а меня не приглашаешь? Я, может, с гостем хочу познакомиться поближе! – «Ну, точно экстраверт!»

– Я вообще тут мимо проходил, – проговорил я, обращаясь к Феликсу, – и заходить не собирался.

– Да ну, останься! – загородил лестницу Кир. – Тебе сколько лет?

– Двадцать один.

– А ещё далеко до свадьбы. Но ты всё-таки подстригись.

– Обязательно, – ответил я. И ушёл.

 

***Ф***

Только что вернулся домой и принюхиваюсь. Ощущение, будто здесь кто-то побывал. Хотя вахтёрша утверждает, что никого, но моё чутьё никогда меня не подводило. Нет, не «этическое» чутьё, по которому Валя утверждала, что будет дождь, а другое… Настоящее. Как у собаки. Сейчас ходил и принюхивался, пытаясь уловить оттенки чужих запахов. И как будто уловил…

Кто же у меня мог быть? И что ему нужно?.. Счастье, что тетрадь я ношу с собой. А больше у меня и искать нечего. В остальном я – примерный гражданин, добросовестный работник, интровертный холостяк, который до поры до времени живёт одинокой жизнью «тише воды ниже травы», в свободное время занимается резьбой по дереву или конструированием всяких бесполезных штук. Зачем я могу кому-то понадобиться?..

Бр-р-р, мерзкое ощущение…

 

***Ф***

Решил прочитать ещё часть дневника Али и вернуть его. Не стоит злоупотреблять добротой её верной подруги.

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ А ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Я очень часто завидую Миле. (Мила, ты не обижайся, если дойдёшь до этих строк, но это правда!) Я завидую ей без тени зла, просто она во многом лучше меня. Она так легко общается, сходится с людьми, ей это так просто удаётся!.. Когда мы с ней и парнями, я всё время ревную их к ней. Она может что-нибудь весёлое сказать, где-нибудь рассмеяться, где-нибудь пококетничать. У неё это так мило и естественно получается! А я только хлопаю глазами и боюсь заплакать от обиды, потому что я не могу так, как она!!! Я такая стеснительная, такая скованная, мне так трудно непринуждённо общаться, особенно с мальчиками… Я всё время чувствую, что веду себя ужасно, что на меня странно смотрят, осуждают… Я так коряво себя веду… Как бы мне хотелось быть похожей на Милу!!! Хотя бы немножечко!..

Я её однажды даже к Нему приревновала. Никто не мог уговорить его открыть кладовку, чтобы достать оттуда какие-то сладости, припасённые для праздников. Никого он не слушал и был непреклонен, а ключ всегда носил у себя на шее. А Мила уж не знаю как, но заболтала его, расшевелила и заставила самого открыть кладовку и принести ей оттуда сладости! А потом она поцеловала его в щёчку!!! Я просто с ума сходила от горя и обиды!..... Мила мне, конечно, потом объяснила, что она вовсе его не любит и старалась для нас всех – я ведь тоже люблю вкусненькое. Но всё равно, я попросила её ради моей любви не прикасаться к нему больше никогда!!! Она дала слово. Но если она нарушит своё обещание, то я не смогу уже доверять ей, как раньше, и называть её своей подругой... Я буду делать всё возможное, чтобы сохранить нашу любовь.

 

…

Жизнь – это долгий путь из прошлого в будущее. Когда он обрывается, начинается новый путь – от смерти к рождению…

 

…

Я стою на горе и плачу,

А вокруг улетают листья,

Словно грустный несчастный дождик

Эту осень размазал кистью.

 

Моё горе никто не знает.

Не понять его этим людям.

Их заботы так приземлённы –

Сколько дел у них завтра будет.

 

Ну, а мне, одинокой птице,

С горя ввысь воспарить возжелавшей,

Остаётся с вами проститься –

О, народ, в быт и грязь упавший!

 

…

О, день, прекрасный день!!!!!! Ты принёс мне великое знание! Боюсь сглазить, но, кажется, всё будет, как я пожелала! Несмотря на то, что происходит сейчас......

Я давно ждала этого дня. 16-е число, на небе – ни тучки, пятница, меня никто не тревожит. Я закрылась в комнате и достала свои гадальные карты. Дрожащими руками я разложила на трефового короля – и что же? Эти дерзкие карты сказали, что у него в голове червонная дама!!! А бубновой нет в принципе! Я бросила их на кровать и закрыла лицо руками. И кто же эта коварная злодейка?!?!?? Я тут же сделала расклад на свою соперницу и увидела, что у неё в голове другой. Это меня несколько успокоило, но всё же… Мы с ней ещё разберёмся!!!

Зато потом я разложила пасьянс на далёкое будущее и увидела в голове трефового короля бубновую даму!!!! Счастье моё просто не описать. Правда, я не поняла, почему в голове, ведь любовь исходит из сердца… Но всё-таки он будет мой! Да, он будет мой!!!!!

 

…

Я сегодня, когда гладила папину рубашку, случайно задумалась и сожгла ему кусочек рукава. Он накричал на меня и сказал, что я дура, и очень грубо выразился, что у меня руки не из того места растут. Я расплакалась… Вышла на улицу, а там Спир обозвал меня плаксой. Это переносить было уже выше моих сил. Я ещё сильнее заплакала и сказала ему, что если со мной что-нибудь случится, то виноват будет только он!!! И пошла в лес…

Гуляла там два часа... Только сейчас вернулась. Думала о том, стоит ли жить мне на этом свете, если здесь я никому не нужна… Может, лучше уйти в иной мир, в прекрасный рай с солнышком и цветами?! Всё бросить и перешагнуть эту страшную неизведанную черту???.....

Да, тогда они сами будут плакать и вспомнят, как они меня обижали, как ругали по мелочам, как смеялись надо мной… Вспомнят, что не уделяли мне много внимания, не давали мне своей любви и часто просто не замечали меня!!! Вспомнят, как были глухи и черствы к моим горестям и печалям!!! Но будет уже слишком поздно... Моё тихое бездыханное тело останется равнодушным к их слезам и просьбам о прощении… Уже никто и ничто не сможет вернуть меня к жизни… Я уйду – и это навсегда!!!!!......

 

***Ф***

Всё, всё, хватит с меня. Спасибо Але за информацию о типе, но я для себя решил, что с «охрами» мне лучше не общаться. Мне не понять их тонкую натуру, и лучше вообще туда не лезть. Наверное, я законченный циник, если не могу, как Милена, считать её записи «милыми». Для меня это – некое простудное заболевание, сопровождающееся обильными выделениями из носовой полости. Как-то не везёт мне с дневниками: не могу я их читать. Если Милена сегодня придёт, я с великим облегчением избавлюсь от этой тетради с котёнком.

 

***Ф***

Нет, я, похоже, и правда бесчувственный осёл, если уж на то пошло. Подумать только: поссориться с Миленой из-за какой-то тетрадки! Не надо было мне начинать эту тему. Я только хотел поделиться с ней мыслями о том, что Аля – этик интроверт, и мне, наверное, противопоказано общаться с такими типами. Однако Милена стала мне возражать. Она стала говорить, что я со своей системой совершенно отвык воспринимать людей и поэтому не могу проникнуть в трагедию этой девочки.

– Да ведь она так страдает, она даже из жизни хотела уйти! Неужели тебе не жаль её?

– Она любуется своим несчастьем, упивается им. Сама себе его создаёт. И никогда она себя не убьёт, у неё пороху не хватит, – возражал я.

– То есть ты считаешь, что всё, что она пишет – это бредни больной женщины?

– Я считаю, что она неплохой человек, но ей нечем в жизни заняться, поэтому она разводит всю эту муть в своём дневнике. Она, кстати, не такая простая, как тебе кажется. В ней есть хищные замашки. Вспомни эпизод про ревность!

– Фредли, как ты можешь так говорить! Ты не знаешь её, она и мухи не обидит! Боже, как ты далёк от истины!

– Ну, если я, по-твоему, прочитав дневник, не могу ничего путнего сказать о человеке, – слегка покоробило меня, – то, не понимаю, зачем ты вообще взялась со мной изучать систему, которая отвечает за отношения между людьми.

– Ты опять за свою систему! – воскликнула Милена с таким видом, будто изучение системы – это величайшее зло, которое только может существовать.

Я обиделся и замолчал. Вообще-то я взял этот дневник только для того, чтобы исследовать систему, а не обсуждать вздохи какой-то бабы. И тем более ругаться из-за этого. Но Милена почему-то её страдания ставила выше всего остального, и мне это казалось неправильным. И сейчас кажется, хотя мы и помирились…

Помирились мы просто: я подумал, что это глупая причина для ссоры. Может, я чего-то не понимаю, может, эта Аля – подруга Милены, и она её защищает. Поэтому я попросил прощения и сказал, чтобы она на меня не сердилась. Милена посмотрела на меня исподлобья и грустно вздохнула.

– А всё-таки ты остался при своём мнении, – ответила она после паузы.

– Представляешь, если бы у нас на всё было бы одинаковое мнение. Как было бы скучно, а? А так мы можем узнавать об одном и том же предмете с разных сторон, дополнять представление о нём. Вон, посмотри на то облако, – я указал на белую фигуру на синем небе. – На кого она похожа?

– На изогнутого крокодила, у которого замотан нос, – не задумываясь, ответила Милена.

– Почему? – поинтересовался я.

– Ты что, разве не видишь? Такой плоский, но дуга – это крокодил, вон там – его хвост. А спереди такое… как будто большим бинтом замотано… ну, словно он упал и у него гипс! Неужели не видишь?

– Я вижу резную ручку от двери, – ответил я.

Мы рассмеялись. Я поцеловал её руку и дал себе слово больше не принимать от Милены подарочки подобного рода.

 

***Ф***

Последний день работы – и ура и не ура. Неделя казалась такой длинной, но почему-то ощущение, что её стало не хватать. Милену сегодня не видел и целый день провёл с Норой, которая всё время мне жаловалась на свою собачью судьбу. У неё, похоже, началась течка, и ей срочно нужен кобель. Но Они не желают, чтобы у Норы были щенки, поэтому ей, бедной, приходится переживать своё горе одной. Я утешал её, как мог, развлекал, играл с ней. Но долго занять её не вышло: она, побегав немного, теряла к играм всякий интерес, ложилась, уткнувшись носом в лапы, и так грустно-грустно смотрела. Тогда я взял гитару, которую уже давненько не держал в руках, и запел ей печальную песенку про любовь. И – вот сила музыки – она запела вместе со мной, точнее, заскулила, а потом завыла, и там мы сидели с ней вдвоём, человек и собака, и под гитару выли каждый о своём, но так тоскливо и душещипательно, что нас попросили прекратить. Это сделал Алек, Миленин братец, «красный» по типу, которого я лишь пару раз видел до этого. Он полушутливым-полусерьёзным тоном сказал, что если мы не перестанем, то он повесится. Тогда я просто обнял мою собаку и долго рассказывал ей о сложностях жизни, чтобы хоть как-то успокоить. А потом подумал: вот он, наглядный пример Их обращения со всем, что Их окружает. Ведь с людьми то же самое: их держат в определённых рамках, не давая свободы, а когда хочется выть, просят заткнуться. Так что, Нора, не переживай, схожая у нас всех с тобой судьба.

 

***Ф***

Пришла долгожданная ярмарка, и там в самом главном парке я встретил Гелли.

– Фредли! – обрадовалась она. – Я как раз тебя ищу.

У неё был немного бледный и осунувшийся вид, словно она провела бессонные ночи. Я горячо поздоровался с ней.

– Ты неважно выглядишь, – проговорил я. Но тут же спохватился, что девушкам говорить такие вещи запрещено. Однако она не отреагировала, как обычная девушка, а отмахнулась:

– Дел много... Не высыпаюсь.

– В общем Гелли, – сразу приступил я к делу, – я не могу читать твой дневник.

Она едва заметно улыбнулась:

– Могу поспорить, ты начал с конца.

– Да, и...

– Я предполагала это. Но на самом деле тебе сложно абстрагироваться от автора. Это только вначале. Ты просто представь, что читаешь дешёвый любовный роман. А обо мне не думай – у меня больше нет ничего общего с этим дневником.

«Говорит прямо как о человеке», – подумал я.

– Ладно, – сказала вдруг она. – Мне хотелось рассказать тебе то, что я знаю.

– Да, это необходимо.

– С логиками-этиками ты разобрался?

– Почти, – ответил я. – Первых, по крайней мере, я определять, кажется, научился. Ты, например, этик.

Она улыбнулась.

– Да, я этик.

– А вот со второй категорией не совсем. Кроме того, что экстраверты общительны, а интроверты более замкнуты, я ничего не обнаружил.

– Это не совсем так, – поправила Гелли. – Экстраверты – как правило, общительны. Но особенность их том, что они для них в первую очередь важны события, которые происходят во внешнем мире. Например, кого-то встретили. Где-то услышали про кражу денег. Что-то случилось с их другом. И так далее. А для интровертов важнее то, что происходи у них внутри. Пусть там вокруг хоть мир рушится, но вот пришла ему на ум какая-то мысль или ощущение – они могут с этим целыми днями носиться, для них это – событие. А общительность-замкнутость – это следствие, которое иногда может не соответствовать стереотипам.

– Понял. Я ещё понаблюдаю. Хотя некоторые люди, кажется, 50 на 50 те и эти.

– Вообще человек – цельное существо, и в нём есть и то, и другое. Но одно обязательно преобладает. Просто бывают дикие экстраверты – это крайность. Другая крайность – чересчур замкнутые интроверты. А есть более сглаженные что ли.

Мы свернули с главной дороги в парк. Лучше беседовать на такие темы без лишних свидетелей.

– Кстати, хочешь покажу тебе твоего дуала? – спросила вдруг Гелли.

– Покажи.

– Вон, видишь, девушка с косой с молодым человеком идёт? Это Лана, моя старая знакомая.

Я посмотрел, куда показывала Гелли, и увидел милую пару, прогуливающуюся по парку. Она была одета в салатовый костюмчик, который очень ей шёл, но совсем не гармонировал с окружающим миром. Её молодой человек был серьёзным и замкнутым, что-то вроде дикого интроверта, он почти не улыбался, но поглощён был только ею. Она же смеялась, шевелила его, иногда целовала и делала это так нежно и естественно, что я вспомнил Милену и умилился.

– Да, дуалы – это тема, – только смог высказать я.

Гелли на это ничего не ответила и продолжала:

– Дикие экстраверты – это экстраверты этики. У меня есть знакомая, Гертруда. Она этик и экстраверт, ты бы видел её дневник! Одни восклицательные знаки. Да и в общении также.

– А мой один друг – логик и экстраверт, но он, я тебя уверяю, совершенно дикий!

– А он кто?

– «Фиолетовый», – я говорил про Влада.

– А, ну тогда понятно! – засмеялась Гелли. – Может, познакомишь меня с ним? Мне всегда был интересен этот тип!

– Без проблем. Постой: а самые замкнутые – это логики интроверты, так получается?

– Так. Как ты, например.

– Я? Я бы не сказал…

– Да ладно, со стороны виднее! – улыбнулась Гелли.

– Вовсе не обязательно, – возразил я. – Эта теория ещё сыра.

– Да нет же, могу объяснить. Ну, экстраверт общительнее интроверта – это, надеюсь, понятно.

Я кивнул.

– А если взять логика и этика, то здесь тоже всё просто. Логик силён в материальном мире, среди схем и неживых предметов, но в людях он, как правило, полный ноль.

– Ну, это ты загнула.

– Хорошо, – улыбнулась Гелли. – Ноль по сравнению с этиком. Этик чувствует людей, их настроение, знает, где сказанное слово означает да, а где оно прикрывает истинную суть, и знает, какая эта суть. Этик, особенно этик экстраверт, чувствует себя среди людей как рыба в воде, в то время как логик интроверт то же самое ощущает в мире вещей и схем.

– Что-то я не заметил, чтобы ты была в компании, как рыба в воде, – иронично заметил я.

– Я принадлежу к средней категории: хоть я и этик, но не экстраверт. Поэтому мне немного сложнее общаться с людьми, но чувствовать их от этого я хуже не начинаю.

– Всё равно не согласен: ведь логик, судя по всему, не может чувствовать оттенки настроения, поэтому если его не хотят видеть, то он может и не заметить и тем самым общаться со всеми подряд, а этик же, ощущая негативное отношение, ничего не сможет.

– В твоих словах есть правда. Это уже, скорее, зависит от самооценки логика. Если он не уверен в себе, то он везде будет видеть враждебное к себе отношение и ещё больше замыкаться. А уверенный наоборот может покорить людей тем, что он такой… такой чурбан! – выдала Гелли, и мы засмеялись.

Да, с Гелли довольно просто общаться, особенно когда есть о чём. Крис говорит, что я вечно ему противоречу, и его это порой бесит, а Гелли так терпеливо мне всё объясняет.

Не знаю, чем бы закончился наш спор, но она вдруг замолчала и посмотрела вперёд. Я проследил за её взглядом и увидел Криса с Верой, направляющихся к нам. Взгляд Гелли слегка затуманился, улыбка медленно поникла, но тут же она усилием воли взяла себя в руки и приготовила нужное выражение лица для встречи друзей. По крайней мере, мне так показалось.

– О, здорово, какие люди! Вы, однако, уже сдружились.

Крис был явно удивлён, застав нас вместе, и, похоже, слегка раздосадован. Но это мог я заметить, лишь только потому что давно его знаю. На самом же деле ни один мускул не изменился на его лице.

– Мы с Фредли беседовали о смысле жизни, – спокойно произнесла Гелли.

– И до чего добеседовались?

– Что жизнь прекрасна.

Я с некоторым удивлением посмотрел на Гелли. Её умение держать себя в руках и спокойно говорить то, что она не думает, меня слегка сбило с толку. Я думал, что соври она мне, я бы ни за что не догадался. Только зачем ей это надо.

– Кстати, Фред, Оксана от тебя в восторге! Она вчера отчитала меня за то, что я раньше вас не познакомил. Сказала, что ты чертовски обаятелен.

– Могу поспорить, что информация была пропущена через твою личную лупу, – промямлил я.

– Да ладно, не скромничай. Оксана – это моя сестра, – обратился он к девушкам. – Пару дней назад мы ходили к ней по просьбе Фредли. Я только передаю её слова.

Мне захотелось сменить тему, и я спросил:

– Куда вы сейчас направляетесь?

– Так, гуляем, – ответила, взглянув на меня, Вера. Она выглядела совершенно спокойной, как и в прошлый раз, словно ничего в её жизни не изменилось. Только в глазах едва заметна была затаённая радость.

– А ты, Гелли, не хочешь ли с нами пройтись? – предложил Крис, лучезарно улыбаясь.

– О, нет, спасибо. Мне надо ещё кое-что обсудить с Фредли.

– Что, опять о смысле жизни?

– Да почему же? Можно о жизни без смысла.

Не знаю, зачем она это сказала и что имела ввиду, но только последнюю фразу Гелли произнесла с какой-то двусмысленной интонацией, что воцарилось недолгое молчание. Его прервала Вера:

– Ну, что ж, – не спеша проговорила она, – не будем мешать друзьям. Если что – мы там же, где были в прошлый раз. Идём, Крис!

Крис, продолжая всё также улыбаться, слегка замешкался, но затем попрощался с нами и пошёл за Верой. Как только он отвернулся, настроение Гелли совершенно изменилось. Вся её напускная сдержанность пропала. Она наклонилась к ботинку и сделала вид, что завязывает шнурки. На самом деле, как мне показалось, она хотела скрыть подступающие слёзы.

А Криса самое время придушить за его такое поведение. Я ещё отлично помню его желание жить с обеими... И вот к чему оно привело. Теперь же он, султан хренов, досадует, что у него похитили вторую жену.

– Мне надо идти… – с трудом выговорила Гелли, стараясь придать естественность вздрагивающему голосу. – Дел ещё много…

Вот те на! Мы только разговорились…

– Постой, Гелли. Ты торопишься? Может, пройдёмся? Может, каких-нибудь людей встретим, знакомых, понаблюдаем. Полезное дело сделаем. А то скучно домой-то идти!

Гелли сидела молча, склонившись над своим ботинком. Наконец, вытерев остатки слёз, она поднялась и тихо сказала:

– Да, идём. – И мы пошли.

Не знаю, с чего я взял, что мы кого-нибудь встретим, но я не ошибся: мы встретили Ника с Алеком.

Ник хотел пройти мимо, сделав вид, что не замечает нас, но Алек, напротив, очень мне обрадовался, хотя до вчерашнего мы ни разу не общались.

– О, Фредли, здорово! – он протянул мне руку. – Алек! – отрекомендовался он Гелли и с серьёзной улыбкой кивнул.

– Гелли, – скромно ответила она.

Ник что-то пробурчал себе под нос.

– Это хорошо, что ты с девушкой, – подмигнул мне Алек.

Гелли слегка покраснела.

– Почему? – не понял я.

– Потому что никто не будет беспокоиться, что ты и Ми...

– А откуда они узнают?

– Они всё знают.

Он весело хихикнул, а я задумался.

– Смотри, Ник: чудище в бигудях! – Алек вдруг указал на проходящую мимо экстравагантную даму, которая действительно несколько выделялась своим внешним видом. – Разве так можно на люди показываться?! И куда её муж смотрит?

– Из «бирюзового», наверное… – вполголоса произнесла Гелли.

– Муж, судя по всему, решил дать дёру со скоростью света, – с комичной серьёзностью ответил Ник.

– Ну, конечно! – радостно поддержал Алек. – И как я сразу не догадался?! Я его вполне понимаю: проснуться утром в кровати и увидеть ЭТО…

– А она, похоже, бросилась за ним, что даже в зеркало не успела глянуть.

– Ну, прямо-таки за ним… Другого, поди, соблазняет!

Оба крепились до последнего, но в конце концов закатились смехом: Ник каким-то тихим и вздрагивающим, а Алек – громким раскатистым хохотом, что называется, от души. Мы с Гелли тоже похихикали. Этот Алек действительно дикий экстраверт и этик. Всё, как я и предполагал.

Успокоившись, дикий этик обратился вдруг ко мне:

– Передать ли что-нибудь Милене? – и снова подмигнул.

Я только пожал плечами:

– Единственное, что я могу кому-либо передать – это тарелку супа, который я варю на работе.

Алек снова захохотал. Не знаю почему, но на этот раз его безудержная весёлость меня тихо раздражала. Странно, я не чувствовал в нём фальши или двуличия. Он смеялся, потому что ему действительно было смешно. Но я не мог испытывать к нему доверие и хотел уйти. А Ник... С кем он?

Словно прочитав мои мысли, Ник, почесав переносицу и заикаясь, обратился к Алеку:

– Вот ты… один смеёшься, а людям вовсе не смешно. А если не смешно… то они могут подумать что-нибудь такое о тебе, что тебе тоже станет совсем не смешно. Он всегда такой, вы не берите в голову, – он повернулся к Гелли. Почему к ней?

– А я люблю, когда смеются, – улыбнулась она.

Устав от непонятного разговора-неразговора, я заявил, что нам пора. Попрощавшись, мы с Гелли повернули в другую сторону.

– Ну, как тебе этот тип? Который Алек, – спросил я у Гелли.

– Он весёлый. Но немного переигрывал.

– А по-моему, ему действительно смешно.

– Да, смешно. Но буквально на миллиметр смеялся он больше, чем ему хотелось.

– Как ты это подмечаешь? – удивился я.

– Работа такая, – ответила она.

– Значит, ему нельзя доверять?

– Почему же. Часто люди ведут себя не так, как они есть на самом деле. Это не значит, что всем им нельзя доверять.

– А его спутнику?

– Мне сложно сказать так сразу. Я ведь только первый раз их увидела. Ты сам-то им доверяешь?

– Да как тебе сказать… – я пожал плечами. – Я с детства воспитывался по принципу: хочешь сказать – скажи прямо, без утайки. Хочешь по морде врезать – пожалуйста. Больно, зато честно. А вести скрытые игры, плести интриги, распутывать отношения – всё это не по мне.

Гелли улыбнулась.

– Ты прав, конечно… Но очень часто прямо сказать – язык не поворачивается. Да и страшно это… Надо столько наглости иметь. – Гелли вздохнула. – Знаешь, что мне показалось? Алек себя вёл так, словно пытался спровоцировать тебя на какую-то реакцию. Он хотел, чтобы ты как-то проговорился, выдал себя. А его друг боялся, что из-за этого Алек произведёт на тебя плохое впечатление.

– А почему Ник к тебе обратился, а не ко мне?

– Ты видишь, какой он зашуганный? Интроверт, к тому же дикий, – опять улыбнулась Гелли.

– Возможно, – ответил я. И вдруг сказал: – А знаешь, давай на время забудем о всяких загадках, людях и поговорим о чём-нибудь совершенно другом!

– О смысле жизни?

Мы рассмеялись.

Уже после я подумал, что она ужасно нелюбопытна. Не спросила меня, кто такая Милена, кто такой Алек. В принципе мне импонирует такое нелюбопытство.

 

***Ф***

Ещё накануне Милена сказала, что нашла очень важный документ, который лежит в главном Их кабинете. Она сказала, что видела его мельком, что это таблица, там написаны типы и ещё какие-то значки. Я, конечно же, заинтересовался. Документ необходимо изъять. Но как это сделать?

– Нет ничего проще, – говорила она во время нашей ставшей традиционной прогулки. – Во-первых, это можно попытаться мне самой. Ночью в кабинете, как правило, пусто. Нужно лишь достать ключ и забраться туда – вот и всё.

– Ещё варианты? – спросил я.

– Конечно. Можно доверить это дело Алеку.

Я поморщился. Что бы ни утверждала Милена, полностью доверия к этому типу я не испытывал.

– Или вот Аля, я за неё ручаюсь.

Я отрицательно покачал головой:

– Никаких посторонних лиц, мы же договаривались. Если возникнут неприятности, то лучше отвечать своей головой, а не чужой.

– Ну, тогда остаётся мне самой. Я достану ключ...

– А если не достанешь?

– Залезу через окно. Ты сомневаешься?

Милена говорила так, будто это пустячное дело, к которому нет преград. Я же смотрел на вещи куда серьёзнее. После долгих размышлений, выяснений обстоятельств дела я сделал вывод:

– Я полезу туда один.

Милена бурно запротестовала.

– Ты не знаешь ни помещения, ни коридоров, и в случае чего будешь беспомощен, как паук перед воробьём. Нет уж, я буду тебе гидом в любом случае. Либо ты не лезешь.

Я задумался над её словами. В итоге мы решили, что сделаем вылазку вдвоём. Правда, сложным остаётся вопрос ночёвки. Ведь всё надо делать ночью, а я ухожу после семи вечера.

На это Милена тоже предложила свой вариант – поместить меня в своей комнате, куда я попаду, когда Они будут в пять часов на собрании. Единственное, что меня может увидеть кто-нибудь из женщин или Их сыновей. Но она говорит, если идти спокойно и с деловым видом, то никто и должного внимания не обратит. Мало ли по каким причинам я могу попасть в замок. А больше, по её словам, проблем быть не должно.

Однако меня этот способ не устроил. К такому ответственному делу надо подходить с наибольшей тщательностью и осторожностью, продумать всё до мелочей. Обидно было бы попасться на каком-нибудь пустяке. И мне совсем не нравится, как Милена думает и говорит об этом – легкомысленно и абсолютно не практично. Я же не хочу, чтобы эта вылазка стала последним событием в моей жизни.

Ладно, поразмышляю об этом утром, а пока – в постель.

 

***Ф***

Сегодня был нелёгкий день, я приполз с работы уставший, готовил себе ужин, как ко мне вдруг пришёл Феликс.

– Слушай, у тебя есть что-нибудь пожрать? – зевая, спросил он. – Меня уже блевать тянет от этих макарон!

– Долго же ты терпел! – съехидничал я. – Ладно, проходи, у меня сегодня овощное рагу. А к чаю – булочки с разрезиками.

– С чем? – равнодушно переспросил он.

– С разрезиками. Сам увидишь.

Феликс прошёл на кухню и уселся на стул. Я же продолжал резать капусту: надо побольше сготовить, гость всё-таки.

– Может, помочь чем-нибудь? – нехотя спросил он.

Меня так и подмывало заставить его резать ещё картошки или чего-нибудь из овощей. Не забуду, как он припряг меня готовить за него ужин! Но я подумал: ну его, ещё порежет большими ломтями, потом есть будет невозможно. Сам справлюсь.

– Да ладно, сиди уж.

– А может, у тебя есть что-нибудь выпить? – вдруг спросил он, но совершенно обычным тоном, даже скучающим немного.

– Для гостей всегда найдётся, – ответил я и полез в холодильник.

У меня там осталось на дне в бутылке водки из бара моей любимой барменши, и я вылил её ему в стакан. Феликс не спеша взял пойло и невозмутимо опрокинул его себе в рот, даже не поморщившись. Я подал ему было кусок хлеба – занюхать, но он жестом показал, что не нужно.

– Водка, – констатировал он через небольшую паузу.

– Ага. По блату досталась. Ну, рассказывай, как живётся тебе.

Не знаю, с чего бы это – алкоголь что ли подействовал – да только вдруг Феликс посмотрел на меня обречённо и выдал:

– Бабу охота.

Я чуть не поперхнулся капустным листом.

– Так... так в чём проблема?

– Нет бабы, – проконстатировал он факт.

Меня вдруг разобрал такой смех, что пришлось выронить нож и нагнуться за ним под стол, чтобы Феликс ничего не заподозрил. Мало ли, у человека, может, травма души, а мне смешно! Блин, бабу ему захотелось!

С трудом сдержавшись, я решил что-нибудь сказать ему.

– Нет, я всё понимаю: наш четвертак не обладает достаточным ассортиментом женщин, но всё же, может, стоит попробовать?

– Что попробовать?

– Ну, бабу завести.

Он посмотрел на меня, как на недотёпу.

– Ты говоришь, словно о домашнем животном. А баба – это дело другое.

– Ну, давай, рассказывай, что тебе за баба нужна.

Феликс опрокинул оставшиеся капли в рот и, облокотившись на спинку стула и вытянув босые ноги, проговорил:

– Я хочу, чтобы она была обаятельная, сексуальная, уверенная в себе. Не обязательно умная, даже, можно сказать, лучше, если тупая, с такой заморачиваться не надо. Главное – чтобы красивая была, чтобы я мог смотреть на неё и не противно было. И чтобы она сама всё делала: познакомилась со мной, назначала свидания, потом вышла бы за меня замуж, готовила мне еду, покупала шмотки, насиловала бы меня по ночам. А я бы лежал на диване и думал о жизни.

– Ну, и запросы у тебя, товарищ! – развёл руками я. – Не хочу тебя огорчать, но среди наших такую ты точно не найдёшь. – «Если такие вообще существуют», – добавил я про себя.

– Вот и я о том же, – проговорил он, таская зелёный горошек из банки.

Я полез на балкон за противнем со слепленными булочками, оставив Феликса на кухне. «Вот это действительно крайний случай, – раздумывал я. – Чересчур интроверт и, наверное, дикий интроверт, то есть логик. Надо понаблюдать».

Вернувшись с противнем, я засунул его в духовку и задал вопрос:

– А вдруг с бабой будет только хуже? Ты же привык жить один. А тут придёт какая-нибудь и начнёт свои порядки вводить.

– Ну, и пусть, – равнодушно отозвался Феликс. – Бабы – они все такие: вздорные, слегка туповатые, но в общем полезные существа. Они созданы, чтобы не мешать мужчине заниматься тем, что он хочет. Ну, и давать мужчине то, что он хочет.

– А с чего ты взял, что бабы вздорные и туповатые? – поинтересовался я. Насколько мне известно, наши женщины ни тем, ни другим не отличаются.

– Я был пару раз на ярмарке и видел, как они то визжат, то ревут, то обижаются. И Кир мне про них много рассказывал. Думать многие вообще не умеют – у них всё зависит от настроения.

– И наши тоже? – перебил я.

– И наши. Только в меньшей степени.

«Всё понятно, – решил я про себя. – Если он с таким презрением говорит о женской этичности, то сам он, наверное, логик». Я только хотел задать ему новый вопрос, но в дверь позвонили.

– Кто там?

– Эй, открывай, волосатый! – услышал я.

– Это, наверное, Кир пришёл, – повернул голову Феликс. – Он не нашёл меня и решил подняться к тебе.

«Ну, вот ещё, – с досадой подумал я, открывая дверь. – Поесть нормально не дадут».

В тот же миг в комнату ворвался Феликсов дружок прекрасный спортсмен. Не успел я опомниться, как он уже со всей силы тряс мне руку.

– Очень рад, очень рад! – трубным голосом говорил он. – Я не ожидал, что попаду как раз к ужину.

– Ужин ещё не готов, – поморщившись, проговорил я.

– О, не беда, сейчас всё будет.

Он стянул с себя одежду, бросил её на тумбочку, наскоро поздоровался с Феликсом и по-хозяйски прошёл на кухню. Своим присутствием он сразу же занял полквартиры.

– Ну, что тут у вас? Овощи? А мясо есть? Нет? Очень жаль! Ну, ладно, сейчас я что-нибудь порежу. Эй, Педро, так ведь тебя зовут? Давай, неси мне ещё картошки, морковки и каких-нибудь приправ. Этого на всех будет мало.

Его хозяйский тон в моей квартире меня тихо раздражал.

– Во-первых, меня зовут Фредли.

– А, ну да, это имечко! Помню, помню.

– А во-вторых, того, что я готовлю, вполне хватит на всех.

– Ты чего, с дуба рухнул? Этого – на троих здоровенных мужиков?! Ну, я не знаю, а у меня-то сегодня аппетит отменный! – похлопал он себя по животу и захохотал.

Сдержавшись, я пошёл за картошкой. «Ладно уж, пусть чистит, коль ему хочется. Но резать и тушить я буду сам».

– А мне бабы здесь нравятся! – услышал я, когда вернулся. И чего это у них сегодня, женский день? – Они прикольные чувихи, не то что наши! Ну, давай, колись Фред: есть ли у тебя баба?

Его грубая постановка вопроса и вмешательство в мою жизнь меня несколько покоробили. Но я вторично сдержался – гость как-никак.

– Ну, что вы всё о бабах да о бабах, – нехотя ответил я.

– Ага! – обрадовался Кир, с шумом бросая почищенную картошку в воду. – Не говоришь! Значит точно: есть! Ты что скажешь, Фел?

– Мне абсолютно фиолетово, есть у Фредли баба или нет, – ответил Феликс.

Кир, как мне показалось, с некоторым уважением взглянул на Феликса, но всё же ответил:

– И ты туда же! Не-е, от меня так просто не отвяжитесь. Есть!!! – вытолкнул он это слово в меня, словно из ружья. – По глазам вижу, что есть! Ну, давай, колись: кто она? А?

Я не знал, куда от него деваться. Наверное, Феликс его за это и любит, и, скорее всего, почти такая баба, как Кир, ему нужна... А я не привык, чтобы в моём доме мной же и руководили, чтобы чересчур шумели, чтобы вздохнуть спокойно не давали. Честное слово, не привык!

– Да ладно тебе, Фредли, все свои! Чего стесняться-то? – он, фамильярно подмигивая, пихнул меня в плечо.

– Ну, как этого чего… Всегда можно найти, чего стесняться. Ты вон у нас парень бойкий – вот и сам расскажи лучше. Видишь, Феликс сидит скучает.

Феликс зыркнул на меня глазами. Наверное, он тоже не жаждал попасть под обстрел. Но Кир, к счастью, внял моей просьбе и стал говорить о себе.

– У меня с бабами нет проблем. Подошёл, пара комплиментов – и она твоя. Главное, не зевай и хватай, пока свежая. – «Похоже, у них в районе таких уже не осталось!» – не мог я про себя не усмехнуться. – Но свои уже надоели, а вот съездить на ярмарку, ухватить какого-нибудь юного ангелочка – вот это да, кайф!

Наверное, он логик. В рассуждениях пока логики не видно, но если бы он был этиком, он бы почувствовал, что всех тут уже достал. Меня, по крайней мере, точно. Намекнуть ему что ли как-нибудь? Хотя нет, пока он не поест, отсюда не выйдет.

– Кир, помешивай, пожалуйста, овощи, мне надо в туалет, – сказал я и удалился.

Да уж, как хорошо посидеть в тишине! Тяжёлый был день. Сегодня на работе я без конца находился не один, всё время ощущал чьё-то присутствие. Почему-то именно сегодня кто-то от Них захотел вдруг у меня поесть, кто-то просто чересчур часто проходил мимо, а одного я даже встретил в лесу, где я гуляю с Норой! Этого вообще ни разу не случалось за годы моей службы. Хорошо хоть Милена сегодня не приходила, а то чего доброго застали бы нас в интимной беседе. Я шёл домой с единственной мыслью: вкусно поесть, расслабиться, поваляться на диване, поразмышлять о типах. А что получил? Двух гостей, один из которых – хрен знает что!

– Фредли! Вылезай!!! – долбёж в дверь туалета. – Ты чего так долго? Овощи уже готовы!!!

О, господи!..

Ужин прошёл под шумную болтовню Кира. Аппетит у меня был не очень, но я решил не уступать этому проглоту добросовестно приготовленное блюдо. Я большей частью молчал, вспоминал других логиков экстравертов – Влада, Криса – и думал: почему они все такие разные? Гелли говорила, что есть ещё одна классификация. Я даже записал её: сенсорики и интуиты. Но я тогда, на ярмарке, не спросил у неё, что это означает. Думаю, она бы мне сейчас пригодилась. Надо полистать дневник Гелли, может, она что-нибудь пишет об этом. Нет, Влад тоже очень дикий, но он по-другому дикий! Без давления. Без заполнения собой пространства. Без этого раскатистого смеха, от которого кусок в горло не лезет.

Мои булочки с разрезиками они съели все до одной. А я хотел ещё перед сном чай попить... Да ладно, чего не сделаешь для дорогих гостей!

Но всё кончается на свете, и наконец пришло время их выпроваживать. Конечно, это некрасиво, но если бы я этого не сделал, они остались бы у меня ночевать.

– Слушай, Кир, а во сколько ты утром идёшь на работу? – делая невинное выражение лица, спросил его.

– Я – спортсмен, – заявил он гордо. – Свободный художник. Но завтра у нас тренировка в 11.

– Вот везёт. Выспишься! А мне каждое утро к восьми вставать.

– Да ладно ты, в выходные поспишь! – как ни в чём не бывало ответил Кир, подливая ещё себе чаю.

«Чурбан!» – мысленно выругался я. К счастью, вмешался Феликс. То ли он заметил что-то, то ли ему самому пора, но это он первый заговорил об уходе. Я взглядом пытался ему показать, что он на верном пути.

Он поднялся и сказал:

– Кир, пойдём отсюда подобру-поздорову… Мы тут уже всё съели.

Действительно, хороший аргумент.

– Уже? – подскочил Кир. – А сколько время? Десять? Ну, да, пора уже. Мы же тебе не помешали, Фредли?

«Опомнился!» – у меня просто не было слов.

– Ну, я так и думал! Мы всегда вовремя!

– Приходите ещё! – ответил я, прощаясь.

Наверное, зря, но я был так рад, что они уходят, так вдруг почувствовал вину, что я был невежлив со своими гостями, поэтому хотелось на прощание сказать что-нибудь приятное. Когда они ушли, я вернулся на кухню, увидел эту гору немытой посуды и, допив с горя залпом свой чай, принялся терпеливо её перемывать. Так прошёл мой вечер понедельника, первого рабочего дня.

 

***Ф***

На завтра объявили День встреч. Не знаю, с чего это его сделали на неделю раньше. Но я рад: лишний выходной никогда не лишний!

 

***Ф***

Сегодня прошёл месяц с тех пор, как я взялся за свой исследовательский дневник. Пора подводить некоторые итоги. Пришлось вернуться назад и вспомнить вопросы и цели, которые я перед собой ставил. Пишу первый:

«Действительно ли так важно нам жить среди своих, или нам просто пудрят мозги?» Думаю, ответ здесь будет не нов. Его я нашёл на начальном этапе своей работы.

* Нет, нам не нужно жить только среди своих, это делает нашу жизнь скучной и бессмысленной, а нас слабее, не давая нам развиваться. Нам необходимо жить, самое лучшее, со своими дуалами, но те находятся в противоположной от нас стороне. Так что на этот счёт Они нам смело пудрят мозги.

Следующий вопрос: «Что за система, с помощью которой Они управляют?»

* Полный ответ дать не могу, но знаю, что система эта построена на важнейших функциях человеческого сознания и, наверное, подсознания, которые в немалой степени влияют на отношения людей между собой. Система даёт человеку знание о себе и людях, а также возможность выбора: с кем общаться, а кем нет. Большей информацией пока я, к сожалению, не обладаю.

И третий вопрос: «Как, раскрыв секрет системы, я могу помочь человечеству?»

* Думаю, я должен способствовать тому, что система стала гласной. Чтобы каждый знал свой тип и тип другого и имел свободу выбора. Тогда человечество избавится от многих проблем в межличностных отношениях и станет намного счастливее. Правда, как это осуществить практически, я пока не знаю.

Итак, кое-какие результаты налицо. Продвижения есть, и я доволен.

Но вопросы были ещё по ходу дела. Например: «По какому признаку четыре краба (типа) объединены в один лосось (квадру)?» Надо сказать, что этого я пока не могу сказать. Знаю только, что в квадре две дуальные пары, а дуалы очень разные: они хоть и дополняют друг друга, но всё же сильно отличаются. А что общего – вопрос открытый.

Теперь перечислю, что я сделал для раскрытия системы за время ведения своего дневника:

1. Проанализировал номера паспортов, определил значение каждой цифры, нашёл те, которые отвечают за характеристику типа в системе.

2. Познакомился с Миленой, получил хороший доступ к информации о системе, ну и приятного собеседника.

3. Узнал, кто такие дуалы, на себе ощутил, как работает дуализация, и понял, что это очень благоприятные отношения.

4. Побывал во всех районах нашего четвертака, описал факты моего в них пребывания, людей, их характер. Определил то, что нас объединяет – первые две буквы: Л (логика) и С (вероятно, сенсорика).

5. Познакомился с Гелли, получил ещё один мощный источник информации и ещё одного приятного собеседника.

6. Узнал и на практике понаблюдал, кто такие логики и этики, экстраверты и интроверты.

7. Получил важный документ от Ника – аббревиатуры всех типов по квадрам.

8. Собираюсь проникнуть в один из жилых корпусов Резиденции с целью изъять некий ценный документ.

Ну, мелкие дела перечислять не буду, итак достаточно. В общем, могу себя поздравить: за этот месяц сделано довольно много, потрудился я неплохо, хотя если бы не пинал балду в середине месяца, сделал бы ещё больше. Теперь надо будет продолжать свою исследовательскую работу с новыми силами и довести всё же дело до конца, если меня не поймают во время нашей с Миленой ночной вылазки. Это дело мы, кстати, назначили на завтра: день встреч, везде бардак, пробраться легче всего. Так что ещё неизвестно, как повернётся моя жизнь после завтрашней ночи. В любом случае, если со мной что случится, у меня уже есть коллеги-подвижники, которые, будем надеяться, изымут мою тетрадь, воспользуются накопленными мной знаниями и продолжат начатый мной путь. Итак, до завтра!

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Г ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Ох, уж эта Вера… Опять у нас какое-то недопонимание. И кто виноват? Я. И она, конечно.

У неё характер странный. Она – тихий омут. А что в нём водится – неизвестно. Мы схожи тем, что мы обе этики интроверты, мы очень наблюдательны в плане людей и многое видим, что другие не замечают. Но что касается друг друга – здесь всё очень сложно и запутанно.

Например, я не понимаю её отношения к деньгам. Помню, бабушка мне как-то сказала такую шутку: «Бирюзовый зарабатывает, а бордовый – копит». Вот тебе и дуальчики. Действительно, Вера – большая копилка всего, но особенно денег. Она неохотно даёт взаймы, не покупает ничего лишнего. Деньги у неё есть всегда – всё какие-то припасы с прошлого. Если она получит большую сумму, то пойдёт искать банк, куда бы её положить под большие проценты. Если она идёт за продуктами, то выберет самый дешёвый рынок, чтобы побольше сэкономить и отложить в банк. Если она делает подарок на день рождения – то это должно уложиться в определённую сумму, иначе она откажется от покупки, даже если та очень понравится ей и впоследствии имениннику.

Я не знаю, к чему такое накопительство, зачем ей столько денег? И почему она с недоверием относится ко всему, что их касается? Я, конечно, не сорю бумажками направо-налево, но её отношение меня угнетает. Буквально вчера она вывела меня из себя тем, что начала торговаться (!), когда я предложила ей сделать хороший подарок на серебряную свадьбу мамы и папы! Я сказала: давай сколько дашь, а остальное решила вложить сама. Просто обидно и как-то неприятно.

Но что я о плохом – у неё есть и хорошие качества. Мы не так давно разъехались по своим районам, но я в первое время очень нуждалась в её сенсорике. Она всегда держала в доме порядок, всё расставляла по местам, каждую неделю делала генеральную уборку. Причём самое главное – она не сильно-то привлекала меня. Она знала, что моё желание прибраться зависит от настроения, поэтому и не лезла. Ей как будто нравился сам процесс уборки. На ней вся наша квартира держалась. Она всегда так идеально отглаживала папе рубашки! Без единой морщинки. И сама очень здорово одевалась, шила себе наряды и мне помогала. Мне всегда казалось, что Вера – идеальная домохозяйка, хранительница очага, хорошая мать. И что счастлив будет тот, кому она достанется…

Но сейчас я сомневаюсь в этом. Потому что не всем надо именно такую половинку. Её дуалам – да. А с моим дуалом она может погрязнуть в быте, хозяйственных проблемах, подсчётах заработанных денег и т. п., и не будет в их паре никакого развития – сплошное болото.

 

…

Легла спать – и приснился мне сон…

Будто сидела я с бабушкой: не той, которая «оранжевая», а со второй, которую я очень плохо помню. Но во сне я её чётко видела. В общем, сидели мы, разговаривали. Я её спросила, что ей подарить на день рождения. Она говорит:

– Кровать у меня что-то старая, спать жёстко. Подари что-нибудь для кровати – подушки какие-нибудь.

И смотрит на меня с таким видом, что я пойду сейчас прямо и ей это куплю. Я подумала: «Ну, вот, денег у меня нет, как я ей покупать-то буду?» Но почему-то встала и пошла посмотреть то, что она просила.

Выхожу из дома и вижу – там, где раньше был магазин «Фея», открылся новый магазин, бесплатный. «Ух, ты! – подумала я. – Надо пойти посмотреть».

Зашла в него и попала в отдел мебели. Тут же стояли диваны, кресла, стулья… И так тихо, спокойно внутри. Люди ходят, выбирают. Персонал доброжелательный, улыбается. «Неужели и правда бесплатно?» – всё ещё не верила я. Смотрю: кассы есть, но пустуют. На всякий случай подошла и уточнила.

– Если уж так хотите, можете одну монетку внести, – сказала милая девушка-продавщица.

Я внесла монетку и хотела идти дальше, но вспомнила, что папа должен быть поблизости. А он на машине. Вот здорово! Сейчас загрузим всего и побольше.

Я вышла на улицу и встретила его с Верой. Обрадовалась, стала зазывать их в магазин. Вера тоже про него слышала и хотела зайти, а папа стал отказываться. Мы вместе чуть ли не силком его сюда притащили.

– Папа, – говорю, – смотри, как тут всё здорово! Давай возьмём вот этот стул.

Я указала на красивый деревянный стул со скруглённой спинкой – такой, как мы видели на картинке в журнале.

– Нафиг он нам нужен? – поморщился папа.

Я подумала: ну, да, он прав. Куда мы его сейчас? В машину он не вместится, к тому же нам ещё цемент и кирпичи везти для строительства.

– Ну, пойдём, ещё посмотришь!

– Не, не буду.

В общем, папа ушёл, и Вера с ним. Я подумала: ну, ладно, одна похожу. Сейчас ещё третий час, до четырёх есть время.

Я прошла через мебельный ряд дальше, так как для бабушки там ничего не было. Про новую кровать она мне не говорила, да и папа ушёл – тащить некому. Так что ладно.

Иду дальше и вижу – канцелярия. О, это такая прелесть!!! Ручки, тетрадки, карандаши, всякие ножнички-скрепочки и куча разных блокнотов! Я обрадовалась, решила побольше блокнотиков набрать, чтобы самой пользоваться и дарить в случае чего. Стала рассматривать их, но они были такие разрисованные, в таких розово-салатовых тонах, что я, не найдя для себя подходящего, решила потом вернуться сюда и отправилась дальше.

Дальше был книжный отдел. Там была куча книг – запрещённых, не запрещённых – что меня прямо мандраж охватил. Я хотела набрать их побольше, но боялась, что не унесу, хотела найти самые главные, но не знала, какие. Сначала подошла к книгам по истории – такие толстые тома в картинках – вот красота! Но потом подумала: да зачем они мне, всё равно история сейчас вся искажена – не надо. Рядом стояли красочные, яркие книги по искусству, которыми я тоже залюбовалась. Но не взяла, прошла мимо. Потом наткнулась на полку с запрещённой так называемой «классической» литературой. Там стояли три тома одного автора, которые были у нас дома, но куда-то делись, и я хотела их взять. Но потом подумала: если я возьму эти тома, у меня больше ничего не вместится!!! И не взяла.

Время уже было больше трёх, и я продвигалась к отделу кулинарии. Увидела подробный справочник по приготовлению пиццы, да такой здоровский! Там тысяча разных её видов!!! Он мне так понравился, что я попыталась дотянуться до него, но не смогла. Подошла девушка-консультант и предложила мне снять книгу.

– Да, снимите, пожалуйста, – попросила я.

Она сняла, и я стала её листать. Очень интересная замечательная книга! Вот я бы её взяла! Только, если честно себе признаться, буду ли я этим заниматься? Найду ли время для изучения? Не пропадёт ли интерес?.. Подумав, я вернула книгу продавщице.

– Поставьте, пожалуйста, обратно, я не буду брать.

Поискала глазами книгу про пряники, но не нашла.

Магазин был большой, а времени у меня оставалось не так много, поэтому я с лёгким нетерпением стала проходить все его ряды, хватая то, что приглянулось. Взяла чего-то по мелочи: какие-то диски, ручки и т. п. Подумала, что сейчас оббегу его весь и потом заново пройдусь, уже выберу что-нибудь основательное.

Набрела в конце его на закусочную с чебуреками и пивом. Смотрю – самый разный алкоголь, и весь бесплатно!.. Подумала: эх, почему мамы нет! Она такой любитель-эстет в этом деле, сейчас бы набрала побольше – и закатила праздник!

Стрелки неумолимо двигались к четырём, и я решила возвращаться. Подумала, что зайду к бабушке, отнесу вещи и, если что, ещё сюда вернусь.

Обратно прошла через продовольственные ряды. Но, честно говоря, глядя на все эти продукты, я почувствовала, что мне ничего не хочется. Разве что от арбуза бы я не отказалась… И то: куда я его сейчас возьму? Он такой большой, что у меня из рук всё повалится!

Подходя к выходу, я остановилась у мебельного ряда. Ведь я бабушке-то так ничего и не купила!.. Я стала думать, что же можно ей взять для её кровати. Недалеко от меня стояли бабки-пенсионерки и удивлённо ощупывали диван.

– Это как вы говорите? Бесплатно?

Девушка с улыбкой подтвердила. Бабки обрадовались, засуетились, и я почувствовала, что сейчас что-то будет. Я взялась за кончик декоративной подушечки на диване и осторожно потянула её на себя. И началось… Бабки тут же стали хватать всё, что попадалось под руку. Они растаскивали диван по частям, хватая его подушки, спинки, ручки, и я вдруг поняла, что нельзя терять ни минуты. Я схватила плед, которым покрывался диван, но тут какая-то более наглая тётка вырвала у меня его их рук, и все мои мелочи – диски, ручки – посыпались на пол. Я бросилась их поднимать, потом ко второму дивану, но там плед уже тоже был схвачен. Я оглянулась, ища глазами что-нибудь полезное, но тут увидела, что та самая наглая тётка сбрасывает вещи в кучу возле себя. Не долго думая, я вытащила из этой кучи диванный плед и, держа его в одной руке, а подушку с мелочами в другой, быстрым шагом в состоянии возмущённой досады на себя, на людей вышла из магазина.

Это было всё, что я сумела набрать бесплатно.

 

…

Сон взволновал меня. Я чётко и ясно увидела себя со стороны, свои недостатки. И решила, что надо разобраться с ними, пока не пришли «наглые бабки»…

Во-первых, я совершенно не знаю, что я хочу. Сон это наглядно показал. И дело даже не в деньгах. Будь у меня деньги, я бы, может, так же себя вела, как и в бесплатном магазине. Потому что я действительно не знала, чего же я хочу на самом деле!!! Обидно так, мир тебе предоставляет всего и побольше, и надо только протянуть руку и взять. А я и этого не могу, потому что не знаю: ЧТО взять?..

Во-вторых, свободный выбор можно сделать лишь до определённого времени. Может быть, сейчас мне даётся решить: что я, где я и как буду жить? А завтра будет уже поздно. Возможности не предоставится.

В-третьих, если не знаешь, что ты хочешь, то выбор за тебя делают другие. Эти другие – это время, которое поджимает, это бабки, которые налетают. В результате приходится брать первое, что попадётся под руку, когда уже не разбираешь, нужно оно тебе или нет.

В связи с этим ставлю себе одну-единственную задачу – разобраться с жизненными целями и решить, как (конкретно) я хочу жить…

 

…

Тс-с-с… Надвигается ночь. Слышишь её тяжёлые бесшумные шаги? Она ждёт нас за дверью. Мы с Эль скоро отправимся к ней в гости. Пойдём в Яблоневый сад – ближе к краю района. Есть такое поверье, что если загадать желание и съесть в глухую ночь в этом саду яблоко, то желание исполнится.

Правда, у Окраины проживает иной народ – преступники, проститутки, сумасшедшие и прочие отверженные обществом люди. Но, как свидетельствует статистика, в нашем районе их невероятно мало. Да и Эль всегда мечтала посмотреть поближе, как они там живут. Так что это нас не пугает.

У неё странно горят глаза при свете лампы. Небось задумала она что? Ну, там видно будет…

Тс-с-с…

 

…

Ну, вот я и дома! После всех приключений кажется, что это нереально. Тем не менее, это так. Эль завалилась, а я не могу спать. Запишу всё.

Мы вышли из дома, благополучно минуя спящую вахтёршу. На улице стояла весенняя свежесть, было так хорошо дышать. Жаль, что нам не разрешается гулять ночью. Мы столько теряем в своей и так не особо радостной жизни!

Было так тихо-тихо, что первое время мы стояли с Эль и прислушивались. Потом потихоньку направились в нужную сторону, стараясь не шуметь. Не знаю почему. Наверное, нам было слегка жутковато.

Однако ходьба вернула нам уверенность и хорошее состояние. Мы шли и вполголоса обсуждали то, что загадает каждый из нас. Я сразу сказала, у меня давно было желание – выйти замуж по любви за своего дуала и жить с ним счастливо. А Эль колебалась… Она хотела что-нибудь загадать про Сержа, но не знала как: замуж она за него не хотела, а что ей надо было – сама не знала. (Странно, мы говорим так, будто нам позволено создавать семью, с кем заблагорассудится). Потом она всё же сформулировала желание: чтобы он её любил.

Я пыталась отговорить её. Говорю: загадай абстрактнее, я вон не указала имя, чтобы не ошибиться. Но она не хотела. Ей нужен только Серж.

Мы поднялись на пригорок, затем прошли ещё какое-то время – и ни разу не встретили человека. Действительно, все спят. Однако вскоре мне почуялось, как меняется атмосфера вокруг – как будто в сонное царство просачивается ветер жизни. Ночной жизни. И мы увидели указатель: «Яблоневый сад».

Мы остановились возле этой стрелочки, собрались с мыслями и пошли туда.

Боже мой. Это было страшно. Мы были совсем одни. Но там какие-то существа…Может, птицы. Звери. То ветка хрустнет. То звук странный раздастся. И темно. Как в подземелье. Ни звезды на небе.

Мы тряслись от страха. Не повернули назад только потому, что дошли сюда. Стали искать яблоки. Но яблок не было.

– Мы заблудимся здесь, Гелли… – прошептала Эль мне на ухо. – Давай не будем далеко отходить.

– Ага, – шепнула я в ответ.

Мы, крадучись, медленно шли дальше. Яблок не было. Неужели все уже разобрали себе по желанию? А как же нам?!

Вдруг – я увидела одно высоко на ветке. Я сжала Эль руку и показала туда. Она подошла и попробовала потрясти дерево. Не вышло. Оно лишь слегка покачнулось. Тогда я поднесла какую-то палку и попыталась дотянуться ей. Сначала не получалось, но потом я задела яблоко – и оно упало прямо к нашим ногам.

Яблоко… Совсем небольшое. И только одно.

– Пойдём дальше? – спросила я.

– Нет. Ты съешь его. А мне не надо. Уйдём отсюда скорее.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Я сильно и не возражала. Мне не нравилось желание Эль. Но и своё желание загадывать как-то эгоистично. И я подумала: «Пусть Эль найдёт свою любовь и будет счастлива». И съела его.

Мы драпанули из леса. Мы шли быстро и боялись оглянуться – казалось, все чудовища мира набросятся на нас сзади. Когда мы вышли, звёздная ночь показалась нам ярче дневного солнца. Мы вздохнули свободнее…

Остановившись у дороги, мы думали, идти ли нам дальше, к Окраине. С той стороны был виден свет, огни и как будто бы слышалась музыка… Так странно. Как они живут? Кто к ним ходит? Свободны ли они?.. Насколько мне известно, государство их особо не трогает… Нас давно терзает любопытство: а что там, за чертой?..

Но в эту ночь мы туда не пошли. Устали. Я сказала Эль, что лучше бы нам было ходить на Окраину чужого района – что мы у наших не видели? Она согласилась. К тому же мы теперь имеем ночной опыт и можем сходить туда в любой другой день. И мы отправились домой.

А по пути поссорились. Она спросила меня про желание, что я загадала, и я зачем-то ответила. Эль обиделась на меня. Причём серьёзно.

– Какое право ты имеешь решать за меня, что мне лучше, и вмешиваться в мою жизнь? Я, может, не хочу большой любви, я хочу мучиться, и мне от этого будет хорошо?!

– Но ты же несчастна при этом! – возражала я.

– С чего ты взяла? Ты не знаешь меня, не знаешь, что для меня счастье. Ты не любишь Сержа, потому что он не отвечает твоим представлениям о счастье. А моим – отвечает. И я люблю его.

– Прости меня. Если хочешь, я вернусь и аннулирую своё желание.

– Не надо, – ответила она. – Я думаю, оно не повлияет на меня.

Остаток пути мы шли молча. А я всё думала: действительно ли я не права, что вмешиваюсь в её жизнь? Похоже, что так. Ведь если бы кто-нибудь решил за меня, что мне будет лучше, не спросив моего мнения, то я бы сильно обиделась. Но я всегда считала, что желать счастья и любви ближнему – это хорошо. И, что ни говори, и теперь так думаю…

Какая красивая ночь за окном! И как тихо!.. И как спокойно… Хочется чего-то, не знаю чего. Не сидится на месте. Словно внутри что-то тормошит меня: давай! Но я выключаю свет и погружаюсь во тьму. Доброй ночи!..

 

 

***Ф***

Ох, уж и наше правительство! С какого, интересно, перепугу оно решило раз в год разрешать любому жителю любого четвертака и района бывать в абсолютно любом месте нашего города без соответствующего разрешения!

Или это со мной что-то не то? Ведь раньше я идеально отглаживал свой костюм выходного дня и пай-мальчиком отправлялся навещать родителей в соседний четвертак. Как, собственно, все нормальные люди и делают. После них к дедушке – пока он не умер. Вот и весь мой незамысловатый путь (был до сегодняшнего дня).

Нет, начиналось всё довольно прилично: утром я отгладил недавно купленную рубашку, нацепил подаренный Крисом на день рождения галстук и отправился по традиции в «розовый» район этических интровертов, к родителям. Но к родителям я не спешил и решил, пользуясь случаем, присмотреться к людям, здесь обитающим, составить своё представление об этом типе.

Впрочем, я не могу писать, скоро у меня будут гости, поэтому я всё оставлю на завтра.

 

***Ф***

…

Ну, всё. Я сошёл с ума. Таких дел натворить!.. Сижу на работе, схватившись за голову. Холодное и сырое утро. Греюсь у печки, варится завтрак. В Резиденции – пустота. Словно все вымерли. Даже Норы нет. Может, пойти домой и поспать?..

Нет, подожду. Чуется мне, что-то ещё будет. Может, меня поведут на казнь. Может, просто немного попытают. В любом случае лучше дождаться этого, чем быть застигнутым врасплох…

А пока что попробую восстановить в памяти всё, что вчера произошло. Если вспомню. Кажется, это было так давно. На чём я там остановился?..

День встреч. Итак, как только я сел в автобус до «розового» района, то сразу же обратил на себя внимание окружающих дам. Уж не знаю, что во мне изменилось за это время, но только сегодня дамы словно сговорились оценивать мой внешний вид и строить мне глазки. В жизни такого не было, а тут – на тебе. Две девушки примерно моего возраста стояли недалеко от меня и, периодически стреляя вокруг себя красиво накрашенными глазёнками, ели мороженное громко вели типичные женские разговоры:

– Инга! Ты где купила эти серёжки?

– Недалеко от меня магазинчик есть. Недавно открылся. Классно, не правда ли?

– Прелесть! Я себе тоже такие хочу! Дай поносить, а?

– Ишь размечталась!.. Всё ей дай. Как ты думаешь, Дену понравятся?

– Ещё бы! Только тебе с ними надо надеть другое платье.

– Разве моё это не подходит? – скривила губки Инга. – Я его за такие деньги купила! Оно очень стильное и было в единственном экземпляре – ты такое ни на ком больше не увидишь!

– Оно хорошее, но тебе больше подойдёт моё чёрное, помнишь?

– Это которое ты сама шила с глубоким вырезом на спине? Конечно, помню! В это платье я вообще влюбилась. Только оно меня полнит…

– Тебя? Да ты что!!! Ничего подобного! Чёрный цвет, наоборот, стройнит!

– Нет, я в нём толстая… Надо похудеть, а потом взять у тебя его. Ты мне дашь?

– Если ты мне серёжки!

– Ну-у… Только не сейчас, я сама сначала их поношу.

– Ладно, дам. Только оно грязное, мне стирать неохота.

– Ну, я сама постираю.

Примерно такие велись разговоры. Не знаю, что в них было особенного, но девушки говорили с таким увлечением, что я невольно поддался их проблеме и сам стал думать о том, подходят ли серёжки к платью. Вдруг девушка, которая Инга, доела мороженное и, глядя на свою подругу, спросила:

– Кого бы ещё спросить про мои серёжки?

Тут же она мельком глянула на меня и отвела взгляд. Её подруга, напротив, разглядывала меня вполне спокойно и невозмутимо.

– Если вам интересно, – зачем-то влез я, – я больше люблю девушек с непроколотыми ушами.

Наверное, зря я это сказал. Радостное выражение спало с лица Инги, и она как будто бы принадулась. Губки бантиком вниз, щечки, как у хомячка, стала демонстративно смотреть в окошко, чуть презрительно сощурив глаза. Всем своим видом, похоже, она хотела сказать, что не нуждается во мнениях посторонних людей и сама прекрасно знает, идут ей серёжки или нет. (Несмотря на то, что минуту назад она как раз искала, у кого бы спросить).

Зато подруга, словно ничего не бывало, обратившись ко мне, решила продолжить разговор:

– Вы, однако, многое потеряли! Серёжки – это очень сексуально! Вы когда-нибудь были у нас на выставке украшений во Дворце Цветов?

– Нет, не доводилось.

– Ну хорошо… Но неужели у вас никогда не было девушки с серьгами?

– Нет, – честно признался я.

– Ну, я вам не завидую! Идём, Инга! – и обе подруги на остановке выскочили из автобуса. Инга на прощание смерила меня взглядом зверя.

Моя остановка – конечная, и я сел на освободившиеся места. Напротив меня я увидел ещё одну девушку, которая сидела себе скромненько у окна и периодически поглядывала на меня – с интересом, но с какой-то обречённостью в глазах. Однако как только я пытался перехватить её взгляд, она отводила глаза и делала вид, что она вовсе не строит глазки и вообще смотрит, куда ей захочется. Впрочем, возможно, так и было. Я думал, что она тоже хочет со мной познакомиться, но, по-видимому, ошибся: девушка в конце концов перестала на меня смотреть и обратилась в окно.

Я же боковым зрением изучал её. Невысокая, круглолицая, на лбу – глубокая складка, говорящая о том, что печали в её жизни больше, чем радости. Одета очень женственно: изящные сапоги, просторная шуршащая юбка, облегающая блузка. Тёмные волосы заплетены в длинную-предлинную косу.

Мне было скучно, и я не переставал разглядывать её. Но тут моё внимание отвлекли мама с ребёнком. Ребёнок лет семи громко плакал, а мама, повысив голос, ругала его. Оказывается, мальчишка зачем-то зацепил мамин чулок в сеточку за гвоздь сидения, и, когда мама вставала, чулок с оглушительным треском разорвался.

– Пошёл отсюда, чтобы я тебя не видела!!! – вопила мамаша. – Такую вещь испортил!

Ребёнок же плакал и цеплялся за полу маминой короткой юбки. Так они вышли из автобуса.

Вдруг моя девушка, сидевшая напротив, сверкнула на меня глазами и, ни к кому не обращаясь, пробурчала:

– Вот дерьмо. Не мама, а чудовище. Он же ещё такой маленький!..

Я удивлённо покосился на неё, но не успел ничего сказать, как и эта покинула автобус. Что ж, настала и моя очередь выходить.

На улице мне показалось тише и спокойнее. Может, это вина той обстановки, в которую я попал. Я с детства любил этот «круглый» интерьер: милые здания со скруглёнными углами и овальными окнами, круглые песочницы и зонтики над ними на детской площадке, карусели, колесо обозрения, круглые мордочки деревянных зверей в парке, завитые спинки у скамеек, полукруглые автобусные остановки. Прохаживаясь по аллее, выложенной гладкими камнями, я вспоминал, как в детстве с мамой бегал в кондитерскую за углом.

Кстати, кондитерских, столовых, кафе, ресторанов в этом районе больше всего. У них невозможно найти бизнес-центров или машиностроительных заводов. У многих подъездов постелены коврики, на окнах – цветы. Всё-то здесь такое милое, домашнее, уютное. Хотя, может, виновато моё восприятие из детства.

И, как ни странно, здесь на каждом углу парочки. Все ходят, обнимаются, целуются, нисколько не стесняясь окружающих.

Прогулявшись, я запомнил (точнее, вспомнил) ощущение этого «розового» района и решил всё же идти к родителям. Но по пути встретил Нату – девочку, с которой Влад вместе на горшок в садике ходил. Ей повезло – она осталась жить в районе своих родителей. Она смотрела на меня, словно не решаясь поздороваться, а может, просто думала, что я её не узнаю. Я тоже не решался, хотя смотрел в упор на неё. «Вот два интроверта!» – подумал я и выродил из себя:

– Привет!

Она обрадовалась и тоже поздоровалась.

– Ты, конечно же, к родителям?

– А что мне здесь ещё делать?

– Невесту искать! – засмеялась она.

– Это тебе уже пора, – отозвался я, вспомнив, что она на полгода меня старше. – Как там твой хахаль?

Ната имела особенность спокойно и без особых комплексов рассказывать о некоторых моментах своей личной жизни. Не знаю, только ли я был выбран поверенным и другом, или же её свойство относилось ко многим другим. Ещё в садике, помню, она поведала мне, что ей нравится Влад, потом сообщала обо всех детсадовских интригах – кого Влад подержал за ручку из девочек, кому подарил цветочек, и при этом красочно добавляла, как она к этому ко всему относится. Позднее это свойство никуда не ушло, поэтому я так по-простому спросил её про «хахаля». Мне было интересно: год назад, когда я её видел, она шла за руку с красивым худым парнишкой.

– Ты про которого? – напрягая лоб, переспросила Ната.

– Ну, такой мечтательный взор у него… Год назад видел.

– А! Да это так давно уже было! Мы же с ним расстались!

– С чего ж так?

– Было дело, – уклончиво ответила она.

Да, если всё было серьёзно и слишком лично, особенно если не удачно, она не спешила делиться даже со мной, а сердито отмахивалась. Поэтому я понял, что с худым парнишкой закончилось всё не очень.

– А потом? Неужели одна?

– Потом был один, но мы с ним... – она кокетливо потрогала свои волосы, – в близких отношениях друг другу не подходили. Мы прообщались буквально месяц…

– А сейчас?

– Сейчас я с Джеком, но я не могу, мы постоянно ссоримся.

– Так найди себе другого! – усмехнулся я.

– Нет, лучше я себе никогда не найду. Он такой мужчина, ты бы видел! Такой деловой, представительный, привык всё решать. Не какой-нибудь сопливый мальчик, который бегает за мной и заглядывает в рот!

– Откуда он? – поинтересовался я.

– «Бирюзовый».

– А-а. Но ты не переживай. Долго одна ты не пробудешь.

– Да, ты знаешь, что я не могу быть одна, – Ната улыбнулась. – А как там Влад? Ты его видишь?

– Жив, здоров и довольно упитан.

– Серьёзно? Очень упитан? – и она засмеялась.

Она всегда так мило и заразительно смеялась, что я тоже присоединился к ней. Влад просто у нас вечно тощий, как скелет, и представить его «в теле» кажется действительно забавным.

– У него есть кто-нибудь? – спросила она, просмеявшись.

– Да, девушка с «алого».

– С «алого»?! Да они же все такие… По-любому она его захомутала, а он и возразить не смог! – искренне возмутилась она.

– Да ладно ты, у них всё путём.

– А ты-то сам как, женился? Я смотрю, ты стал лучше выглядеть, Фредли, – добавила она, глядя мне в глаза.

– Да? – усмехнулся я. – Знаешь, я вообще-то уже почти опоздал. Поэтому извини, я побегу. Ещё увидимся!

– Улизнул как всегда, позорник! Ну, давай!

Мы расстались, и я спешно скрылся в ближайшем подъезде – у родителей.

Родители встретили меня за большим накрытым столом. Вот это я люблю: раз в год не готовить себе самому, а вкусно поесть любимой домашней пищи! Здесь было и горячее, и салаты, и мамины пирожки, и папины десерты – я объелся, как в детстве на день рождения. Полуразлёгшись на родительском диване, я слушал их рассказы о своей жизни.

– Вот, ремонт сделали, – говорила мама. – Долго не могли найти подходящие обои, плитку в туалет и коврик, какой я хотела. Вообще провозились с этим ремонтом три месяца каждые выходные.

– Это-то ладно, а вот шторы подобрать – вообще целое дело. Мы тут с твоей мамкой чуть не подрались из-за них!

– Да-да, Фредди, не смейся! Представляешь, твой отец хотел в нашу комнату светло-голубые шторы с серебряным отливом! А это же холодный цвет! В спальне же, наоборот, должно быть тепло и уютно.

– Ага, а оранжевые с бахромой что ли лучше? Они хороши сами по себе, но к стенам совершенно не подходят!

– Наоборот! Контраст – один из видов гармонии!

– Ну, и о ерунде вы спорите, – поморщился я.

А сам вдруг подумал. И вспомнил!..

В одной из своих записей Гелли отмечала, что сенсорик – это тот, кто хорошо выглядит, умеет вкусно готовить и красиво обустроить пространство вокруг себя. И как я раньше не догадался! Мой имя СЛИ – сенсорик, логик, интроверт. Мои родители СЭИ – сенсорики, этики, интроверты. В данный момент из них прёт вот оно, что называется сенсорикой, у них только об этом и разговоры. И девчонки в автобусе тоже о тряпках говорили...

Обрадовавшись своему открытию, я смягчился. Как будто бы открылась завеса, и я понял самую суть.

– Ладно, не обижайтесь, – проговорил я слегка принадувшимся родителям. – Я так, хотел посмотреть на вашу реакцию. Сколько хоть потратили-то?

– Вся наша зарплата за три месяца и ушла на это, – вздохнула мама.

– Надо было меня спросить, я бы нашёл, где подешевле достать! Как же сейчас живёте?

– Да так, занять кое-где пришлось, – замялась она.

«Надо будет оставить им денег. Но не так, прямо, а положу куда-нибудь в хлебницу. Меньше истерик будет».

– Молодцы, красиво переделали квартиру, – похвалил я. Мне действительно нравилось. Я понимал, что сам ещё неизвестно когда доберусь до своей.

Мама заулыбалась, даже отец перестал дуться.

– Самое главное – что довели дело до конца. Вы же, кажется, ещё год назад начали сдирать обои? – не мог не упомянуть я.

– Так и знал, что про это вспомнит! – покачал головой отец.

– Ну, всё, я молчу.

Потом мы поболтали ещё немного. Мама пожаловалась, что толстеет, а в спортзал ходить после работы уже не хочется. Отец пожаловался, что мама вечно ноет, что она толстая. Да уж, представление об этиках и сенсориках, по крайней мере, женщинах, складывается не лестное: едят – толстеют – ноют. Я зачем-то брякнул, что пусть она не переживает, она лишь немножко округлилась, как бы обабилась, а так всё нормально. Мама обиделась. Да уж, я, похоже, отвык общаться с такими этиками. Пришлось ещё полчаса её уговаривать и по двадцать раз повторять, что она у нас красавица.

Потом они в один голос стали говорить, что им скучно. «Ещё бы, с таким дуалом, как Влад, о скуке не вспоминаешь в принципе!»

– Ну, что это за жизнь: работа – дом – работа? – возмущалась мама. – Я уже полгода собираюсь сшить себе длинную юбку из хорошей ткани, мне соседка раздобыла, но времени на себя совершенно не хватает!

– Да, работа нас гнетёт, – согласился отец. – Мы уже хотели подыскать себе что-нибудь с более свободным графиком. Чтобы можно было съездить на природу, расслабиться, попутешествовать.

– И покупаться!!! – воодушевлённо добавила мама. – Я в честь этого бы новый купальник себе купила!

– Ага. А с этим ремонтом – всё руки не доходят, – отец вздохнул и покачал головой.

– Вы просто не можете себя организовать, – заявил я, помня, как это было в детстве. – Всё, ремонт закончился, давайте с завтрашнего дня чтоб занялись поисками новой работы. И не откладывая!

Когда я стал прощаться, то ещё двадцать минут послушал нытьё и наставления, чтобы одевался теплее, кушал хорошо и на девушек хоть иногда заглядывался. Что поделать, родителей не переделаешь. Но я остро почувствовал, как, оказывается, часто мне их не хватало в моей одинокой, полной загадок, но лишённой любви жизни.

Я вышел от родителей, и началось. Сначала меня поймала Милена.

– Ох, Фредли, как хорошо, что я тебя нашла! А я думала, мне сказали неправильный адрес.

– Почему ты здесь? – удивился я.

– Я искала тебя. У меня есть идея!

Милена была воодушевлена, глаза её горели, что я невольно поддавался её настроению.

– Ну, что там? Выкладывай!

– Я хочу устроить праздник.

– Праздник?

– Да, праздник. У тебя на квартире.

– У меня на квартире?! – честно признаться, я был удивлён. – А что мы там будем делать?

Милена продолжала:

– Смотри, Фредли, мы устроим праздник – ну, неважно какой, сегодня же всё можно! Позовём туда самых разных людей. И понаблюдаем за ними! Представляешь, как здорово! Можно будет играть в какие-нибудь игры, создавать ситуации, чтобы они могли проявить себя. Это же такой материал для исследований!

– Ты серьёзно?

– Ну, конечно! Сам подумай, когда ещё нам представится такая возможность? Завтра наступят скучные будни, и ещё год мы должны будем не лезть, куда не требуется. А здесь мы устроим праздник жизни и заодно сделаем большой шаг в познании людей! Ну? Соглашайся!

– Да я в общем-то не против, – ответил я, удивляясь, как это я так быстро поддался на её рискованную идею. Вот узнает кто-нибудь из Них, что у меня было, то неизвестно ещё, насколько такое приключение невинно! Однако я не хотел её расстраивать и спросил: – А кого ты хочешь видеть на празднике?

– Ну, я хочу, чтобы были представители всех квадр, – всё больше воодушевлялась Милена. – Все шестнадцать типов! Представляешь, класс!

– Да, это тема, – согласился я. – Из первой квадры я знаю только Влада.

– А Алека с Ником? Позовём их!

– Ну, не знаю, – запротестовал я. – Я не уверен, что через Алека это не просочится куда-нибудь в ваше логово.

– Ты что! Алек – свой человек! Я ручаюсь за него! Фредли, я хочу Алека! Алека и Ника!

– Как знаешь, – ответил я. – Из второй, пожалуйста, не зови своего второго братца.

– Спирита? Нет, этого не позову. Но кто же у нас будет? Может, Аля?

– Опять из ваших? Нет, Милена, ты меня извини, но больше, чем на Алека и Ника, я не согласен.

– Ну, хорошо, будь по-твоему. У тебя есть знакомые из второй квадры?

– Есть Оксана.

– Что за Оксана? – ревниво переспросила Милена.

– Сестра моего друга. Ещё есть Кир, но он много места занимает.

– Но ты поспрашивай, может, у кого-то из твоих друзей есть знакомые других типов.

– Ладно. Третья.

– Из третей я никого не знаю, – покачала головой Милена.

– Зато я знаю Веру, подружку моего друга, Валю, аналогично, и Феликса.

– Отлично. А из четвёртой мы тобой!

– Да, и мой друг Крис, и Гелли. Вот это полная квадра! Мне бы хотелось познакомить тебя с Гелли, вы с ней сойдётесь! Она очень хорошая.

– Ну, вот и хорошо. Сейчас ты найди кого-нибудь из своих друзей, а я позову своих. Пусть подтягиваются часам к пяти, ладно?

– Договорились. Но если я никого не встречу, я не виноват!

– Постарайся уж, – попросила Милена.

– Постараюсь.

Мы с ней попрощались, и я первым делом направился к родителям Влада, надеясь застать его у них. И действительно: Влад, судя по его счастливой физиономии, был накормлен, как на отбой, и как раз собирался выходить, когда я позвонил в дверь. Его родители были мне очень рады, и пришлось задержаться у них на чай, но ненадолго. Я сказал Владу, что у меня сегодня в пять праздник. Он очень обрадовался, спросил, можно ли привести Валю, с которой у него скоро встреча. Я ответил: да, и приводи ещё хороших людей, если есть. На этом мы распрощались, и я пошёл в парк искать Криса и девушек.

Но, к сожалению, я не нашёл никого. Стал ходить по кругу, где обычно проходит ярмарка, в надежде встретить хоть кого-нибудь из друзей. Но напрасно: как назло, никто не попадался. Уставший, боясь не успеть навести порядок к приходу гостей, я отправился к себе и у нашего четвертака встретил-таки Криса с Оксаной, коих немедленно пригласил, плюс ещё Гелли и Веру через него.

В три я был дома, принял душ и стал срочно пылесосить. В четыре позвонили в дверь – это была Милена с кучей продуктов.

– Боже мой, Фредли! Как странно у тебя здесь! – оглядываясь, воскликнула она. – Как-то мрачно и уныло. Тебе сюда бы картину повесить, – она указала на голое место на стене, – а на тот стол – букет цветов. Что же у тебя за квартира, словно гроб!

Я слушал её и радовался неизвестно чему. Будто она пролила свет на моё действительно не очень весёлое жилище.

Увидев мой диван, она обсмеяла его.

– Ну что! – заступился я. – Диван – это основа хорошего настроения и комфортного отдыха. Я сменил уже два дивана, и только этот меня устраивает полностью. И то: у него ручки округлые, на них не положишь пряник с кофе.

Осмотревшись, Милена пошла на кухню и принялась готовить закуску к вину и морсы. Прибравшись, я присоединился к ней.

– Знаешь, меня осенило сегодня, – решил поделиться я. – Кажется, я понял, кто такие сенсорики.

– Сенсорики? – переспросила она. – Это ты про типы?

– Ну, да. Есть сенсорики, а есть интуиты. Сенсорики – это те, кто красиво одевается, вкусно готовит и умеет сделать комфортным пространство вокруг себя.

– А, понятно.

Я думал, она хотя бы спросит, откуда у меня информация, но кроме «А, понятно», она ничего не добавила.

– Тебе не интересно? – спросил я.

– Ты про что? Про типы?

– Нет, про дедку с бабкой, – проворчал я. Мне было обидно, что она не оценила моего открытия.

– Извини, Фредли, – Милена виновато улыбнулась. – Когда у нас на носу большая вечеринка и куча новых неизвестных людей, я не могу думать ни о чём другом.

– Да ладно, всё в порядке, – ответил я.

Конечно, что взять с этика? Ей бы всё о людях, это важнее, тем какие-то теории. Я же согласился на её дикую идею только для того, чтобы на практике применить знания, увидеть этиков, логиков, сенсориков, экстравертов и интровертов. А также находить общее между известными мне уже типами. И смотреть, как они общаются друг с другом. Я думал, это и её цель...

Звонок в дверь прервал мои мысли. Первыми нашими гостями оказались Крис и Вера.

– А где вы забыли Гелли? – спросил я после приветствия.

– Она неважно себя чувствует, – ответил Крис.

– Мы вместе были у родителей, и она предпочла там остаться, – проговорила Вера.

Я только головой покачал. Гелли бы уж точно оценила моё открытие, дополнила и расширила бы мои знания о сенсориках, рассказала бы об интуитах. С ней можно говорить об этом хоть вечно. Хотя она, конечно, тоже этик… Кто их всех знает! Теперь же мне придётся одному делать свои выводы…

Первый вывод – Крис и Вера, по первому ощущению, сенсорики. Вот портрет Криса: стильная бордовая рубашка, чёрный галстук, чёрные брюки из какой-то дорогой ткани, ботинки без пылинки. Вера: длинное бордовое обтягивающее платье с очаровательным вырезом, браслет, кольца на руках, изящное ожерелье на шее. Да, смотрелись они вместе превосходно, особенно их одежда цвета высохшей крови. Если честно, то с Гелли я своего друга совершенно не мог представить.

Когда я вернулся на кухню, то увидел уже, как Крис оживлённо беседует с Миленой, а Вера моет бокалы для вина.

– Фред, а ты раньше мне ничего не говорил об этой девушке! – завидев меня, высказал Крис.

– Как я вижу, вы уже познакомились, – пробормотал я.

– Я рассказывал Милене о том, как производится шоколад, и его свойствах. Она его обожает, и потому такая весёлая!

Милена засмеялась, а я под каким-то предлогом вышел из комнаты. Дел ещё много, надо успеть, пока все гости не подошли. Что ж, если Милена считает, что хихикать над Крисовой болтовнёй – это действительно важное занятие, то пусть и сидит на своей кухне. А мне надо ещё на столе всё расставить… Просто раньше я думал, что только мне принадлежит её милая улыбка и весёлый смех. Но, как выяснилось, она готова подарить их какому-то бабнику Крису. Который тоже хорош…

Протерев пыль, я направился в кухню, но столкнулся с Верой, которая несла бокалы.

– Куда их? – спросила она.

Вера казалась спокойной и безучастной ко всему происходящему.

– В гостиную, – ответил я. – Идём.

Мы прошли с ней в гостиную, и я попросил её помочь постелить скатерть. Вера молча согласилась. Я достал скатерть из шкафа, но она оказалась мятой.

– Есть утюг? – спросила Вера.

– Да, сейчас.

Я приготовил ей всё для глажения. Из кухни то и дело слышался смех, а у нас было тихо. Мне хотелось что-нибудь сказать Вере, завести непринуждённый разговор, но, как назло, в голову ничего не приходило. Я злился на свою интровертность и на их общительность, но ничего поделать не мог. К счастью, очередной звонок в дверь спас меня.

На этот раз показалась толпа. С большой радостью я увидел Влада, Валю, затем, к моему несказанному удивлению, Ингу, сегодняшнюю знакомую из автобуса, а также моего ювелира с девушкой.

– Проходите, очень рад! – здоровался я со всеми по очереди. – Влад, откуда у тебя эта затёртая бандана? – я потрогал у него на голове цветастую бандану, которая совершенно не шла к его джинсам и футболке. Не-ет, этот не сенсорик!

– Э-эй! Не трогай! Я нашёл её на лавке в парке. Она теперь будет моим талисманом!

– Валя, ты хорошо выглядишь! – я пожал ей пальцы.

– А ты, я вижу, уже не один! – она кивнула в сторону подошедших с кухни.

– Да, знакомься… Добрый вечер, Инга, – кивнул я несколько удивлённой девушке, которая, тем не менее, добродушно улыбалась. – Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Мы со Владом знакомы, – пояснила она. – Я не знала, что Фредли – это ты!

– Проходи, будь как дома… А с тобой, товарищ, сто лет не виделись! – я похлопал по спине ювелира, который отрастил себе смешную козлиную бородку.

– Я думал, ты мне по почте приглашение в конверте пришлёшь! А ты – этого раздолбая Влада отправил!

– Что же ты меня с девушкой не знакомишь? – я посмотрел на его спутницу и испытал сильное ощущение, что я откуда-то её знаю. – Лана? – вырвалось у меня.

– Я не помню, чтобы мы знакомились! – засмеялась она.

– Я, если честно, тоже… Ну, ладно, проходите.

Как только освободилась прихожая от этих гостей, подошли следующие. Это были Феликс и Кир. Как ни странно, я даже этой парочке обрадовался.

– Ну, что, девки есть? – с порога выдал Кир.

– Есть, есть, – засмеялся я. – На любой вкус.

– То-то же! – он ударил меня по плечу и прошёл в комнату.

– От него никуда было не деться, – пожал плечами Феликс.

– Да ладно, сегодня я всем рад.

Следующей пришла Оксана. Я не узнал её. Она была одета в чёрную короткую юбку, обтягивающую кофточку, а красный палантин закрывал её полуобнажённые плечи. От неё пахло неведомыми ароматами, а её глаза чуть заметно улыбались.

При встрече она чуть коснулась своими губами моей щеки.

– Спасибо, что пришла, – проговорил я, снимая с неё пальто.

– Да пожалуйста! – пожала она плечами.

Я хотел с ней поговорить, но в дверь снова позвонили. Это были Алек и Ник.

В первый момент у меня кровь прилила к сердцу, как обычно бывает, если дело касается моей работы в Резиденции. Но тут же я успокоился: это мой праздник и я здесь хозяин, а они – мои гости. Что бы ни было дальше, я должен принимать их не хуже других.

– Проходите, дорогие гости, пожалуйте, – посмеиваясь, говорил я.

– Ты отчаянная голова, Фредли! – с долей издёвки в голосе проговорил Алек.

– Не менее, чем ты! – улыбаясь насколько это возможно, ответил я. – Проходи, Ник, не стой в дверях, раз уж пришёл.

– Я просто думал, сколько у тебя квадратных метров квартира.

– Тридцать. А что?

– Хотелось высчитать плотность населения на сегодняшнем вечере.

Я засмеялся:

– Свой квадратный метр, я думаю, ты получишь!

На площадке послышался шум, и я уже стал опасаться, что моя квартира просто не вместит такое количество народу. И откуда они взялись? Как быстро, оказывается, разносятся слухи!

– Фредли – это, наверное, ты, – какой-то молодой человек в старых джинсах и поношенной куртке тряс мне руку. На сенсорика не походил совершенно. – Меня зовут Ян. Мы тут по приглашению.

– Проходи, – отступая, ответил я.

– А мне тоже можно? – это была рыжая девушка, в общем-то симпатичная, но глаза у неё чересчур ярко подведены и платье какое-то…слишком вычурное. В общем, больше подходит – эффектная девушка. – Моё имя Рина. И вон, Гаврика не забудь, а то он стесняется.

Гаврик был молодой человек с длинными светлыми волосами, заплетёнными в хвост, и грустным выражением лица.

– Я не хотел… Меня насильно привели, – жаловался он.

– Проходи, будь как дома! – в сотый раз повторил я. В этот миг я почувствовал, что если проработаю швейцаром ещё некоторое время, то превращусь в рыбу и буду молчать всю оставшуюся жизнь.

К счастью, шума на площадке больше не было. Я помог раздеться последним гостям и пошёл на лестницу трясти половик.

Там стояла девушка. Обычная девушка, в куртке и джинсах. Стояла себе, никому не мешала. И я бы не заметил её, если бы она не смотрела на меня.

– Сюда? – спросил я её, показав на мою квартиру.

Она помотала головой.

– Мне нужен Фредли, – тихо сказала она.

– Это я, – ответил я и спустился к ней. – Чем могу быть полезен?

– Я от Гелли… – проговорила она.

– От Гелли? Очень хорошо! Как она себя чувствует?

– Так себе… Она записку передала.

С этими словами девушка вытащила из кармана сложенную вчетверо бумажку и подала мне. Я развернул её и прочёл: «Фредли, я очень сожалею, но прийти не могу. Типируй окружающих, потом расскажешь. Гелли». Я посмотрел на девушку. «И это всё?» – хотелось мне сказать, но я промолчал. Как-то это мало для Гелли, она не такой человек, кто беспокоит по мелочам…

– Ну, я пойду, – произнесла девушка.

– Постой. Как тебя зовут?

– Эль.

– Серьёзно? – спохватился я. Я вспомнил, что это подруга Гелли. Может, она хотела, чтобы Эль сходила на праздник? – Мне Гелли про тебя рассказывала! Пойдём к нам, а?

– Н-нет, мне пора, – ответила Эль.

– Эль, если ты уйдёшь, то лишишь меня возможности познакомиться с новым человеком.

– Там и так много людей.

– Но нет ни одного из твоего района!

– А. Ну, ладно.

Мы поднялись наверх.

Когда мы вошли, все дружно загалдели. Они давно собирались есть и пить, но ждали хозяина дома. Надо же, я думал, вернусь и застану свинарник.

– Ну, всё, хватит тянуть, наливай! – командовал Кир.

Крис взялся за бутыль вина и аккурат поровну разлил по бокалам. К сожалению, бокалы были разные: мои кухонные сервизы явно не рассчитаны на такое количество людей.

– Давай, Фредли, говори тост. Ты же нас всех собрал!

Я взял бокал и осмотрелся. Десятки глаз ждали моего слова. Я углядел и сияющий взгляд Милены, сидящей между Крисом и Киром, и несколько равнодушное лицо Оксаны, и скептическую улыбку ювелира. Прямо-таки решающий момент! Набрав воздуха, я стал импровизировать.

– Во-первых, спасибо всем, кто пришёл! Рад видеть здесь и знакомых, и незнакомых людей. Надеюсь, что вы выйдете отсюда такими же здоровыми, как пришли! – Дружный смех был ответом на мою шутку. – А вообще я хочу выпить за здоровье. Смейтесь-смейтесь, но здоровье – это важная часть нашей жизни, что ни говори. Так что будем здоровы! – я и поднял бокал. Все стали чокаться, а потом пить.

Всё происходящее далее я помню как-то смутно, кусками. Все выпили и враз зашумели, одновременно несколько человек спрашивали меня каждый о своём, и я отвечал невпопад. На меня вдруг навалилось ощущение какого-то раздрая, словно я раздвоился, растроился и так далее, а в одну кучу собрать сам себя не могу. Я оглядывал всех и удивлялся, что вижу в одном месте столько разных людей и что все они, оказывается, прекрасно помещаются в моей квартире. Пытаясь напрячь мозги, я взялся было типировать, но среди весёлого шума это было практически невозможно. Я только мог отличить некоторых сенсориков и некоторых совершенно не сенсориков – интуитов то есть. Об остальном думать я был пока не в состоянии.

– Фредли! – пытался докричаться до меня кто-то. Да, это же ювелир, он щурится на меня из-под очков! – Что за говнецо лежит вон в той тарелке?

– Какое ещё говнецо? – не понял я.

– Да вон, то! – он показывал на какой-то салат.

– Фу, как вы выражаетесь за столом, – чуть улыбаясь, проговорила Оксана.

– Да. Это, как минимум, не культурно, – смеясь, заметила рыжая девушка, из последней партии гостей.

– Простите, мамзель, ничего не могу поделать, коль такое сравнение напрашивается! А ты что молчишь, скрываешь истинную сущность блюда? – не отставал ювелир.

– Нет, что ты. Могу разъяснить: это говнецо дождевого червя.

– Ф-фу! Прекратите! – послышалось сразу с нескольких сторон.

– Действительно дождевого червя? – набросившись, спросила вдруг Валя. – Ты не ошибся? Может, навозного жука? Оно воняет как-то не так!

– Говорю же, червя, сам выдавливал.

Громкое «Фу-у-у» снова пронеслось с нескольких сторон.

– А почему ж оно тогда такое длинное? – это была реплика подсевшего ближе Алека.

– Ну-у... – я думал, что бы такого сообразить. К счастью, на помощь пришёл Влад:

– Червяки же длинные, и еда у них распределяется по всему телу. Поэтому экскременты точно такой же длинны.

– Я бы не советовал вам это употреблять… – послышалось вдруг из уголка.

Эту фразу произнёс молодой человек с длинным хайром, причём с внушительной интонацией знающего человека. Все почему-то рассмеялись.

– Да чего вы паритесь, надо взять и попробовать! – с этими словами Кир прямо пальцами из тарелки достал одного «червяка» и засунул себе в рот на глазах у всей публики.

– Ну, всё. Скоро сдохнешь, – выдал пророчество из своего угла Феликс.

– С нескольких сторон хихикнули.

– Ну, как червячки? – хитро спросил Алек.

– Съедобны, – бодрым голосом ответил Кир. – Кто-нибудь хочет попробовать?

– Нет, только не я! – замахал руками Алек, скорчив рожу.

– Я смогу, – ответил Ник.

Все обратились на него. Он взял «червячка», подозрительно повертел его перед глазами и спокойно зажевал. И тут чуть заметная усмешка коснулась его губ.

– Ну? – в ожидании спросили все. Я боялся, что он раскроет тайну.

– Действительно говнецо, – покачав головой, ответил он.

Гости зашумели. Я с благодарностью взглянул на него, что не выдал.

– Дайте-ка мне попробовать. – Это сказал парень в чёрном, из последней партии, Ян, кажется.

Он намотал себе на палец «червяка» и с умным видом зажевал его.

– Папоротник, – сказал он затем спокойно.

Все недоумённо вылупили глаза.

– Может, ты ошибся, и это всё-таки червяк? – как будто расстроившись, спросил Алек.

– Нет, папоротник. Я ж знаю.

Все разом поскучнели, разбрелись по группкам. Жаль, что этот парень выдал весь секрет и разрушил такую интригу. Секрет-то был непростой: папоротник растёт только в специальном саду в Резиденции, я взял его немного ещё неделю назад, попробовать. Что он, поддержать что ли не мог?

Вечер продолжался, а я долго не мог нормально расслабиться, всё носился туда-сюда, чтобы всем гостям было хорошо. Сначала думал собрать всех в какую-нибудь игру, но потом понял, что все в общем-то все заняты и не скучают. Они общались, рассказывали анекдоты, случаи из жизни – короче, активно изучали друг друга. Видимо, в нашем государстве нет необходимости занимать людей – они настолько натосковались среди своих, что сами новые лица для них уже большой праздник.

Эль, например, долго и увлечённо беседовала с молчаливым Гавриком. Вера сидела на диване и смеялась шуткам Вали и Яна. Крис и Кир собрали вокруг себя большую часть присутствующих девушек, и там тоже смеялись. Алек с Ником сначала загадочно перекидывались фразами с Оксаной, а потом потерялись в толпе. Всё это то расплывалось у меня перед глазами, то снова вставало на свои места. Я только и делал, что перебегал от одной компании к другой, которые постоянно менялись.

Как-то, помню, в одной из компаний зашёл спор на тему религии. Суть вопроса была в том, всемогущ ли Бог.

– С точки зрения человеческой логики – вряд ли, – с видом знатока констатировал Феликс. – Мы же не видим проявления всемогущества в нашей жизни. Но у Бога может быть своя логика, по которой Бог всемогущ.

– Запрещённых книжек начитались, а? – бросила Оксана. – Вас сейчас бы за такое…

– Что, на Окраину упрячете, товарищ прокурор? – ехидно обратился к ней ювелир.

Надо же, я и не знал, что она в суде работает!

– Очень даже возможно, – то ли в шутку, то ли всерьёз проговорила она.

– Девушка, не пугайте честных людей! И не уводите от темы! – вмешался вдруг Влад. – Вы, скажите на милость, почему бороду не бреете?

– Бороду? – медленно переспросила Оксана и почему-то посмотрела на меня.

Вопрос был явно не к месту и совершенно дебильный, но Влад – мастер идиотских вопросов, это его манера общаться, к которой я давно привык. Оксана же, похоже, юмора не поняла.

– К теме, между прочим, это никак не относится, – вежливо улыбнулась она, однако весь вид её говорил, что сама постановка такого вопроса в её адрес неприятна и возмутительна.

– Да, это так, спорить не буду, – не стал настаивать Влад. – Ну, что там у нас про всемогущество? Как думаешь, Ник?

– Думаю, что если у Оксаны борода не растёт, значит, Бог не всемогущ, – с видом студента на экзамене проговорил Ник, обращаясь единственно ко Владу.

Несколько человек хихикнули.

– Вообще-то вопрос спорный, – вставила только что подошедшая Валя. – Но если признать теорию древних о том, что Бог сотворил первых людей в одиночку, то – да! Такого ещё никому не удавалось.

Она почему-то переглянулась с Ингой, и они захохотали. К ним присоединилась Оксана – шутка ей пришлась по вкусу. А потом и все остальные.

– Всё очень просто, – сказал вдруг внимательно слушавший «бирюзовый» Ян. – Надо вызвать Бога и спросить лично!

– Интересно, а как ты его вызовешь? – это уже подошла Эль. Народу в нашей кучке становилось всё больше.

– Всё очень просто! Я выйду на улицу и скажу: «Здорово, Бог! Я тебя вызываю». Если он откликнется и бросит мне с небес: «Привет, Ян! Чего припёрся?» – то я могу побеседовать с ним о жизни. Я пойму: Бог всемогущ, раз смог поговорить со мной на моём языке, когда я этого захотел. Если же Бог не откликнется – значит, могущества на это явно не хватило, и вывод очевиден!

– А может, Бог просто занят своими Божьими делами, поэтому не откликнулся? – подоспел с вопросом ювелир.

– Ну, о каком могуществе тогда можно говорить! Всемогущий Бог может делать несколько дел одновременно!

Народ дружно засмеялся. Все стали уже друг с другом обсуждать этот интереснейший вопрос.

– Ты сам-то что думаешь? – спросил я у Влада, улучив момент.

– Я что думаю? – Влад почесал бородку. – Что не всемогущ. Может ли Бог создать камень, который не сможет поднять? Если да, то он не всемогущ, потому что он всё может, кроме того, чтобы поднять камень. А если нет, то тем более, поскольку не может он быть всемогущим, если не способен создать такой камень.

Сначала небольшая пауза, а затем хохот окружающих были ответом на логическую заморочку Влада.

Тем временем кто-то спросил про питьё, и я пошёл на кухню за добавкой. На кухне, оказывается, сидели люди: Крис, Вера, Милена, ювелирова Лана и Кир. Причём Лана довольно мило смеялась на Кировы шутки, рассматривала его ладонь, чертила какие-то линии. Я вгляделся в неё и вспомнил: это ж мне её Гелли как-то показывала на ярмарке, когда спросила, хочу ли я посмотреть на моего дуала! Да, точно, вот откуда я её знаю. Она тогда так мило шла за ручку с молодым человеком...

Но стоп: могу поклясться, это был не ювелир...

– Фредли, присоединяйся! – улыбнулась мне Милена. – Нам Крис рассказывает смешные случаи из его работы! Может, и ты поделишься, а?

– Я за питьём, – только пробормотал я. И полез в ящик.

Взяв в руки графины и бутылки, я пошёл обратно и столкнулся с ювелиром.

– Слушай, помоги мне, а! – остановил его я. – Сейчас всё разгромлю.

– Давай, – согласился он. – А Лана там?

– Ага.

Он взял у меня часть груза, и мы пошли в гостиную.

– Вы давно с Ланой? – спросил я.

– Три года, – улыбаясь из-под очков, ответил ювелир.

– И как?

– Как видишь. Лучше неё я ещё не встречал.

М-да. Наверное, я что-то не то вижу. Несколько дней назад она мило гуляла с одним, а теперь кокетничает с Киром... Может, рассказать, как вижу я? Э-э, не стоит. Он такой счастливый. Они ведь дуалы... Как мы с Миленой...

Последняя мысль как-то нехорошо повлияла на меня. Я вернулся в гостиную, попросил стоящую в одиночестве Оксану разлить и залпом выпил своё вино. Она удивлённо приподняла свои брови.

– Ты в порядке?

– В полном, – ответил я. – А как ты?

– У тебя шумная компания, – покачала головой она.

– В тишине лучше?

– Иногда.

Она поднесла свой бокал к моему, и звук хрусталя вылетел от их прикосновения, помаячив ещё некоторое время в пространстве.

– А твоему братцу здесь хорошо, – как-то невесело усмехнулся я.

– Да, он у меня такой, – спокойно ответила Оксана.

Действительно, друг Крис на этом вечере меня просто поразил. Если до этого мне казалось, что я его хорошо знаю, то теперь я готов был взять свои слова обратно. Он, похоже, чувствовал себя на подъёме. У него словно шило в одном месте сидело: постоянно бегал, суетился, то собирался поточить ножи, то открыть новые бутылки вина, то наставлял девушек не ходить босиком и надеть тапки. Я знаю: когда он хочет произвести впечатление, то всё время начинает что-то делать. Когда я как-то хотел его подколоть, он обернулся ко мне и с деловым видом сказал: «Не мешай!» – и ушёл куда-то на кухню.

С Верой на людях он вёл себя, как будто она просто его друг. Она, казалось, занимала его куда меньше, чем остальные девушки. Вскоре он проникся симпатией к Инге и кружил ей голову комплиментами. Милена тоже смеялась его шуткам…

– Ты сегодня чудесно выглядишь, – сказал я замолчавшей Оксане.

– Спасибо, – краешками губ улыбнулась она.

Вспомнил вдруг, что тип Оксаны называется ЛСИ, то есть логик-сенсорик-интроверт, а мой СЛИ – сенсорик-логик-интроверт. И надо было бы увидеть и распознать разницу, но как-то не думалось об этом сейчас.

Мне вообще хотелось нормально поговорить с Оксаной, порасспрашивать её о делах, просто поболтать по-дружески. Но здесь постоянно ходили гости, толкались, спрашивали что-то, и я не мог сосредоточиться и чувствовал себя потерянным. Тут ещё ко мне подошла рыжая девушка и спросила, есть ли у меня музыкальный проигрыватель.

– Как на вечере и без музыки? – возмущённо спрашивала она. – Музыка – это вся наша жизнь!

– Извини, – обратился я к Оксане, – сегодня нам не удаётся толком пообщаться.

И я полез в шкаф, чтобы достать свой старый проигрыватель и пластинки. Всё это отдал в распоряжение последней пришедшей троицы, а самого меня перехватил Влад.

– Слушай, тебе интересно, откуда весь народ, которого я пригласил?

– Да, но я почти всех здесь знаю. Кроме последней пришедшей троицы.

– А, эти оболтусы? Сейчас скажу. Вон тот типчик, который всем выдал твой папоротник, это Ян из «бирюзового». А Ринка – «оранжевая», по ней видно, – засмеялся он.

«Ага, она как Спирит и бабушка Гелли», – отметил я про себя.

– А тот мечтательный юноша Гаврик – это «охра».

«О, с этим типом я знаком не понаслышке. Он как Аля. Неужели есть такие мужчины?»

– А вон та девушка откуда, я не знаю, – и он указал прямо.

– Это же Эль, из «персикового»! Хорошая девушка.

– Да я знаю, уже познакомился с ней.

Что-то я совсем забыл про Эль! Сам пригласил её и бросил. Нехорошо с моей стороны. Однако она, похоже, не скучает. Вон Инга с Алеком красят ей глаза. Ну, ладно. Разберётся.

– А Валя где? – спросил я.

– У Вали – вдохновение. Она рассказывает вон тому мрачному типу и Гаврику о том, как она однажды прокралась в Резиденцию и потом убегала от охраны.

– Серьёзно? – переспросил я, глядя в сторону, куда показывал Влад.

– Да нет, привирает половину. Зато весело!

Да, картина, прямо скажем, занятная: Валя стоит чуть ли не в центре комнаты, размахивает руками и так захватывающе повествует, что не только унылый Феликс слушает, сдерживая подступающий интерес, но и уже кто-то из девушек присоединился, даже сам Кир подсел. Этот «охра» Гаврик вообще глазами хлопает.

А вообще это вечер открытий. Смотрю я на того же соседушку с низу… Я бы его не узнал. На людях он выглядит совершенно иначе и производит впечатление эдакого серьёзного, равнодушного ко всему тичика, на которого светские развлечения нагоняют тоску. Дома же он более разговорчивый, даже о бабах не прочь поболтать. Что ж, на людях мы все немножко другие, и это естественно… Естественно ли?

Влад убежал, и наконец-то настроили музыку. Оказывается, проигрыватель очень старый и не включался, и пришлось ювелиру вмешаться и соединить порванные проводки. Теперь стало весело вдвойне, и добрая часть гостей принялась танцевать. Ко мне подбежала Милена.

– Фредли, ты танцуешь? Пойдём, чего сидишь!

– Не хочу я.

– Да я же тебя не заставляю танцевать весь вечер! Только пять минуток со мной – и всё. Пойдём, тебе надо размяться. К тому же ты за весь вечер не перемолвился со мной и словом! А нам ещё важное дело предстоит.

Тот факт, что она ещё помнит о деле, меня успокоил, и я пошёл с ней танцевать. Танцевал я, надо сказать, неважно, наверное, как неуклюжий слон, но мне было всё равно. И правда, с каждым движением становилось легче, будто я снимал с себя немыслимую тяжесть.

Вдруг музыка неожиданно заглохла, и все обратились к проигрывателю. Около него стояла рыжая Рина и решила ни с того ни с сего вещать речь:

– Дорогие гости! Жизнь – это бесконечная цепь встреч и расставаний. Сегодня мы встретились, а скоро расстанемся. Но важно не это. Главное – чтобы мы успели встретиться поближе.

И с этими словами она включила медленную музыку. И тут Милена положила мне руки на плечи, и мы незаметно перешли из быстрого танца в медленный. Вот тут я уже не думал о том, как я танцую. А просто танцевал, чувствуя её дыхание, её волосы, её тело совсем рядом, и оттого уходили мрачные мысли, и оставалась только она…

Кроме нас образовалась ещё куча парочек: Крис с Верой, Лана с ювелиром, Кир с Ингой и другие. Когда музыка закончилась, все снова зашумели и предложили выпить. Тост взял Ян. Он выдал:

– Вот уже скоро десять, и надо будет нам расходиться. Так что выпьем последний раз, чтобы все благополучно добрались до дома и вам не надавали по роже стражи порядка! – и он выпил.

Хм. Оригинальный тост, ничего не скажешь! Но гости, судя по всему, ещё не были настроены на уход. За дело взялся Кир.

– Я хочу добавить: и чтобы собирались мы почаще! Ура! – это он произнёс громко и с задором, что его тост был хорошо воспринят народом. Хотя, если честно, я не знал, хочу я за это пить или нет.

Мы выпили, и тот самый Ян стал демонстративно собираться домой и шумно прощаться. Этим самым он сподвигнул многих гостей последовать его примеру, за что я ему, несмотря ни на что, был благодарен. Я переместился в прихожую, чтобы проводить, и только сейчас заметил, что почему-то нет Оксаны. Я стал пихать Криса:

– Не знаешь, куда делать твоя сестрица?

– Не знаю! – отмахнулся он.

– Оксана? – переспросила рядом стоящая Эль. – Она просила передать тебе спасибо и что ей надо идти.

– А-а…

Я только в затылке почесал. И чего это она вот так ушла? Нет, чтобы попрощаться хотя бы. Но гости требовали от меня внимания, поэтому я отвлёкся.

– Спасибо, что пришли. Всего доброго! Пока, Феликс! Заходи ещё, Влад!

– Теперь ты залетай к нам! – ответил Влад. – До завтра!

– До завтра! – ответил я, хотя до меня только потом дошло, что завтра здесь ни при чём.

– Благодарю от всего сердца, дорогой Фредли, за прекрасный подаренный вечер! – это сказала Рина, которая, взмахнув своей рыжей гривой, скрылась за дверью. А с ней и Гаврик, который тоже горячо попрощался, но было видно, что ему всё равно печально.

Последними уходили Крис и Вера.

– Милена, ты не с нами? – спросил её Крис, когда она стояла со мной в прихожей.

– О, нет, нам ещё предстоит большое дело, – улыбнулась она и протянула руку Крису. Он пожал её пальцы.

– Пока, Вера! – проговорила Милена и обняла девушку. Не знаю, когда они успели сблизиться, но Вера тоже хорошо так попрощалась с Миленой, потом со мной.

– До свидания, Фредли, – улыбнулась она. – Привет Гелли, если увидишь её раньше!

– Непременно, – ответил я. – Пока, Крис!

– Пока, дружище!

Наконец, когда все «пока» были сказаны, руки пожаты-поцелованы, а дверь закрыта, я почувствовал себя совершенно разбитым. Я завалился на диван, а Милена села рядом со мной. Некоторое время мы сидели молча, глядя на те руины, которые остались после гостей.

Наконец я вымолвил:

– Это всю неделю надо будет убирать.

– Ничего, Фредли. Сейчас что-нибудь придумаем.

Мы просидели ещё некоторое время. Затем Милена встала и сказала:

– Давай так. Я начну мыть посуду своим способом, а ты – прибираться. Но только представь, что ты превратился в электрического робота, которого включили на самую высокую скорость. Сейчас я нажму на кнопочку… – Она подошла ко мне и чуть коснулась моих губ. – Ну, всё. Поехали!

Не дожидаясь меня, она пошла на кухню и включила там воду. Я какое-то время посидел, вдыхая её запах, а потом встал и взялся за веник. Сил как будто действительно прибавилось.

Милена только и делала, что носила посуду из гостиной в кухню, а потом, когда я зашёл туда, то увидел такую картину: большая раковина полна воды, там лежит вся посуда, которая только поместилась, вся в пене от средства для мытья. И Милена моет её, как картошку: всю подряд, без разбора.

– Стой! Ты что делаешь? – попробовал вмешаться я.

– Смотри, как здорово, Фредли! А сейчас я спущу воду и сполосну её – и готово!

– Это и есть твой способ?

– Ну, да! Я так делаю обычно, когда очень спешу. Ты уже прибрался? Смотри, а то я ещё раньше тебя закончу!

Мне ничего не оставалось, как продолжить подметать и убирать лишние продукты со стола.

Милена и правда быстро закончила: уже через двадцать минут в моей квартире было довольно чисто, словно никто и не приходил. Оставалось только вынести мусор для полного счастья...

Резиденция. Временно прерываю повествование: надо перекусить. До сих пор не прибежала Нора. Я уже начинаю беспокоиться…

 

***Ф***

Резиденция. О, я понял, что есть на свете люди, которых я на дух не переношу. Это «оранжевый» Спирит, брат Милены. Всё-таки вылезло одно живое существо из Резиденции, но лучше бы оно сидело и не высовывалось. До сей «счастливой» поры я видел его только несколько раз, и то мельком. Плюс ещё слышал, но там совсем другое. Там – творчество, а здесь – он сам, собственной персоной.

В общем, подошёл он ко мне, когда я сидел себе и записывал вчерашнее, так что я имел возможность не только лицезреть этого типчика, но и говорить с ним вживую.

– Надеюсь, ты понимаешь, – начал он с наисерьёзнейшей миной, поглядывая на тетрадь, – что твоё участие в наших делах сократит тебе срок службы, – скорбный вид и пауза.

– И жизни, – усмехнулся я.

– И жизни, – строго повторил он и замолчал.

Наверное, по его сценарию я должен был что-то говорить, оправдываться, молить о пощаде. Но я молчал.

Некоторое время мы смотрели друг на друга, изучая. Затем он сделал глубокий траурный вздох и на секунду возвёл глаза к небу. Что за похоронное поведение? Чтобы напомнить мне о бренности моей ничтожной жизни?.. Нет уж, спасибо, и без него приходится частенько об этом думать.

– Советую тебе быть осторожнее, – снова заговорил он, но теперь более внушительно и настойчиво.

Я тоже затянул вздох. Но он не выражал ничего ободряющего. Перевести его можно было так: «Когда ты, наконец, свалишь, похоронное агентство!»

– Ты ничего мне не хочешь сказать? – он, видимо, был разочарован тем, что не встретил сопротивления.

– Да, только не по теме, – с каким-то внутренним наслаждением произнёс я.

– Я готов выслушать.

Откуда у него, интересно, такие манеры? Словно он священник, а все остальные – желающие исповедаться.

– Я бы тебе в ответ посоветовал обходить меня в радиусе не менее пяти метров. И расчёсываться хоть иногда, если хочешь произвести хорошее впечатление.

По-видимому, я попал в точку. Он сверкнул на меня глазёнками и, стараясь сдерживаться, выпалил:

– Вообще-то я хотел помочь... По-доброму. Милена просила!

Последнюю фразу он произнёс так торжественно, будто я должен был перекреститься. Тем не менее, я внимательно вгляделся в его, пытаясь понять, что он этим хотел сказать.

– Я думаю, ты поступаешь опрометчиво, – уже спокойнее, но явно пытаясь меня уесть, проговорил он. – Передумаешь – обращайся, – заключил он, повернулся и пошёл прочь.

Я остался в задумчивости. Знает ли он что-нибудь? Это был первый вопрос, который я себе задавал...

 

***Ф***

Резиденция. Счастье – Нора наконец-то появилась, лохматая и мокрая, словно всю ночь шарилась по лесам-болотам, и я взялся её кормить. Её даже не привели – сама прибежала… Нет, поистине: эта тишина меня угнетает. Сначала тишина, потом Спирит. Может, это такое психологическое воздействие на меня? Чтобы раскаялся сам, встал на колени и бил челом?

Не дождётесь… Писать буду.

День встреч. Мы доели остатки еды с Миленой, выпили горячего кофе и, взбодрившись, осторожно вышли из моего дома. Вахтёрши не было, и это естественно: не всё же ей работать, когда другие спят. Весь путь пришлось идти пешком, поскольку на транспорт, само собой разумеется, рассчитывать было нечего. Поэтому часа два мы только шли, изредка перебрасываясь фразами, но в основном молча.

На улице было так тихо-тихо. И почему-то чисто. Как обычно, наверное. Словно ничего и не было.

И совсем не страшно. Я думал, будет хуже. Милена не боялась совершенно, пыталась даже разговаривать вслух. Я же из осторожности сдерживал её.

Наконец мы подошли к воротам – входу в Резиденцию, но они, как и следовало предполагать, были закрыты.

– Ой, – воскликнула Милена, – я же забыла стащить ключ!

Я мысленно рассердился на её безответственность. Ну, как можно в таком важном деле забыть столь необходимую деталь? И что теперь мы будем делать?! Вот надейся на неё в следующий раз…

Но вслух только сказал:

– Да. Не очень хорошо.

– Сейчас мы что-нибудь придумаем, – беспечно ответила Милена.

Похоже, это её любимая фраза. «На “жёлтых” надейся, а сам не плошай», – вспомнил я поговорку, услышанную как-то от Гелли. Хотя, может, я действительно зря паникую.

Я отвернулся на миг, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости, а когда повернулся, то увидел, что Милена лезет под воротами.

– Ну, вот, я уже здесь! – отряхнувшись, проговорила она. Как быстро она совершила этот манёвр!

– А я?

Если честно, то я Милену несколько… хм… побольше, поэтому под воротами я лезть боялся. Милена же стала меня уговаривать.

– Фредли, ну попробуй, что тут сложного! Я помогу тебе, если ты застрянешь. Ты хотя бы попробуй, а если не получится – придумаем что-нибудь другое.

– Может, лучше сразу придумать? – без особой радости пробубнил я.

– Можно, если хочешь. Можно перелезть забор. Ты умеешь на руках подтягиваться?

– Умею, – ответил я и оглядел ворота. Они были уж слишком высокие и острые колья наверху. Застрять там, будучи посаженным на кол, мне не очень-то хотелось…

– Ну, Фредли, солнце моё, ну, попробуй пролезть под ними! Смотри, я даже могу подержать.

Тут Милена схватила за низ ворот руками и попыталась их поднять. Раздался резкий скрип, я поспешно замахал на неё, чтобы отпустила. Несколько секунд мы стояли молча – прислушивались. Потом я, не видя другого выхода, решил лезть внизу.

Ох, что я там пережил! Казалось, что на меня опустятся эти железные колья и пригвоздят меня намертво. Так жутко было смотреть вверх, но спиной лезть неудобно. В общем, кряхтя и сопя, я, наконец, с помощью Милены перебрался-таки на вражескую территорию, ещё долго ворча и отряхиваясь от дорожной пыли. Затем мы, стараясь ступать как можно более тихо, направились через центральный район к самой Резиденции.

Вообще центр, окольцовывающий Резиденцию, это в большей степени деловой район, нежели жилой. Поэтому ночью здесь пусто и мрачно. Однако с южной стороны есть несколько домов для проживания некоторого персонала, работающего в здешних учреждениях – например, служащих госконтроля, куда меня пару раз водили для сверки фактов биографии. Но этот микрорайон, к счастью, находится в стороне, и нам не пришлось красться дворами и подворотнями, опасаясь быть застигнутыми кем-нибудь из Их ближайшей свиты.

Ядро же нашего государства, Центральная Резиденция, как и всё у нас, окружена высоким кирпичным забором, перелезть через который возможно только, если умеешь ползать по стенкам, как таракан. В Резиденцию есть два входа: центральный и чёрный. Центральный работает днём и закрывается в семь, когда расходятся последние служащие, типа меня. Чёрный – почти в противоположной стороне, для экстренных случаев или тайных дел. Именно туда направлялись мы с Миленой. Обычно он закрыт, и кто надо, имеет ключ от замка, но по счастливой случайности как раз в это время здесь ведутся ремонтные работы – замена двери, починка забора – так что вход этот вот уже несколько дней никем не охраняется, кроме Норы.

У чёрного входа мы осторожно остановились, прислушиваясь. Я тихо позвал Нору. Через мгновение выскочила моя подопечная, радостно махая хвостом. «Тише, Нора! Тише!» – проговорил я полушёпотом. Она поняла нас и, повертевшись немного, убежала вперёд.

Итак, мы находились почти у цели. Осталось чуть пройти, чтобы попасть в нужное крыло здания. Честно говоря, я ни разу не был в Их обиталище. Меня туда не звали, да и я как-то не выражал желания. Но у меня была мысль – попробовать обойти это строение по периметру. Наверное, потому что на первый взгляд это кажется невозможным. Вроде бы невысокое, всего в два этажа, помещение, но с таким множеством развилок, коридоров и закутков, что больше напоминает лабиринт, нежели жилой дом. Не понимаю, зачем Им столько комнат и как они используются?.. У этого лабиринта есть по традиции главный вход, есть чёрный, но, вероятно, есть и другие – ведь не может же на всю эту громадину быть всего два выхода. Да уж, без Милены, однако, мне здесь было бы делать нечего…

В общем, Их обиталище – это вторая достопримечательность Резиденции. Первая – лес, о котором я уже упоминал, но он лучше виден со стороны, где я работаю. Больше здесь, похоже, ловить нечего. Вдоль стены громоздится в основном какой-то хлам: стройматериалы, навесы, теплицы и прочая утварь, до которой, похоже, у Них руки не доходят. Хотя не могу утверждать, мне ведь открылась только малая часть общей панорамы…

Напротив высоких дверей, ведущих в здание, мы остановились. На небе светила тусклая луна, звёзд не было видно. Какие-то тёмные прозрачные облака словно дымкой обволокли наш город и Резиденцию, как будто кто-то невидимый специально сидел и курил трубку. Стояла жуткая тишина, изредка прерывающаяся отдалёнными звуками, при которых Милена хватала меня за руку, тщательно прислушиваясь. Я немного устал и хотел присесть, но вблизи не было ни одной скамейки.

Вдруг в доме мы услышали отчётливые шаги, гулко отдающиеся на деревянном полу. Мы отпрянули, и я быстро повёл Милену за высокую бочку, которую приметил справа. За ней мы притаились и стали выжидать.

Дверь скрипнула, и кто-то вышел на улицу. Я почувствовал, как от напряжения у Милены похолодели руки. Мы сидели, не шевелясь и боясь лишний раз дыхнуть. Некто свистнул, и на его свист через минуту прибежала Нора.

– Привет, служака. Всё в порядке? – негромко, но чётко и раздельно произнёс некто. Затем он, похоже, погладил её, потрепал за шерсть и снова спросил: – Кто-нибудь приходил? Ну, ищи, ищи!

Нора радостно заскулила, а моё сердце сжалось. Сейчас она нападёт на наш след, и всё, крышка… Милена впилась своей рукой в мою. Я сжал её сильнее, второй рукой нащупал в кармане нож и приготовился к худшему…

Однако Нора, обежав двор по кругу, вернулась к хозяину или кто он там ей и громко тяфкнула. Видимо, это означало, что никакая опасность не угрожает.

– Хорошо. Можешь идти, – снова проговорил голос. Как мне показалось, холодный и глухой.

Затем дверь скрипнула вторично. Через полминуты шаги стихли, и наступила полная тишина. Я наконец перевёл дыхание.

– Это был Армен, – услышал я шёпот Милены у самого уха. – Он ответственный за безопасность Резиденции.

– Понятно, – шепнул я в ответ. – Давай выйдем отсюда.

– Давай.

Я встал и помог подняться Милене. Мы вышли из нашего убежища и, прислушиваясь, вторично остановились у чёрного хода. Милена повернулась ко мне, и я при свете луны увидел, как она встревожено улыбается, а на глазах у неё блестят слёзы.

– Боже мой, Фредли, я так испугалась! – прошептала она и бросилась ко мне на шею.

Я обнял её, прижал к себе и тихо, тихо успокаивал её.

– Не переживай, всё в порядке. Я же с тобой! – проговорил я, вдыхая приятный аромат её волос, её кожи.

– Он убил бы нас, ты его не знаешь!

– Неизвестно, кто кого убил бы раньше, – ответил я и осторожно поцеловал её в лоб.

Она подняла на меня своё прекрасное лицо – и я не удержался, стал целовать её лицо, её губы… И…

Нет, здесь не место об этом писать, иначе моя тетрадь превратится в личный дневник – как у Гелли. Так что я продолжу своё повествование, опустив детали.

Мы подождали ещё где-то минут десять, а затем потихоньку скрипнули дверью и вошли в здание. Милена держала меня за руку и вела по узким тёмным коридорам, кое-где слабо освещающимся одинокими лампочками. Мы больше не боялись: теперь мы были уверены и своих силах и в том, что самое страшное позади.

Вдруг с конца одного из коридоров я услышал музыку. Точнее, кто-то пел. Слышалось смутно, и я дёрнул Милену за рукав.

– Это Спир, он у нас музыкант, – шепнула Милена. – Ты разве не знал?

Я помотал головой. Наш путь был в другую сторону, но я не утерпел и потянул Милену поближе. Мне хотелось узнать, что же там такое её братец поёт.

Мы подкрались ближе и замерли. Из-за двери раздавалась песня – красивая, мелодичная, но со страстно-надрывальческим припевом, что прямо за душу хватало. «А неплохо он поёт, – подумал я. – И на гитаре играет… Не хуже меня, это точно». Милена всё тянула меня, но мне не хотелось уходить. Как будто что-то родное услышал я в его песне, что-то знакомое из милого и доброго детства.

Наконец аккорды стали затихать, и мы отправились к своей цели. Но эта мелодия с его голосом ещё долго звучала у меня в голове…

Через некоторое время мы поднялись в один из закутков и остановились перед дверью – целью нашей вылазки. Дверь тяжёлая, дубовая, сделана, что говорится, на совесть. Милена пошарила в кармане, чтобы достать ключ, но почему-то не могла его найти. Она смотрела на меня умоляющими глазами, взывая к небу, что она брала его, но факты доказывали обратное. Не везёт ей сегодня с ключами!

Что ж, на этот раз это было не так страшно. Я взял с собой отмычку – специально для такого вида дверей. К воротам она бы не подошла, а сюда, пожалуй, в самый раз. И тихо, почти неслышно отворил засов. Мы вошли внутрь и прикрыли за собой дверь.

Мы очутились в полной темноте, так что пришлось некоторое время постоять, чтобы привыкнуть. О том, чтобы включать свет, не могло быть и речи. Фонарик у меня был, но я решил пока попридержать его.

В комнате пахло пылью и затхлостью.

– Это библиотека, – шепнула Милена. – Иди за мной.

Она провела меня в дальний угол комнаты, между огромными шкафами, набитыми книгами, и подвела к столу. Стол был завален тетрадками и какими-то бумагами, разобрать без света которые было практически невозможно. Тогда я достал свой фонарик и, придерживая свет пальцами, стал осторожно искать.

Мы откладывали ненужные бумажки и книги, перебирая таким образом всё содержимое стола. Периодически мы останавливались и прислушивались, не идёт ли кто. Но тишина стояла абсолютная, и мы особо не переживали.

Стол не мог нам предложить ничего обнадёживающего. Тогда я догадался открыть выдвижной шкафчик и обнаружил там какую-то таблицу.

– Она? – спросил я у Милены.

– Она! – затаив дыхание, ответила она.

Я взял её в руки, разглядел отдельные слова «интуит» и «экстраверт» и почувствовал, как огромной силы радость проникает в меня. Такой важный документ – у меня в руках! Ещё один заветный ключ к разгадке! Ещё одна раскрытая тайна!

Милена тоже была в восторге. Она обняла меня и поцеловала так крепко, словно я стал великим героем в её глазах. Я, конечно же, не мог не ответить тем же… Странно: теперь мне казалось, что наши минуты истекают, что мы ещё неизвестно когда увидимся, и так не хотелось отпускать её в этот страшный мир…

Мы стояли и совсем не боялись, что кто-то зайдёт. Мне на тот момент было совершенно плевать, и я был лишь счастлив тем, что совершил великое дело с любимой девушкой…

Но вскоре я почувствовал, как в сердце кольнула тревога, и остановился. Милена не хотела меня отпускать:

– Ну, пожалуйста, Фредли, поцелуй меня ещё!

Я поцеловал её и тихо сказал:

– Не надо забывать об осторожности. И нужно решить, что мы будем делать с этим документом.

Милена грустно склонила головку, словно поддаваясь обстоятельствам, и сказала:

– Что можно с ним делать? Спрятать за пазуху и унести.

– Но если Они обнаружат пропажу?

– Думаешь, Они сразу подумают на нас?

– В любом случае это будет не очень хорошо.

– Но переписывать долго. И опасно. У нас часто кто-нибудь занимается по ночам. В любой момент сюда могут прийти.

Мне казалось, что Милене просто неохота переписывать. Ведь пять минут назад она не думала об опасности. А теперь вдруг заговорила.

Хорошо подумав, я собирался было ей возразить, но вдруг услышал шаги в коридоре. Мы замерли: шаги уверенно приближались. Я готов был прятаться за шкаф… Но они прошли мимо. Удалились.

– Надо уходить отсюда! – еле слышно пролепетала Милена.

Я не стал с ней спорить. Мы разложили книги и бумаги на столе примерно в том порядке, в котором они были. Я их немного потёр носовым платком и ту часть стола, к которой мы прикасались. Вряд ли они будут снимать отпечатки пальцев, но на всякий случай. Затем спрятал документ во внутренний карман, после чего мы осторожно вышли из библиотеки в мрачно освещённый коридор.

Вдруг – отчётливые шаги со стороны того конца коридора, куда нам надо идти. Я дёрнул за руку Милену и пулей влетел обратно с библиотеку. Она же вырвалась и осталась. У меня защемило сердце. Я встал у двери и приготовился в случае чего.

– Что ты тут делаешь? – услышал я знакомый холодный тон.

– О, Армен! Как хорошо, что ты здесь! – ответил голос Милены, который показался мне несколько странным. – Я устала, я хочу пить! У меня нет сил добраться до своей комнаты.

Она топнула ножкой, и я услышал стон и шуршащий звук, будто она скатилась вниз по стене.

– Отвечай: где была? – был строгий вопрос. Какое, интересно, право он имеет её допрашивать?

– Я ходила гуля-ать! – говорила она, растягивая слова. – И искала прынца на бэлом конэ!

Я понял: она изображает из себя пьяную!

– А ну-ка дыхни, – скомандовал Армен.

– Н-нет! Н-нет! – испуганно заголосила Милена. – Не приближайся!

– Да стой же ты!

– Помогите, насилуют!!! – закричала она, что есть мочи.

– Замолчи! – рявкнул на неё Армен. – Давай вставай и иди к себе.

– Я хочу пить! – простонала Милена жалостливым тоном.

– У себя и попьёшь.

– Нет! Принеси мне воды, иначе я не встану. Буду лежать здесь и всем говорить, что ты меня изнасиловал!

Кажется, враг был несколько сбит с толку.

– Воды! Воды! – продолжала ныть Милена. – Ну, пожалуйста!.. Ну, Армеша, ну, чего тебе стоит! А если я умру от жажды, заболею, то это останется на твоей совести! Ты будешь думать: а мне жалко для неё было стакана воды! Будешь винить себя, казнить себя, но будет уже поздно! Воды-ы-ы!!!

Кажется, противник не выдержал.

– Сиди тут, – бросил он и пошёл в противоположную сторону. Как только он скрылся, я вышел, и Милена прошептала:

– Быстрей, бежим, он будет через пять минут!!!

– Стой, надо ещё закрыть библиотеку.

– Нельзя, он увидит нас, бежим!

– Но нельзя оставлять её открытой. Он придёт, тебя не будет, а дверь открыта: что он подумает? Я сейчас.

Кусая локти, Милена согласилась. Я достал отмычку и стал поворачивать замок. Это оказалось не так легко, как открыть. Наверное, из-за напряжения. К тому же тут Милена под боком мысленно меня торопила, так что я сам нервничал. Наконец удалось, и мы быстрым шагом и как можно тише отправились прочь. На одном из поворотов Милена свернула, и мы очутились в другом коридоре, ещё более тёмном и мрачном. Долго петляя, мы, наконец, попали в нежилое крыло, и Милена попросила меня открыть дверь. Я сделал это без особых сложностей, и мы вошли.

Нашему взору предстала комната, заваленная мебелью, старыми картинами и прочим хламом.

– Здесь мы переждём до утра, – проговорила Милена и закрыла дверь на защёлку.

В комнате был полуразвалившийся диван. Милена из каких-то закромов достала одеяло, подушки и предложила лечь спать. У неё был очень измотанный вид.

– Сначала я приготовлю постель, – ответил я.

С этими словами я снял с себя куртку и кофту и обернул обе подушки. Затем отряхнул диван, одеяло от пыли и сказал, что кровать готова.

Милена легла прямо в одежде, и я последовал её примеру. Не сказать, что кровать была ахти-какая, но в наших условиях она казалась самой желанной. У меня гудели ноги и голова. Я чувствовал себя разбитым.

– Обними меня, – попросила она.

Я поцеловал её, обнял и пожелал спокойной ночи.

– А ты очень клёво разыграла Армена! – сказал я.

– Спасибо.

И мы провалились в сон.

Спал я беспокойно. Мне всё время казалось, что я слышу шаги, что Армен бежит за нами с дубиной, что у меня украли документ… Но ближе к утру я, кажется, заснул крепче. По крайней мере, когда я проснулся, то Милену не обнаружил рядом. Она ушла, но оставила записку карандашом на старой газете, что ей надо быть у себя в шесть утра. Начертила, как выйти к чёрному выходу. Сказала, что оттуда я сразу могу пройти к себе, где я работаю. И всё. Вот и все приключения.

Теперь я сижу один на своей работе, варю поесть и постоянно прислушиваюсь. Глушь и тишь. Только стучит сердце, отсчитывая часы, когда можно будет идти домой. Осталось три с половиной.

 

***Ф***

Вечер. Наконец-то. Я вернулся домой и завалился с ногами на диван, уперевшись глазами в потолок. Диагноз – полное отсутствие аппетита. Давненько меня не посещала эта болезнь. Помню, когда мне было шесть, я узнал, что в будущем меня разлучат с моими друзьями и родителями – расселят по разным районам. Я тогда долго ходил и думал обо всём и ничего не ел сутки. Больше со мной такого не происходило.

Надо как-то поправить дело. Например, прибраться ещё раз, что не успел с Миленой, и помыть полы. Авось и нагуляю чего-нибудь.

 

***Ф***

Это было вчера…

Я протёр свой диван, отмыл какие-то пятна на стене и полез поправить косую картину, до которой на празднике всё хотел дорваться Кир. Её подарила мне одна девушка со школы, сама рисовала. Там изображена грустная русалка, сидящая на ветке. Ничего особенного, но мне нравится. Уж не помню, с чего это Кир к ней прицепился...

Я взял её в руки и ещё раз взглянул на печальное лицо русалки. И вдруг мои пальцы нащупали что-то холодное. Это был какой-то предмет на обратной стороне картины. Я перевернул её и... чуть не выронил. На её другой стороне был прикреплен тот самый аппарат, типа радио, способный передавать разговоры, который я изобрёл ещё в школе.

В этот момент мне показалось, что мой организм распадается на части. Сердце стало колотиться в одном ритме, кровь сделалась холодной и замедлила свой обычный ход, а мозги совершенно отключились. Я стоял и минут пять тупо смотрел на эту штуковину.

Затем-таки заставил себя сесть на диван и, бормоча под нос что-то невразумительное, стал откручивать коробочку, с каждым движением находя подтверждения своей гипотезе. Да, это мой аппарат. Без изменений. Я помню, как я собирал его из домашнего хлама. Вот эту кнопку мне принёс Влад, он нашёл её на свалке. А проволоку я сам достал – открутил откуда-то.

Ну, и ладно, сейчас самое бы время радоваться, что моя родная вещь наконец нашлась и находится в руках у своего законного хозяина. Но в том-то и дело, что… Вряд ли мне положил её добренький Дед Мороз, чтобы я мог пользоваться по мере необходимости! И это более всего усложняет дело.

Я внимательно осмотрел заднюю сторону картины и увидел, что в её углах кое-где скопилась пыль. А место, к которому была прикручена коробочка, было почти чистым. Значит, этот аппарат был установлен недавно. Наверное, в тот самый день, когда я учуял здесь чужие запахи.

Отложив устройство в сторону, я прошёл на кухню и включил чайник. Пока он нагревался, я достал из шкафа шоколадку, оставшуюся после позавчера, и пару конфет. Конфеты тут же зажевал, не дождавшись чая. Затем откусил шоколадку. Вкус её показался мне знакомым. Может, из детства. Когда согрелся чай, сладкого уже не хотелось. Я налил себе кружку и долгое время пил его медленными глотками.

На самом деле у меня здесь последнюю неделю тихо было. Разве что Кир с Феликсом приходили… Не считая позавчерашнего праздника. Если бы можно было его не считать…

Допив чай, я принялся тщательным образом обшаривать комнату за комнатой, картину за картиной. Это заняло у меня почти час, но мои поиски были напрасны. Разве что я обнаружил в шкафу с бельём с четверть вчерашнего белого вина в бутылке. Понюхав, я не стал его пить и выкинул в ведро.

Сев на диван, я ощутил вдруг свинцовую тяжесть в руках, в ногах, в теле. Как будто мы с диваном – единое целое, и мои руки – это его ручки, моя спина – его спинка, а мои ноги – жалкие четыре колёсика. Если бы можно было, я бы с большим облегчением сейчас превратился в диван. Он приносит пользу людям независимо от их типа или статуса. Диван объединяет людей. Даже Они сидят на диванах.

А всё началось с того, что я захотел принести пользу. Себе или другим – неважно. Но что для одних польза, другим – вред. В этом-то и вся проблема. Я пока ещё не диван. Значит, всё было впустую – жить, заниматься исследованиями, прикидываться дурачком. Они всё равно сильнее, и Они могут в любой момент стереть меня в порошок, даже не спросив моего мнения.

Вот уж никогда не думал, что мои же изобретения будут использоваться против меня...

Я посмотрел на часы: стрелки показывали полдесятого. Поднявшись, я надел ботинки и вышел на улицу. Сильный порыв ветра чуть не сбил меня с ног. Во дворах было пусто и уныло. Народ весь отсиживался в своих маленьких квартирках.

Вдруг сзади меня кто-то с силой ударил по плечу. Я вздрогнул и обернулся.

– Привет, сабантуйщик! – весело поздоровался Влад. – А я к тебе!

– Не пугай меня так больше, – криво усмехнулся я, вздохнув, однако, с облегчением.

– А что, страшно? – и он засмеялся.

Я же будто навсегда утратил возможность так спокойно и от души смеяться. Мне стало ещё тяжелее.

– Ты как здесь? – выдавил я из себя, чтобы поддержать разговор.

– Очень просто. У ювелира вчера был день варенья. А сегодня продолжение – у его соседа. Пьянка третий день подряд! А чтобы пройти, пришлось взятку дать.

– И что, берут?

– Берут!

– И не боишься?

– Да кому я нужен!.. Ну, что, к тебе?

– Нет-нет! – замахал я руками.

– У тебя что там: чудовище засело? Чего такой кислый?

– Отойдём куда-нибудь, – предложил я.

– Ну, пошли.

Мы зашли в один из пустынных детских двориков недалеко от моего дома. По пути Влад рассказывал, как было весело у ювелира.

– Я думал, ты тоже будешь!

– Он звал меня, но я как-то выпустил из головы... Не до того было.

– Да что там у тебя: выкладывай уж!

Я ещё раз оглянулся, пытаясь удостовериться, не подслушивает ли нас никто, и тихо стал рассказывать Владу про свою находку.

– Представляешь, каково мне было, когда я увидел в моей комнате тот самый прибор, за который меня чуть не исключили из школы?!

Лицо Влада выразило по-детски серьёзную сосредоточенность. Почему по-детски? Наверное, он в моём восприятии так и остался большим ребёнком. Даже теперь, когда он хмурился, мне виделось в его лице что-то наивное, мальчишеское, как будто он размышляет, кто же мог утащить у него из кармана фантик от конфеты.

– Тебя кто-то хотел подставить? – наконец спросил он.

– Какой смысл? Ведь он установлен не чтобы я им пользовался, а чтобы с помощью него пользовались мной.

– Ты снял его?

– Да. Но я не знаю, что с ним делать. Я работаю с утра до вечера, и Они могут прийти и в любой момент установить новый.

– Ну, если этот прибор – тот самый, который ты сделал, тогда он у них, весьма вероятно, в единственном экземпляре, – рассудил Влад.

– Я тоже так сначала подумал. А потом пришла мысль, что им, может быть, и нужно, чтобы я думал именно так...

– Да, Фредли, ну и попал ты.

Влад задумчиво почесал в затылке.

– В действительности есть два варианта. Первый – это приходить с работы и обшаривать всю квартиру.

– Да уж, спасибо, – невесело усмехнулся я. – Значит, я буду только работать и прибираться. Давай лучше второй.

– Второй соответственно – не приглашать к себе в квартиру гостей, вести тихий, спокойный образ жизни. Это, надеюсь, возможно?

– Ну, как тебе сказать... А больше ничего нельзя придумать?

– Почему же? Можно, например, попросить кого-нибудь из соседей посидеть весь день в шкафу и в дырочку посмотреть, куда тебе установят новый аппарат.

– Ага. Мне каждый день нового соседа нанимать или как?

– Ну, можно ещё соорудить какое-нибудь противоядие к твоему устройству.

– Противоядие?.. – медленно повторил я.

– Ну, да. Или штуку, которая бы находила все эти штуки.

– А что, мысль неплохая… И как это я раньше не догадался? Ну, конечно! Я попробую что-нибудь смастрячить, чтобы слышны были только шумы. Или чтоб радио ловило не мою квартиру, а соседа! Ну, ты и голова!

– Вот, и отлично! – развеселился Влад. – Идём праздновать?

– Что ты, мне теперь не терпится взяться за дело! А то времени у меня мало, надо спешить.

– Ну, всё, ты теперь потерянный для общества член... А я думал, ты мне компанию составишь!

– А что у тебя, проблемы?

– Нет, просто компанию!

– Просто компанию?

– Ну, да!

Что-то я не понял: то ли он немного выпил и хотел со мной пообщаться, то ли имел намерение о чём-то поговорить конкретном, то ли бежал от проблем – в любом случае его настрой и интонация показались мне странными, не такими, как у «нормального» Влада. Но мне действительно не терпелось подумать над новой конструкцией, и я, ещё раз крепко пожав ему руку, ответил:

– В другой раз.

– Ну, как хочешь, я сваливаю, – чуть уныло ответил Влад.

– Точно ничего не случилось?

– Да, ё-моё, у меня каждый день случается куча разных событий! Всё, давай, до встречи на ярмарке! – и он повернулся и пошёл прочь.

Немного подумав, я вернулся к себе и с головой погрузился в новое дело. Лёг спать только в три часа ночи.

 

***Ф***

Не писал ничего эти дни.

Вставал по утрам ни раньше ни позже, выходил на работу, в одиночестве варил Норе еду, гулял с ней в строго определённые часы. Вечером шёл до остановки, садился в автобус и доезжал до дома. Поднимался на пятый этаж, проходил на кухню и готовил себе чай. Потом ложился на диван и смотрел перед собой – пятнадцать минут или два часа. На звонки в дверь не отвечал. К вечеру брался за свою конструкцию.

Сегодня сдался. Вместо чая приготовил себе пиццу, вместо дивана стоял и смотрел в окошко на счастливую ребятню, вместо конструкции взялся записать, чтобы потом сразу лечь спать. Наверное, работа сторожевым постепенно низводит на нет все природные таланты. Так или иначе я не смог соорудить противоядие. И невидимый глаз продолжает следить за мной в моей комнате. И на работе. Короче, 99% моей жизни.

 

***Ф***

Уже почти неделя, как от Милены вообще ничего. Не вижу ни Алекса, ни Ника, ни кого-либо, кто мог бы мне о ней рассказать. Словно после того дикого вечера все провалились куда-то в небытие и забыли взять меня с собой. Просто кинули, как использованную игрушку, в бездонный мусорный ящик. Захлопнули крышку – и наступила тьма.

 

***Ф***

Приготовил поесть, поужинал, помыл посуду, прибрался. В который раз взялся изучать таблицу, но опять отложил. Ключ к междутипным отношениям. Обозначения, как, например, мой тип взаимодействует с другими. В данный момент, конечно, никак. Поэтому и желание как таковое отсутствует.

Скоро ярмарка: надо бы сходить, узнать, как Гелли. Только смысл? Лежал бы весь день на диване, глядя в потолок, хлебал бы чай с пряниками и думал о жизни. О своёй, о её… О том, что будет через месяц, через год, через пять. О том, как жить дальше. Что делать. Какое решение принять.

Хотя, если честно, легче от таких дум совершенно не становится…

 

***

 

--- ….ИЛЭ СЭИ ЭСЭ ЛИИ..ЭИЭ ЛСИ СЛЭ ИЭИ..СЭЭ ИЛИ ЛИЭ ЭСИ..ЛСЭ ЭИИ ИЭЭ СЛИ

ИЛЭ…Т…. Д………А…... З…….п…….р….. д…...М……сэ…..пп….квт….К……..П…. Р…. ро…..пД

СЭИ…Д…. Т….. ..З……. А…….р…..п…….М….. д…..пп … сэ…. К…. квт….. Р…..П…..пД….ро

ЭСЭ…А…. З……….Т…. ..Д….. ро….пД….П … Р…. квт… К…….сэ….пп….. д…. М … п….. р

ЛИИ…З ….А….. ..Д……..Т……пД….ро ….Р …. П….. К…..квт …пп….сэ …..М…. д …. р….. п

ЭИЭ…П…. Р…. ..ро…….пД…..Т…. Д…….А….. З…….п…….р….. д…...М…….сэ….пп….квт….К

ЛСИ… Р…..П……пД……..ро..…Д…. Т…..З….. А……..р……п…….М….. д….. пп … сэ…. К…. квт

СЛЭ….д…. М … .п….…..р …….А…. З……Т…. .Д….. ро….пД…..П … Р…. квт… К…. сэ…. пп

ИЭИ ..М…. д …. р….…..п ...…З …..А…..Д……Т…….пД….ро ….Р …. П……..К….квт …пп…. сэ

СЭЭ…сэ…..пп...квт/…..К……..П…. Р…. ро….пД…. Т…. .Д…..А…....З……..п…..р….. д…....М

ИЛИ…пп ..сэ…. .К…. ..квт…..Р…..П…..пД….ро ….Д….. Т…..З….. .А……..р…..п…….М…… д

ЛИЭ…квт….К…. сэ…. …пп… д…...М … п…...р …. А…….З……Т…. ..Д….. ро….пД…..П …. Р

ЭСИ…К…….квт…пп… ….сэ … М…. д …. р…...п …..З ……А…..Д……..Т……пД….ро …..Р …. П

ЛСЭ…п……..р….. д….....М……сэ…..пп….квт…К…….П….. Р…. ро…..пД…. Т……Д…….А…... З

ЭИИ…р……..п……М…….. д….. пп … сэ…. К….квт….Р…….П….пД…..ро …..Д…. Т….. З……. А

ИЭЭ…ро……пД….П …… Р…. квт… К…. .сэ….пп….д…….М … п…. ..р…… А…..З…….Т……. Д

СЛИ...пД…..ро …Р ……. П….. К……квт …пп….сэ …М….. д …. р…. ..п ……З ….А….. Д…..Т

 

 

***Род.***

Приветик, дорогой наш Фредди!

Пишут тебе твои любимые родители, как ты уже догадался. Мы тут с твоим папой подумали: ну, мы и пни бестолковые!!! Ведь могли бы тебе писать, вместо того чтобы ждать, когда ты выпросишь разрешение к нам в гости. Но как-то не думали об этом! Почта, знаешь ли, у нас не пользуется особой популярностью. Письма читаются, а потом уже посылаются куда надо. А в этом что хорошего: во-первых, все твои личные дела знают, а во-вторых, письмо из-за этого в двадцать раз медленнее доходит. Нормальные люди через знакомых передают. А у нас знакомых мало, особенно в твоём четвертаке. Так что решили написать тебе официально, тем более что скрывать нам особо нечего.

Фредди, спасибо тебе за матпомощь!!! Это был очень приятный подарок! Только зря ты нам столько оставил – ты ведь сам с утра до ночи работаешь, тебе и одеваться надо, и девчонок в ресторан водить. Ты бы уж о себе подумал! И мы уж как-нибудь разобрались бы. Но всё равно спасибо!

По твоему совету мы с отцом стали искать другую работу с более свободным графиком. К тому же у меня на работе обострился конфликт с начальницей. Она такая стерва, скажу я тебе!!! Всё время норовит всех сотрудников мужчин к рукам прибрать, чтобы они вокруг неё ходили и дифирамбы пели. И не переносит, чтобы хоть на кого-то, кроме неё, посмотрели.

Но ты знаешь, что мамаша у тебя красавица ещё та, ты сам меня уверял в этом (не думай говорить, что ты пошутил!!!). Короче, все мужики стали обращать на меня внимание, ухаживать, делать комплименты. Всё это конечно так, просто, ведь они знают, что я замужем, многие с твоим папашкой знакомы. Ну, ты понимаешь – лёгкий флирт всегда идёт женщине на пользу, поднимает самооценку. Так вот, эта стерва, завидя такое, стала придираться ко мне пуще прежнего, отчитывать по мелочам и вообще распустилась!

В конце концов она меня достала, что я, памятуя о данном тебе обещании сменить работу, а больше по личным причинам высказала ей всё, что я о ней думаю, и ушла, хлопнув дверью. Вот так-то, Фредди! Теперь думаю сходить в бухгалтерию за зарплатой. Если откажут, разнесу их там всех! Если пыл, конечно, не спадёт. Ты же знаешь, что у меня настроение быстро меняется.

В любом случае назад дороги нет, и я теперь безработная. Папка твой, правда, ещё не ушёл – боится, что без денег останемся. А я думаю: ну её, эту работу! Я лучше дома шитьём займусь или лучше – шитьём кукол. Это всегда было моим любимым занятием! И на ярмарку буду приносить. Посмотрим, авось какой-никакой доход и будет! В крайнем случае я могу и пирожных настряпать и принести – кушать-то ведь всем хочется! В общем, Фредди, я довольна и счастлива и чувствую, что у меня началась как будто новая жизнь! На отца твоего капать не буду, пусть сам решает. Он уже полчаса стоит перед зеркалом, сейчас бреется и передаёт тебе привет!

Надеюсь, ты расскажешь, как соберёшься жениться! Мы очень хотим познакомиться с будущей мамой наших внучат! Целуем!

Мама и Папа

 

 

***Э***

Здравствуй, Фредли!

Я пишу тебе не письмо – то есть письмо, но не такое, а деловое. Я не умею писать, извини. Я слышала от Гелли, что ты изучаешь людей, и я подумала, что напишу тебе письмо. То есть не письмо, а – отчёт. Свои наблюдения по поводу того, что видела у тебя на празднике. Спасибо, кстати, что позвал меня. Я побывала у тебя и была очень рада!

В первые минуты мне было так страшно. Я ужасно стеснялась и вообще ругала себя, что ты меня позвал. Нет, ты здесь ни при чём, это я виновата, что согласилась. А потом смотрю – сидит рядом со мной юноша и, по-моему, стесняется ещё больше меня. А всегда, если видишь своё превосходство в чём-то, чувствуешь уверенность. Ну, я и – раз – подошла к нему, спросила, как он живёт, чем занимается. И у нас завязался разговорчик.

Гавриил – это его так зовут – очень интересная личность. Он, знаешь, чересчур стеснителен и потому не раскрывается на людях сразу, тем более он тут почти никого не знал. Но я рада, что с ним познакомилась. Мы провели время в очень интересном споре. Даже нет, не споре, а дискуссии, рассуждениях – короче, здорово пообщались. Темой было «Что такое свобода».

Вообще свобода – это его главная фишка. Он говорит об этом часто и много думает. Жить в системе для него – нестерпимо. Хочет уйти на Окраину. Или вообще отсюда. «Но это всё рассуждения, – говорю я. – Ты же живёшь сейчас, без этой свободы, и ничего?» Он возражает: «Я нахожу её по крупицам. Я много гуляю один в тех местах, где меньше всего людей». Он сказал, что мечтает иметь байк (крутой мотоцикл) и рассекать на нём просторы по белу свету. «Ты что, – говорю, – чтобы получить такое средство передвижения, надо сначала заработать высокий пост, потом лицензию на него, потом его самого… А это – уже лишение свободы. И где ты у нас просторы найдёшь?» – «Знаю, – с грустной улыбкой отвечает он, – здесь с этим сложно. Но жизнь не ограничивается только здесь. Мы – только малая часть мира». – «Но там за стеной – пустота!» – «С чего ты взяла? А вдруг там живут такие же, как и мы, люди, только куда более свободные и счастливые?» Я прям задумалась над его словами…

Что меня вообще удивило в нём – это его романтичность, безмерная какая-то. Его чересчур «розовые» очки, даже детскость в чём-то, не знаю, как по-другому назвать. И это несмотря на многие интересные его мысли! Например: ну, по мне так, куда это годится – мечтать ездить на байке по миру? Ну, раз проехался, два проехался, а что дальше? Ради чего жить? Ну, ощутит он эту свободу… И что? Я пыталась добиться от него, но он, кажется, не совсем меня понял. А может – точно, я вот только сейчас подумала! Может, и не хотел меня понимать…

Есть в нём какое-то… упрямство что ли, задор. Или, скорее, вызов обществу, эксцентричность. Видишь ли, когда я стала ему говорить, что всё равно он через несколько лет женится и станет жить, как все, – это ему не понравилось. Он стал увлечённо мне доказывать, что этого никогда не будет. Он верит в свою судьбу и знает, что такого с ним не произойдёт. И точка!

А что будет? Он обретёт свою мечту. Как, с помощью чего – не имеет значения. Может быть, потому что он очень сильно этого желает. Он знает, что важнее всего на свете – это почувствовать свободу. Ну, а всякие банальные вещи там, типа семьи, детей, на миг не сравнятся с тем, о чём он мечтает. И говорил Гавриил это как будто бы запальчиво, словно пытался вызвать меня на какую-то реакцию, чтобы я разгорячилась или ещё в таком роде. Да, я понимаю, что отношение к семье у многих именно такое, потому что семья основывается на расчёте. Здесь уж ничегошеньки не поделаешь. Но всё-таки… его мечта – как у ребёнка!

Чего он не выносит – это пошлости. Не понимает грубых, примитивных шуток. Иногда морщился или нетерпеливо поджимал губы, когда до него доносились циничные анекдотики Кира. Казалось, это его раздражало как-то. Он, наверное, готов был бы вспылить и высказать Киру по первое число, но ему как будто не хватало смелости, решимости. Точно! Если бы он выпил, я думаю, у него бы получилось!

К женщинам относится… по-разному: иногда возвышенно, можно сказать, преклоняется. Хотя зачастую говорит о них как бы с презрением, будто всё, что с ними связано – отвлекает его от главной цели в жизни. Мне подумалось, что девушки его любят (внешность у него миленькая). Но он относится к ним снисходительно. Всё ищет свой идеал. Из присутствующих, как я для себя поняла, ему понравилась Валя.

Из недостатков, на мой взгляд, могу отметить – ну, иногда он немного рисуется что ли. Хочет, чтобы его заметили, поняли, какой он у нас оригинальный и уникальный человек, похвалили… Например, в споре он иногда произносил фразы, что, мол, да, многие его не понимают, он привык уже… Но делает он это не навязчиво, поэтому если не обращать внимание, то нормально.

Кроме Гавриила, я беседовала ещё с Ником – ещё один замкнутый человек. Когда его друг ушёл к девушкам, Ник остался один, и я решила узнать, что это за тип. Но на нормальную беседу мне вызвать его так и не удалось. Он сначала полусерьёзно пытался улизнуть от моих вопросов, отвечал односложно и не по теме. Потом вроде бы как разговорился, даже целые предложения начал строить. Но его дурацкая манера – дурачиться – всё портила. Мне было трудно ему смотреть в глаза, он как будто бы совсем не желает полноценного разговора и вообще общаться на серьёзные темы. Всё сводит на нет.

Беседа наша велась примерно, скажем, в таком ключе.

– Ты как сам думаешь, может человек быть счастливым в таких условиях?

– Ну… Чем плохи условия? Вот ты сейчас ешь бутерброд с сыром и довольна!

– Я имею в виду вообще: жить, любить, реализовываться…

– Хм… Ты живёшь. Сыр любишь? Любишь. Реализуешь себя как потребитель питания для своего организма. Хм… Ведь так?

– Но человек создан не для того, чтобы есть!

– Конечно. Чтобы пить ещё.

– Ты сам-то считаешь себя счастливым?

– Щасливым? – нараспев переспросил он. – Щас… нет, не ливым. Потом, может быть, и ливым. Или левым?.. Ты к кому больше: к правым или левым?

– Я посередине. Короче, серьёзные темы тебя не интересуют, – вздохнула я.

– Хм… Что выбрать: право или лево – вот вопрос! Вот тема. Это важно.

Тут к нам подошёл Алек, и они вдвоём стали рассуждать о «праве» и «леве» в нашей жизни. Ник даже вот с увлечением говорил на эту тему, что мне стало как бы немножко обидно: почему он со мной так не беседовал?

Немного позже я подумала: ну, не сумела я его заинтересовать, это точно! Спровоцировать на спор. Что ему все эти рассуждения про счастье и свободу? Подошёл Влад, и они заспорили о том, что было раньше: право или лево. Очень весело так спорили, с элементами прикалывания, с азартом. Ник среди своих ведёт себя иначе, чувствует комфорт и расслабляется. Он на самом деле меня заинтересовал как личность – неразгаданная, непонятная. Я вообще люблю людей, которых я не могу раскусить сразу.

Уже потом, когда Алек красил мне глаза, я ему пожаловалась, что ничегошеньки я не добилась от Ника. Он поиздевался надо мной и рассказал кое-что интересненькое. Вкратце вот.

Ник рос в семье «хвойных», они его без конца доставали, давили, требовали. Он был забитым и ужасно неуверенным в себе. Его даже долго не могли отнести к тому или иному району, потому что он почти не разговаривал, страшно заикался и вообще никак не проявлял себя. Его, представляешь, некоторое время лечили «системотерапией», как выразился Алек – помещали в гармоничное для него общество (это когда у них уже была основная версия).

Однажды Ник сбежал из дома и пытался пробраться на Окраину, где его поймали и сдали стражи порядка. После этого обратилась к правительству его бабушка. Она им всем сказала, что мальчику надо свободу от родительского контроля, и ещё много чего говорила. Она не раз ходила в разные инстанции, её уже знали. Когда в Резиденции понадобился программист, бабушка рекомендовала своего внука. Умный, молчаливый, толковый специалист (он тогда уже хорошо шарил в компьютерах). Плюс ко всему в его досье было так и написано, что ему «для гармонизации психического здоровья необходима благоприятная среда» (люди разных характеров то есть), а это – как раз сюда. Его даже переселили в Центр, а не в его родной «синий» район.

Вот такой он человек, и не с каждым он будет откровенничать на «важные темы». А вообще лучше с ним валять дурака – так заключил Алек.

Тут как раз подошёл Ник, и Алек попросил его рассказать, как лучше всего свалять дурака. Ник, подумав, выдал примерно следующее:

– Самое сложное – хм… найти отборного дурака. Дурак должен не превышать размеры и вес валяльщика, иначе качество валяния снизится как минимум в полтора раза. Затем приготовить вспомогательные элементы для валяния. Можно, конечно, валять его просто так, в чём есть. Но лучше, чтобы поблизости была… хм, например, лужа приличных размеров или грязевые ванны – чтобы полезно было для дурака. После этого можно приступать к валянию. Для этого возьмите приготовленного дурака. Наклоните его под углом 45 градусов к поверхности и плавно погружайте в вещество для валяния. Не отпуская дурака, начинайте вращать его по часовой стрелке со скоростью не выше двадцати оборотов в минуту. При этом...

Дальше я уж и не помню, что говорил Ник, потому что мы хватались за животы и хохотали до упаду. Ник тоже вскоре к нам присоединился и так и не рассказал окончание истории про дурака. Я поняла, чем надо заниматься с такими, как он, людьми!

В общем, не буду слишком много расписывать, ты ведь, наверное, знаешь его, так что сам разберёшься. А я расскажу тебе про Ингу – девушку, которая тоже красила меня, вместе с Алеком. На этот раз, не знаю, как так получилось, только не я была инициатором беседы, а она. Она подошла и завела разговор о присутствующих, кого я знаю, а кого нет. Я была вынуждена разочаровать её – я первый раз вижу всех присутствующих на празднике!

Мы уселись на твоём диване, развалившись поудобнее, и разговорились. Я уже не помню с чего, но зашла тема про взаимоотношения с родителями. А, вспомнила: мы выяснили, что наши родители знакомы и они все «персиковые»! И стали спрашивать друг друга, как мы с ними ладим. Я, в общем, пожаловалась ей, что мне с моими бывает трудновато. Они часто такие замкнутые, напряжённые и словно ставят стенку между собой и окружающим миром. Я с ними порой не чувствую себя легко, сама закрываюсь и ухожу в себя. Если обижаются, то их сложно перестроить быстро на позитив, и пока они не переварят обиду, не успокоятся.

На что Инга мне ответила:

– Ерунда! С родителями сладить – проще простого. Вот ты приходишь к ним и что в первую очередь делаешь?

– Э-э…

– Наверное, отмечаешь, в каком они состоянии: в хорошем или не очень? Ждёшь, что они тебе обрадуются, что-нибудь приятное скажут?

– Ну, наверное, – согласилась я.

– Этого делать ни в коем случае нельзя. Надо самой, когда ты приходишь, в первую очередь настроить их на позитивный лад, расслабить. Например, маме можно сказать что-нибудь про её новую причёску или вообще какой-нибудь маленький приятный комплимент. Папе тоже что-нибудь такое лёгкое, весёлое, оптимистичное. Они ведь тоже оценивают твоё состояние. А когда человека расслабишь – любого, не только родителей – там уже и можно разговаривать на всякие темы!

А ведь оно действительно: это новый поворот в отношениях! Я бы сама до такого ни за что не додумалась! Расслабить… Вот что значит взгляд со стороны!

Но не буду отвлекать тебя моими мыслями по этому поводу. Перейдём к Инге. Я решила и дальше её поспрашивать.

– Знаешь, – говорю, – часто бывает, что они совсем меня не спрашивают о личной жизни, что даже обидно становится.

– Потому что вы похожи, я знаю. Ты ждёшь расспросов, они ждут расспросов.

– И что нам делать?

– Начни делать шаги первая. Ты вот часто ими интересуешься как личностями?

– В смысле?

– Ну, часто спрашиваешь их об их мыслях, желаниях, отношении к чему-либо? Они ведь тоже люди, у них есть свои радости, свои неразрешённые вопросы, свои маленькие открытия. Они, может, тоже хотели бы поделиться, рассказать тебе.

– Если честно, то я даже как-то не задумывалась над тем, что ты говоришь…

– Конечно. Ты считаешь, что родителям естественно проявлять внимание к ребёнку. Что они тебе то должны, это должны. А если ты сама начнёшь, то всё изменится! Вы будете на равных, и все будут довольны! Сейчас я схожу за конфетами, а ты пока думай.

Я задумалась. Инга действительно сто раз права! Но ей легко говорить – она другая. Как, интересно, она разруливает конфликты? Тут уже одним вниманием не отделаешься.

Я спросила её об этом, когда она вернулась.

– Ну… что ты подразумеваешь под конфликтами? Если меня что-то не устраивает, я прямо так им и говорю: родители, так-то и так-то. Мне кажется то-то. Они редко обижаются, часто соглашаются, мы находим выход, и всё отлично. Ну, если они обиделись, я так и спрашиваю: вы что, обиделись? Я же ничего такого не имела в виду! И начинаю объяснять. Вот и всё! А то если оставить их так, они ведь могут сутками не разговаривать! А я не могу долго всё это терпеть.

– Ну, а если ты обиделась?

– Если они не правы и я обиделась, я тоже выскажу им прямо. Скажу: я обиделась потому-то и потому-то. Мы выясним, и всё станет нормально.

– Всё ясно, – печально вздохнула я. – Я не могу так: сразу всё взять и выяснить.

– И вы, наверное, по полгода не разговариваете!

– Нет, конечно… Просто я не привыкла решать вопросы вот так в лоб.

– С ними только так и нужно! Эль, иначе всё застрянет! Не знаю, как ты, но я не могу находиться в такой угнетающей атмосфере, у меня всё из рук валится. Поэтому хочу, чтобы все всё выяснили и всем стало хорошо.

В общем, Инга мне, ну, во многом помогла, за что спасибо ей огромное! Мы ещё о многом с ней говорили. Она рассказала, например, что мир воспринимает через ощущения. Например, она видит, допустим, влюблённую пару, чувствует это ощущение, запоминает его, живёт с ним какое-то время. Потом ей становится грустно или скучно, она покупает себе шоколадку и наслаждается ощущением маленького счастья. Потом она рассматривает журнал интерьеров, и в ней возникает ощущение-желание творчества, что-нибудь сделать своими руками. Она берётся за это и ощущает подъём, вдохновение. Ну, а вечером она думает о человеке, которого любит, и испытывает те ощущения, которые захватывают всё её существо. А ночью она видит сны и потом может целый день подолгу носиться с едва уловимыми ощущениями от этого сна.

– А вообще у меня есть одна проблема, – призналась она. – Я могу легко увлечься чем-нибудь, с таким азартом, страстью, но оно может быстро мне надоесть. И уже сомневаешься иногда: верно ли моё увлечение, действительно ли оно серьёзно или так же потом уйдёт? Из-за этого начинается ненужная осторожность. Это касается, кстати, и людей…

Под конец мы обсудили присутствующих лиц мужского пола, похихикали над некоторыми там девушками. А потом её пригласили на танец, и больше мы не говорили. Ей, кстати, понравились Алек и Крис. А на меня Крис не произвёл впечатления. Такое ощущение, что – пустышка. Ты не говори об этом Гелли, пожалуйста. Она ведь меня так долго спрашивала про него. Мне понравился Влад…

Ладно, Фредли, я заканчиваю своё письмо или как его и надеюсь, что мои отрывочные записи помогут тебе в твоих исследованиях. Если что-то нужно будет, подробности разные – обращайся.

Эль

 

 

***И***

Привет, Фредли!

Пишу по твоей просьбе – описать человека из какого-нибудь района. Я не знаю, зачем тебе это надо, ты так и не объяснил, но я люблю всё знать и планирую недолго оставаться в неведении!

Ты очень классный парень и молодец, что собрал вчера такой вечер! Мы здорово повеселились! Жаль, ты ночевать нас всех у себя не оставил.

А ты заметил, что я была без серёжек? Я когда увидела тебя, подумала: сниму их, сделаю человеку приятное! Только не говори, что не заметил и что я зря это проделала!!!

Ладно, к теме. Есть у меня лучшая подруга – Гана. Мы дружим с детства, наши родители из одного района. Сейчас, конечно, видимся реже, но постоянно переписываемся и проводим время на ярмарке! Правда, последнее время Ганка много работает, да и вообще. В общем, такая она у меня – «бирюзовая».

Знал бы ты, какая она клёвая девчонка! Если бы я раньше узнала о твоём вечере, я бы непременно притащила её! И она бы тебе понравилась, могу поспорить! Она очень весёлая, остроязычная. Любит язвить, прикалываться, может легко спорить «игрой слов» – задавить соперника своими колкими выраженьицами! Этому я у неё всё время добросовестно училась. Очень пригождается, особенно когда общаешься с малоприятными типчиками.

Ещё она очень умная, эрудированная, с ней интересно говорить на любую тему! Особенно забавно с ней обсуждать межполовые вопросы – у неё на всё такой специфический взгляд, немного наивный, немного грубоватый и совсем отличный от моего! В этом вопросе, кстати, я её не всегда понимаю. А вообще взгляд у неё на многие вещи многосторонний, хотя и критический. Иногда она бывает в таком настроении, что её хлебом не корми – только дай покритиковать всё и вся.

Вообще она человек открытый, компанейский и такой непосредственный! Она может подойти к любому – даже пусть бы перед ней стоял кто-нибудь из Них – и спокойненько и легко с ним поболтать о жизни, о мире, о бизнесе… Ну, знаешь, совсем без комплексов! А может, ей просто нравится, азарт определённый – что-нибудь эдакое раз и спросить! Мы с ней часто прикалывались: подходили на ярмарке к разным людям и задавали дебильные вопросы.

Но у неё плохо с одеждой. Не то чтобы совсем, она в принципе умеет подбирать себе по стилю, но иногда у неё как будто что-то отключается – она может совершенно ужасно выйти на люди! К примеру, одеть элегантную юбку с отвратительными ботинками! И вообще в вопросах внешнего вида она тоже довольно непосредственна: скажи ей надеть на голову кастрюлю – она и наденет, не поморщится, и сама ещё веселиться будет! Вот такая классная девчонка!

Она вообще активистка по жизни, везде участвует, любит большие компании, имеет много друзей. Много что делает, много чего успевает, мало ленится, в отличие от меня. Она очень добрая, и если кто её о чём попросит – всем помогает, даже иногда сверх того. Это, правда, может перерастать в излишнюю заботливость, но если скажешь ей прямо: отстань! Не обидится, отстанет. Вообще человек практически необидчивый.

Единственный недостаток – иногда отсутствие меры, чуткости, понимания истинного положения вещей. Может вести себя не адекватно ситуации, задавать дурацкие вопросы… Впрочем, не хочу приводить пример.

Вообще я знаю некоторых «бирюзовых» мужского пола, и они меня менее впечатляют. В компании, не спорю, с ними весело и интересно, но вот при личном общении что-то не то. А вот девчонки из этого района – поверь, Фредли, просто супер! И пусть тебя не отталкивает их иногда странная манера одеваться – меня раньше это вообще раздражало, но Ганка объяснила мне, что это нормально, и я думаю, что для неё это действительно нормально! Это часть её имиджа, пусть немного дикого, но привлекательного!

Мне ещё нравится с ней играть в разные игры, она очень способная, быстро всё схватывает – достойный соперник! Помню, мы с ней в шахматы резались – только шум стоял! Если я выиграю, она мне шоколадку, если она – я ей денежный эквивалент. С деньгами она ладит и деньги любит, но совершенно не умеет выбирать подарки, в этом у неё точно нет вкуса, поэтому любит дарить деньги, когда это уместно.

Что ещё написать тебе про неё? Я думаю, она многого добьётся в жизни как человек дела. Не знаю, правда, как у неё будет с семьёй – она не сторонник семейной жизни. Для неё лучшие отношения – это просто любовники, а еда, уборка, дети – всё это навевает на неё тоску и желание сбежать. В общем, Фредли, если ты ещё не влюбился в неё с моих слов, значит, приходи на ярмарку, я обязательно тебя с ней познакомлю!!!

А тебе вообще какие девушки нравятся? Ганка, кстати, серёжки не носит!

Ладно, привет тебе от меня! Мягкого тебе диванчика вечером!

Инга

 

 

***Ф***

В воскресенье я вытащил своё тело на ярмарку. Встретил Гелли, как и ожидал. Она была в прекрасном настроении, передала отзыв о сабантуе от Эль и рассказывала о том, как здорово, что тогда я оставил её у себя на праздник. Я только невесело усмехнулся:

– Да уж, хорошо погуляли, ничего не скажешь.

– Нет, правда, Эль очень понравилось. Она рассказывала мне про одного прикольного человека – из «фиолетовых», Влад. Ты ведь с ним хотел меня познакомить?

– Познакомил бы, если бы ты пришла.

– Но ещё же не поздно? – улыбнулась она, глядя на меня с такой просьбой в глазах, но в то же время как-то хитро, будто что-то задумала. Меня это позабавило: я ни разу не видел её такой.

– У Влада куча знакомых, но он рад, когда эта куча растёт, – ответил я. – Если повезёт – встретим его сегодня.

– Кстати, у меня есть дельное предложение, – Гелли перестала улыбаться и посерьёзнела. – Давай как-нибудь сходим к моей бабушке, обладательнице этого тайного знания. Это можно будет сделать в следующее воскресенье. Я уже написала заявление с просьбой попасть к ней, а ты как-нибудь рабочим положением воспользуйся. Мы придём, и она нам расскажет о том, что ей известно.

– Думаешь, она нам скажет что-то новое? – недоверчиво спросил я.

– Разумеется! Я от неё слышала очень много всего, но, кроме деления людей на этиков, сенсориков, рационалов и прочих, подробно ничто не изучала. А там ещё – огромный сундук с кладом.

– Что-то в последнее время меня судьба подталкивает на различные авантюры, – невесело усмехнулся я. – Тут недавно совершал вылазку… Вот, взгляни на результат.

Я достал из внутреннего кармана таблицу, которую специально захватил с собой, и, оглянувшись, чтобы никто не видел, показал её Гелли, не давая в руки. Она присмотрелась и, удивлённо глянув на меня, снова уставилась в неё.

– О-го-го! Фредли! Это же таблица отношений между типами! – воскликнула она, широко раскрыв глаза. – Бабушка говорила, что знает её наизусть, нам ведь нельзя хранить такие документы. А как она у тебя…

– Непросто. Пришлось ограбить Резиденцию. Боюсь, что я ещё не знаю всех последствий этого шага…

– Но, ё-моё, это же здорово! Это же такой прорыв! Можно знать не только, что человек представляет собой, но и как он может ладить с любым другим человеком. У нас с тобой, например…. – она поводила пальцем по таблице… – «Активация». А у Вас с Крисом – «Зеркальные». Класс! – Лицо Гелли сияло, словно у ребёнка, получившего новую игрушку. – Слушай, а расшифровки ты случайно не захватил?

– Н-нет, – чуть помедлив, ответил я.

– Жаль. Тогда нам самим придётся догадываться, что всё это обозначает. Или у бабушки спросим. Ты как?

Наивный оптимизм Гелли немного меня удручал. Честно говоря, после всего, что произошло за это время, я уже не мог так легкомысленно относиться к подобным занятиям. Конечно, я сам всё затеял: сначала этот праздник, чтоб его, затем вылазка, потом – этот Миленин братец с его похоронными мотивами, дома – подслушивающее устройство, а итог всего – исчезновение из моего поля зрения Милены и всех, кто мог о ней знать. Тут уж, знаете ли, не до веселья. Это не в кошки-мышки играть. Каждый шаг продумывать надо, а не строить из себя непобедимого спасителя мира.

Всё это пронеслось у меня в голове и, по-видимому, отразилось на моём выражении лица, так как Гелли вдруг посмотрела на меня пристально и спросила:

– Фредли, ты чего-то боишься?

Мне как-то неприятно стало от такого вопроса. Наверное, потому что он частично попал в точку. Я почувствовал к ней какое-то смутное раздражение. Не глядя на неё, я лишь что-то пробурчал в ответ.

Гелли чуть слышно вздохнула.

– В общем-то я не настаиваю. Я в любом случае собиралась к бабушке, поэтому пойду сама. Узнаю у неё, что хотела… И расскажу, если тебе ещё интересно. Не переживай, – добавила она после паузы. – Всё будет хорошо. – И сделала движение, словно собирается уходить.

– Э-э-э… Тебе уже пора? – выдавил из себя я равнодушным тоном.

На самом деле мне совершенно не хотелось, чтобы она уходила. Я всю неделю варился в собственном соку и так погряз в своём одиночестве, что теперь был рад хоть какому-то собеседнику. Честное слово, я бы даже Спириту обрадовался! Что угодно, лишь бы не оставаться наедине со своими унылыми мыслями.

Тем не менее я с самым спокойным и внешне безучастным видом ждал её ответа. Если она скажет «да», придётся идти искать другого собеседника…

Помолчав, Гелли подняла на меня свои проницательные глаза. И как будто покачала головой. Или мне показалось… И тихо сказала:

– Я не спешу. Я приехала сюда, только чтобы встретиться и поговорить с тобой. – И замолчала.

Не знаю, на что она мне надавила – на совесть, наверное, – но только мне вдруг сильно захотелось обозвать себя каким-либо малоприятным ругательством. Во-первых, я сам собственноручно писал в этой самой тетради, что пусть будут трудности, пусть опасности, я не боюсь их и готов идти до конца, чтобы изучить систему. А сам сдулся, как большой и совершенно пустой мыльный пузырь. Во-вторых, я шёл на ярмарку, чтобы узнать, как Гелли, а сам всем своим видом показываю, что мне фиолетово её присутствие здесь. Всё, хватит! Надо кончать этот детский сад.

– Так во сколько мы в следующее воскресенье идём к твоей бабушке? – твёрдо спросил я.

Гелли улыбнулась кончиками глаз.

– Я собиралась к двум. Если ты хочешь со мной, то мы можем выбрать более удобное время, я с ней ещё не договаривалась.

– Почему же? В два меня устроит. А теперь – расскажи мне, что ты знаешь.

Гелли улыбнулась уже открыто и с облегчением ответила:

– Ну, ладно. Я хочу купить себе сок, и после этого мы поговорим о сенсориках и интуитах. Ты согласен?

– Вполне.

И мы пошли за соком.

 

***Ф***

Вчера был вынужден прервать свои записи, так как ко мне вломился Крис. Он пришёл похвастаться: купил себе хороший дорогой профессиональный фотоаппарат с множеством совершенных функций, дополнительной подсветкой, мощным приближением, как микроскоп, и превосходным качеством фотографий. У меня прямо слюнки потекли: не то чтобы мне нужен был фотоаппарат, но качественную вещь в доме всегда иметь отрадно! К тому же он такой удобный, приятный на ощупь, такой аккуратный. Не то что старые громадины. Мы целый час возились с ним, изучали инструкцию, перепробовали все функции. Он сделал несколько моих фотографий, а я – его. Все остались довольны.

Вообще у нас вчера был вечер сенсорики. Он принёс дорогие и редкие фрукты, ягоды и приправы и насел на меня, чтобы я сварил морс с романтичным названием «Морской бриз». Поскольку никто в нашем государстве никогда не видел моря, тем более не знает, что такое морской бриз, а слова эти считаются архаичными-устаревшими, то название напитка кажется вдвойне волнующим и загадочным. Я, понятное дело, отказываться не стал – отчего на халяву и не приготовить? К тому же это дело я люблю, в этом у нас общее с моей старой знакомой барменшой.

Мы сидели на кухне, я резал фрукты, а Крис всё пытался мной руководить:

– Яблоки надо не так резать. Дай я покажу.

Или:

– А ну не ешь апельсин! Я точь-в-точь купил всего, сколько полагается.

Или:

– Эй, смотри, сильно воду не нагревай! Не усмехайся, а слушай, что тебе говорят. У меня в этом деле большой опыт.

Но я лишь высмеивал его и не давал собой руководить. Раз уж я взялся за это – то сам и доведу до конца. Тем не менее, я вполне понимал его проявление сенсорики. Я бы тоже не выдержал, если бы кто-нибудь на моих глазах что-то готовил, на мой взгляд, неправильно. В этом мы с ним похожи.

Наконец мы уселись, я запер двери из кухни (к немалому удивлению Криса), и теперь, в тишине и спокойствии, вдали от гнетущих стен гостиной наполнили бокалы и выпили за свой угол – чтобы всегда существовало место, где тебе хорошо. Напиток оказался, как всегда, превосходным. У нас состоялся примерно такой разговор.

Крис:

– Ну, дружище, в последний раз ты меня озадачил.

– Чем же? – медленно попивая напиток, поинтересовался я.

– Я до сих пор не могу понять, кто она, – слово «она» он произнёс с особенным акцентом, – всё-таки Гелли или Милена?

Я скосил на него недружелюбный взгляд.

– Знаешь, чем чаще мы думаем о делах остальных, тем хуже у нас идут свои.

Я ничего такого не имел ввиду, но, похоже, угадал. Крис серьёзно посмотрел на меня и, как мне показалось, наигранно беспечным тоном проговорил:

– У нас с Верой всё в порядке. Вчера мы ходили и выбирали ей вечернее платье, потому что через неделю мы собираемся идти на свадьбу к её подруге – она нас пригласила. И мы прекрасно проводим время. Мы хорошо понимаем друг друга. Она любит и уважает то, чем я занимаюсь, а мне нравится она. А с Гелли я хотел остаться друзьями. Не понимаю, почему я её больше не вижу на ярмарке.

– Потому что она видится со мной, – просто ответил я.

– Понятно, – сдержанно проговорил он, постукивая ножом по столу. – Но у тебя же тогда дома оставалась Милена, я помню, я был не настолько пьян! Надеюсь, ты не собираешься обманывать бедную девушку?

Я только хмыкнул. А про себя подумал: чья бы корова мычала…

– О Милене после нашего сабантуя ни слуху ни духу, – сказал я как отрезал, сам того не ожидая.

Крис удивлённо уставился на меня.

– Вот оно что! Ну, тогда понятно. – Уж не знаю, что именно стало ему понятно. – Да ты не печалься, Фред! Все бабы они такие. Им бы только хвостом вилять да нам, мужикам, мозги пудрить. Вон на празднике девушка была, помнишь? Лана. Очень хорошая девушка, такая обаятельная, имеет все данные. С тем типом очкастым была, не помню его имени. А вчера на ярмарке я встретил её к каким-то другим юношей, на вид значительно младше её. Она ещё имела наглость так просто со мной поздороваться, будто всё нормально. Вот тогда я в очередной раз подумал: да, все они такие. Так что не грузись, друг Фредли, нам ли расстраиваться из-за женской юбки!

Он налил нам ещё по бокалу. Капля «Морского бриза» упала на кухонную скатерть. Я вспомнил Оксану. Она бы ему выдала по первое число! А я молчал. Каждое его слово было подобно ножу, которым он так беспечно разрезал остатки фруктов на тарелке. Утешитель из ничего превосходный, ничего не скажешь.

Но я сдержался и сделал попытку сменить тему. И отыграться заодно.

– А как там с твоей свадьбой? Тебе ведь недолго осталось.

Мой вопрос, как и следовало ожидать, попал куда надо. Крис поставил бокал и тяжко вздохнул, отчего на лбу проявились глубокие морщины. Мне даже полегчало.

– Я всё время откладываю думать об этом… – горестно проговорил он. – Но почти всё время думается. Веришь ли, даже выбор у меня есть, предлагали уже… Я ведь почти дал согласие. Но почему-то не оставляет меня смутная надежда: авось что-то изменится! А может, надо бросить надеяться… Сотнями лет так жили и будем жить. Эх ведь незадача…

Он опустил руки и уставился куда-то в пол. Я мысленно пожалел его: ведь и мне такое светит…

– А что будет, если ты не женишься? Тебя арестуют? Сошлют на Окраину? – поинтересовался я.

– Я думал об этом. Нигде в законах это не прописано. Обязан жениться – и всё. Как думаешь, может, удастся отделаться штрафом? Мне почему-то кажется, что это возможно. Пытаюсь выяснить, но пока ничего не выходит. Из моих знакомых ещё никто не решался не подчиниться начальству.

– А почему нет? Надо продумать все варианты. На всякий случай советую тебе прикопить денежки, вдруг поможет!

– Да, ты прав. Пусть фотоаппарат окажется моей последней покупкой перед «свадьбой»…

Бедняга Крис! И не поможешь ему ничем. Зачем я завёл эту тему? Вот выкручивайся теперь, поднимай настроение гостю…

– Слушай, дружище, – меня вдруг осенило. Не знал, что выйдет из этой затеи, но решил попробовать. – Я давно маюсь с одной штукой, и думал, что ты можешь мне помочь. Ты же неплохо шаришь в радиотехнике? – Он кивнул. – Поможешь?

– А что от меня требуется?

– Сейчас покажу.

Он без особого энтузиазма согласился, и я принёс ему свой недоделанный нейтрализатор звуков. Объяснил, на чём у меня всё застопорилось, и попросил совета. Мы тут же в кухне расположились и принялись конструировать что-то более или менее дельное.

В действительности я не думал, что что-то выйдет. Но я плохо знал своего друга! После долгих усилий и напряжённых размышлений, через почти два часа работы у нас-таки получилось соорудить то, к чему я так долго стремился эти дни! Оно было готово!

Я готов был обнять старину Криса и простить ему его обращение с Гелли. Всё оказалось гораздо проще, чем я думал. Правда, пришлось испробовать совершенно другой способ и разобрать на запчасти мой дверной звонок, но не это главное. Главное – я теперь надёжно защищен от лишних ушей и могу спать спокойно. Да что там спать – жить! Остаётся только хорошенько зашифровать моё новое устройство – и дело сделано. А как сделано – об этом я напишу как-нибудь в своих мемуарах, когда власть сменится, и люди смогут жить спокойно и счастливо.

В итоге Крис ушёл домой в неплохом, как мне показалось, настроении, да и я остался очень доволен.

 

***Ф***

Всё собираюсь написать о сенсориках и интуитах, но не успеваю – события идут, а их, порой кажется, важнее записать, чем непосредственно знания. А события-то не просты. Точнее, одно событие. Одно замечательное, наполнившее меня совершенно счастливым настроением, событие. Ну, кто угадает?

Ай-ай-ай. А пора уже научиться понимать, что может вывести меня из болота и привести в глупо-радостное состояние духа.

В общем, ближе к делу. Сидел я утром на работе, гладил Нору. Только хотел начать варить обед, но «моя лохматая подруга» начинала скулить и тыкаться мне в колени. Я снова погладил её. Она, казалось, не хотела отпускать меня. И только потом, взъерошивая пальцами её густую шерсть, я вдруг наткнулся на что-то шершавое. Выдернул – клочок бумаги, аккуратно запечатанный и подписанный буквой «Ф». Сжав его в пальцах, я спокойным движением засунул в карман и сделал вид, как будто я просто глажу Нору. Это для тех, кто может наблюдать за мной со стороны. Ну, и для Норы – я был ей премного благодарен за услуги почтальона!

Как и следовало ожидать, писала Милена. Кому ещё в голову могла прийти такая дикая идея?! Вот её письмо.

«Дорогой Фредли! Какое счастье, что я нашла способ общаться с тобой! Иначе я просто сошла бы с ума. Тут у нас такое творится, что хочется выйти на улицу и закричать: «Спасайся, кто может!!!» Но я не могу: я под замком.

Ты не поверишь, но, похоже, о той нашей вечеринке стало известно здесь. Но не надо думать на Алека, даю слово, что это не он!!! Он, конечно, любит поговорить, но тайны хранить умеет. Нет, здесь что-то другое. А насчёт нашей вылазки я не знаю, что и думать. Мне легче верить, что никто об этом не знает, легче жить, легче спать. Хотя это в принципе непросто в последнее время.

На следующий день после всего этого ко мне приходил отец. Он спрашивал про тебя, а я говорила, что ты ничего не знаешь. Я сказала, что ты, похоже, влюбился в Алю (прости меня за эту невинную выдумку!), и, кроме неё, тебя ничего не интересует. Не знаю, поверил он или нет. Он вообще казался напряжённым и как будто растерянным, хотя вёл себя как всегда. В общем, я думаю, тебя пронесло.

После этого я собиралась на прогулку, чтобы найти тебя, но тут подошёл Армен и сказал, что его назначили ответственным за то, чтобы я не покидала стены Центральной Резиденции. То есть во дворе, у всех на виду мне можно находиться, а в лес – запрещено. Я пыталась было сопротивляться, но он показал мне бумагу – постановление отца – и сказал, что если я ослушаюсь, то меня вообще в комнате запрут. Пришлось согласиться на это заключение. Но я не понимаю: почему? Разве отец мне не поверил насчёт тебя? Или ему что-то известно о нашем тесном общении?.. У меня голова идёт кругом от этих загадок!

Так прошло два дня, ко мне пришла мама. Я пожаловалась ей: говорю, мне нужен свежий воздух, природа. Она обняла меня, пожалела, но больше от неё толку, я чувствую, не будет. Я просила, чтобы она повоздействовала на отца, и она обещала, но я сомневаюсь, что что-то изменится. Если он принял какое-то решение, то не успокоится, пока не выяснит всё до конца. К тому же он очень подозрительный!

Так я просидела здесь ещё какое-то время, маясь от тоски и ожидания. Я всё думала: как бы мне дать о себе знать? Что бы придумать? Сначала хотела подключить Алека, но он отказался – у него там свои проблемы. И тут мне пришла идея: Нора! Зная, как ты её любишь, я могла быть уверена, что рано или поздно, гладя на её, ты откопаешь в её шерсти мою записку. И я сделала это на свой риск и страх. Не сказать, конечно, что я боюсь, но думать о том, что может случиться, если Они узнают… бр-р-р, не хочется! Поэтому я верю в лучшее и надеюсь, что сложные времена пройдут, и скоро мы сможем с тобой увидеться, дорогой Фредли. А пока – телеграфируй мне тем же способом. Буду ждать! Целую.

Твоя Милена».

Когда я прочитал это письмо, то жизненные силы вновь ко мне вернулись в полном объёме. Я подумал, что Милена, наверное, бесконечный источник энергии, от которого мне периодически нужно подпитываться, чтобы не «сесть», как старый аккумулятор. Теперь же я «заряжен» и вновь могу продолжать жить.

Я тут же ответил ей, что всё в порядке, пусть ждёт и не делает опрометчивых шагов. Написал, что изучение системы продолжается, и у меня открылась возможность узнать ещё много нового. Наказал ей быть внимательной и записывать всё, что она увидит или услышит о системе. Попросил её быть осторожной.

На этом я остановился: письмо получилось таким маленьким и как будто безличным. Вовсе не то я хотел сказать… Я сидел и ломал голову, что бы ещё такого написать, но я с детства не любил писать письма, да и не умел, так что ничего толком не придумал. Тогда я решил нарисовать рисунок. Нарисовал трёх собак, которые сидят, развалившись, на диване и пьют чай. Первая собака – это Милена в лёгком платьице и босоножках, в центре – Нора какая есть, а последний кобель – я. Внизу я поставил подпись: «Жду встречи. Ф.» – и прицепил Норе. Надеюсь, письмо дойдёт удачно.

Хотя, честно говоря, уверенности во мне гораздо меньше, чем в Милене. Она так искренне считает, что всё будет хорошо! Я же, видать, как истинный приземлённый сенсорик-логик, мыслю более практично, а потому не столь уверен в прекрасном будущем. Отправив письмо, я поймал себя на том, что мои мысли постоянно вертятся у вопроса: «А что будет, если..?» Если кто-то из Них решит погладить Нору? Если кто-то «случайно», как это обычно бывает, нащупает записку? Если прочтёт её и узнает, что некто по имени Ф. (у нас их не так уж много) переписывается с Миленой, состоит в ней в как минимум дружеских отношениях и, кроме всего прочего, в политическом заговоре?!

Со мной-то всё давно понятно. Я уже свыкся с мыслью о том, что жизнь моя здесь не стоит ничто. А вот Милена ещё молода и красива. Ей жить надо. И рисковать здесь нечего – ради её безопасности.

 

***Ф***

День прошёл – а я записку не нашёл. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, запишу информацию, что поведала мне Гелли.

Итак, сенсорики и интуиты. Сенсорика – это пространство, практичность, воля, уют, комфорт, красота, жить здесь и сейчас. Интуиция – время, теории, идеи, фантазии, жить в прошлом, будущем, иных мирах и жизнях. Грубо говоря, сенсорики – эдакие приземлённые практики, которым только бы вкусно поесть, мягко поспать и красиво одеться, а интуитам плевать на земные блага, они думают и теоретизируют о более глобальных вещах.

Это то, что я запомнил из рассказов Гелли. Дальше я стал рассуждать сам. Не заглядывая в таблицу, типирую окружающих. Ну, что я сам сенсорик, думаю, и объяснять не надо. Для меня мой дом (желательно построенный своими руками), комфортная обстановка, приятные запахи из кухни, красавица-жена и превосходная мастерская – всё, о чём я могу мечтать. Это, конечно, в идеале, когда есть условия для такой жизни. Сейчас же их нет, поэтому я об этом и не мечтаю.

Милена – мой дуал, значит, интуит. Мы же должны дополнять друг друга. Она – источник вдохновения и идей. Мастер поиска нестандартных выходов из ситуации. Любитель пофантазировать, изменить реальность. Помню, как она рассказывала, как в детстве её поставили в угол за непослушание. Ей было обидно, что она стоит в углу, а её братья – нет. Тогда она придумала какую-то дикую историю, что сейчас прилетят гуси-лебеди, и только тот, кто в спасительном углу – «в домике», тот останется незамеченным, его не унесут. И оба братца поверили и заняли свободные углы. Так что когда пришли родители, то увидели всех трёх детей по углам, которые ещё не хотели оттуда выходить!

Или вот, в тетрадке у девушки-«охры» был эпизод: только Милена смогла уговорить Армена открыть сарай со сладостями! Как она это умудрилась? Заговорила ему зубы, наверное – и все дела! Да и взять ситуацию с письмом через Нору – клёвая идея, ничего не скажешь! Но никакой практичности: как неосторожно она тогда хотела забраться в Резиденцию и похитить документ! Всё это – свойства интуита. Только несоответствие: одевается она куда лучше меня, аккуратнее и со вкусом. Я же хожу, в чём удобно, и по сравнению с ней выгляжу бомжом. Но это мы ещё обсудим с Гелли.

Теперь мой друг Крис. Практичен до невероятного. Не рассуждает – действует. В одежде – пижон. Любит дорогие, красивые вещи, крутые фотоаппараты, шикарные костюмы; стоит по три часа у зеркала, как баба. Фантазией особо не обладает. Сенсорик, без возражений.

Гелли – интуит. Конечно, я пока не заметил в ней склонности к диким идеям и теоретизированию, но также не увидел практичности и тяги к комфорту. Скорее всего, её свойства скрыты, ведь она интроверт. Но зато я увидел, что ей практически безразлично, как она будет выглядеть, она не заостряет на этом много внимания. Хотя, с другой стороны, я как-то раз видел её одетой вполне со вкусом – видимо, ей это для чего-то было нужно, и она неплохо выглядела. Конечно, это ещё не показатель, но я больше склонен считать её интуитом. К тому же в ней есть что-то «улетевшее», не знаю, как это по-другому назвать.

А Влад? Бесспорный интуит! К тому же дикий. Вот у кого идей – воз и маленькая тележка, кто одевается причудливо и вообще на сенсорика не похож. Здесь и думать нечего.

Оксана – безупречный сенсорик. Без комментариев.

Феликс – интуит. Не один уважающий себя сенсорик не стал бы жрать макароны с кетчупом неделю подряд!

Кир… Даже не знаю. По манере одеваться вроде интуит. Мало его знаю.

Валя – интуит, она так классно фантазировала на празднике!

Аля – интуит. Девушка, которая, похоже, и яичницу не сумеет приготовить, но всем будет говорить, что ей просто жалко будущих цыплят. Она как будто спит наяву и живёт в своих снах. В ней столько оторванного от реальной жизни, что в сенсорики я не запишу её никак.

Родители – сенсорики, только и слышно от них: ремонт, шторы, обои, покушай, попей, поправляйся…

Спирит – хо-хо-хо! Не запишу его в клан сенсориков, не просите. Пусть расчешется сначала для приличия.

Алек и Ник. Специально оставил эту парочку на потом, потому что не знаю. В Алеке я разглядел только этику, а в Нике – только логику. А остальное в них как-то не проявляется. Так навскидку оба похожи на сенсориков. Можно посмотреть в таблице, кто есть кто, да толку. Лучше самому докапываться до истины, а потом сверять.

А так картина проясняется. Теперь я знаю всё про буквы типа – или почти всё. Я ещё не знаю, почему так сильно различаются, например, СЛИ и ЛСИ, что находятся аж в разных квадрах. И что если у моего дуала ИЭЭ поменять интуицию и этику местами, то получится ЭИЭ – тип, который я не переношу, с которым по таблице у нас «конфликт».

Но это мы узнаем позже. Сейчас я вполне удовлетворён результатом, поэтому со спокойной душой ложусь спать.

 

***Ф***

Не выдержал и заглянул в аббревиатуры типов. В общем, я переврал половину! Кир, оказывается, сенсорик, Валя тоже, а Ник интуит. Да уж, хороший из меня типировщик, ничего не скажешь. Надо повнимательнее к людям приглядываться…

 

***Ф***

Периодически заглядываю в таблицу отношений, которую мы спёрли с Миленой, пытаюсь разобраться. Но названия мне почти ни о чём не говорят. Кроме некоторых, совсем уж очевидных.

Например, полудуальность – это у меня со Владом, у Криса с Верой и у бабушки Гелли с неким дядей Лёвой. В принципе, кое-что понятно: полудуалы чем-то похожи на дуалов друг друга, но не полностью. Это хорошо видно по Крису и Вере: она как раз ему не гайка, а полугайка.

Или вот мы со Владом.. У Влада дуал СЭИ (сенсорно-этический интроверт), а я СЛИ (сенсорно-логический интроверт), то есть разница у меня с дуалом Влада всего в одну функцию. Поэтому мы с ним как бы дуалы, но неполные.

Жаль, что не всё в таблице настолько понятно.

 

***Ф***

В прошлый раз Гелли передала мне дневник одной из своих приятельниц и сказала, чтобы я догадался, какого она типа. Я сказал, что, надеюсь, она не «охра». Гелли лишь поулыбалась и ничего не ответила. Вот решил почитать. С середины.

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Д ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Страх. Дрожь по всему телу маленькими микроскопическими иголочками. Ощущаю себя ненужной в этом мире. Одинокой щепкой, выброшенной в бесконечные просторы океана. Забытой всеми навеки.

Банальные вопросы: «Кто я?», «Зачем я?» – не дают успокоения, не дают ответов. Тишина пугает меня, ночь угнетает. Кажется, что вся нечистая сила сговорилась, чтобы добить меня в своей маленькой тесной квартирке. Умираю. Медленно, но верно умираю…

И не молю о пощаде.

 

…

Его взгляд, губы, улыбка – и я растаяла, словно мартовский снег под обжигающими лучами солнца. Какая-то лишняя прядь волос сбилась и встала торчком. Что смотришь? На тебя. Ты такая красивая. Не верю. Глупая! А мне нравится твоё тело. Ты не боишься?..

Если бросаться в омут – то с головой.

 

…

Слёзы, слёзы, боль от всего моего существа... Наверное, с час стояла у окошка и думала, что не могу и не хочу больше так жить… Один шаг – и ничего нет: ни этого блестящего солнечного света, ни серых унылых зданий, ни вон той парочки, мило целующейся под моим окном… Им бы навсегда запомнилось это свидание…

Но нет: разве могу я?

Разве могу я умереть сейчас, просто так, глупо, ненужно?.. Не успев сделать ничего в своей жизни, не оставить следа… Что была, что нет – никто не заметит, не заплачет, не вспомнит… Придёт зима – и скроет всё под пуховым одеялом равнодушия…

 

***Ф***

«Охра». Стропроцентно. Ну, ё-моё, они что, сговорились все – подсылать мне дневники, в которых пишут о бренности всего сущего? Или это судьба надо мной смеётся, посылая мне знаки о предстоящем переходе в мир иной?

Смейся, смейся. Я ещё намерен пожить. И не свести меня с дороги ни этим девчонкам, ни похоронному Спириту!

 

***Ф***

Забавную вещь обнаружил. Нашёл место, где Гелли пишет про эту Дэзи, которая, кстати, «охрой» мне уже не кажется – засомневался. Для «охры» она слишком активна. Но ладно, начнём с Гелли.

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Г ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Сегодня я была у Дэзи, и она рассказала мне весьма трагичную историю. Есть в её окружении некие два брата, я знаю их: один «бирюзовый», второй «жёлтый». «Бирюзового» зовут Яном: такой деловой расторопный юноша, воспринимающий мир чересчур серьёзно, имеющий шовинистические замашки. «Жёлтый» – это Влас, его старший брат. Весёлый, беспечный молодой человек, относящийся к жизни довольно легко, имеющий кучу друзей. Так вот, Дэзи какое-то время встречалась с Яном, но потом по его инициативе они расстались. Просто у Яна, похоже, не было ни времени, ни желания понимать тонкую душу своей девушки, которая слишком много от него требовала, слишком часто устраивала ему истерики, да и вообще не давала жить спокойно.

Дэзи же, как типичный «оранжевый», восприняла расставание как трагедию всей жизни. Она стала боготворить Яна, страдать за свою неразделённую любовь и, на мой взгляд, создала целый культ из своей любви к нему. Она сама придумала, что он единственный в её жизни, и сама всем своим существом поверила в это, а потом страдала. Не вижу смысла в таком поведении, но это её характер.

Так вот, однажды на каком-то вечере без Яна Дэзи по пьяни поцеловалась с его братом, Власом. Не знаю, чем у них там всё кончилось и что происходило, но, судя по слухам, которые до меня дошли, всё было одним большим приколом, ничего не значащим. Влас – известный ветрогон, и ему, по всей видимости, просто хотелось развлечься. Не знаю, что хотела от него Дэзи…

И сегодня Дэзи показала мне свои стихи. Штук пятьдесят, не меньше. Такая кипа исписанных листов. БОльшая часть – это послания Яну, плач о неразделённой любви, сожаление, слёзы, воспевание его, увещевания, даже угрозы. На мой взгляд, обычные стихи, ничего особенного. Она может писать и лучше.

А вторая половина – посвящена Власу! Причём некоторые строки просто меня убили: «Я понимаю, трудно быть на вторых ролях…» или: «Прости, не могу к тебе прийти, люблю я Яна…» или: «О, не страдай, мой Влас, но в тебе я вижу только друга. Судьбе угодно было моё сердце твоему брату подарить…» – и всё в таком духе. Я просто поразилась: сколько уверенности в себе, сколько самонадеянности! Она создаёт свой мир, в котором этот бабник Влас по ней страдает, и, возможно, в этом она находит своё утешение…

Самое, на мой взгляд, ужасное – что она собирается «как бы случайно» через одну из своих подруг передать им свои стихи. Чистое «оранжевое» свойство. По мне так, раз пишется тебе, ну пиши, сколько влезет, только зачем показывать это, выставлять на обозрение других?.. И что она хочет этим добиться? Ян, скорее всего, неприятно поморщится, отложит в сторону и читать не будет. Влас, напротив, созовёт друзей и станет громко, с выражением, под дружный ржач декламировать все эти излияния.

Я её очень люблю и хочу помочь ей стать счастливой, но часто не могу понять мотивов её поведения. Иногда мне кажется, что она делает всё, чтобы усложнить жизнь, чтобы привнести туда кучу боли, счастья, эмоций.

 

***Ф***

А теперь я нашёл, где Дэзи пишет о Гелли. Тоже очень забавно.

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Д ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Сегодня приходила моя «серая мышка», но она представляется мне дружеским плечом, куда всегда можно опереться в сложные периоды жизни, та, что никогда не будет лицемерить у тебя за спиной, та, что носит скромное имя – Гелли. Когда она вошла, я заметила мелкие морщинки у неё возле глаз, выдающие бессонные ночи и пролитые на подушку слёзы – из-за него. Мы похожи с ней в этом, судьба сблизила нас, послав нам обеим неразделённую любовь, заставила нас вместе переживать своё горе. Да, она может не говорить мне ничего. Она и не говорит. Но мне не надо слов – её глаза выдают всю силу тех страданий, которые она переживает.

Гелли сейчас единственный человек, который способен меня понять. Только она может меня выслушать, поддержать, дать здравый совет. Только она принимает меня такой, какая я есть, не пытается переделать, изменить под себя. На неё всегда можно рассчитывать в трудную минуту. Она такой друг, который разрушает вечность.

 

…

Мысли вертятся в голове со скоростью света, рука не успевает записывать их жалкие обрывки, повисшие на мне одинокими нитками печали. Печаль… Радость… Мир предстаёт в ином свете. И всего-то – я выпила на дне рождения два полных бокала мартини...

Чувствую, как туман сковывает ясность мышления, и словно Господь отпускает мне мои грехи. Ух!!!...

Хочу записать те мысли, которые я когда шла домой так ясно-ясно ощутила...

(Эх, жаль, что ни его, ни его брата, ни кого-либо их тех, кого я хотела видеть, там не было!.. Я бы…)

Плохо мне… Или хорошо?...................................

(Зато я познакомилась с кучей новых людей, в основном взрослых, но один мужчина уже готов был признаться мне в любви с первого взгляда… А я ушла…)

Я и толпа. Есть я – а есть серая тупая масса людей, живущих в этом мире… Мире бездушном, обыденном, равнодушном…

Все они – мои родители, мои друзья, все люди этого города – ТОЛПА!!!!!!!!!!!

Только Ян… Если бы он остался со мной, я бы спасла его от толпы… Но теперь…

Даже Гелли – она хорошая девушка, но увы, и её покрыла печать серого цвета… Она одна из всех, она с ними… А я…

Я – как Иисус Христос. Я страдаю для людей и из-за людей. Я могу 33 года скрываться в тени, чтобы потом выйти и повести их за собой. Я не знаю, это дар Бога или Дьявола, но я знаю, что за мной пойдёт любая толпа. Все они – мелкие ничтожные люди – все пойдут за мной, стоит мне захотеть спасти их, спасти мир…

Стоит мне возвещать свое слово…

Пора!!! Пора мне выходить из своей тени. Пусть обо мне узнают!.. Если не я, то кто? Кто покажет им, как они погрязли в этом порочном мире, в этих иллюзорных ценностях, деньгах, власти… Кто, если не я???

Я – и никто иной!!!

 

***Ф***

Да. Это серьёзно. Я и не знал, что такие люди в принципе существуют. Мне казалось, они просто не могут быть заложены в природе. Иначе человечество вымрет. Но, видимо, я ошибся.

Надо вернуть этот дневник Гелли, и без лишних комментариев, а то она ещё, небось, будет доказывать, как несчастна эта девушка и как нуждается в сочувствии. Не уж, с меня хватит. Пусть каждый живёт своей жизнью и выбирает сам. Она выбрала боль и страдания, а я выбираю спокойствие и жизнь с реальной пользой. Кому что.

 

***Ф***

Сквозь кучи опасностей и сотни врагов пронесла мне его Нора – письмо.

«Дорогой Фредли! Как я рада, что мое письмо до тебя дошло! Я просто прыгала от счастья, когда получила весточку от тебя. Спасибо!!!

Представляешь, я опять развела Спирита. Он кичится, как петух, тем, что знает обрывки знаний, а меня считает легкомысленной и тупой курицей. Я, собственно, такой и прикинулась, когда он пришёл ко мне и начал втирать, что мне бессмысленно вести дневник. Утверждал, что я поведу его недолго – и заброшу. Я в принципе и сама знала это, но специально упрямилась и возражала. Говорила, что я каждый день делаю запись и буду продолжать так, пока не умру. Он посмеялся надо мной (посмотрим ещё, кто посмеётся последним!) и снисходительно пожал плечами. Я видела, как его распирает от желания показать мне, какой он умный и замечательный, поэтому стала его подзуживать, что он ничего не знает, просто так всё говорит. Ну, он и попался. Не сразу, конечно, но высказал мне:

– Ты, – говорит, – ничего не сможешь довести до конца, потому что ты – иррационал. Ты за что-нибудь схватишься, потом забросишь, потом схватишься за новое. Другое дело такие, как я, рационалы: мы всё делаем основательно, и если уж за что-то взялись, то не бросаем на полпути!

Эту тираду он проговорил с видом преподавателя на экзамене и наслаждался тем эффектом, который я изобразила. Я продолжала играть комедию:

– Нет! Я не верю! Я очень рациональный человек. С чего ты взял такую чушь?!

– Думала, он раскроет мне карты. Но он тоже хитрый тип: похоже, опомнился и только бросил:

– Много будешь знать – скоро состаришься.

И удалился. А я подумала: до чего разные у меня братья! Помнишь, мы по таблице смотрели: Алек ЭСЭ, Спирит ЭИЭ. Разница только в одну букву! Но с одним мы ладим прекрасно, а с другим – постоянно подкалываем друг друга, издеваемся, насмехаемся. По-доброму, я надеюсь, но всё ж. Ты что по этому поводу думаешь? И что думаешь о рационалах-иррационалах?

Боже, так скучно без тебя, совершенно не с кем просто поговорить! Как бы я хотела скорее тебя увидеть! Целую крепко и обнимаю.

Твоя М.»

Письмо Милены, как всегда, подействовало на меня благоприятно. Возникла срочная потребность действовать. Не важно как, главное – не сидеть сложа руки, а что-то непременно делать. Вот и сейчас, поскольку делать нечего, я анализирую информацию от Милены.

Если предположить, что рационал и иррационал – это тоже две категории, как этики-логики или сенсорики-интуиты, то выходит, что тип должен состоять дополнительно из букв «Р» и «И». Но буквы «Р» в названии типа нет определённо. А обе «И» означают «интуит» и «интроверт». Может, конечно, это другая категория и она по-другому обозначается… Но как – этого пока не знаю.

Рассмотрим с другой стороны. Спирит ЭИЭ рационал, Милена ИЭЭ иррационал. Оба этики, интуиты, экстраверты. Но квадры и типы совсем разные. Значит, есть что-то ещё, что отбрасывает их по разные стороны отношений. Так же как у меня и ЛСИ. То есть ещё одна категория. И вполне возможно, что это то, о чём говорила Милена. То есть у неё и Спирита разная рациональность, и в этом их отличие.

Но, постойте, неужели какая-то невнятная рациональность, суть которой в том, может ли довести человек дело до конца – настолько влияет на тип, что они становятся такими разными?

Что-то здесь не чисто. Ладно, буду анализировать, копить данные и рассуждать. До истины всё равно докопаюсь.

 

***Ф***

Эти выходные я провёл совершенно бесполезно для своей квартиры: так и не починил замок в туалете, не наладил кран в кухне, из которого капает. Придётся заняться этим в рабочие дни. А сейчас запишу очень важную информацию, которую я получил на этой ярмарке.

Итак, я пришёл около трёх ко входу в «оранжевый» район ЭИЭ, извинившись за опоздание. Думал, что успею до двух передать через дядю родителям деньги, а потом ещё забрать разрешение, которое мне обещали выдать только сегодня, но оказалось, что дел больше, чем времени. Гелли ждала меня, и мы быстренько уселись в автобус и поехали к её бабушке в гости.

– Бабушка – очень сложный человек, – рассказывала по пути Гелли. – В юности она писала стихи и повести, причём так нестандартно писала, своим особенным стилем и языком. Её произведения – сгусток жизни и боли жизни, они пробирают насквозь, в них утопаешь и пытаешься разгадать тайну между строк. После того как любые художественные сочинения были запрещены, она стала писать тайно, это была её потребность – как дышать. Мы, молодёжь, читали её и давали читать другим, а я приносила ей отзывы, которые ей нужны были как дополнительный стимул к творчеству...

Я слушал её, сдерживаясь, чтобы не вставить какой-нибудь ехидный комментарий. Судя по Спириту и Дэзи, я уже имел кое-какое представление об «оранжевом» типе, поэтому меня так просто на удочку не поймаешь.

– Потом в её жизни случился переломный момент, – продолжала Гелли, – из-за одного своего рассказа она рассталась с любимым человеком. После этого она никогда не писала... – Гелли вздохнула. – Муж её, за которого она вышла по дружеской привязанности, был человеком вспыльчивым и нервным и рано умер, оставив её одну. Поэтому, прошу тебя, на её странности и заходы не обращай внимания, будь с ней по возможности мягок...

Так наставляла меня Гелли, пока мы ехали в самый час-пик к дому её бабушки. Я был занят разговором с Гелли, поэтому не успел сделать каких-либо выводов о людях, здесь проживающих. Да и не особо хотелось. Я лишь изредка поглядывал в окно, и то, что я видел, не производило у меня особого впечатления. Какие-то дома, парки, детские площадки… Очень разные по стилю и настроению. Есть яркие и весёлые, есть тёмные и мрачные. Как-то мы проехали вдоль аллеи, где, Гелли показала, по краям среди деревьев красовались скелеты статуи летучих мышей, а скамейки были чёрного цвета и готической архитектуры. Оригинально, конечно. Только смысл?

Автобус высадил нас на конечной остановке, и мы сразу же прошли в дом на отшибе и квартиру на самом высоком этаже, откуда открывался вид на весь район.

– Твоя бабушка специально выбирала эту квартиру? – поинтересовался я.

– Да, они с мужем большими силами выманили её у государства, – пояснила Гелли. – Они любили смотреть на закат.

Гелли позвонила три раза. Послышался шорох, и через минуту нам открыла женщина.

Если честно, я ожидал увидеть какую-нибудь утомлённую жизнью иссохшую бабку, мрачно восседающую на креслах с обречённым взглядом в никуда. Однако я ошибся: дверь нам открыла женщина, которую с первого взгляда трудно назвать бабкой. Она была одета в яркий цветастый халат и тапочки, имела крашенные глаза и губы, а также волосы – в какой-то медный оттенок. Весь её вид говорил о том, что она вовсе не собирается отдавать себя в лапы времени, что она ещё прекрасна и современна, и со счетов её списывать рано.

– Гелли, дорогая, здравствуй!

– Здравствуй, бабушка!

Обнималки, поцелуйчики.

– Бабушка! Это мой друг Фредли, знакомься.

– Очень приятно, – чуть поклонился я.

– Да что же вы встали, проходите, я сейчас как раз картошечку с рыбкой сделала!

Она побежала на кухню, Гелли с ней, а я прошёл в зал. Первым делом я подошёл к окну: вид оттуда поистине восхитительный! А поскольку дело близилось к вечеру, то я имею все возможности попасть на вечерний сеанс заката.

Из кухни неслись запахи, позвякивание посуды и голоса. Я отошёл от окна и сел в кресло. Решил составить представление о хозяйке по её жилищу.

Если бы я пришёл к ней неделей раньше, я бы подумал, что она сенсорик. Прибрано всё – идеально, без малейшей соринки-пылинки. Лежащий на полу ковёр подходит по цвету к шкафу и обоям. Шторы тоже подобраны неплохо, и в целом комната кажется аккуратной и ухоженной. Но это только на первый, поверхностный взгляд. На самом деле, если приглядеться, то здесь скорее некое стремление к сенсорике, желание быть в этом вопросе безукоризненной. В чём это выражается?

Возьмём те же обои. Я помню эту марку, она была модной долгое время среди старшего поколения. Однако эти обои делают пространство комнаты меньше, с ними как будто бы теснее, что больше подошло бы для уютной спальни, нежели для гостиной. Шторы куплены по старым традициям: прозрачный тюль и тёмная свисающая занавесь. Придают ощущение тяжести, что не совсем хорошо для создания уюта в комнате. Люстра – из натурального, если не ошибаюсь, хрусталя. Это тоже отмечает стремление хозяйки к моде, а не наличие сенсорного вкуса. Сюда больше подошло бы что-нибудь в восточном стиле. Ну, и так далее.

А больше всего выдаёт отсутствие сенсорики куча всяких мелких ненужных вещей, расставленных по полочкам, а именно: старые фотографии, детские игрушки, какие-то пробки от дорогих напитков, всякие разные карточки, талончики, флажки, которые дарятся по праздникам, висюльки от модной одежды и даже сломанный фотоаппарат прошлых времён! В итоге в квартире столько лишнего, что, жил бы я здесь, то повыбрасывал бы всю эту бесполезную дребедень вместе со шкафом-стенкой, занимающим полкомнаты, в котором, я уверен, тоже куча ненужного барахла.

В общем, настоящей сенсорикой здесь и не пахнет, а вот стремление быть не хуже других – это да. Так думал я, пока Гелли с бабушкой накрывали на стол между креслами. Я вызвался было помочь, но бабушка замахала на меня руками и сказала, чтоб сидел.

Вскоре мы сели за ужин, хотя я в общем-то был не голоден. Но грех отказываться от угощения в гостях, поэтому я был рад полной тарелке картошки с огромным куском рыбины, которую мне положили.

– Ну, как рыба? – спросила бабушка, как только мы приступили к еде.

– М-м, очень вкусно! – проговорила Гелли.

– Особенно кишки, – пошутил я.

– Где ты увидел кишки? В рыбе? – удивлённо-серьёзно спросила бабушка. – Ничего подобного, рыба свежая, с центрального рынка. Я сама чистила её!

– Да он шутит! – улыбнулась Гелли.

– А-а. – Казалось, шутка ей пришлась не по вкусу.

Я решил поглощать еду молча, чтобы не напортачить. Но она сама стала спрашивать таким тоном, словно она имеет на это полное право:

– Ты учишься?

– Отучился уже.

– Закончил?

– Нет.

– Да как же ты без высшего образования! – вилка застыла у неё в руке. – Куда тебя сейчас на работу возьмут? Вот и будешь дворником всю жизнь!

– Я уже работаю, – улыбнулся я.

– Фредли работает в Центральной Резиденции, – пояснила Гелли.

– Ну, тогда другое дело, – удовлетворённо вздохнула она и принялась дальше есть.

Когда я осилил тарелку первого, то, не спрашивая моего мнения, она подложила мне ещё картошки.

– Спасибо, я уже всё, – ответил я, отодвигая тарелку.

– Ты что, кушай! Ешь тебе говорят! Тебе расти надо!

– Но, честное слово, я…

– Ешь! Я готовила-готовила, для вас старалась, а ты… Ешь!!! Сейчас ещё чай с тортиком будет.

И вторая порция влезла. Но теперь я был до такой степени сыт, что никакие торты меня не радовали. Может, потому что готовила она в большом количестве масла, поэтому всё было жирное и калорийное.

Сама же бабушка меня поражала своей манерой есть. Она сначала сказала, что не голодна и есть не будет, затем всё-таки положила себе «немного», раньше всех умяла свою порцию, поела салат, потом кусок торта, а потом доела несколько картошин за Гелли. Затем она выпила рассол из-под огурцов, потом взяла кусок сыра и намазала мёдом, и в заключении заела всё это сливовым вареньем. А потом вдруг сказала: «Я сейчас», – и смоталась в туалет. Я сдержался, чтобы не поиронизировать на сей счёт.

– Не забудь ей сказать «Спасибо, всё очень вкусно», – наказала мне Гелли.

– Спасибо, всё очень вкусно! – ответил я, как только бабушка вернулась. – Могу я помочь помыть посуду?

– Да ну! – поморщившись, отмахнулась она.

– Спасибо, всё действительно вкусно, – сказала Гелли и чмокнула бабушку в щёчку.

«Видимо, без этих ритуалов разговор начинать нельзя», – подумал я. И вот наконец-то Гелли напомнила цель, с которой мы пришли.

Казалось, мы несколько разочаровали бабушку. Наверное, она думала, что мы просто поговорим, порассказываем ей о себе, послушаем о её нелёгкой жизни. И поэтому как будто даже обиделась, когда Гелли сказала о нашей цели.

– Ты же помнишь, Гелли, что эти знания не даются просто так, – недовольным тоном заметила она.

– Я полностью доверяю Фредли. Он не выдаст.

Я поклонился самым серьёзным образом и проговорил:

– Вы можете нам очень помочь, если разъясните некоторые вопросы. Вы – единственная, кто обладает этими знаниями полностью.

Казалось, я выбрал верный путь. Моя похвала вернула ей благожелательное состояние духа. «Однако с ней будет непросто, – подумал я про себя. – Настроение меняется, как ветер».

– Ну, хорошо, спрашивайте, – снисходительно ответила она и уселась напротив нас на диван.

Я уступил дорогу Гелли. В конце концов, она лучше её знает, а я лучше буду молчать и запоминать.

Гелли протянула бабушке таблицу и попросила рассказать, что значат термины отношений между типами.

– О, эта таблица! Остерегайся носить её, Гелли, деточка! Опасный документ! Лучше выучи её наизусть, а бумагу – в огонь.

– Так и сделаю, бабушка. Только ты расскажи сначала.

– Хорошо. Начнём с лучшего. Дуальные – это ты знаешь. Это – самые прелестные отношения, которые только могут быть. Представь себе: он и она. Он – холодный, мужественный, рассудительный, она – страстная, нежная, женственная. Они – пара. Вместе они – ячейка, сила, одно целое. Им нельзя встречаться в нашем мире, иначе они не смогут дальше жить. Познав дуала, невозможно жить с другим человеком… Вот я помню, когда мне было 25… Или, постойте: в каком году моя сестра вышла замуж? Не помнишь, Гелли?

– Нет, не помню.

– А может, это было ещё до того, мне было 23… Дайте-ка вспомнить… Нет, 23 мне быть не могло, мне было больше.

– Да это неважно, бабушка.

– Нет, дай я вспомню.

– Да я поняла про дуальные, – терпеливо проговорила Гелли. – Лучше скажи, что такое «активация»?

При этом вопросе бабушка просияла:

– О, активация – это почти дуал! Это тоже очень здорово, у меня с «хвойными» всегда были хорошие нестандартные отношения! Помнишь дядю Лёву?

– Помню, – чуть поморщилась Гелли. По-видимому, дядя Лёва не вызывал в ней приятных ассоциаций.

– Ой, только не надо делать такое лицо! – обиделась вдруг бабушка. – Он ведь тебя ни разу пальцем не тронул!

– Да нет, всё в порядке. Я вспомнила другого знакомого, тоже «хвойного».

– Кто он? Твой друг?

– Нет, друг моей подруги. Так что, говоришь, активация – почти дуальные?

– Ну, да, я же сказала. У них всё одинаково, только поменялось местами. Например, твои дуалы имеют ту же сенсорику и ту же логику, что и твои активаторы. А у твоих нелюбимых «хвойных», например, сенсорика и логика совершенно другие.

– Тогда понятно, что значит «зеркальные», – вставил я. – Это похожие типы. У них разная вертность и рациональность. А остальное одинаково.

– Верно говоришь. Но не перебивай меня. С активацией понятно?

– Да, понятно.

– Есть ещё «тождество». Отношения, которые у нас существуют в каждом районе… Ничего лучше нельзя было придумать, чем посадить всё тождество в одно место. Да, они действительно друг друга хорошо понимают, лучше чем с полуслова. Они видят друг друга, как самое себя. Они также почти не могут провести друг друга, потому что все их штучки лежат друг для друга на поверхности. Но в их отношениях нет совершенно ничего нового! Они не могут дать друг другу богатство противоположных характеров, весь комплекс различных чувств, столкновений, споров и примирений с совершенно иным человеком! Они также не могут решать одни и те же проблемы. Вот в чём лучше дуал – он берёт на себя то, что не можешь взять ты. И наоборот. А тождество сильно только в одном, в узком. В остальном оно – полный ноль, в чём мы ежедневно убеждаемся…

Эта речь была произнесена так сильно, даже трагично, что я расчувствовался бы, будь я женщиной. Или этиком. Гелли, казалось, переживала всё вместе с ней. А может, делала вид. Я молчал, и Гелли наконец спросила:

– А как же «зеркальные»?

– Зеркало – это почти тождество. Функции те же, и разница невелика. Но она всё же есть: в интровертности-экстравертности, рациональности-иррациональности. Из-за этого отношения приобретают более интересную нотку. Но из-за схожести характеров им тоже не хватает дуалов, активаторов.

– То есть в квадре все отношения – благоприятные? – снова спросила Гелли.

– О, да! Квадра – это сила. У каждой квадры – свои особенности. Свои принципы. Свой юмор. Я, например, не люблю и не понимаю юмор первой квадры. Вообще не люблю эту квадру. У них ценности, как у подростков в пятнадцать лет: романтика, подвиги, истина, любовь… А шутят они совершенно не смешно. Увидят, например, надпись «магазин». Возьмут, переиначат её с ног на голову, получится «низагам». И хохочут! Потом придумают, что раньше было можно «загам», а теперь стало нельзя, и получился «низагам». И прочую ерунду. У них это нормально – игра слов. А нам не смешно. Или вот, третья. Ну, что у них за юмор? Подложить кому-нибудь ежа под попку – ха-ха-ха! Или уронить кого-нибудь в лужу или носом в тарелку. Не эстетично, да и не смешно в общем-то. Про четвёртую я молчу. Это, конечно, не про тебя, Гелли, но сортирный юмор твоих дуалов и активаторов вгонит меня в гроб!

Я уже записывал. Информация становилась всё интереснее, хотя и очень разрозненная. Хотелось ухватить всё и ничего не забыть.

– Простите, мне можно вопрос? – осмелился я вспомнить роль студента на лекции.

– Разрешаю.

– А что означают понятия «рациональность» и «иррациональность»?

Бабушка посмотрела на меня, как на недоучку.

– Разве Гелли тебе не объясняла?

– Мы хотели бы, чтобы ты разъяснила подробнее, – сориентировалась Гелли.

– Да что тут разъяснять? Всё ясно. Рацонал – это тот, кто не очень-то любит менять запланированный план действий. К такому человеку нельзя ходить в гости без предупреждения, нельзя звать его на гулянку за полчаса до начала мероприятия, нельзя приводить на свидание одного человека, если пообещал другого. Рационалу надо на всё настроиться, всё запланировать: в сознании или на бумаге. Это более определённые люди. Иррационалы же – у них семь пятниц на неделе. Всё меняется у них со скоростью молнии. Им можно позвонить ночью и сказать: «Поехали на край света!» – и через пять минут они будут готовы. Я утрирую, конечно. Иррационалы легче приспосабливаются к любым изменениям ситуации. Быстрее перестраиваются. Они тоже могут составлять план, но это, скорее, чтобы попытаться организовать себя. Часто они своим характером напрягают рационалов. Если мне, например, сказать, что на ярмарке будут ждать меня в два, то я всё распланирую, чтобы успеть к двум, и в это время подойду. Иррационал же может встретить тебя раньше и попытаться взять в оборот, либо опоздать на два часа, либо вообще передаст через третье лицо, что у него поменялся план действий, давай встретимся на другой неделе. С иррационалами сложно. Но иногда легче, так как рационалы могут быть занудны.

Бабушка остановилась на мгновение, собираясь с мыслями.

– На самом деле всё не столь однозначно, – продолжала она. – Лично я знаю иррационалов, планирующих свой день, и рационалов, действующих по ситуации. Тут что-то ещё… Да! Вспомнила! Мне кажется более верным другое определение. Рационалы имеют стабильную работоспособность и могут долго делать одно и то же дело. У иррационалов работа больше зависит от настроения или ещё чего-то. Долго выполнять одно и то же дело им трудно, им нужна смена деятельности… А вообще деление это довольно размытое, и как я считаю, совсем не главное в типе, – категорично закончила своё объяснение бабушка.

– А как в типе можно увидеть рациональность? – снова спросил я. Я хоть и заметил, что бабушка как-то не тяготеет к общению со мной, но раз уж мы здесь, надо пользоваться случаем – другого такого, может, ещё и не предоставится.

– Интуиты, сенсорики в первой функции – иррационалы, логики и этики – рационалы.

Гелли посмотрела на неё очень сосредоточенным взглядом, словно пытаясь понять её умное изречение. Но расспрашивать не стала. Я тоже не стал, только записал. Решил подумать на досуге.

– Ну, что, всё спросили? – не особо благожелательным тоном спросила бабушка.

Мы с Гелли переглянулись, и я понял, что она хочет заканчивать. Но мне показалось мало. Поэтому я выдал ещё вопрос:

– А почему у «хвойного» и «аквамарина» логика и сенсорика отличаются от «болотного» и «зелёного»?

Бабушка посмотрела на меня зверем.

– Потому что у первых волевая сенсорика и структурная логика, а у вторых – сенсорика ощущений и деловая логика.

– И в чём их разница? – не унимался я.

И, похоже, переборщил. Бабушка вдруг встала из-за стола и резко обратилась к Гелли:

– Не думала я, что дружок у тебя такой невоспитанный!

Гелли слегка смутилась. Я сначала не понял: чего это она? Но почти сразу какое-то шестое чувство подсказало мне, что не надо понимать, а лучше срочно исправлять положение, пока не грянуло нечто. И я взял слово.

– Простите меня, пожалуйста, – тоже вставая и доброжелательно улыбаясь, проговорил я. – Просто вы так интересно рассказываете, всё хочется узнать. Я и не думал, что доставил вам столько хлопот.

– Не думал, а доставил! – сверкнув глазами, ответила она. – Это что получается: пришёл невесть откуда, я вижу тебя в первый раз, и стал допытываться, словно я обязана тебе всё рассказать! Тоже мне, насели: как будет то, как это! Я вам не учебник и не собираюсь тут до ночи делиться знаниями, которые доступны лишь избранным!

– Честное слово, я заслушался. Гелли мне говорила, что вы хорошо пишите. Но рассказчик из вас не хуже!

Кажется, подействовало. Не знаю, поверила мне бабушка или нет, но, по крайней мере, успокоилась, и я решил добавить последний штрих. У меня была коробка конфет, которую я хотел подарить Гелли, но, подумав, решил, что Гелли я куплю ещё, а сейчас полезнее будет отдать её бабушке – мало ли когда мы ещё встретимся. Поэтому я достал ей конфеты и, поклонившись, поблагодарил её за ценную информацию.

Бабушка окончательно успокоилась, а с ней и Гелли.

– Как, вы уже уходите? – она даже не сказала «спасибо» за конфеты. – Ну, приходите ещё! А ты, Гелли, повоспитывай своего дружка, полезно ему будет! – якобы в штуку добавила она.

И опять поцелуйчики-обнимальчики. Я поцеловал ей руку. Это нравится женщинам в любом возрасте. И мы вышли. Ну, ладно, надеюсь, не последний раз.

– Ну, как? – спросила меня Гелли, когда мы зашагали в сторону остановки.

– Сложный человек твоя бабушка, – ответил я. – Но знания полезные.

– Спасибо за конфеты, – сказала она.

– Не за что! Случайно вышло.

– Ты всё записал? Мы с тобой ещё обсудим!

– Непременно.

На остановке мы распрощались, и я, минуя ярмарку, поехал домой.

 

***Ф***

Дома я поужинал, помыл посуду и вот теперь валяюсь на диване и пытаюсь переваривать информацию. Начнём с отношений внутри квадры. Ну, про дуальные и тождество я себе в принципе всё уяснил. Возьмёмся за «зеркальные».

По таблице у меня «зеркало» с Крисом и его районом. Как я с ним себя чувствую?

Неплохо. Много общих тем, общих дел может быть. Возможна взаимопомощь, как в случае с радиоустройством. Во многом близкий подход к разным аспектам жизни.

Однако мне часто не нравится его бахвальство, пижонство и некоторые иные качества, из-за которых с ним иногда трудно нормально общаться. И ещё меня порой охватывает чувство соперничества по отношению к нему. Он действует теми же самыми методами, что и я, но из-за своей экстравертности у него получается всё лучше и быстрее. Впрочем, это может не зависеть от системы.

Но почему, интересно, «зеркальные»? Как будто хочешь увидеть себя со стороны – посмотри на Криса. Да уж, хорошенькое отраженьице, ничего не скажешь! Неужели мы с ним похожи? Надо будет спросить у кого-нибудь об этом.

У кого ещё из моих знакомых «зеркало»? У Милены и Гелли, например. Они по аналогии должны иметь сходные этику и интуицию. Но я не сказал бы, что они похожи. Хотя, возможно, что-то общее есть... Трудно сказать.

Оксана и Кир. Совершенно не похожи. Не представляю, как они могут быть зеркалом друг другу.

Спирит и Аля. Насчёт отражения судить сложно, а вот отношения у них, судя по дневникам Али, в детстве не совсем складывались. Не знаю, мало информации.

Ага! Влад и Ник. Вот их я могу представить как зеркало друг другу. Уверен, что если бы Влад был интровертом, он вёл бы себя так же, как Ник: сидел бы себе втихаря и исследовал то, что необходимо. И отношения у них, похоже, неплохие, хотя однозначно сказать не могу – вместе видел их всего раз, на сабантуе.

Что ж, будем наблюдать, изучать, действовать.

 

***Ф***

Понедельник, и я получил письмо…

«Милый Фредли!

Я так больше не могу. Буду пытаться встретиться любым способом. Ты не мог бы выполнить мою просьбу – гулять с Норой вечером чуть подольше, чем это бывает обычно? Я постараюсь найти тебя.

Пока я не могу думать о системе, извини. У меня все мысли заняты сложившейся ситуацией. Сначала меня перестали пускать на ярмарку, потом – гулять в лес, а теперь и общаются как-то со мной странно. Что будет дальше?..

Я пытаюсь что-то делать, но на мои просьбы, обиды, обвинения никто не обращает внимания! Только Аля меня жалеет, хотя от её жалости никакого толку. Она говорит, что всё будет хорошо, что это только временное, что скоро, завтра, через месяц будет всё иначе, так ей интуиция подсказывает. Но я не хочу ждать непонятных «скоро», «завтра», «через год». Я хочу жить сейчас!!! Как все нормальные люди живут!

Фредли, сделай же что-нибудь! Придумай, как быть! Мне плохо здесь. И жизнь не мила…

Милена».

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Г ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Что я наделала!..

Что теперь будет?! Помогите мне, помогите всё исправить, верните время назад!!!

Но невозможно… Всё плохо, плохо, плохо!!! Ужасно…

Похоже, я очень обидела Криса. Да-да, он так скоро ушёл и сухо попрощался… Я сама виновата: злилась на него, что он, не успев меня увидеть, стал спрашивать о Вере. Я что, пасу её в конце концов?! Я хотела как-нибудь уязвить его, подколоть. Просто он ведёт себя, как будто всё нормально, словно мы дружим семьями. А я не хочу…

Просто я, когда мы после недолгого сидения на лавочке решили прогуляться по аллее, в ответ на его «Почему ты такая грустная сегодня?» так и сказала:

– Очень часто случается так, что мои друзья общаются со мной до тех пор, пока не познакомятся с Верой…

Он удивлённо глянул на меня. Потом сказал что-то вроде «Не переживай» и с деловым видом распрощался.

Я так и оторопела. Говорю:

– Тебе надо спешить?

– Да, дела, – бросил он и ушёл.

Вот и всё. Так закончилась эта встреча, о которой я мечтала всю эту неделю… Боже мой, зачем я это ляпнула! Зачем?! Теперь он будет думать, что я его обвиняю, причём, по его мнению, несправедливо… Ведь в принципе каждый имеет право общаться с тем, с кем он хочет, и столько, сколько захочет. И он не давал мне слово, что будет встречаться только со мной! Зачем, зачем я бессмысленно обвинила его! У него останется неприятный осадок на душе. Я своей глупостью создала трещину в наших отношениях. Всё изменится, всё уже не будет как прежде… Как всё ужасно!

 

…

Ярмарка была только вчера, а мне казалось, что прошла вечность…

Видела сегодня сон. Будто бы я в чём-то провинилась, и был суд. Крис был судьёй, а Вера – прокурором. Адвоката не было. Я возмущалась, ведь это незаконно – лишать меня адвоката, но никто не обращал внимания. Мне читали приговор, а я затыкала уши, не хотела его слушать… И проснулась.

Чувствую, как пусто-пусто внутри… Почему мир так странно устроен? Почему не может быть, чтобы всем было хорошо? Почему возможно, когда два человека любят одного? Это неправильно, негармонично, несправедливо! К тому же Вера во многом лучше меня, и ей гораздо проще привлечь человека, чем мне…

Давно мне не было так плохо…

 

…

И вообще: надо перестать видеться с Крисом! Всё, хватит!!! Сыта по горло!!!...

Наорала сегодня на Пашу... Сказала, чтобы пошёл прочь и не появлялся больше без приглашения! И мне даже не стыдно! Просто достали все, достали, достали!!!

Надо высказать Вере всё, что я о ней думаю. Хватит держать это всё в себе! Пусть я неправа, но она должна знать, что у меня по поводу неё накопилось!!!

И Крису тоже бы не мешало получить от меня по заслугам!

Нет, с Крисом всё кончено!!! Я больше ему не запасной вариант!!!

ДОСТАЛИ!!!!!!!!!!!!!!!

 

…

Приходила Вера. Принесла окончание истории… (Она была на дне рождения бывшей одноклассницы и заскочила ко мне. Эль ещё не вернулась с работы.)

У меня к моменту её прихода вчерашний пыл несколько поугас, осталась лишь тоска и озлобление. Я решила, что всё равно что-нибудь ей скажу, чтобы не повадно было, но так и не осуществила своё намерение.

Вера никак не прокомментировала мой убитый вид и стала рассказывать о ярмарке. Я смотрела на неё и, честное слово, завидовала: на неё счастливое лицо, на её новое красивое платье, на её умение естественно и с достоинством держать себя… Нет, никогда мне не выдержать её соперничества!..

– Мы встретились с Крисом уже после тебя. Он сказал, что у тебя проблемы с друзьями, – продолжала тем временем Вера.

– У меня? – в недоумении переспросила я.

– Он так сказал. Наставлял, чтобы я непременно зашла к тебе и подбодрила.

– Какие проблемы с друзьями? – не поняла я. – С чего он взял?

– Откуда мне знать, – улыбнулась Вера. – Ты сама ему рассказала.

– Неужели он имеет ввиду… – дошло вдруг до меня.

Боже мой! Если он имеет ввиду мою последнюю фразу, что все друзья уходят к Вере… О, нет! Только не это! Меня бросило в дрожь. Надеюсь, он не сказал ей всего полностью!!!

– Что имеет ввиду? – поинтересовалась Вера. У неё было хитрое выражение глаз. Тихий омут!..

– Я намекнула ему, что он забывает старых друзей – меня то есть, – собравшись с мыслями, ответила я. И небрежным тоном спросила: – А в каких именно словах он передал тебе это?

– Да я не помню точно, – пожала плечами Вера. – Он сказал что-то вроде: «Гелли переживает из-за друзей. Ты её сестра, поддержи её, у тебя хорошо получится».

– И всё?

– По-моему, да.

Ну, да ладно, всё равно от неё ничего не выпытаешь. И никакие уловки не помогут…

Вдруг меня осенило вторично:

– Значит, он не обиделся?!

– Обиделся? За что?

– Ну, мало ли... Ну…

Ну, не может быть! Неужели я зря это сказала, зря переживала, зря мучилась?! Какой кошмар! Он ничего не понял! Как так можно?! Я ему почти прямым текстом сказала, что он слишком много говорит мне о моей сестре, а он, видите ли, подумал, что я душу ему открыла, поделилась проблемой с друзьями! Бревно!!!

Но с другой стороны, ладно, ёж с ним. Главное, что теперь всё в порядке, мы можем общаться по-прежнему, словно ничего и не было, и никаких трещин, обвинений, обид… Это так здорово! Прямо тяжесть с души спала. Наверное, и к лучшему, что он ничего не понял.

– Ну, я рада, что не обиделся! – уже бодреньким голосом проговорила я.

– Напротив, он с большой теплотой о тебе отзывался. Сказал, что если бы не торопился на встречу со мной, то подбодрил бы тебя сам.

– А-а, – сглотнув радость, ответила я.

И сменила тему. Вера прекрасно умеет поддержать, ничего не скажешь. И всегда вовремя поставить на место.

Ну, а поскольку ни о родителях, ни о работе, ни о чём другом, кроме Криса, ей, похоже, разговаривать было не интересно, то Вера вскоре распрощалась со мной и ушла. А я вздохнула с облегчением и тоской одновременно…

 

…

Сколько раз я помышляла об этом… Сколько раз делилась своими мыслями с Эль. Сколько раз во снах я летала и перелетала эту страшную стену… И всё напрасно. Дело не двигается. Всё как прежде…

На самом деле я сама не предпринимаю никаких шагов. Мы давно собираемся с Эль попасть на Окраину и поговорить с теми людьми. Может, они что-нибудь знают? Может, где-то есть выход, дверь в стене, через которую можно спастись из этого мира и попасть в новый? Не может же быть, чтобы Они решили замуровать государство, замуровать самих себя… И не верю я россказням, что за стеной – страшно, что там невозможно жить, что кто попадёт туда – погибнет… Но лучше погибнуть, будучи счастливой, чем выносить эту ежедневную муку, эту жизнь по указке, это болото с такими же, как ты…

Впрочем, это настроение у меня сегодня такое. Сегодняшний понедельник – убийственный день. После всего, что я перенесла на работе, после всех этих мыслей, которые давно таятся во мне, не давая покоя, после долгого разговора с Эль… Чувствуется невозможным продолжать так жить, ничего не предпринимая. Невозможно притворяться перед собой и людьми… Невозможно!!!...

Боже мой, как я хочу уйти! Уйти, сбежать, перелезть через стену… Пусть одной, пусть без Эль, пусть оставив даже Криса, семью, друзей… Но выйти из этого замкнутого круга, уйти от принудительных браков по расчёту, спастись от мира, где вместо любви всем правит система…

Не унывать. Надо действовать. В ближайшую пятницу совершить поход на Окраину с Эль. Или я что-то делаю сейчас – или никогда уже отсюда не выйду.

 

***Ф***

Нахожусь в болезненно-лихорадочном состоянии. Похоже, заразился на работе: в носу щекотно, глаза готовы слезиться, говорить трудно. А в голове – полный туман. Живу словно в полусне. Какие-то мысли, видения, образы не дают покоя. Перечитываю письмо Милены. Её просьбу. Пытаюсь разложить всё в сознании по полочкам, но удаётся с трудом. С недавнего времени во мне живёт навязчивая идея о жизни за стеной. Бред? Или нет?.. Отвязаться невозможно.

Цель: узнать всё о возможностях выхода из нашего города-государства.

Шаг 1: навестить или встретить на ярмарке всех своих друзей и повести разговор так, чтобы они рассказали, что им известно.

Шаг 2: спросить у Гелли о результатах её похождения на Окраину, если она там была.

Шаг 3: поговорить со Владом.

Итог: к концу недели, после ярмарки, написать результаты моих действий в этом направлении.

 

***Ф***

Трудно писать. Болен. Кратко из разговора с Феликсом:

– Ну, как тебе сейчас живётся?

– Хреново.

– Что, проблемы?

– Проблемы – они всегда, никуда от них не денешься.

– Дело в бабе?

– Да куда там. Просто не вижу смысла. Живёшь, живёшь, а потом всё равно сдохнешь. Зачем так жить?

– И что делать?

– Ничего.

– Ничего?

– А что ты можешь? Мы можем только наблюдать, как течёт время, как проходят один за другим дни, как мы стареем и всё ближе приближаемся к «счастливому» концу…

– Ну, как же: можно придумать что-нибудь!

– Что? Всё бессмысленно. Шаг в сторону – и кирпич на голову. Нам нужно двигаться строго по начертанной государством прямой, иначе нас сотрут в порошок.

– Значит, ты считаешь, что выбраться отсюда невозможно?

– Выхода нет. Нужно смириться с обстоятельствами и ждать.

– Чего ждать-то?

– Смерти.

Да уж, Феликс в своём репертуаре…

 

***Ф***

Повезло – встретил ювелира на остановке. Вот что он сказал:

– Я давно для себя решил, ещё в юности, что будущая семья для меня ничего не значит, это будет некий расчёт в угоду властям. Я найду ту, что любит чувака не из наших, и предложу сделку. Всё просто: мы регистрируемся, как полагается, и больше ничего. Живём вместе, как случайные квартиранты. У нас разные комнаты, разные интересы. Наше личное время принадлежит нам лично. И каждый живёт своей жизнью.

– А как же дети? Ведь и здесь государство просунуло свою вездесущую лапу!

– С детьми, конечно, сложнее. Возможен вариант, когда каждый зачинает ребёнка с тем, кого любит… Но тогда мой ребёнок будет у Ланы, а я буду воспитывать чужого ребёнка. Со своим же видеться редко... Не решил ещё, как поступлю в случае детей.

– И ты хочешь жить так всю жизнь и ничего не менять?

– На сегодня этот вариант представляется мне наилучшим. Но зарекаться не буду. Поживём – увидим.

Что ж, по-своему мудрое решение…

 

***Ф***

Хочу кратко записать об отношениях «активации», чтобы не забыть. Отношения хорошие, как мне кажется. Примеров немного: я с Гелли, Крис с Миленой да бабушка Гелли с неким дядей Лёвой. Но, если рассуждать логически, два экстраверта должны друг от друга уставать, а двум интровертам должно не хватать инициативного начала. А так, судя по рассказам бабушки, они недалеко ушли от дуальных.

Больше пока ни на что не способен...

 

***Ф***

Осталось только его встретить – и он-таки попался мне на ярмарке.

– Влад, ты никогда не задумывался, как отсюда можно выбраться?

– Через стену что ли? – как ни в чём не бывало спросил он.

Но почему-то не так весело, как обычно. Не совсем по-владовски. Может быть, он уже думал об этом, что-то пытался, и теперь подобные вопросы не вызывали у него приятных воспоминаний?.. И выглядел он как-то неважно: то ли он недосыпал, то ли недоедал, то ли проблемы решал.

– Не знаю. Хоть как, – ответил я.

– Да очень просто. Надо соорудить крылья и улететь. Как у птичек.

– Очень просто! – передразнил я его.

– Ну да. У кого-то из наших был такой проект. Я сам этим когда-то занимался...

– Серьёзно?

– Конечно, нет. Так, прикалывались.

Я приуныл. А Влад продолжал:

– Мой знакомый с соседнего дома придумал пропеллер, как в сказке про Карлсона, на спине. Клёвая штука, да?

– И у него такой есть? – снова оживился я.

– Да нет, только в теории. Он всё разработал, расписал, а воплощать неохота. Да и зачем? Сам знаешь...

– Слушай, а можешь мне достать чертежи? Я подумаю над ними...

– Тебе что, своей работы мало? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Мне уже нечего терять, поверь, – грустно усмехнулся я. – А если ты достанешь, сделаешь неоценимую услугу.

– Ну, если только так…

– Очень поможешь. И всё останется в тайне.

– Ну, тогда без проблем. Если ты его смастрячишь – будешь гением.

– Это зависит от того, насколько гениально разработано.

– О, не парься – всё ОКей.

На этом наша беседа закончилась, так как Влад увидел каких-то людей и помахал им рукой. Компания направилась к нам, а я поспешил откланяться – мне как-то не по душе сейчас новые знакомства.

Что ж, теперь с чувством выполненного долга могу спокойно гулять по ярмарке. Гулять, глазеть на витрины, встречать старых знакомых. Не всех, конечно, а кого хочется видеть…

А Влад этот – странный типчик. Одним словом, полный интуит. Он, похоже, любую проблему видит как игрушку, у которой села батарейка. Вставь новую – и проблемы не будет. Наверное, ему легко и прекрасно жить на земле.

Несколько успокоившись после разговора со Владом, я отправился на поиски с Гелли. Но не успел я выйти на знакомую аллею, как наткнулся на Валю, которая шла за руку… я чуть не поперхнулся… с Феликсом! Я так и оторопел. Пригляделся ещё раз – нет, не ошибаюсь, это мой легендарный сосед! Но что это с ним? У него опять этот презрительно-равнодушный ко всему вид, как тогда, во время праздника. Одет во всё чёрное, выглядит неплохо и производит впечатление человека, который «крут» и делает одолжение девушке, которая ведёт его на прогулку.

Валя, нисколько не смущаясь, а напротив, обрадовавшись мне, подошла и чмокнула меня в щёчку.

– Сколько лет, сколько зим! Как живёшь, сабантуйщик?

– В порядке, – ответил я, пожимая руку Феликсу. – А я только что от Влада.

– А я как раз его ищу! – проговорила Валя. – Он хотел мне какие-то книжки вернуть.

– Ты с ним уже это… того? – осторожно спросил я.

– Влад – клёвый парень, но он не хочет меня ни с кем делить. А я девушка добрая, открытая и не согласна прозябать всю жизнь с одним и тем же человеком. Ещё напрозябаюсь! Так где, говоришь, он?

– Там, – махнул я рукой.

И распрощался. Шёл некоторое время в раздумье. Я и не думал, что мне станет так обидно за Влада. А эти – тоже мне, дуальчики. Такого хорошего человека бросила! Как теперь Влад? Понятно, почему он был такой печальный. А я, осёл, ничего не вижу, только о себе думаю и о своих проблемах! Осёл, осёл… Надо будет на обратном пути найти его и подбодрить.

Гелли я искал довольно долго. Спрашивал у знакомых, у Криса, но никто её не видел. Наконец нашёл её в самом конце аллеи в беседке у колодца. Она сидела одна, подперев ладонями подбородок, и как-то отстранённо смотрела перед собой.

– Гелли! – обрадовался я.

– А, это ты. Привет, – ответила она, почти не улыбаясь.

– Я не помешал?

– Нет, что ты. Проходи, присаживайся. Здесь тихо и никого нет.

– Я искал тебя, хотел обсудить всё, обговорить.

– Да, конечно. Расскажи свои выводы.

Мне не нравилось её состояние. Казалось, она только хочет меня поддержать, но самой ей абсолютно фиолетово, что я там надумал и почему. Но я решил отвлечь её мысли, поэтому принялся рассказывать о том, к чему пришёл во время болезни.

– Я много думал о рациональности и иррациональности. Думал, каким образом она вписывается в тип. Твоя бабушка сказала, что рационалы – это этики и логики в первой функции. Я долго анализировал, и наконец до меня дошло, что первая функция – это первая буква типа! У тебя первая функция этика, у меня – сенсорика. Некий тип, «оранжевый», называл себя рационалом. И правильно, у него этика в первой функции, он ЭИЭ. А свою сестру – иррационалом. Сестра у него ИЭЭ, у неё в первой функции уже не этика, а интуиция. Пока всё понятно?

– Да, вполне.

– Хорошо. Я стал думать дальше. По этой теории выходит, что дуалы имеют единую рациональность. Например, у тебя этика в первой функции, ЭИИ, а у твоего дуала логика, ЛСЭ, значит, вы оба рационалы. Я и мой дуал – оба иррационалы. То есть в дуальной паре всё отличается, кроме рациональности.

– Да, выходит, что так. Но почему, ты не думал?

– Думал. Но знаний пока маловато. Все объяснения кажутся неубедительными. Но это временно. Ещё… – начал было я и посмотрел на Гелли.

– Что ещё? – спросила она.

– Ещё я думал над словами бабушки, когда она говорила про разную сенсорику и логику. Я подумал, что это только первое, самое грубое деление – на сенсориков-интуитов, этиков-логиков и других. По всей вероятности, сенсорика делится ещё на несколько сенсорик, как минимум, по квадрам, или просто на две: сенсорику ощущений и волевую сенсорику. Жаль, бабушка не ответила, чем они отличаются.

– Мы можем сходить к ней как-нибудь ещё.

– Серьёзно? – переспросил я. – Я бы очень хотел, честно.

– Но только не сейчас, позже, когда она отдохнёт и соскучится.

– Хорошо. Я согласен в любое время. Ну, в общем это всё, о чём я думал. Что скажешь?

– У тебя хорошо получилось разложить всё по полочкам, – сказала она, и я почувствовал, что не зря проделал мыслительную работу. – Стало всё понятно с рациональностью. А что касается видов сенсорик, то их действительно две, я помню из очень давних разговоров. Одна из них, как ты верно сказал, сенсорика ощущений, другая – волевая сенсорика. И у разных квадр разные сенсорики. У второй – волевая. Ты знаешь «хвойных»?

– Так, встречался с одним, – ответил я, припомнив Кира.

– Я, к несчастью, тоже. Это люди, которые не оступятся ни перед чем. Они готовы идти на тебя войной, если ты не с ними. Покорить, победить – о, это их задача! Вот она, волевая сенсорика!

– Да, действительно, – задумался я. – От них исходит давление.

– Ещё какое! У меня конфликт с этим типом, я всегда это знала.

– Понятно. Ну, а «аквамарин»? Я знаю Оксану, сестру Криса, и не сказал бы, что она обладает всеми вышеперечисленными качествами.

– «Аквамаринов» я почти не знаю. Не могу ничего сказать. Но они же ЛСИ, и сенсорика у них на втором месте.

– Да, может, поэтому. Ну, а сенсорика ощущений – это, по-видимому, всё, что связано с комфортом, уютом, обустройством и всем тем, что включает в себя стандартное определение сенсорики.

– Ага, – ответила Гелли. – Но не забывай начальное определение. Сенсорика – это пространство. Похоже, что волевые сенсорики пространство завоёвывают, а сенсорики ощущений – обустраивают.

– А логика структурная и деловая? Ну, с деловой понятно: это деловитость, предприимчивость, умение решать, что делать. Всё подходит к Крису. А структурная – это, по всей видимости, логика цифр, схем, взаимосвязей. Логика в её стандартном определении.

– Да, – кивнула Гелли. – Похоже, что так.

– Прекрасно. Не зря говорят: одна голова хорошо, а две лучше! Стоит начать обсуждать, как всё становится ясным.

– Да, – снова согласилась Гелли. – Это так. А как у тебя с работой? Проблем нет?

– Вроде всё поутихло, – ответил я. – Конечно, я осторожен. Уверен, что я на подозрении у Них. Когда я нахожусь в Резиденции, то ощущение, словно я во вражеском лагере, где нужно вести себя тише воды ниже травы, чтобы тебя не заметили и не расстреляли. На этой неделе меня никто не тревожил… Но меня очень тревожит одна вещь. Я всё хотел спросить…

Но тут я прервался, поскольку в беседку к нам завернула бодрая компания каких-то парней, по всей видимости, чрезмерно желающих попить пиво и обсудить тёлок. Их было человек пять. Впереди шёл эдакий чурбан, толстый, лысый, с огромной харей. Он вразвалку вошёл в беседку, что под ним заскрипели доски, и промычал:

– Эй, парень, давай вали со своей девкой, это ваще наше место!

Мне не понравился его тон, как и он сам и его компания. Я ответил:

– Ну, что так сразу – валить. Мы тут разговариваем. Может, вы поищите другую беседку?

Ответ не замедлил посыпаться:

– Ты, чего, козёл? Ты на кого батон крошишь! Ты сейчас по яйцам получишь, урод! Эй, пацаны!

Тут поднялась Гелли:

– Не беспокойтесь, мы уходим, – проговорила она как можно мягче и спокойнее.

Я, стиснув зубы, молча встал. Толстый продолжал осыпать меня ругательствами. Он искал драки. Я уже пожалел, что не ушёл сразу.

– Пропусти, будь другом, мы уходим, – сказал я.

– Эй, куда попёрся, урод? Ты получишь у меня! – толстый преградил мне и Гелли дорогу.

Я остановился. Ситуация становилась критической. Драться одному против пятерых мне не хотелось. Я оглянулся, ища помощи, и тут – на счастье – узнал среди его дружков того типа, который на сабантуе всем сдал папоротник.

– Эй! – крикнул я ему, пытаясь вспомнить его имя. – Э-э… ЯН! Ты чего, своих не узнаёшь?!

Яна пошевелился и кивнул.

– Это свои, братан. Пропусти.

– Чё за свои, откуда взялись? Пошли они на…!

Но мы уже воспользовались замешательством и прошли. Были ещё долго слышны раскатистые маты толстого.

Очутившись среди людей, мы вздохнули свободнее.

– Как я испугалась! – прошептала Гелли, глядя на меня большими глазами. – Мне казалось, они сейчас тебя побьют. Ненавижу такие ситуации, это так ужасно! Ненавижу «хвойных»!!!

– Ты думаешь, этот «хвойный»?

– Конечно, он!!! Я их давно изучила. Его волевая сенсорика просто прёт. Он живёт этим – чтобы подраться, набить кому-нибудь морду, растоптать!..

– Ну, зачем сразу так! Ты преувеличиваешь. Хотя мне как-то два «хвойных» надавали тумаков. Ни за что. Обидно было, честное слово… Но они ж тоже люди. Может, их мама в детстве не долюбила. А так прикольные они – Кир, например…

– Я знаю, я всё знаю, но я не хочу их видеть и знать!!! – в каком-то исступлении проговорила Гелли.

– Ладно, как хочешь. Хорошо, что Ян ещё здесь оказался. А то я бы не поручился за конец нашего спокойного сидения в беседке.

– Этот твой Ян ничем не лучше, – буркнула вдруг Гелли.

– Почему же?

– Он увидел тебя, но прятался. Не хотел, чтобы ты его заметил. Он сам боится главаря. И потому подло предаёт друзей.

– Да? Ничего себе, я и не заметил… Не друг он мне. Так, случайный знакомый.

Я задумался. Настроение как-то испортилось. Полезли мысли о несправедливости мира, подлости людей и прочих вещах, которые, конечно, истинны, но радости не прибавляют. Гелли тоже была грустна.

Мы молча прошли по аллее и, не сговариваясь, свернули в кафе, где сидели первый раз с Крисом. Может, Гелли надеялась там его увидеть, а может, просто так случилось само собой, но только мы зашли туда, и я только тогда понял, что у меня нет с собой денег.

Ну, вот, ещё одна мерзкая ситуация. Пойти с девушкой в кафе и не иметь возможности купить ей хотя бы мороженное!

– Ты что будешь? – спросила меня Гелли, стоя у прилавка.

– Ничего, спасибо.

– Зачем так? Давай что-нибудь съедим, выпьем, чтобы смыть неприятные ощущения! У меня сегодня есть деньги, я угощаю.

– Спасибо, я правда ничего не хочу.

Но Гелли уже покупала какой-то десерт и сок две порции. Я чувствовал себя неловко. Решил отказаться от всего. Пусть сама съедает.

Она принесла поднос и сказала:

– Фредли, сегодня 17-ое число. Это моё любимое число, почти как праздник. И мне очень хотелось бы отметить его. Поскольку ты сам вывел меня в беседке из задумчивости, то теперь не отказывайся и съешь это в честь маленького праздника. Может, именно 17-му числу мы обязаны тем, что живы и здоровы.

– Ага, выкрутилась! – проворчал я, чувствуя, что под этим соусом отказаться от угощения будет сложно и даже неприлично. – Ну, ладно, за твой праздник!

Мы чокнулись стаканами с соком и приступили к десертам. Правда, десерт мне не очень понравился. Но я не стал говорить Гелли, чтобы не расстраивать. Да она и не спрашивала.

И тут уже мы разговорились о главном. Я хотел вернуть Гелли её дневник, но она и слушать не захотела. Сказала, что если мне он не нужен, то чтобы я его сжёг. Тогда я прямо спросил её про то, что давно собирался.

– Ты писала, что хотела добраться до Окраины. Ну, как, удалось?

– О, долго рассказывать. Я так и знала, что ты меня спросишь, – улыбнулась она.

– Ты узнала что-нибудь, что планировала?

– Как тебе сказать… Я узнала много разных вещей. О коих не следует говорить вслух, – и она оглянулась на окружающих.

– Да никому здесь дела нет до наших секретов, – возразил я.

– Всё равно. Лучше молчать.

– Неужели ты так ничего и не расскажешь? – расстроившись, спросил я.

– Почему же, вот, держи, – и она достала из сумочки пачку исписанных листов. – Для тебя старалась.

– Спасибо! – обрадовался я. – Это очень вовремя.

– Так и знала, так и знала! – повторила Гелли. – Так и знала, что и над этим ты думаешь!

– Да, думаю с недавнего времени. Мне кажется, каждый когда-либо над этим думает.

– Но не каждый серьёзно.

– А ты серьёзно?

– Если бы у меня была возможность, – шёпотом проговорила Гелли, – я бы, не задумываясь, покинула этот город.

– Одна?

– А это уж как повезёт. Если совсем не повезёт – то одна.

– Но возможностей пока нет? – совсем тихо спросил я.

Гелли отрицательно помотала головой.

– Там всё узнаешь.

Наверное, она права: лишние уши нам ни к чему. На миг милая кафешка мне вдруг показалась шпионским пристанищем, а за висящей над нами картиной я кожей почувствовал присутствие подслушивающего прибора. Встряхнув с себя навязчивые образы, я сказал:

– А я думаю, есть.

И приложил палец к губам. Что ж, раз уж молчать, то обоюдно. Но, тем не менее, мне стало как-то спокойнее и теплее при мысли, что я не одинок в своих поисках, и появилась уверенность, что и здесь выход найдётся.

После кафешки я проводил Гелли до её района, а сам отправился к себе. Мне не терпелось прочитать её листки.

 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Г ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

 

Если верить приметам, то ясное небо – это ясное дело. Но когда мы вышли с Эль ночью на улицу и подняли головы, то увидели над собой огромную толщу тяжёлых туч, сомкнувшихся над нами.

– Похоже, небо отказалось освещать наш сегодняшний путь, – проговорила Эль, беспокойно оглядываясь по сторонам.

Я не ответила, но тоже почувствовала, что, по сравнению с прошлым разом, этой ночью в пространстве словно было разлито нечто жуткое и зловещее, отчего мы обе почувствовали себя не очень уютно.

– Может, вернёмся, пока не поздно? – предложила я на всякий случай.

– Напротив, – возразила Эль. – Именно такое состояние погоды подходит для нашего дела. Пошли, в ходьбе страх развеется.

И мы зашагали уже по знакомому пути вверх.

В дороге с нами не случилось ничего из ряда вон выходящего. Мы молча и неслышно ступали по тротуару, погружённые каждый в свои мысли, стараясь особо не оглядываться по сторонам, чтобы не возникало лишних поводов ощущать прилив адреналина в крови. Часа через полтора на нашем пути вырос знакомый указатель «Яблоневый сад», и мы поспешили миновать тропинку, к нему ведущую. И попали в неизведанные места.

Как и в прошлый раз, с Окраины был виден свет, слышны отголоски звуков и ощущалось наличие ночной жизни, пугающей и притягивающей одновременно. Мы приблизились к кирпичной стене не сильно больших размеров, с виду похожую на ограду больниц, и остановились у небольшой двери, встроенной в эту стену. Странно, я никогда не думала, что Окраина тоже по-своему отделена от нормального мира.

Эль осторожно дёрнула ручку двери. Потом сильнее. Дверь не поддавалась.

– Может, постучать? – предложила я.

– Сейчас… – Эль ощупывала дверь и стену.

Мне в голову настойчиво лезли мысли о том, чтобы повернуть назад, пока ещё есть время.

– Звонок! – вскрикнула вдруг она. И прежде чем я открыла рот, чтобы спросить: «Что, будем звонить?» – она со всей силы нажала на него.

Нечто резкое и громкое вырвалось в ночную тишину, что я невольно отстранилась назад. Как в детстве, когда с мальчишками нажимаешь на звонок в чужую квартиру, а потом бежишь со всех ног с мыслью «Я здесь ни при чём!». Эль тоже отступила. С замиранием сердца мы ждали ответа, но никто не спешил открывать дверь двум одиноким странницам.

Эль позвонила ещё раз, уже более настойчиво. Хорошо, что она не такая трусиха, как я. Нет, я уверена, что ей тоже страшно, но она не зацикливается на этом, а просто делает. Я бы тут полчаса мялась, прежде чем решиться хоть на что-нибудь.

Мои размышления прервал скрип двери, которая, наконец, медленно отворилась, и нас встретил обросший мужчина лет за сорок с заспанным лицом.

– Чего хотели? – спросил он угрюмо, но без злобы.

– Войти, – ответила Эль, не придумав ничего более умного.

– Цель?

– Ознакомиться…

– Ну, проходите... Только сначала со мной.

Он впустил нас и тут же затолкал в какую-то будку – маленькое тесное помещеньице, где стояли только кровать и стол. На столе тускло горела лампа, освещая стопку каких-то книг. Мы робко встали у стеночки, а мужчина тем временем выдвинул ящик стола и стал в нём что-то искать. Я с замиранием сердца рассматривала этого стража Окраины, который как-то с первого взгляда не очень был похож на обычного нашего жителя. Нет, в принципе он тип довольно обыкновенный: взрослый, хорошо сложенный, спокойный на вид, однако... в нём ощущалась какая-то сила, мощь, энергия. Когда он перебирал свои тетрадки, казалось, что искры вылетают у него из-под пальцев. Да и вообще он производил впечатление полноценного, здорового и мужественного человека, что меня очень удивило, поскольку среди «персиковых» такие встречаются нечасто – в основном у нас это редкие спортсмены, насильно поддерживающие себя в форме.

Наконец он достал какую-то старую толстую тетрадь, подул на неё от пыли и открыл на нужной странице.

– Ваши паспорта, пожалуйста, – проговорил он. И его голос показался таким глубоким, сильным, но как будто сдерживаемым обстоятельствами...

– Э-э... – только промычала я в ответ. – Они обязательно нужны?

– Конечно.

– А мы не знали... – расстроено проговорила Эль, глядя на меня.

– Мы вообще ничего не знали, – подтвердила я. – Даже что здесь есть забор. Мы шли сюда два с лишним часа.

– С нас спрашивают, кто приходит, – ответил мужчина, постукивая ручкой по столу. – Давно никого не было... Нужно записываться.

Казалось, он отвык говорить.

– А может, вы нас пропустите так... без записи? – подняв на него робкий взгляд, попросила Эль.

– Чудные вы, девчонки. Если честно, я совершенно не хочу вас пропускать.

С этими словами он как-то обречённо покачал головой и внимательно оглядел нас сверху донизу. Я слегка смутилась, а Эль, тряхнув головой, твёрдо сказала:

– Мы не проститутки. И не хотим подобных развлечений. Мы здесь узнать, что за люди обитают на Окраине, как им живётся, что они знают об устройстве нашего мира.

– Честное слово, мы пришли сюда именно за этим! – вторила я.

Мужчина глянул на нас не то чтобы с интересом, но как-то особенно. Такой внимательный у него взгляд. Прямо в сердце. И в то же время очень мужской. Я не могла долго смотреть ему в глаза – смущалась почему-то.

– Вы не понимаете, куда пришли, – медленно, проговаривая каждое слово, молвил он. – Праздное любопытство вам очень повредит. Отсюда не всегда возвращаются... – Он замолчал. – Лучше идите домой и спите, завтра рабочий день. Вернитесь, пока не поздно.

Наступила одна из тяжёлых пауз, которая могла бы длиться долго. Да уж, после таких слов, каждое из которых – сгусток смутной тоски и обречённости, остаётся только извиниться, попрощаться и уйти, так ничего и не узнав. Однако это такой поворот событий не предвиделся в наших планах, и сдаваться так просто не хотелось. Молчание прервала Эль: она тяжело вздохнула и тихо сказала:

– Нам очень важно там быть… понимаете? Мы обо всём подумали...

– Ну, пожалуйста! – умоляюще попросила я. – Вы нам очень поможете!

Мужчина долго и проницательно смотрел на нас по очереди. Наконец лицо его приняло твёрдое, даже несколько суровое выражение, и он закрыл свою тетрадь.

– Ладно, валите. Только времени у вас – до утра. Опоздаете – вам хуже будет.

– Спасибо, – улыбнулась Эль.

– Спасибо! – поблагодарила я.

И мы вышли из будки.

Главная улица Окраины шла вдоль этой высокой прочной кирпичной стены. Перелезть через неё – нереально. Разве что со всякими крючками-верёвками. И то – страшно, отвесная уж она очень. Интересно, знают ли жители Окраины, что они являются как бы центром матрёшки? Они заперты этим забором, но если они выйдут, то не на свободу, а всего лишь в более просторную тюрьму. Хотя... Смотря с какой стороны. Может, где-то есть выход и на свободу...

А может... мне вдруг стало плохо от этой мысли... Может, там, за нашей стеной, куда я хочу выбраться – никакая не свобода, а ещё большая тюрьма с ещё большими стенами?.. Если это так, то смысла нет искать какой-нибудь выход... Нет, я не согласна на такое! Надо всё узнать.

Так думала я, пока мы с Эль шагали по улице вдоль этой неприступной ограды. С другой стороны дороги находились дома – наверное, жилые. Кое-где горел свет, кое-где было темно, но везде почему-то тихо. Причём не так тихо, как у нас, а как-то настороженно тихо, словно вынужденное затишье – перед грозой.

Некоторое время мы шли по этой улице, пока на нашем пути не возникла аллея – большая тёмная аллея, увитая разными деревьями, ведущая куда-то вглубь этой загадочной «тюрьмы». Не сговариваясь, мы с Эль вошли в неё и осторожно зашагали вперёд. Нас тут же окутала кромешная тьма и таинственный шелест листвы. С каждым шагом я чувствовала, как сильнее бьётся моё сердце. Ощущение было, словно я удаляюсь от земли, от цивилизации и ухожу куда-то в совершенно иные миры, где как меня встретят и что нас ждёт – неизвестно. Как в страшном сне – только здесь как я ни пыталась проснуться, у меня ничего не выходило.

Впереди показался свет. Маленький, но яркий жёлтый свет. Мы шли на него, словно два одиноких мотылька, и я взяла Эль за руку, чтобы не потерять её, становящуюся такой нереальной.

– Эль! – шепнула я, не смея говорить вслух. – Куда мы идём? Что мы там будем делать?

– Тс-с, – только ответила она. – Всё будет хорошо.

Но в тот же миг я почувствовала, как её колотит мелкой дрожью – то ли от страха, то ли от волнения.

Свет приближался, и вскоре мы отчётливо услышали смех, голоса людей, музыку. Всё замедляя и замедляя шаг, мы, тем не менее, приближались к цели, и чем дальше, тем труднее было не воспринимать происходящее как сон.

Там были люди. Разные люди – мужчины, женщины, молодые парни, девушки. Они сидели на краю какого-то большого, словно озера, бассейна, в центре которого бил фонтан. Играла музыка, кто-то пил, кто-то купался – в общем, в основном они были почти раздетые, несмотря на ночную прохладу.

Попав в полосу света, мы с Эль остановились и зажмурились на мгновение. И, похоже, каким бы тихим ни казался нам наш приход, мы всё же приковали внимание жителей. Ещё бы, вышли тут две странные девушки непонятно откуда! Наверное, мы слишком отличались остальных – выглядели такими растерянными и испуганными.

Не знаю, что выражали их взгляды... Их было много – много разных глаз, изучающих нас.

– Вот забрели! – услышала я первую реплику и повернулась: это сказал большой плотный мужчина с неприятным лицом в шрамах, стоящий недалеко, почти раздетый, в одном полотенце, и скрестив руки на груди.

После него люди загалдели.

– Новенькие что ли?

– Да какие новенькие! Любопытненькие скорее!

– Что им здесь?!

– Как всегда!..

– Давненько никого не было…

– Ага, кому они нужны!..

– Пусть вот посвящение проходят! – крикнул какой-то парень из толпы и засмеялся. Его смех был подхвачен окружающими.

– О! Конечно!!!

– Как иначе!

– Нечего тут по ночам шляться!..

– Здравствуйте... – сообразила наконец Эль. – Мы хотели бы...

Но она замолчала, потому что все шумели и не слушали её. Тот большой плотный мужчина с ещё несколькими направились на нас, и мы машинально попятились. Хотя отступать в нашем положении в общем-то не имело смысла. Женщины смеялись.

– Да не пугайте вы их так!

– Не бойтесь, девочки, это всего лишь посвящение!

Я уже ни на что не надеялась, только сжалась внутри, когда тот большой и ещё один схватили меня, подняли и понесли к водоёму. Раскачав, они бросили меня в воду, и я чуть не захлебнулась от страха и неожиданности. Следом за мной полетела Эль.

Прохладная вода налилась в нос, в уши. Откашливаясь, я всплыла на поверхность, ища, куда бы примкнуть. Но со всех сторон смотрели люди, смеялись, и я совсем растерялась.

– Гелли! Это же здорово! – услышала я голос Эль. – Всю жизнь мечтала искупаться ночью!

И она стала смеяться, сначала просто, потом как-то совсем без удержу, даже истерично, что я сама, не желая того, присоединилась к ней. На наш смех некоторые попрыгали в воду и стали брызгать на нас. Эль веселилась – она брызгалась в ответ, а я пыталась увернуться. У меня стучали зубы, и я, улучив паузу, выплыла на бордюр. Сразу же меня обдало холодом, и я, съёжившись, стала искать глазами Эль. Она уже плыла ко мне.

Я потянулась к ней, чтобы помочь, но в тот же миг услышала откуда-то издалека, а затем всё ближе душераздирающий крик и с ужасом обернулась. Из толпы, расталкивая всех, вырвался какой-то большой человек, лохматый, в порванной майке, словно большой ребёнок, и, размахивая руками, стал оглядываться диким взглядом и кричать:

– Вы! Без меня смеялись! Без меня! Без меня!!!

Его голос был таким истошным и полным боли. Но в тоже время он звучал как скрытая угроза. Какое-то неприятное предчувствие охватило меня. В районе спины почувствовался холодок.

Странный тип кружился вокруг, и некоторые люди отступили назад. Я заметила, что у него нет пальцев на одной руке.

– У-у-у!!!! – кричал, или, скорее, завывал он. – У-у-а-а!!! Вы получите!!! Я вам сейчас всем покажу!!! Без меня смеялись!!! без меня!!!

Кое-где послышалось недовольство:

– Блоха противная…

– Опять припёрся!

– Сидел бы лучше дома…

Но, тем не менее, праздник продолжался, и на том конце бассейна в очередной раз подняли бокалы. Мы же с Эль чувствовали себя, мягко говоря, не уютно, поэтому активно пятились подальше от бассейна. Я, не отрываясь, следила за большим ребёнком, чтобы ничего... Но он заметил нас...

Боже, какой у него взгляд… Совершенно безумный, выражающий пустоту, словно у него нет души… Я вздрогнула и схватила за руку Эль.

– Сумасшедший, – шепнула она.

Да, мы и забыли, что здесь они на свободе…

Он подходил к нам. Лицо его стало угрожающим, кулаки медленно сжимались. Я умоляющим взглядом стала смотреть по сторонам. Но люди не обращали на нас никакого внимания. Все были заняты собой, разговорами, будто этого чудища рядом и не было. Более того, кто-то негромко сказал: «Он убьёт их», – и продолжал смеяться о своём, словно убийство здесь было самым обыденным и повседневным делом…

Он шёл медленно, и с каждым шагом в нём закипало всё больше злости. Не понимаю, чем мы ему не понравились? Что мы здесь чужие?.. Я не могла думать. Меня всё больше охватывал животный, панический страх.

– Помогите! – дрожащим голосом крикнула Эль, но это прозвучало так жалко...

Кое-кто оглянулся и сочувственно посмотрел на нас. И всё. И всё!!! Ну, что такое, а где человечность, естественное желание помочь?! Неужели все будут равнодушно наблюдать, как он с нами разделается???

Он находился уже на расстоянии двух-трёх метров от нас. Я чувствовала себя на пределе: не знаю, что бы я сделала, что выкинула, если бы, к счастью...

Из толпы вдруг показалась полная женщина в фартуке, которая грозно, но вполне добродушно прикрикнула на «ребёнка» зычным голосом, заглушавшим остальные звуки:

– Эй, Блоха! Не трогай девочек, они в гости к нам пришли. Они не смеялись.

Блоха остановился и посмотрел на женщину.

– Пойдём лучше молока попьёшь парного. Ты же любишь! Ну, идём!

Она говорила строго, но в то же время заботливо, по-матерински. Может, она его мать? Вроде не похожа...

Выражение лица Блохи с безумного сменилось на растерянное.

– А ещё у меня есть пончики с повидлом. С вишнёвым! Дашенька испекла. Такие пышные, румяные – пальчики оближешь! Ну, идём, а то без тебя всё съедят!

Лицо у сумасшедшего менялось быстро. Оно выражало то надежду, но обиду, то интерес, то полное равнодушие. Я с плохо скрываемым ужасом следила за ним. При последних словах женщины он повернулся к ней и сделал шаг в её сторону. Мы с Эль вздохнули с облегчением...

Но вдруг он резко развернулся и побежал на нас с диким криком:

– Смеялись!!! Смеялись!!!!!!

Я сжалась и…

Не знаю, что произошло в тот миг. Кажется, он бросился на нас, я уже увидела его кулаки у самого носа, возможно, он даже ударил. Но потом вдруг кто-то окатил нашу сторону фонтаном холодной воды, отчего безумный дико и истошно завопил. Я стояла, словно парализованная, кто-то орал на нас, чтобы мы пошли вон, где-то взметнулись фейерверки под дружные аплодисменты, и всё это было похоже на нереальный фильм ужасов. В конце концов, кто-то дёрнул меня за руку, порвав на мне платье, и силой потащил сторону тёмной аллеи, откуда мы пришли. Я не сопротивлялась. Я не чувствовала реальности.

В темноте я увидела Эль. И ещё один силуэт, который привёл меня сюда.

– Ну, что, хватило вам? Хватило?

Голос был жёстким и почему-то казался знакомым.

– Предупреждал же я вас!

Я пригляделась – Боже мой! Это был тот самый страж Окраины, который впустил нас сюда...

– Простите, – дрожащим голосом сказала Эль, – мы не знали, что здесь так жутко...

– Всё, идём отсюда. Вас бы здесь убили и не поморщились.

Мы молча отправились за ним. За нами никто не гнался. Да и кому мы были нужны? Даже Блохе – вряд ли. Просто мы раздражили его безумный ум…

Я шла и дрожала всем телом. Зубы стучали. То ли от холода, то ли от страха. Мокрое платье противно липло к телу. Я чувствовала себя разбитой. Хотелось плакать.

Не дойдя до конца аллеи, мы свернули в какую-то подворотню, пролезли в дырку и пошли по дворам. Через некоторое время мы очутились у дома, и наш проводник звонкой связкой ключей отворил двери.

Проходите, не стойте же здесь, – распорядился он. А сам, открыв какой-то шкаф, достал халаты и полотенца и протянул их нам. – Направо туалет, идите переодевайтесь. Когда высохнет ваша одежда – пойдёте домой.

Он буквально всучил нам всё это, и Эль первая пошла в туалет. Я осталась сидеть на лавочке.

Да, всё было очень, очень странно…

Дом был деревянный, старый, похоже. Он пошёл на второй этаж, включил там свет и стал греметь посудой. Я сидела у туалета и не знала, что делать и что всё это значит. Передо мной стояло всё то же лицо этого безумного и его страшная гримаса в последний момент... Я забылась – наверное, так надо назвать это состояние. Очнулась лишь, когда Эль со скрипом старой двери вышла из ванной.

Душ немного вернул меня к жизни. Я долго стояла под ним и грелась, грелась, грелась... Наверное, неприлично долго стояла... Потом помылась, но без шампуня – не знаю почему, испугалась, похоже, что он туда подсыпал чего-нибудь...

Когда я вышла, то Эль была уже наверху. Я слышала, что они разговорились. Ну, и отлично. Не придётся брать на себя это тяжкое бремя...

Я поднялась к ним и очутилась в столовой – небольшой, довольно обычной. Хозяин жестом пригласил меня сесть, и я уселась рядом с Эль за стол и схватилась за кружку обжигающе горячего чая...

– ...Все уже привыкли к нему, – продолжал тем временем начатый разговор наш спаситель, – и не боятся. Не замечают даже. Он не один – их несколько, и все разные. Если всех бояться – не выживешь...

– Но что он хотел сделать с нами? – тихо спросила Эль.

– Самое худшее – заколотить до смерти. Он только когда убьёт кого-нибудь, тогда успокаивается примерно на месяц. А если не убьёт, то ходит буйный и придирается ко всем...

– И часто у вас тут... убийства?

– Да, а как иначе? Вы забыли, куда попали? Хорошо, что ещё на кого-нибудь из бандитов не напоролись... Мы-то уже привыкли. Жизнь человеческая здесь не ставится ни во что. Каждую секунду ты можешь быть убит, твой дом могут поджечь, ограбить, детей похитить – да мало ли чего! Вы видели, что у нас почти нет стариков и сильно взрослых? Не доживают. Естественный отбор – самыми жёсткими методами... Зато те, кто выживает, поистине сильные люди.

Он замолчал, а мы только слушали, раскрыв рты.

– Иногда приходит кто-нибудь и убивает тех, кто убивает. Но это ничего не даёт – состав общества-то не меняется. Привозят новых, иногда нормальных, но здесь все в какой-то мере с ума сходят – не выживешь иначе.

– Я бы повесилась от такой жизни, – с содроганием проговорила я.

Мужчина только усмехнулся.

– И такие были... Только жить-то охота! Вот и учимся приспосабливаться, кто как может. Ко мне, например, не так часто приходят незваные гости – разве что некоторые зелёные юнцы, желающие пристукнуть ради ключа наружу. А так у меня относительно тихий район. Хотя тем тише район, тем хуже – там люди более чувствительные, а это нехорошо для нас... Вот и я увязался за вами, а надо было махнуть рукой и спать дальше – предупреждал же я вас.

Он замолчал так угрюмо, что ни я, ни Эль не сказали уместные здесь слова благодарности.

– Но неужели вам нельзя вернуться туда, в мир? – осторожно спросила Эль после паузы.

– В мир? – насмешливо переспросил наш собеседник. – В какой мир? Где тебе вздохнуть нельзя? Ну, спасибо, не для того мы оттуда сбежали... Поначалу, может, хотелось, страшно здесь казалось. А теперь нет. У нас – настоящая жизнь, пусть недолгая, пусть в опасности, но яркая, бурная, свободная. А у вас – гнилое болото...

– Почему же? – спросила я. – Люди-то везде одинаковы и... – я хотела было сказать, что все одного типа: что там, что здесь, и всем одинаково скучно, но замолчала, не решившись затрагивать эту тему. Однако наш хозяин, похоже, понял, что я имела в виду.

– Вы не учли фактор детей... – медленно растягивая слова, проговорил он. – Государство по закону должно изымать у нас здоровых детей и забирать себе, но мы их прячем, не даём, и вот уже несколько поколений у нас коренные «окраинцы», которые родились здесь, не зная другой жизни. Зато все разные. Разных характеров. И не скучно нам. Нам хорошо! Я серьёзно, – добавил он улыбкой, увидев, как мы выпучили на него свои глаза.

– Ну, знаете ли... – только вымолвила Эль.

Мужчина посмеялся.

– Да-да, понимаю, что вы думаете: мол, это не стоит того, лучше уж мучиться, но жить в «цивилизованном» мире, чем вот так – можете не говорить. Спорить не буду, каждый выбирает сам. Лично я доволен своей жизнью и рад, что очутился здесь. Там я не жил, а медленно умирал...

– А может, лучше было бы вообще отсюда?.. – тихо спросила я, подняв на него глаза.

Он так глубоко посмотрел на меня, словно приковал взглядом к земле, что у меня аж закололо сердце, и раздельно проговорил:

– Не ищите выход. Выхода нет.

Ничего больше не стал объяснять. Отказался. И так заявил об этом... Словно мы растеребили его больную рану. Словно что-то было у него, за что, возможно, он здесь, и что плохо кончилось для него и, может, не только...

Мы поблагодарили его за чай, и он отвёл нам комнату, где мы могли поспать. Эль тут же разделась и завалилась на мягкую кровать. Я же не могла и не хотела ложиться. Я сидела, подперев подбородок руками, и ждала сама не знаю чего...

А потом всё произошло так странно, что я до сих пор не знаю, стыдно мне или радостно...

Мне не спалось, и я вышла из комнаты. Я хотела выйти на улицу и подышать свежим ночным воздухом, может, погулять рядышком, чтобы впустую не тратить время на переворачивание подушки каждые пятнадцать минут, а потом лечь и сразу заснуть. Однако на лестнице, ведущей вниз, я столкнулась с нашим мужчиной, но сначала испугалась по привычке – подумала, что кто-то чужой прокрался в дом. Он остановил меня и сказал, что на улице быть опасно. Но если я так уж хочу подышать воздухом, то могу выйти с ним на балкон. Я согласилась.

О, его балкон – это мечта всей моей жизни! Он такой уютный, крытый, полукруглый, и в нём есть «мягкий уголок» – большой пышный широкий матрас у стенки, как перина, и куча подушек на нём, которые можно класть под спину, когда сидишь, можно прижимать их к себе, можно класть их под голову, если захочется прилечь... В этом уголке мы сидели и разговаривали.

Точнее... Разговаривали мы потом. А сначала...

Я не знаю, что на меня нашло. В реальной жизни я никогда бы такое не вытворила. Мне вдруг очень-очень захотелось, чтобы он меня обнял, прижал к себе, чтобы сделал что-нибудь – так захотелось сильной мужской ласки, внимания, любви... Как-то накопилось всё разом, а тут ещё столько всего... Я как представила, что меня ждёт по возвращении – работа, Паша, однообразие – так тошно стало! Так резко почувствовалось вдруг своё одиночество и одиночество всех людей, живущих вокруг, и так тяжело от этой глобальной боли, так горько оттого, что моё одиночество станет во сто крат сильнее, когда я вернусь туда...

Мы сидели рядом, совсем близко, и я коснулась его руки – сжала её тихонько. Он улыбнулся – я ничего не видела, но я знала это, кожей ощущала! – и посмотрел на меня. Так долго, внимательно... У меня ток пробежал по телу, хотя опять же при свете только звёзд я не могла видеть его взгляд – только чувствовать.

– А говоришь, не за этим... – медленно произнёс он. – Все вы так...

Я помотала головой. Не нашлась, что сказать.

– Ты, поди, думаешь, что если у нас Окраина, то всё можно, – продолжал убивать меня своим спокойствием он. – Это ты зря... Мы всё же люди, а не животные.

– Я... понимаю... – красная, как помидор, ответила я.

И больше ничего не смогла добавить. Словно все слова забыла.

Я закрыла лицо руками, потому что мне было очень, очень стыдно. Я ругала себя за свою несдержанность, что не уснула сразу же, как Эль, что вообще пошла на Окраину – надо было дома сидеть и проверять детские контрольные по математике! Так хотелось вернуть время, чтобы этого не было… Я бы что угодно отдала за это!..

А потом он обнял меня… И я перестала думать об этом.

Мы сидели долгое время молча и обнявшись, но так получилось, что постепенно разговорились. Сначала просто – о тишине вечера, о голосах ночных птиц, о запахе цветущих деревьев, заполняющих пространство, о солнце, планетах, иной жизни... А потом незаметно перешли на больную тему – его и мою – как можно вообще выбраться отсюда. И он рассказал мне историю... Очень жуткую историю. Вот она.

Начало банальное – двое молодых из разных четвертаков встречаются, затем между ними возникает сильное чувство, и вся их жизнь приобретает смысл лишь в те единственные воскресенья, когда проходит ярмарка. Но обычно впоследствии страсти утихают, люди женятся, создают семью, и всё проходит так, как задумало государство.

У этой же пары вышло всё иначе. Он очень любил её. А она – оптимистичная, неординарная личность – видела тысячи выходов из любой сложной ситуации, где все остальные, даже из её «фиолетового» района, опускали руки. Она предложила несколько вариантов побега, причём довольно реалистичных, что он просто не нашёл, что возразить. Выбрав самый, на их взгляд, удачный, решили опробовать его, не теряя времени.

По плану нужно было совершить что-либо, за что их сослали бы на Окраину, поближе к границе. Ему удалось уйти раньше – он совершил попытку украсть важные политические документы, где его поймали и немедля засадили прочь от цивилизованного мира. Ей же пришлось возиться долго: она притворялась сумасшедшей, но на неё не обращали внимания. Тогда она занялась мелким хулиганством – стала срывать важные мероприятия, смущать мирных граждан, устраивая у всех на виду стриптиз или дразня людей, как ребёнок. Её сослали. Причём сначала к своим, «фиолетовым».

Обычно поселяют каждого в свой район Окраины: преступника – среди преступников, психически больного – среди таких же больных и так далее. По закону две первых недели пребывания в Окраине тебя проверяют: к тебе приходят, беседуют с тобой, выверяют фальшивку, если есть, дают шанс исправиться и выйти в мир, если раскаялся. После этого, если проверку сдал с отличием, ты становишься полноправным жителем Окраины, можешь свободно перемещаться в её пределах, менять место жительства, но назад уже дороги нет.

Он уже сыграл свою роль – угрюмого и озлобленного гражданина, не довольного властью и готового свергнуть её при всяком удобном случае. Его оставили здесь навсегда. Но предстояло играть ещё ей, а для этого ей необходимо было две недели жить одной, вдали от него, вести себя как буйный сумасшедший, жить среди себе подобных.

Это было трудно… Постоянно приходилось избегать нападок как агрессивных психов, так и безобидных, но чересчур приставучих, плюс ещё сексуально озабоченных. Причём одновременно играть свою роль… Жизнь её была подобна бесконечному фильму ужасов, к концу которого она сама уже начала сходить с ума и сомневаться в верности принятого решения, если бы не он… Ей ещё можно было вернуться назад, а ему – нет.

Через две недели она «сдала экзамен» на отлично как прогрессирующий психбольной. Зато наконец-то она сбежала от этого притона и при помощи друзей, коих у неё было предостаточно, потом вместе с грузом путешествовала по Окраинам разных четвертаков и районов, пока не прибыла в нужный, где и высадилась.

Он уже почти перестал ждать её. Но был бесконечно рад, когда они нашли друг друга. Они поселились вместе – сначала в сарае у одного доброго человека, а потом переехали поближе к кирпичной стене, обустроили там полуразвалившийся деревянный дом и стали жить основательно.

Вот здесь-то они вздохнули свободнее… Первое время они жили лишь тем счастьем, которое после долгих мучений свалилось на них. Но оно было недолгим: постоянная угроза их спокойствию, уединению и жизни слишком тяготела над ними, так что они не отказались от своей идеи. Идея была – рыть подкоп. Они поселились там, где, по их расчётам, стена граничила со свободой, и по ночам, пока никто не видит, копали.

Дело это было долгое и трудное. Часто приходилось укрываться от ревизующих органов из бывшего мира, которые очень сильно донимали проверками и обходами края стены. Сложно было и скрывать от соседей и прочих любопытных, а довериться они никому не могли.

Однако все трудности казались преодолимыми, когда они, уставшие, лежали вместе на деревянной кровати, обнявшись, и мечтали о той новой свободной жизни, которая предстоит им очень скоро. Это были самые счастливые моменты – после подкопа, после отбоя от любопытных и агрессивных «окраинцев», после мучительной борьбы за право на жизнь – прижаться к близкому человеку, кожей почувствовать, что ты не одинок, что несмотря ни на что они всё-таки вместе, а это уже полдела…

Один раз их дом подожгли, и он сгорел дотла. Пришлось думать над тем, чтобы построить что-то новое. Без дома и высокого забора невозможно было копать – всё было на виду. Они прервали копку и бросили все силы на строительство. Переезжать им не хотелось – яма была уже выкопана прилично.

За некоторое время они вырыли землянку, обустроили её и поселились там. И сложили хороший крепкий большой забор, через который так просто не пролезть. На всякий случай они раздобыли оружие – обыкновенный револьвер. И снова начали копать.

Но забор стал привлекать внимание окружающих и ревизии. Приходилось постоянно быть начеку. Рыть становилось всё сложнее…

И вот однажды они поехали вдвоём искать по Окраине новые инструменты для упрощения копки. Как назло ничего не могли найти. А на бутылки водки, которые они прихватили, никто не хотел менять ни вёдра, ни цепи, ни лопаты. Измученные, они возвращались домой, но придя, обнаружили страшную картину. На месте, где они жили, остались одни руины – разбросанные куски прочного забора... Здесь был взрыв.

Они остановились, как вкопанные. Мальчик лет восьми, которому, бывало, не раз приходилось помогать спускаться с дерева, прибежал и стал спешно рассказывать, что приходили дяди с автоматами, что-то кричали, а потом положили гранату и всё взорвали.

Дома не было. Подкоп был зарыт. Идти было некуда.

Недели две они перебивались, как только можно было, не желая селиться со всеми в бараках или общагах. Потом обнаружили уединённое местечко не слишком далеко от стены, где была какая-то хижина. Там и поселились.

Событие это было тяжёлым стрессом. Любой из них мог бы оказаться в том самом месте…

Но со временем всё успокоилось, и они начали думать дальше. Она перебирала в уме другие выходы и настаивала, чтобы срочно начать действовать. Он же предлагал ей остаться и жить здесь.

Однако планам не удалось осуществиться. Они поселились, как оказалось, недалеко от общаги, где обитали самые опасные преступники. В одной из стачек ей спастись не удалось…

С тех пор он остался один – одинокий, дикий, угрюмый человек. Стал стражем Окраины, чтобы хоть чем-то заняться и продолжать свою безрадостную жизнь.

 

...Я тихо плакала, слушая эту историю. Столько боли я никогда ещё не чувствовала!.. Он потребовал – даже нет, не потребовал, он просил, умолял, чтобы мы не думали искать выход туда, хотел, чтобы я дала ему слово. Но я не могла говорить. Я ничего не могла...

Остаток ночи мы сидели практически молча. Мне не хотелось уходить – так близок стал вдруг этот странный человек, словно мы с ним всю жизнь только и ждали, чтобы встретиться здесь. Но предрассветная полоска на небе предвещала конец всего, и я, помня его просьбу, поднялась первая. Он сидел, глядя куда-то сквозь пространство. Я пошла будить Эль.

Мы переоделись в наши уже сухие платья и стояли возле зеркала, когда он подошёл и сказал нам идти за ним. И мы снова отправились по дворам-подворотням и странным ходам – извилистым, но, наверное, самым безопасным. Наконец мы вышли на круговую улицу и увидели его будку, а за ней – дубовую дверь.

– Прощайте, девчонки, – сказал он нам на выходе. – Не приходите сюда больше, пожалуйста.

– Спасибо вам, добрый человек, – улыбнувшись, ответила Эль, когда он пожимал её пальцы.

– Спасибо за всё... – только вымолвила я, сжимая последний раз его руку и со вселенской грустью глядя ему в глаза.

– Тебе спасибо, – мягко сказал он и посмотрел так, как умел только он – сильно и глубоко-глубоко, что мне стало во сто крат грустнее...

Мы вышли за дверь Окраины и оказались в «цивилизованном» мире. Вдыхая капли утреннего тумана, мы зашагали по тротуару домой. Звёзды заметно побледнели, из-за домов выглянули белесые облака, скрывающие первые лучи солнца. Наступило тёплое летнее утро...

 

 

***Ф***

Я проспал. Опоздал на работу. В первый раз такое за всё время… Приснилось что-то, кажется.

 

***Ф***

Во послеобеденное время, когда я уложил Нору и мыл после себя посуду, ко мне вдруг подошла девушка: такая тонкая, хрупкая, с любопытством взглянула на меня.

– Вы случайно песни не пишите?

Я почему-то усмехнулся. Всё, что угодно ожидал я, но только не это.

– Нет. Раньше писал, а сейчас не до того.

– Раньше... А вы давно так Норе не пели. Казалось, я слышала эти песни ещё в прошлой жизни...

Я не нашёлся, что ответить. Она как-то игриво улыбнулась и посмотрела на меня.

– А меня зовут Аля. Я здесь гуляю. Вообще я люблю по парку гулять. Там такие деревья...

Она засмеялась и посмотрела на меня. Я был невероятно сбит с толку. Я привык, что от меня всем чего-то надо. А эта девушка, чей дневник не совсем честным путём как-то был у меня на руках, казалось, хотела просто поделиться своим счастьем.

– Из вас получился бы прекрасный поэт, – неловко усмехнулся я, чтобы не молчать, как пень.

Она обрадовалась.

– О, правда, Фредли? Знаете, мне ещё никто такого не говорил! А это действительно моя мечта – стать настоящей поэтессой. Думаю, она обязательно сбудется. Ведь я так люблю писать стихи!

– Хм...

– Пусть пройдёт пять лет, пусть десять или даже пятьдесят – но какое бы далёкое будущее ни было, я уже вижу, словно сейчас, как выходит мой первый сборник стихов…

– О, эта поэтесса и Фредли решила достать! – услышал я голос сзади. Это был Алек.

– Уйди, ты не понимаешь моего творчества! А вот Фредли оценил. Правда, Фредли?

Я промямлил что-то невразумительное. Алек захохотал.

– Смейся, смейся, – без обиды покачала головой Аля. – Вот вырастешь ты, потом состаришься – и будешь вспоминать, как ты смеялся! И ничего у тебя от этих воспоминаний не останется!

Алек только скривил губы.

– Что, боишься старости? – с наслаждением проговорила Аля, словно она знала слабое место собеседника и этим самым хотела помучить его.

– Я, может, и не доживу до пожилых лет, – мрачно отрезал Алек, как будто он желал бы умереть хоть завтра, лишь бы никогда не становиться старым.

– Зато когда я умру, после меня останутся мои стихи. А искусство – оно вечно, Алек! А что вечного останется после тебя?..

У меня от таких странных разговоров начинало сносить крышу.

– Извините, мне пора работать, – наконец выдавил я, правда понял, что глупее предлога придумать не мог.

– А мне ещё нужно кое-что сказать Фредли, – сказал вдруг Алек и, по-дружески взяв меня под локоть, увёл от этой странной девушки.

Когда мы отошли, он оглянулся, чтобы нас никто не подслушивал, и проговорил:

– Сейчас, пока ты здесь слушаешь Алины романтичные стишки, в твоей квартире ведётся обыск.

Я так и вылупился на него.

– Все свои ценные бумаги, документы, записи, технические разработки, – продолжал он, – либо бери с собой, либо отдавай на хранение соседям, которым можешь доверять.

– Да у меня вроде ничего такого… – пробормотал я, нащупывая за пазухой тетрадь, с которой я не расстаюсь.

– И ещё. Чтобы обнаружить ещё один Их прибор, тебе нужно будет ОЧЕНЬ постараться…

С этими словами он оглянулся ещё раз и еле заметно вздрогнул.

– Мне пора.

– Но… Как Милена? – не выдержал я.

– В порядке. Насколько это можно назвать порядком! – последнюю фразу он бросил уже, когда уходил за ворота. Я в задумчивости остался стоять один.

 

***Ф***

Поразмыслив, я пришёл к выводу, что все уже всё знают. Все знают, чем я занимаюсь, и все вроде как меня поддерживают. Но это лишь очередная ловушка, куда я попадаю. Ну, и что. Уж лучше быть убитым во имя достижения истины, нежели прожить свою жизнь просто так.

 

***Ф***

Скоро, однако, стану поэтом, как Аля, и будем мы с ней на пару стихи писать и читать друг другу долгими зимними вечерами.

А пока сижу дома и смотрю в окно. Обещал забежать Крис, но его нет, да и вообще никого нет. Ни на работе, ни в других местах не вижу никого знакомого лица. Даже Феликс перестал в гости заходить и меня звать. Глобальное одиночество.

С одной стороны, это неплохо: сиди себе и анализируй данные. И пусть аппарат, который Они установили, передаёт Им, как тихо и спокойно я живу.

С другой стороны, в одиночку всё больше тяжёлые думы одолевают, что не всегда хочется заниматься исследованиями. Может, Милена была и права, когда говорила: «Опять ты за свою систему!» Может, и правда, я слегка зациклился на ней… Но чем тогда заниматься, если не этим? Что разгадывать? Ради чего жить?..

Да и поздно как-то уже бросать. Наблюдают ведь. Обидно будет, если меня прихлопнут, и ни за что. Пусть уж лучше за дело…

 

***Ф***

Снова сегодня разговаривал с Алей. На самом деле она – неплохая девчонка. Живёт себе и никому не мешает, не лезет в их интриги. Зря я на неё бочку катил. Хорошо бы с ней познакомится поближе и узнать, что с Миленой. Они ведь как-никак подруги.

Сейчас достал таблицу, которую мы бесцеремонно стащили из Резиденции, и посмотрел: Аля интуитивно-этический интроверт (ИЭИ), Милена интуитивно-этический экстраверт (ИЭЭ). То есть отличаются они совсем немного. Но почему-то отношения между ними называются «полная противоположность». Вот уж с этим я не согласен! Наоборот, они похожи: обе этики, такие чувствительные девушки, обе интуиты, мечтательные. А полной противоположностью для них будет тот же Крис, Кир, Оксана – здравомыслящие и практичные логики и сенсорики.

Вообще, изучая таблицу, можно много чего любопытного обнаружить. Многие отношения понятны и без расшифровок. Например, те же полудуалы, о которых я уже упоминал. Влад ИЛЭ отличается от моего дуала ИЭЭ всего на одну функцию.

Но если взять, допустим, Алин тип ИЭИ, то она от дуала Влада СЭИ тоже отличается лишь одной функцией, но не является ему ни полудуалом, ни четвертью дуала. Наверное, потому что у неё отличается первая функция. А в моём случае – вторая. Да. Первая функция, по всей вероятности, сильнее второй.

Возьмём за теорему: «Первая функция типа всегда сильнее второй» – и докажем её.

1. У моего типа, сенсорно-логического интроверта, сенсорика должна быть сильнее логики. Да, это правда: все мои увлечения с детства и более поздние стремления были, скорее, проявлением сенсорики, чем логики. Моя сенсорика ощущений направлена на преобразование пространства, создание удобств, удаление дискомфорта, конструирование практичных вещей – словом, моя любимая работа руками. Моя же деловая логика пока спит – возможно, потому что я не могу найти ей применения в моей жизни, она мне не нужна. Вон у Криса она куда больше развита.

2. У Криса, логико-сенсорного экстраверта, логика (деловая) очень хорошо проявляется, даже чересчур. Он работает в крупном предприятии, сам сделал себе карьеру, добился такого заработка, который хотел, сам себя организовывает, всё время не сидит, а действует, всегда занят. Функция эта работает у него прекрасно. Но, с другой стороны, и его сенсорка (ощущений) не хромает. Одевается он гораздо стильнее и лучше меня. В радиотехнике тоже шарит. Починить что надо – умеет. Так что… Но я не скажу, что его сенсорика сильнее моей. Она у него немного односторонняя – больше всего зациклена на внешнем виде его и его вещей. Нет такой многогранности, коей обладаю я. Так что логика у него всё-таки развита лучше.

3. Влад, интуитивно-логический экстраверт. Во-первых, какая у него логика? Вряд ли деловая. Скорее, структурная – логика схем и взаимосвязей. У него научный склад ума. Однако раньше я сомневался в том, что Влад вообще логик. Способствовала этому его чересчур развитая интуиция, которая часто перекрывала логику и выдавала что-то уж совсем дикое.

4. У Ника же, логико-интуитивного интроверта, такое ощущение, что интуиция вообще где-то спрятана, а логика главнее. Я, конечно, видел его всего два раза, поэтому не могу сказать точно, но у него в глаза бросается, скорее, логика, чем интуиция. Помнится, я даже ни его, ни Алека не мог определить как сенсорика или интуита.

Отсюда можно сделать вывод: «Первая функция подчиняет себе вторую». Это особенно заметно у Влада: он хорошо мыслит логически, но интуиция у него берёт верх над логикой и как бы ей заправляет. Это заметно и у Гелли (ЭИИ): её этика в какой-то мере подавляет интуицию.

Всю таблицу мне анализировать неохота. Почему-то я и без того уверен в правильности своих выводов.

 

***Ф***

Я гулял по лесу с Норой, ни на что не надеясь и ничего не ожидая, как вдруг увидел её:

– Милена! Что с тобой?

Она шла мне навстречу с убитым бледным лицом.

– Что-то случилось? – я осторожно взял её за плечи и посмотрел ей в глаза.

Казалось, она была в шоке. Я усадил её на пенёк.

– Фредли... – только сказала она. И вдруг заплакала.

Я, кажется, растерялся. Я не могу выносить женских слёз, просто не знаю, что делать. На меня они так действуют, что хочется либо уйти, либо всё отдать, лишь бы человек не плакал.

– Милена... – пробормотал я. – Успокойся...

К ней подбежала Нора и стала лизать ей руки. Она плакала сильнее.

Тогда я сел рядом и обнял её за плечи. Она склонила ко мне голову, продолжая плакать. Я обнимал её и чувствовал, как во мне закипает злость. Кто посмел обидеть это милое создание? Так просто с рук ему это не сойдёт!

Так мы сидели некоторое время втроём. Нора лежала у ног. Вдруг Милена вскочила, вытерла слёзы рукавом и проговорила:

– Мне нельзя долго... Нельзя, чтоб они застали.

– Скажи, что произошло?

– Армен... Опасайся его.

Она повернулась, чтобы уйти. Сердце моё болезненно сжалось.

– Милена, – негромко позвал я её.

Она остановилась.

– Будь осторожнее... – только сказал я.

Она вдруг повернулась ко мне и бросилась на шею. Я ещё раз крепко её обнял, передавая насколько это возможно ощущение, что она не одна.

Потом она освободилась от моих объятий и убежала. Теперь уж точно.

 

***Ф***

Я пришёл домой и достал из холодильника мартини. Налил себе бокал и выпил залпом. Потом ещё. После третьего почувствовал, что легче...

Всю эту ночь я не могу заснуть. Меня одолевают разные мрачные мысли, посторонние запахи, и я не могу ничего с этим поделать. Я боюсь за Милену. Мне просто не сидится, хочется пойти вытащить её оттуда. Но беда в том, что поделать-то я ничего не могу! И это угнетает меня больше всего.

Я очень слаб в этом мире. Я – червяк, пустой никчёмный человек.