Рука с чашкой внезапно дрогнула, выплеснув немного горячего чаю на полированный столик, и доцент филологии Виктор Иванович Васильев негромко выругался. Он, конечно, не подозревал, что в этот самый миг героиня романа Машенька бросилась под машину. Впрочем, женщина вовсе не собиралась покончить с собой, просто случайно, задумавшись, перепутала красный и зеленый сигналы светофора. Пока горел зеленый, она стояла, но едва мигнул красный — заторопилась и опомнилась только перед капотом ГАИшного "жигуленка". Пышноусый водитель, однако, не стал показывать ей кулак или крутить у виска, — он лишь рассмеялся, ожидая, когда Маша освободит дорогу.

Небо над городом в этот день было слишком синим, может быть, поэтому Маше внезапно вспомнилась командировка на синий-синий Иссык-Куль.

Дело было давнее. Был тогда у Маши начальник, кандидат технических наук Цветкин, который постоянно только то и делал, что закапывал в землю свои бессчетные художественные таланты: писал стихи, которые складывал в чемодан, рисовал пастелью и мелками, пряча картины за шкаф, делал цветные витражи в форточках заброшенных домов, врачевал методами нетрадиционной восточной медицины всех страждущих, но никого не вылечивал.

Но хуже всего было то, что в талантливой голове начальника как бы помимо его воли все время рождались обрывки каких-то драматических спектаклей и сюжеты трагикомедий, выстраивались авансцены и звучали диалоги персонажей, однако, за неимением театра и профессиональных актеров, к.т.н. Цветкин проявлял нереализованный режиссерский дар весьма своеобразно: он ставил спектакли на живых людях.

В ту осень в его голове родился сюжет драмы с любовным треугольником, переходящим в четырехугольник. Начальник вздумал выдать Машу замуж и однажды вызвал ее в свой кабинет. Он сказал, что срочно отправляет их с Изей Полянчуком в командировку на Иссык-Куль за облепиховым маслом, где Маша должна познакомиться с Изиным отцом и непременно ему понравиться. Не соглашаться с начальником было себе дороже, и через три дня она летела в самолете, слушая Изины ученые рассуждения по вопросам старославянской лингвистики.

Изя был на десять лет старше Маши, ему уже перевалило за тридцать пять, но он еще ни разу не был женат, в отличие от к.т.н. Цветкина, который имел в то время вторую семью. Нужно также заметить, что Полянчук и Цветкин были земляками и близкими друзьями, что Изя имел среднее и высшее технические образования и учился во втором ВУЗе, на этот раз гуманитарном. Полянчук интересовался многими вещами и знал все на свете, был талантливым и покладистым человеком, но в отличие от Цветкина, не защитил диссертацию и не умел нравиться женщинам.

Сейчас, спустя четырнадцать лет, мартовским солнечным днем Маша отчетливо вспомнила огромную пустынную площадь перед Киргизским Домом Правительства, квадратные каменные здания с узкими окнами-бойницами, сухие сточные канавки и переломанные телефонные будки столичного азиатского города; вспомнила впечатляющий перелет над Тянь-Шанем на маленьком самолете, нагромождение нереальных, покрытых вечными снегами вершин, дорогу вдоль берега сероватого Иссык-Куля, пирамидальные тополя по обеим сторонам шоссе, киргизских стариков в тюбетейках и покрытые жирным бараньим салом столы в грязной районной столовой. Но, как ни странно, она не могла вспомнить рядом с собой Изю, будто летала в Киргизию одна.

Ближе к ночи Изя и Маша отправились в совхозный сад воровать облепиху. Облепиховые деревья были большими и колючими, а ягоды на них ярко-рыжими и мелкими, и их срезали прямо с веточками и складывали в мешки. Ночью Маша долго не могла заснуть из-за резкого и густого запаха облепихового масла, которым был пропитан дом Полянчуков.

На прощание Полянчук-отец отвел Машу в сторону и сказал, что она с Изей может приезжать на Иссык-Куль в любое время, они с женой будут рады. Она подумала, что он зря это говорит, но вслух ничего не сказала.

Обратно через Тянь-Шань ехали на автобусе. На перевале лежал снег.

Весной Изя вырастил в ящике на подоконнике своего рабочего кабинета любимые Машины гиацинты, а потом привез ей из пермских лесов шкуру рыжей лисы. Впрочем, тогда уже он ясно понимал, что ни о какой свадьбе не может быть и речи...

По блестящему замыслу Цветкина его жене и Машиному мужу отводились роли дураков, но заставить живых людей играть в чужом спектакле удается далеко не каждому, даже гениальному, режиссеру. Маша выбрала себе другого мужа, переменила работу и больше ни разу не видела Изю. Правда, года через три встретила в троллейбусе к.т.н. Цветкина, и он предложил пройтись пешком и поговорить, но Маша очень спешила.

Конечно, этот сюжет можно было бы растянуть страниц на триста... Но доцент филологии Виктор Иванович Васильев терпеть не может женские романы, да и сама Маша, честно говоря, не любит вспоминать некоторые детали этой давней иссыккульской истории.