Ты ли это, Родина моя?.. Или - земля?.. Или – дом родной и единственный?.. Как обратиться к тебе, чтобы ты, наконец, услышала меня?.. Я пытаюсь снова и снова подобрать те, самые верные слова, но ты так и остаешься - чужой и безответной… Или мне это только кажется?.. Или не более чем плотная пелена горького едкого дыма простёрлась над тобою, безудержно и жадно поглощая мои тихие звуки?.. Как лёгкое дыхание, как плавное, никем не почувствованное движение со стороны, они пропадают в безмолвном, сером дне так и не наступившей пока весны… Может, нужно просто набраться мужества и немного подождать, когда он, этот проныра-дым, развеется вырвавшимся на волю свежим ветром или опрокинувшимся на землю бодрящим проливным дождём, и я увижу твоё ясное, открытое лицо, черты которого почти стёрлись с моей памяти... Почему я до сих пор, хоть и смутно, но помню тебя, и скучаю? Почему всё чаще и чаще, просыпаясь среди ночи, я не могу сдержать слёз, когда чувствую твоё присутствие в невесомых, так быстро ускользающих снах и меня, ещё спящую, захлёстывают волны безудержной тоски по навсегда утраченному ощущению беззаботного, чистого счастья?..

***

В какое диковинное время выпало нам жить! Даже в слове "диковинное" видится, прежде, именно негативный смысл, за которым проглядывает не сказочное "диковинка" или просторечное древнее "чудь", а назойливо маячит неизбежное как смертный приговор - "дикость". А следом как лютая свора голодных псов тотчас готова сорваться с, казалось бы, прочной привязи нездоровая "атрибутика повседневности" - гнев, непримиримость, раздражение, круто замешанные на простом человеческом отчаянии...

В непрестанной беготне по своим мелким обыденно-рабоче-семейным делам, не сразу и замечаешь чудовищных метаморфоз окружающего мира. Но стоит лишь приостановиться, как донесётся откуда-то (не из души ли?): «Постой! Кто в мире мы с тобою, / Брат?! – Я и плачу, и молю. / Но все прохожие гурьбою / Спешат с ухмылкою кривою, / Не глядя в сторону мою…»*, - и тут же начнёшь задыхаться от сознания собственного бессилия противостоять тому множащемуся безумию, которое подобно огромному животному уже протянуло свои чуткие нетерпеливые щупальца повсюду. И ведь не брезгует ничем, и любая новая, теплящаяся ещё в человеке душа - самое лакомое для него кушанье...

 

Так много сейчас и говорят, и пишут о том, что умирает культура, что смещены акценты в системе нравственных ценностей, в понимании нами самих себя, что фактически "стёрты" с наших «внутренних устройств» такие понятия как милосердие, совесть, сопереживание... И рад бы заступиться, опровергнуть сказанное, но начнёшь оглядываться вокруг…и умолкнешь стыдливо - так много стало истинно Пустоты в незримых, автономных организмах под как некоторым, наверное, представляется (а представляется ли?) нелепым, устаревшим названием "душа человеческая". Если кто и задумается невольно: «Какая такая «душа»? где она?.. - то сразу себя и одёрнет: - А, ну её!.. Тут и без того забот – полон рот!..». Что полон, то верно. Я бы даже сказала точнее – забит: эфиром, прессой, сплошь покрытыми пятнами запущенной нездоровой желтизны; макулатурой, прошу прощения, сугубо одноразового пользования… Как «заботлив», как трогательно скромен не отмеченный ни в одних титрах «режиссёр» разрушительного информационного потока!.. Тут простому человеку себя да своих близких бы уберечь-не-потерять: «не до души, братцы… дух бы успеть перевести…».

Впрочем, пишут о ней, душе, пишут. И говорят, может, и много, да ничего не меняется. И представляется: а вдруг действительно тогда, в начале лихих 90-х ей, нашей земле ненаглядной, наспех, впопыхах сделали что-то вроде насильственной пластической операции, изуродовав ясный лик, вот она теперь, опомнившаяся, но не смирившаяся, сослепу и мстит всем подряд, считай, которое десятилетие?.. Тут и обида понятна, и мщение, но ведь бьёт-то она не только по нам, ровесникам этой ощетинившейся против человека эпохи. Бьёт по нашим детям, которые, получается, с рождения без вины виноваты, по родителям, с которыми всё труднее найти общий язык и объяснить, что же за беда с нами всеми стряслась? почему она никак не заканчивается? почему мы так тяготимся друг другом и в ненасытном недовольстве, в озлобленности на вынужденное полунищее сожительство длятся дни наши?.. Неужели пора подобно гоголевскому Хоме Бруту очертить вокруг себя и любимых сердцем людей меловой круг, глядишь, и удастся сберечься от убийственных гримас наступившего безвременья. Да только где взять тот волшебный мел?..

 

Это ведь не случайность, когда начинаешь думать или говорить о Руси, заговариваешь и о доме родном, и о душе человеческой… Уверена, эти категории – есть одно неразрывное целое. Первая дополняет вторую, и немыслима без третьей. Да и возможно ль полнокровно общаться и жить, когда в душе прочно поселилась смута? Как не чувствовать себя лишним в своём родном Отечестве, наблюдая нескончаемый «праздник жизни», более похожий на чумовой, вакханальный пир, на котором все места давно заняты и тебя на нём точно никто не ждёт? Как устоять перед почти ощутимым желанием упрекнуть, отойти в сторону, раздосадованно махнуть рукой, а порой и сознательно отрешиться от такой жизни?.. Или попросту взять и запереться на все замки: затаиться, переждать, перемучиться в спасительном одиночестве?!.. Но ведь в одиночестве ещё и умирают…

Я люблю жизнь, но вся моя сущность, вплоть до махонькой клеточки, противится этой жизни, бунтует, когда я вижу несправедливость. Прежде – так и хочется уточнить: в иной жизни - её проявления были единичны, и человек совестливый и неравнодушный (вслушайтесь, даже звучит, как атавизм или как научный термин: «человек совестливый») не боялся противостоять ей в одиночку. И неизменно оказывался сильнее (я помню ту силу). Не потому ли, что чувствовал за собою надёжный тыл - родовую силу жизненной правды, той самой, которая одна на все времена?.. А теперь - ни защиты, ни правды. И кулаками, пусть даже и хиленькими, не намашешься…

Не так давно я стала невольным свидетелем одной сцены: в самый разгар рабочего конфликта директриса иронией (или насмешкой?) спросила у подчинённого: «Вы что, на самом деле верите, что существует справедливость? А Вам не кажется, что это очень размытое понятие?.. Что у каждого человека она – своя?..». Наверное. На месте того бедняги я бы не нашла сразу, что ответить, - слишком невозможными и возмутительными показались те вопросы, как и интонации руководительницы, и сам её вид, воплощающий самоуверенность и несомненную собственную «правоту», по сути – всё оправдывающую и потому страшную. И это, увы, объективная реальность, на которую настроено и уже не миролюбивое, но пока ещё не утратившее созидательной способности сознание отдельного человека или этноса, и – взятое в целом - агрессивное сознание толпы.

В нынешнем социуме (воздержусь от понятия «общество»), который так называемая власть упорно пытается отформатировать на свой, сугубо персональный лад, никаких вариантов Будущего пока нет. Ибо главные составляющие – мораль и культура - в нём отсутствуют. А ведь именно они и есть первоосновы развития любой здоровой, полноценной нации. В нас же с младенчества «вымывается» страх перед своей совестью, перед Богом, перед Высшим судом, перед другим человеком - называйте, как угодно, суть одна. Попробуйте на улице подойти к любому прохожему, заговорите с ним о Добре, Зле, Справедливости… В лучшем случае, вас засмеют и снисходительно выслушав, запишут в городские сумасшедшие, в худшем - пошлют. Что-что, а не требующую никаких умственных усилий науку «посылать» мы постигаем в совершенстве уже практически с детсадовского возраста. А вот более серьёзного, требующего неторопливости, вдумчивости разговора избегаем - так избегают смотреть в глаза тем, кого предали, от кого по малодушию спешно отказались, предвидя лишь обузу-грузило и головную боль на всю оставшуюся жизнь. Да и какая такая «вдумчивость», если нам даже начальной азбуки одолеть не дают?.. Её, дивную, сложенную Бог весть когда чутким, созерцающим мир и внимающим ему (миру) Человеком – помните, «Аз, Буки, Веди…», «Аз Есмь Добро», «Глагол», «Жити», «Зело» - попросту не преподают в начальных классах. А как было бы верно начинать первичное «освоение жизни» с этих простых, незатейливых слов, постепенно знакомясь с их сутью, а через неё - с истоками своей русской (российской) природы!.. В ней же всё, от мысли до поступка, имеет глубинную, непреходящую сущность, корнями уходящую в далёкое прошлое, без которого все мы – тени, жалкое подобие жизни. А мы с младенчества опутаны какими-то блеклыми полутонами. И для большинства из нас буквы – просто буквы, обыкновенные мёртвые знаки, заключающие необременительный сгусток чисто информативного свойства; слова – не более чем способ на доступнейшем, примитивном уровне «нести» свою «высочайшую» персону в социум; поступки – вынужденно-обязательное условие для удовлетворения своих стандартных запросов и первичных потребностей… Так и вертимся вокруг своей маленькой оси, не заглядывая ни ввысь, ни вглубь, не мороча себя поисками эфемерной («да и есть ли она?») сути. Потому, может, и Родина, исказившись в нашем воспалённом сознании как в кривом зеркале, предстаёт перед нами то падшей девкой, то злой мачехой? Или, глядя на нас, она тоже привыкла казаться хуже, чем есть на самом деле, а теперь не знает, как выправиться и открыться перед нами?.. Не отвернёмся ли мы от неё окончательно? Не поднимем ли на смех? Ведь умышленно ли, нет, но подчёркнутой грубостью односложных фраз, обилием и убогой пестротой сменяющихся забрал, масок, неоправданной жестокостью (как невыигрышно, как страшно проявить себя слабым, сентиментальным, нежным!), показной уверенностью и ложной самостоятельностью мы лишили её главного назначения: любить нас, своих детей, возиться с нами, ласкать, целовать, утешать, если мы плачем, защищать, если нас кто-то обидел. Обучать первому Шагу, Поступку, первой Мысли - именно так, с заглавных букв, ибо крепко в нашем народе языческое начало, в котором любой предмет, любое действие одушевлено и наделено силой. Первым Словам, за которые важно уметь держать достойный ответ…

Мы же и сейчас помним об этом всегда, только какой-то чуть ли нездешней, потусторонней памятью, ещё сохранившимся наитием. Помним, но сами себе боимся признаться, и потому «бродят», настаиваются на недосказанности, недомолвках, витиеватых намёках неспокойные наши души, которым и надо-то всего – успеть выговорить себя. Не потому ли - словно незаживающая рана саднит - всё настойчивей, неотвратимее звучит, прорываясь наружу из сбивающихся с обычного ритма людских сердец на разные лады, на разных языках, в разных концах нашей земли беспокойное нестройное многоголосье: «Господь, вопрос мой разреши,/ Он вызывает опасенье: / Что, если Родины спасенье / В спасенье собственной души?// А я грешу, хоть в том и каюсь, / Но при раскладе при таком, / Не я ли, Господи, являюсь / Отчизны собственным врагом?!»* ...

 

***

Родина моя, услышь этот наш – ещё не слившийся в единый - тихий то ли зов, то ли плач, и ты поймёшь, что в нас давно уже вызрело и крепнет молитвенное слово… Мы сполна натешились призрачной свободой и необъявленным, затянувшимся «сиротством»; мы, бедные твои дети, всё чаще и чаще с растущей надеждой заглядываем в небо в ожидании спасительного света и верим, что дождёмся его. С каждым новым годом жизни сердца наши всё отчаяннее ждут наступления весны, словно только с её приходом и предстанет перед нами въяве тот незримый порог, за которым и возможно начало истинного обновления и просветления. Это ведь только кажется, что Главное начинается с чего-то постороннего, дальнего. Оно всегда начинается с каждого из нас, в ту самую минуту или мгновение, когда человек это понимает.

 

==================

* - стихи Николая Зиновьева