Так..., ни о чем.

 

Небо было нежно-голубое и из за сильного ветра обрывки облаков спешили быстрее проплыть и, уменьшаясь до клочков, исчезнуть за горизонтом. Холодный и прозрачный ветер, проносясь в вышине над круглой землей, уносил с собой депрессию, а глубокая и бездонная синева рождала в душе легкость и бездумность.

Сигара самолета беззвучно прошила облако и растворилась без следа. Не было сил отвести взгляд от неба и опустить его под ноги.

Старик знал, что гнетущее ощущение материального бытия и вид земли в одно мгновение сорвет с души радость и разрушит покой созерцания. Он смотрел... и смотрел в небо, не желая впустить в сердце тяжесть и тревогу серой и пыльной земли, пока не начали слезиться глаза.

Стояла поздняя бруклинская осень и по ночам слегка подмораживало, но днем было сносно. Свежий ветерок с океана не задувал между бетонным забором, ограждавшим железнодорожные пути нью-йоркского метро, и углом заброшенного здания с заколоченными окнами и заваленным мусором дверным проемом. Солнышко заглядывало в этот закуток и согревало его обитателя нисколько не слабее, чем любого другого, находись он в том же месте и в то же время.

Эта мысль радовала Старика потому, что в ней была могучая справедливость равенства, подаренного Творцом всему живущему в этом мире и никто и ничто не могли его изменить или извратить.

Старик неустанно искал справедливость и правду в себе и других, но когда этот закуток занимал другой, ранее его пришедший на ночлег, негодование и досада вскипали в его сердце. В эти минуты он презирал самого себя, ему становилось гадко и тяжело от собственной двойственности и от того, как много накопилось в его измученной долгой жизнью душе раздражения и боли.

Места для двоих в закутке было достаточно, но Старик уходил в поисках другой норы. Хорошо зная себя, он понимал что оставшись, он скоро потеряет интерес к пришельцу и, как обычно, в душе появится пустота и усталость, которых он старался избежать и которые, чтобы не обидеть, придется скрывать от соседа.

Несмотря на долгую и утомительную жизнь он сохранил в себе деликатность, сентиментальную душу и способность стесняться.

Он уходил от чувства дискомфорта и вынужденной неискренности, которая была неизбежна в его предстоящем общении с соседом. Эта свобода выбора отличала его нынешнюю осознанную жизнь от прошлой, которой он сам удивлялся и стыдился из за её театральной условности, и надуманной бессмысленности.

Сейчас, прожив семьдесят, его душа была наполнена чем-то очень важным и главным. Тем, о существовании чего он и не подозревал в далеком прошлом, будучи занятым карьерой, деньгами, собственной исключительностью, властью и другими сладкими, но как оказалось, заблуждениями.

Он полюбил одиночество, пытался использовать оставшееся ему время, размышляя над проблемами бытия и вечности. Вопросы, которые он задавал себе сам, приводили к сладостным и глубоким погружениям в прошлое. Ответы находились не сразу, но вдруг внезапно вспыхивали в его мозгу словно кто-то открыл дверцу чудесного сказочного ларца мудрости.

Он чуждался людей и старался сократить общение с теми, кого судьба посылала на контакт с ним. Для себя самого он определил среднее время своего внимания к случайному собеседнику в десять минут. После этого он обычно терял интерес и старался удалиться или отворачивался, делая вид что заинтересовался чем-то в отдалении.

«Я хорошо знаю этот стереотип. Мне в жизни уже не раз встречались люди подобного устройства. Я знаю на что они способны и могу предугадать их следующие мысли и действия. Это уже было. Этот человек мне не интересен. Мне гораздо интереснее с самим собой. Надо, не обижая, аккуратно от него отделаться.» - думал Старик.

Среди «бездомных», как их было принято называть среди людей еще не успевших потерять интерес к суете и самолюбованию, приятелей он не имел, хотя постоянно сталкивался с ними в своих скитаниях и поисках уединения. Это отсутствие интереса, в дополнение к его затворничеству, имело место потому, что многие из этих людей были психически нездоровыми и поэтому оказались на улице из за неспособности оплачивать свое лечение в начальной стадии болезни.

Запущенное заболевание и безразличие к их состоянию у окружающих в конце концов привели их к жизни в картонных коробках на улицах больших городов.

Другая часть населения планеты, в отличие от авангарда картонных коробок, проживает в каменных и деревянных помещениях, которым люди дали простые названия – дом, квартира и более сложные с претензией - вилла, усадьба. При небольшой фантазии и отдаленном взгляде на скопище кубиков человеческого обитания, скажем – из илюминатора самолета, пролетающего над населенным пунктом, определить разницу между норой «бездомного» и виллой миллионера практически невозможно. Все зависит от высоты полета и очень мало от размеров дома.

Однако, именно в зависимости от размера и условного расположения жилья, его владельцы, с большей или меньшей степенью важности, говорят о его элитности и престижности, имея при этом в виду собственную значимость в глазах окружающих. Последнее определение, в большинстве случаев, и является истинным предметом их гордости и тем самым отличает их от владельцев картонных коробок.

Следует отметить, что некоторые из обитателей картонного жилья в определенный момент их жизни сознательно отреклись от поисков счастья и жизни в мире материальных благ, и вскоре вообще потеряли интерес к человеческому водовороту чванства, лжи, невежества и глупости.

Если не принимать во внимание категорию психически больных, «бездомные», в некотором роде, являются отдельным классом богатой и сытой Америки. В ряде случаев это - добровольно выбранный путь освобождения от унижения, лицемерия и раздражающих условностей и правил быта, придуманных какими-то злодеями с целью личного использования окружающих их простаков, которые в свою очередь, наивно и добровольно взяли на себя исполнение ролей в этой бездарной пьесе.

Обманутые даже не подозревают о том, что как бы талантливо и правдоподобно они не играли..., над ними смеются, слегка прикрыв ладонью презрительную и хитрую ухмылку, авторы и постановщики этого спектакля.

Сам Старик не являлся «бездомным», по определению - не имеющим крыши над головой и лишенным средств к существованию.

Богатство и могущество Америки внесло в черно-белое понятие «бездомный» целую гамму полу-тонов, сделав это социальное явление не таким однозначным, как его мог представлять обыватель из Советского Союза читая, в старые и не добрые времена, статью -«Звериное лицо капиталла» или что-либо подобное в областной партийной газете.

Старик мог бы отнести себя к среднему классу американцев, имеющих собственное жильё и некоторые сбережения в форме наличных и в ценных бумагах, но он не задумывался о своем материальном положениии и даже не вспоминал о наличии у него средств, способных удовлетворять потребности и ласкать душу их владельца, привнося в нее эфимерный покой и обманчивую стабильность. Он потерял интерес к деньгам. Обнаружив их бессмысленность, он выбросил из головы всё, что было связано с понятием богатство и деньги как смертельную болезнь, как наркотик и ложь.

Его пенсия переводилась на счет в банке, а приходящие на его имя конверты с ежемесячными отчетами о состоянии средств на его счету он не вскрывал и бросал в коробку под столом на кухне его квартиры как, впрочем, и всю остальную почту, когда иногда заходил помыться, сменить одежду и взять пузырек с таблетками. Он принимал их постоянно после инфаркта, который случился с ним несколько лет назад.

Время от времени его старшая дочь приходила в квартиру и забирала почту. Она же оставляла в жестяной коробке из под чая в шкафу наличные деньги, которыми Старик при необходимости пользовался.

Один раз в месяц в его квартиру приходила уборщица со своими ключами. Она убиралась у него уже много лет, но каждый раз, столкнувшись с ней, он удивлялся присутствию постороннего человека, при этом ничего не спрашивал и не говорил. Так было надо и так было кем-то заведено, но ему до этого не было никакого дела.

Он сознательно вычеркнул из своей жизни всё, что было связано с бытом, обязательствами перед обществом, правилами и законами общежития. Он признавал только то, что касалось его, а круг этих интересов сократил до минимума.

«Мне нет дела до нагромождения человеческих интересов и взаимозависимостей. Оставьте меня в моем мире и не касайтесь меня в благодарность за то, что я не касаюсь вас. Вы мне не интересны и, более того, я вас не люблю и не хочу иметь с вами ничего общего».- К этой мысли в отношении человечества Старик пришел когда остался один в пустой квартире после отьезда его жены в Ленинград или, как его теперь называли, Санкт-Петербург. Она была для Старика единственным в мире любимым существом. Не задумываясь над этим чувством на фоне привычного быта, он начинал осознавать это через некоторое время после их вынужденного расставания, когда оно случалось.

Они прожили вместе почти пятьдесят лет и этот срок совсем не казался им таким уж потрясающе длинным. Жизнь была интересной и скучать, из за водоворота событий, которые Старик в силу своей буйной натуры постоянно создавал вокруг себя и в которых принимал активное участие, не приходилось.

Его подруга верно следовала за своим беспокойным мужем вопреки своему совершенно противоположному характеру и переносила жизненные ухабы философски смиренно.

Пару месяцев назад жена уехала в Питер где жила её единственная старшая сестра, не имевшая в своей жизни ни семьи ни детей и оказавшаяся один на один с тяжелой старческой болезнью, не в состоянии с ней бороться в одиночку. Отработав всю жизнь на советское государство, она осталась доживать на нищенскую пенсию в старой и обшарпанной маленькой квартирке на втором этаже барачного корпуса в заштатном областном городке, получив её в обмен на оставшуюся от родителей в центре Ленинграда большую трехкомнатную.

При обмене её, как водится, обманули и вместо обещаных денег она получила копейки. Деньги быстро и незаметно ушли и её пенсии не хватало даже на оплату коммунальных услуг. Средства на питание и лекарства ей обеспечивали Старик и его жена - её младшая сестра почтовыми переводами из Америки.

Когда стало ясно что без посторонней помощи одинокая старая женщина уже прожить не сможет жена Старика собралась и уехала в Россию, на её родину, которую она не видела почти тридцать лет.

- "Поеду помогу сестричке, я ей сейчас нужна. А там посмотрим, время покажет. За тобой детки приглядят, да и я буду постоянно звонить. Бог даст, переживем и это."- Она трижды поцеловала Старика и уехала.

Далекие воспоминания о советских временах иногда посещали Старика. Да и как могло быть иначе? Большую половину своей жизни он провел в России. Та, российская часть его жизни была значительно веселее, чем американская. А может быть, это только казалось, ведь тогда была молодость с её легкостью и бездумностью.

В той прожитой кипучей жизни он активно действовал, боролся, принимал решения, побеждал и проигрывал. Этим она отличалась от его нынешней – застывшей и бездеятельной. Сейчас ему оставалось перебирать в переполненной памяти прошлые поступки и события, оценивать их, разбирать и делать выводы.

Наверное, эти выводы могли бы пригодиться ему в будущей жизни как приобретенный опыт. Но сколько её, этой будущей жизни, ему ещё осталось?

А может быть, старость для этого и дается, чтобы извлечь порцию мудрости из своей сумбурной и беспечной командировки на эту прекрасную голубую планету? Кто может дать на это ответ?

Для него всё сложилось так, что на исходе жизни Старик почувствовал себя бессмысленным и забытым предметом на шумной вечеринке незнакомых ему людей, как выпитая бутылка Боржоми, оставленная под столом за ненадобностью. Это было одиночество. Он пережил своё время.

«Дымный и вонючий паровоз уходящей эпохи стучит ржавыми чугунными колесами, увозя товарные вагоны с моим нетрезвым бесшабашным и трагическим поколением в никуда. Зацепившись за ступеньку последнего вагона-теплушки рваным больничным халатом прыгает, пытаясь вскочить на подножку, тощий старикашка на костыле с всклокоченными седыми волосами, отчаянно ругаясь и не желая быть оставленным там, откуда паровоз времени уже утягивает последние вагоны, с красными и потрепанными комсомольскими плакатами и лозунгами, с его изношенными но показно-бодрящимися современниками.» - Смешная и грустная картинка появлялась в его воображении каждый раз, когда он вспоминал своих приятелей, большинство из которых уже покинули суету очередной командировки и покатываются от смеха над самими собой и краснеют от стыда за свои поступки и мысли на просмотре киноленты своей жизни в небесном кинотеатре «Повторного фильма»..

У Старика была хорошая и теплая семья. У них с женой выросли трое детей, которых он, ценой неимоверных усилий, много лет назад умудрился вывезти из Советского Союза в Америку.

Дети выросли уже в иммиграции, почувствовали себя американцами и вскоре разлетелись. Учеба, работа, свои семьи, заботы. Все они были неплохо обеспечены и устроены.

Они с женой безуспешно пытались удержать детей рядом с собой в семье, обьединить их общими радостями и заботами подобно тому, как это было когда-то в советской России. Трудная и бедная жизнь вынуждала многие семьи жить вместе, вести общее хозяйство по принципу родовой общины. Убогость советского быта во многом компенсировалась теплотой общения и крепостью родственных и семейных связей. Иначе было не выжить. Каждый чувствовал свою зависимость от семьи и знал, что семья всегда будет ему поддержкой и опорой.

Америка отняла у Старика его детей. Так случилось, что она оказалась сильнее кровных и семейных связей и не посчиталась с его желанием сохранить детей рядом. Он смирился с этим как с необходимой платой за то, что эта страна приняла их, подарила им свободу и достоинство, научила уважать других и защищать себя.

В жизни всё имеет свою цену и от этого никуда не денешься. Он знал что его дети любят родителей и с радостью их поддержат если возникнет необходимость.

В материальной поддержке они с женой не нуждались, а тепло взаимного общения, похвастаться которым из за редких встреч с детьми они не могли, уносил прохладный, чистый но безразличный ветер с Атлантического океана.

Оставшись один после отьезда подруги, Старик ещё сильнее ощутил влияние чувства потерянности. Оно было двойственным и противоречивым. С одной стороны – угнетающим, с другой – влекущим. Потребность глубже войти в этот мрак холода и тоски овладевала им все больше. Словно какая-то великая энергия притягивала его своей космической массой. Дорога к мистически влекущей цели лежала в скитании по безжизненной пустыне и он погружался в неопределенное созерцание и мучительно-сладкое страдание.

Он чувствовал, что стоит на пороге познания великой мудрости жизни и для этого он должен отделаться от всего, чем пользовался в этом мире, стереть из своей активной памяти всё негативное и материальное.

Его скитания и неприкаянность доставляли ему удовольствие. Про себя он был абсолютно уверен, что он такой же, как и все остальные нью-йоркские бродяги - вне общества, свободные как ветер люди планеты.

Романтика и детская мечтательность сопровождали Старика всю его жизнь и оставались на удивление чистыми, как будто пришли из его детства не коснувшись узких и ободранных стен коридоров прошлого. Свежесть и чистоту его души не запачкали и не обесцветили потерянные в холодных дождях и осенней грязи проселки его далекой от праведности судьбы.

В своих раздумьях о природе данной Творцом личной свободы и вариантах её понимания людьми Старик часто вспоминал историю о том, как несколько лет назад тогдашний мэр Нью-Йорка, не самый бедный среди миллионеров, Эдди Коч при всеобщем умилении его окружения от придуманной им затеи, выдернул с улицы первую попавшуюся бездомную женщину, одарил её бесплатной городской квартирой, медицинской страховкой и долгосрочным пособием на питание. Этим самым мэр не только заслужил перед выборами несколько дополнительных политических кредитов, но и показал всему городу, что нужды обитателей коробочного жилья для городского владыки так же важны, как и его собственные.

Эта бездомная и насмерть перепуганная шумихой дама была водворена в новую квартиру под вспышки фотокамер и восторги прессы. Особенно разволновались различные городские религиозные издания, каждое из которых пыталось приписать это благодеяние влиянию своего пророка или святого.

На следующий день, ко всеобщему удивлению, облагодетельствованная женщина оказалась в знакомой картонной коробке, ночующая на улице.

С помощью полиции она снова была водворена в квартиру.

Эта история повторилась несколько раз и демократическая общественность города уже была готова протестовать против насилия над личностью бездомной и нарушения прав человека, как одним утром все газеты Нью-Йорка выплюнули новость, что женщина подала в суд на мэра за попытку ограничения ее личной свободы.

И..., выиграла процесс.

Обескураженному мэру-благодетелю по решению суда было не только запрещено приближаться к бездомной, но и присуждено заплатить довольно значительный штраф потерпевшей, который и был выплачен из городской казны героине дня на специально открытый для нее счет в одном из банков города.

История закончилась тем, что женщина и по сей день наслаждается жизнью в коробке. В её бесплатной квартире живут счастливые родственники, когда-то отказавшие ей в жилье и вытолкнувшие её на улицу.

Что же касается полученых ею денег, то на эту тему можно разнообразно фантазировать.

Старик был лично знаком с бунтовщицей. Судьба не раз сталкивала их в различных теплых местах города, где собираются на ночлег бродяги, поэты и несостоявшиеся революционеры. Он вовсе не считал её дебилом или идиоткой, как выставила её пресса, спасая репутацию осмеянного мэра. У этой женщины был выбор и она его сделала, поступив как свободный человек в мире, который она считала тоже свободным.

Сейчас Старик ясно понимал, что стремился к своему нынешнему состоянию всю свою жизнь, а внезапная грусть и приступы слезливости, иногда в прошлом без причины подступавшие к горлу в самые неподходящие моменты его бурной и беспощадной жизни, были проявлением этого стремления.

Эти внезапные приливы жалости к самому себе, как он понимал сейчас, были попытками самозащиты его внутреннего мира от несправедливости и жестокости борьбы, которую он вел за самоутверждение среди таких же, потерявших свой человеческий облик людей.

Он знал, что лучшим для него способом разобраться в достававших его вопросах оценки собственных поступков и мыслей, была его фантазия полета над землей и взгляд из космоса на крупинки городов и человеческий муравейник в котором существовало его отношение или взаимодействие с другими, такими же как он сам, крошечными существами. Это осветляло его голову и превращало гнетущую проблему в смешную детскую загадку, ответ на которую был наивно прост и очевиден.

Казавшееся значительным и важным мгновенно теряло смысл и превращалось в прах и другие, ранее не замеченные, ценности проявлялись и становились главным. Удивление овладевало Стариком и прозрение радовало его душу. Мудрость лечила язвы ошибок и наступал покой, которого ему всегда так не хватало.

Люди, которые встречались ему в его жизни и казались незаменимыми составляющими его быта, со временем потускнели, исчезли, поумирали. Они возвращались внезапно и случайно, как вспышки памяти, заморозившей их на момент последних встреч. С ними вспоминались эпизоды, своей неожиданностью врезавшиеся в сознание и удивившие его когда-то.

Многие события прежних лет возвращались к нему многократно до тех пор пока он не терял к ним интерес, разобравшись окончательно во всех психологических мотивах и хитросплетениях поступков и их взаимосвязях. Сейчас у него было на это много времени. С пониманием уходили обиды, раздражения, резкие оценки и нетерпимости. Всему находилось объяснение и прощение, после чего приходило забвение и облегчение.

Иногда его прошлое являлось в навязчивых снах и он знал, что должен вернуться и домыслить что-то оставшиеся от приснившегося эпизода, не разобранное и не уложившееся в его мозгу. Он знал, что пока он не поставит точку в понимании данных событий, сон будет возвращаться.

Он почти физически ощущал как его душа, подобно ситу, пропускала сквозь себя его поступки, мысли и чувства, естественные и добрые, легкие и теплые. Они не задерживались и, пройдя сито, без следа растворялись в мироздании. Он же оставался с грузом уродливых и несимметричных осколков творений собственной самоуверенности и слепости. Он понимал что ему было дано время разобрать и раскрошить эти обломки, осознанием и волей протереть их сквозь сито своей души и облегчить ношу своего пути. Не все удавалось сразу и часть неуступчивого груза он волок за собой, моля Всевышнего о просветлении и милости. Он знал, что решение обязательно прийдет если его очень желать и быть в постоянном поиске. И оно приходило как светлая радость летнего рассвета, как благодарность после испытания правдой.

Прошли годы с тех пор как ему в руки попала Библия, он перечитал её много раз, снова и снова, каждый раз со следующей новой ступени, открывая для себя сокровища мудрости. Он промерил себя десятью заповедями. Целых чисел не получалось, оставались дроби, которые было некуда пристроить и с этим его натура не хотела мириться. Вернуться чтобы исправить он был не в силах и оставаться с этой двойственностью спокойно он не мог. Его душа металась в поисках логического балланса, но он не устанавливался, и этим были заняты его мысли и раздумья.

Из библейских героев самым близким и понятным ему по духу был иудейский царь Давид. Он был схож со Стариком своей искренностью и честностью, открытостью и справедливостью. С такой же страстностью не принимал лицемерия и предательства. Будучи воином, он пролил море человеческой крови и, тем самым, многократно нарушил заповедь – не убей. Но как же, будучи хорошим воином, можно не убивать? Или профессия воин - глубоко противна Создателю? Даже воин-защитник, нарушив эту заповедь, не имеет права на существование? В этом случае следует понимать, что наша защита от произвола и насилия всецело находится в руках Творца? И если зто-так, то единственной правой религиозной конфессией является иудаизм? И этим же объясняется покорность судьбе миллионов евреев, безропотно закончивших свой земной путь в газовых камерах? И если это – воля Творца, то смерть, это - совсем не плохо, а жизнь – вовсе не так хорошо?

Эта мысль вызывала удивление и обещала ему много открытий если взять её за основу и рассматривать события отталкиваясь от неё.

Все знаковые события в жизни любого человека, такие как осознание причин душевного дискомфорта в результате дурных поступков и мыслей, счастье признания Творца и его воли, гнетущие депрессии от двойственности и противоречий в самом себе, опьянение от внезапного духовного просветления, одиночество и признание неизбежности смерти, приводят думающее существо к ощущению понимания цели его существования, банально заключенного в скромной черточке, стоящей между годом его рождения и датой смерти на могильном камне.

Оглянувшись на излете жизни назад, человек оценивает динамику своего духовного прогресса и обнаруживает, что видимый им период существования является обрывком, не имеющим ни начала ни конца. Его логика подсказывает, что дорога его духовного совершенствования началась давно, задолго до его прихода в современный мир, но он видит только небольшой кусочек этой дороги, ограниченной датами его рождения и смерти.

Он также понимает, что путь его духовного познания еще не закончился и продолжится в неопределенном будущем. Как результат этих раздумий приходит мысль о множественности жизней одного и того же существа или о реинкарнации.

Путь духовного самосовершенствования в конечном счете приводит к Всевышнему, к слиянию с Ним. В этом смысле человеческая душа, слившись в своем совершенстве с Творцом, перестает существовать как человеческая душа и уже не возвращается в тело для продолжения библейского процесса «познания добра и зла».

С позиции живущих и проходящих этапы познания эта закончившая свой земной путь душа перешла в полное слияние с Совершенным и при определенных исторических обстоятельствах ошибочно принимается людьми за Бога.

Отсутствие способности у большинства людей абстрагироваться в восприятии образа единого Создателя, которого нельзя «увидеть и услышать живому человеку» привело к обожествлению Исуса Христа и его апостолов, которые являлись людьми и могли претендовать только на звания пророков.

Заявление о наличии единства трех лиц: отца, сына и святого духа вводят человека в заблуждение и злокозненно оправдывают нарушение заповеди – «Не изображай того, что .....».

Поклонение и вера в кого-либо, кроме Единого Бога и, тем более, его изображение на любом материале: иконы, роспись церквей, кресты и т.д. является нарушением первой и второй из десяти библейских заповедей.

Религиозные теории, рожденные в древние времена хитроумными духовными аферистами, направлены на разделение народов с целью их подчинения и одурачивания. Они рождают ненависть и преступления на религиозной почве: крестовые войны, инквизиция, антисемитизм и др.

Лицемерие современного идолопоклонства является удобным орудием обмана в руках так называемых «служителей Бога» - ортодоксальных, католических, протестантских и прочих «святых отцов», разных чинов и окрасок, с помощью которого они обирают свою паству, создают кланы, концентрирующие власть и подавляют потребность в духовной жизни у своих жертв, лишая их выбора своего духовного пути и осознания их жизненного назначения, заводя их в тупик ошибок и депрессии.

Старик считал, что никакие духовники, наставники, проповедники и прочие исчадия рабской человеческой морали не должны существовать в природе. Всевышний сам способен найти пути контакта с людьми без помощи всевозможных посредников и, вольных или невольных, обманщиков и жуликов.

Человеческий мир, по его пониманию, включает в себя три категории людей. Абсолютное и подавляющее большинство населения планеты составляют безликие и духовно ленивые люди, которым удобно коротать свой век в теплой грязи сытого быта, равнодушия, трусости и убогости. Они не знают зачем им дана жизнь и как ей нужно пользоваться. Их застывший мозг и погрузившееся в литаргический сон сердце потеряли способность чувствовать и слышать Властителя. Они плывут по течению и не позволяют своему мозгу осознать приближение водопада. Они прячут свою голову в песок, подобно страусу при появлении опасности, и хотят думать, что спрятали всё своё тело.

Вторая категория, по сравнению с первой, исключительно мала, но люди к ней принадлежащие безраздельно управляют стадным миром, состоящим из безликой для них толпы людей первой категории. Эти люди честолюбивы и хитры, они жестоки и беспринципны. Главным в их жизни являются власть и самолюбование. К этой категории относятся «народные слуги», политиканы от религий, прислужники золота и подобные.

Ошибочные и тупиковые идеалы приводят их к духовной слепоте и глухоте. Они так же как первая категория человечества не хотят «постучать и попросить разрешения войти в двери духовного обновления и приобретенного смысла».

Размер третьей части человечества определить довольно трудно. Своё отличие от двух первых категорий они предпочитают скрывать из за полной неспособности других людей понять их и, почувствовав, услышать. Они как монахи–отшельники ищут уединения и возможности диалога через свою душу с Создателем. Они не желают делиться счастьем первооткрывателя той единственной дороги человеческой жизни, которая ведет к абсолютной истине и свету правды и справедливости.

У каждого из этих странников – своя тропа. Она – уникальна и не пересекается с путями других, таких же как они искателей. Они интуитивно чувствуют, что попытка поделиться своим духовным знанием и наставить на свой путь к истине другого, пусть тоже ищущего, приведет к непониманию, разочарованию, пустоте и боли, на излечение от которых потребуется время, которого мало.

Эти люди одиноки, но реально счастливы. Их не понимают другие, считая их гордецами и эгоистами. Но в определенный момент жизни те, кто пребывал ранее в темноте своих инстинктов и заблуждений, проснутся как-то утром и увидят яркий луч истины, всего один луч в их черном подвале материальных истуканов, и восторг открытия уже никогда не покинет их обновленные души.

 

Начался мелкий осенний дождик холодная пыль которого внезапно дохнула в лицо пожилого человека, давно сидящего на одной из деревянных лавочек пустынной городской набережной. Он очнулся от своих мыслей и взглянул на тяжелое осеннее небо, которое всего лишь минуту назад было по утреннему безмятежно-голубым и светлым.

Вечерело.

Старик просидел на этой лавочке почти весь день и даже не заметил как он закончился.

«Старость отличается от молодости тем, что быстрее бежит время, и его бег просто не замечаешь. Есть над чем подумать, а время незаметно растворяется в мыслях. У молодости – всё наоборот. Мыслей немного, а бездумное щенячье счастье и радостное ожидание будущего в реакцию со временем не входят. Вот оно и тянется и опередить себя не дает» - Размышлял Старик, с трудом распрямляя колени и потирая их скрюченными от артрита руками.

Куда он направится он ещё не знал и не хотел на эту тему думать. Главное – спрятаться от дождя, который постепенно усиливался.

Он зацепил рукой капюшон, болтавшийся на спине его длинной и видавшей виды куртки, и натянул его на голову.

Мир вокруг него, с дремотным шорохом дождя, шумом прибоя, криками чаек и хлопанием потрепанных флагов вдоль набережной стал звучать глуше, необычно и как-то неестественно по-чужому.

Холодный дождь не попадал под плотный брезент капюшона и это было приятно.

После долгого сидения ноги плохо слушались, но он доковылял до оставленного на набережной после лета парусинового навеса и сел под ним на старый фруктовый ящик. Ящик заскрипел, слегка покосился но, смирившись, остался стоять вертикально.

Капюшон Старик сразу скинул и он, ненужный, безвольно повис за его спиной.

Знакомый мир звуков снова вернулся к Старику, наполнив сердце покоем, уверенностью и легкостью.

 

Декабрь 2007. Нью-Йорк.