Монотонный шум дождя за окном сводил с ума. Он бил по натянутым до предела нервам, заставляя их дрожать мелкой неприятной дрожью в ожидании возможного штурма. Муса переложил автомат поближе к себе. Так было спокойнее. Его отряд, состоящий из десятка человек, давно блуждал по горам, скрываясь от федеральных войск. Их вылавливали и уничтожали по группам. Давно прошли времена, когда в любом селе или горном ауле население встречало бородатых борцов за свободу ислама как героев. Население устало от бесконечной, никому не нужной войны, людям хотелось мира. И теперь остатки когда-то сильных боевых группировок бродили, как звери, по лесам, занимаясь мародерством, грабя и убивая свой же народ, занятый восстановлением того, что было уничтожено в течении долгих лет бессмысленной бойни. Теперь вместе с Мусой их осталось трое. Еще вчера они вошли в небольшой аул, затерянный в горах и, по – видимому, недоступный федералам. Войдя в первый же дом, попросили переночевать. Знали: неписаные законы гостеприимства не позволят указать путникам на дверь. Им дали кров, еду.

Хозяева, старик со старухой, радовались приезду внуков и младшей дочери. Правда, среди приезжих был молодой светловолосый парень, настороженно поглядывающий на незваных гостей.

«Русский, -подумал Муса,- что он здесь делает?»

Парень молча сидел у стола, а потом и вовсе ушел в соседнюю комнату и не показывался весь вечер. Ночь прошла спокойно, но в серой утренней дымке стало ясно: федералы шли по их следам и теперь окружили дом. Надежды вырваться не было. Разве только, прикрываясь людьми, проявившими вчера радушие! Муса оглянулся. У стены, прижавшись друг к другу, сидело семь человек, двое мужчин, остальные женщины и дети. В их - глазах страх и ненависть, и это больше всего задевало Мусу. За что они их ненавидят? Ведь они борются за свободу своей земли и своего народа! Они герои! И люди эти нужны им только для того, чтобы выскользнуть из того капкана, который приготовили им федералы. А потом они получат полную свободу, их жизни не нужны Мусе и его товарищам. Хотя нет, одного из них, голубоглазого парня, который сопротивлялся яростнее всех и поэтому теперь сидит связанный у стены, они, пожалуй, заберут с собой. Это один из них, тех, кто посягнул на их свободу, кто с оружием пришел сюда, решив, что их горы должны принадлежать неверным. Муса сплюнул. А может, и эти, остальные, враги? Ведь они прятали этого неверного от воинов ислама? Да и женщина лет двадцати, сидящая около него, что-то слишком уж крепко держится за его руку, прикрывая цветастым платком выступающий живот.

Муса покосился на мальчика лет двенадцати. Огромные черные глаза смотрели на него. В них не было страха, скорее недоумение и, как обычно, ненависть. Мальчик был похож на его сына, погибшего под обстрелом три года назад. Муса стиснул зубы. Перед глазам снова возникло родное лицо. Оно улыбалось , а в черных глазах прыгали солнечные зайчики.

- Папа,- услышал Муса,- смотри, сколько я хвороста принес!

- Мужчина растет,- произнес голос жены, и перед Мусой возникло ее строгое лицо и полные любви глаза.

Муса замотал головой, пытаясь отогнать от себя наваждение. Но лицо сына не уходило.

- Пап,- снова услышал Муса его голос,- я учиться хочу, школа скоро откроется?

- Муса,- шептала жена,- когда же кончится эта война? Помнишь, как жили раньше? Аллах справедлив. Покарает тех, кто проливает кровь своих братьев. И наш мальчик большим человеком станет! В городе жить будет. А потом жену ему найдем. Я тут приглядела уже, подождем еще года три, а там и просватаем.

В тот страшный день Муса был в городе, пытался продать двух из своих пяти баранов. Возвращался вечером и уже с пригорка увидел зарево пожара, услышал крики женщин. Жена и сын лежали на земле. Над ними кричали соседки, склонили головы седобородые старики.

- Крепись, Муса,- произнес один из них, проводя ладонями по щекам и бороде,- Аллах призвал их. Ты должен отомстить за кровь невинных! Я сведу тебя с людьми, которые помогут.

И вскоре из пастуха Муса превратился в воина ислама, готового проливать кровь неверных, уничтоживших его семью. Нельзя сказать, что жизнь в лесу ему нравилась. Человек мирный, он органически не переносил жестокость своих сотоварищей и не мог полностью постигнуть тайны вахабистских учений, столь распространенных в отряде. Но желание отомстить за смерть близких было сильнее. И Муса строго следовал всему, чему обучали в лагере. Впервые понимание того, что он оказался затянут в хитроумно сплетенные сети пришло через несколько месяцев. Муса оказался свидетелем разговора двух арабов-наемников, которые и не скрывали того, что деньги для них более святы, чем изречения Корана.

- Проведем операцию и домой,- говорил один ,- меня уже ждут. Главное, чтоб хозяин не скупился. А эти шакалы пусть тут глотки друг другу и федералам рвут во имя Аллаха! А нам бы свое получить и живыми остаться!

Уже тогда Муса задумался, за что или за кого он воюет? За близких? Но разве он знает, кто пустил тот снаряд в их дом? Он убивает людей, среди которых не только ненавистные федералы, но и мирные люди. И на самом ли деле Аллах требует крови и мщения? Ведь он милостив! И он сам карает тех, кто преступил закон! Вот и сегодня они воспользовались гостеприимством хозяев, а потом избили мужчин и испугали детей и женщин, наставив на них автоматы. И это только потому, что неверные напали на их след и окружили дом, где их встретили с радушием, как и подобает при встрече гостей. Но разве Аллах призывает отвечать злом на добро? Здесь их обогрели, накормили, а как поступили они? Разве можно оправдать их поступок? И теперь они сидят в этом доме уже несколько часов, прикрываясь от федералов женщинами и детьми! Разве это достойно мужчины?

От тяжелых размышлений Мусу оторвал Али.

- Поглядывай во двор,- проговорил он, появившись на пороге комнаты,- не дай им подойти близко. А мы с Салманом пока отдохнем. Потом я сменю тебя.

Он прошел в комнату и встал перед молодой женщиной, прижавшейся к голубоглазому парню и со страхом прикрывавшей свой живот.

- Идем со мной,- проговорил он, грязно ухмыляясь и поддевая ее ботинком,-вставай!

- Нет, не надо,- она крепче прижалась к парню,- во имя Аллаха, оставь меня!

- Может, ты во имя Аллаха пренебрегла своей честью? Кого ты носишь в себе? Щенка, который станет шакалом и будет убивать твоих братьев? Вставай, я сказал, русская подстилка!

- Оставь ее,- прохрипел голубоглазый,- ты же мужчина, вот и разбирайся со мной. Что тебе до слабой женщины!?

- Заткнись!- приклад Али опустился на светловолосую голову ,- с тобой мне говорить не о чем. Для тебя я припас кое-что другое!

Он обхватил женщину за плечи, стараясь оторвать ее от обмякшего тела. Но тут к Али подскочила старуха. Она тигрицей накинулась на него, пытаясь оттащить от дочери. Тонко, пронзительно закричали дети и их крик полоснул Мусу по сердцу.

- Отойди от нее,- произнес он, привстав со стула, на котором сидел,- отойди, Али. Оставь их в покое, они дали нам хлеб и постель. Не гневи Аллаха!

Но Али не слушал. Скинув со спины старую женщину, он развернулся и полоснул по ней автоматной очередью, а потом, наставив оружие на детей и старика и глядя в глаза молодой женщине, произнес:

- Вставай, если не хочешь, чтоб и остальные так же валялись бы тут!

Медленно, опираясь на стену, женщина встала. Она обвела глазами старика, детей, на секунду задержала взгляд на лежащем навзничь парне и, пошатываясь, направилась в соседнюю комнату под прицельным дулом автомата Али.

- Будьте вы прокляты,- тонко прокричал старик, обнимая окровавленное тело жены,- Пусть дети ваши стыдятся имени отцов своих. Будьте вы трижды прокляты!

Глаза мальчика с ненавистью провожали Али и молодую женщину. Обхватив руками плачущих брата и сестру, он смотрел на тело бабки и деда, склонившего перед ним седую голову. А потом его взгляд остановился на Мусе. Что было в этом взгляде кроме ненависти? Презрение, слепая ярость, желание убить? Муса опустился на стул. Он не мог понять, что происходит. Почему их, борцов за веру, боятся свои же люди, почему голубоглазый незнакомец стал дороже правоверных братьев? Ведь они же не враги своему народу! Как мог Али поступить так жестоко с людьми, давшими им кров? Неужели все ложь? И война идет не ради свободы, а ради зеленых бумажек и сознания своей власти? Кто же прав?

Рядом с ним плакали дети; стонал, качаясь из стороны в сторону, старик; зашевелился на полу связанный русский. Из дальней комнаты послышался приглушенный стон. Он прерывался громким смехом Али и Салмана. Извиваясь, как змея, русский пополз к порогу. У двери он попытался встать на ноги, но не удержался и с грохотом повалился на бок. Снова привстал на колени и пополз, подгоняемый смехом и стонами, доносящимися из дальней комнаты. И столько в его скованных движениях было страшного, неотвратимого, что Муса не выдержал. Сняв автомат с предохранителя, он направился туда, откуда доносился тяжелый, протяжный стон, переступил через вновь упавшего русского и увидел Салмана с Али. Они стояли спиной, а на полу лежала женщина. Черная юбка была задрана вверх, и Мусу ослепил ее большой обнаженный живот, который она пыталась прикрыть руками. Али и Салман, смеясь, поочередно били по этому вздутому животу своими армейскими, американского образца, ботинками.

«Муса,- опять послышался голос жены,- положи вот сюда руку! Чувствуешь, как ворочается наш сын. Не дави так, ведь он живой, ему будет больно. Просто положи ладонь! Чувствуешь?!»

Палец Мусы лег на курок. Грохот выстрелов оборвал смех и теперь только стоны нарушали возникшую тишину. Затихли дети, перестал бормотать что-то свое старик и только русский продолжал свое безмолвное продвижение к середине комнаты, где лежало измученное тело. Добравшись до женщины, он вцепился зубами в край юбки, пытаясь опустить его. Муса вышел из комнаты. Проходя мимо старика, он кивнул в сторону русского:

- Развяжи его и уходите.

Старик метнулся в сторону. За ним, прижимаясь к стене, прошли дети. Еще через несколько минут из комнаты вышел русский. Пошатываясь, он подошел к Мусе.

- Пойдем с нами,- сказал он, оттирая с лица текущую тонкой струйкой кровь,- пойдем. Мы расскажем там, как было. Разберутся!

Муса поднял на него тяжелый взгляд:

- Кто она тебе?

- Жена, недавно поженились. Я свое отслужил, здесь вот остался. Ребеночек теперь будет, если, конечно, обойдется все!

- Сына, наверное, ждешь? А у меня уже никого нет, ни жены, ни сына. Вы их убили! Пойти, говоришь, с вами. А зачем? Ненавижу вас! Уходи! Забирай жену, старика и уходи, пока я не передумал! Уходи, говорю!!!

Потом он еще долго сидел в опустевшем доме подальше от окон, за которыми слышались голоса федералов.

- Сдавайся! Бросай оружие, подними руки и выходи! Иначе открываем огонь. Десять минут на размышление!

Муса покосился на стоявший на тумбочке будильник. Прошла минута, две, три. Когда до намеченного срока оставалось совсем немного, он встал и направился к двери. Вышел под теплый летний дождь и передернул затвор. В завесе дождя передним возник силуэт жены.

- Возвращайся домой, Муса,- прошептала она, протягивая к нему руки,- мы так давно тебя ждем!

За ее спиной улыбался сын.

- Брось оружие,- раздалась команда,- бросай же!

Муса приподнял автомат. Теперь его дуло было направлено выше человеческого роста. Муса взвел курок. Грохот выстрелов нарушил тишину горного аула. Когда они смолкли, на мокрой траве лицом вниз лежал человек, рядом валялся автомат с пустым рожком.