Дверь приоткрылась, и Ирина увидела светлую кудрявую голову медсестры Глафиры.

- Ириночка Львовна, домой хочется, сколько можно сидеть с этими бумажками?! Целыми днями одна только работа, на личную жизнь совсем времени нет, - протянула она жалобно.

- Я же тебя давно отпустила.

- А вы?

- Так у меня нет никакой личной жизни, - сняв очки, проговорила Ирина,- мне некуда торопиться.

- То есть, как это? – удивилась Глафира, - у вас же семья.

- Семья есть, формально, а личная жизнь давно развалилась.

- Не могу поверить! Сергей Евгеньевич вас так любит, это же сразу видно!

- Тебе, Глашенька, издалека все так хорошо видется. А на самом деле - это соблюдение правил приличия.

- Вы что, поссорились?

- Нет, просто нам стало скучно вдвоем, - пояснила Ирина, но, спохватившись, что сказала лишнее, замолчала.

Не решаясь продолжить разговор, Глафира вышла из кабинета.

 

За окном, в лучах одинокого фонаря, медленно кружились пушистые снежинки. Небо черной пропастью нависло над землей, спрятав под своим покровом яркие маленькие звездочки, оказавшиеся беспомощными перед таинственной силой темноты.

Ирина сняла телефонную трубку, и, медленно набирая домашний номер, представила себе равнодушно-вежливый голос, который когда-то заставлял ее трепетать и волноваться, а сейчас вызывал только раздражение. Так хотелось, чтобы он сбился с заученной мелодии, ожил и снова стал родным и желанным.

- Это я. Ты можешь забрать меня?- неуверенно спросила она, боясь получить отказ.

- Забрать? Тебя..? Откуда? – услышала Ирина и расстерялась от неожиданных вопросов.

- С работы, - уточнила она и, словно оправдываясь, добавила, - моя машина в ремонте, а сейчас так поздно – не хочется ехать автобусом.

- Ира, с тобой все в порядке?

- Конечно, а почему ты спрашиваешь?

- Мне показалось...

- Я просто очень устала, даже твой голос не сразу узнала. Ты не простудился?

- К сожалению, нет.

- Почему к сожалению?

- Ты бы меня лечила...

Ирина поймала себя на мысли, что он ее вовсе не раздражает, что ей приятно с ним разговаривать, и в его голосе сейчас звучат давно забытые нотки нежности.

- Ты всегда был плохим пациентом, так что лечить тебя я отказываюсь, а вот провести где-нибудь вечер было бы неплохо.

- Согласен. Только я приду без галстука, ты не возражаешь?

- Странно, ты же никогда с ним не расстаешься! – удивилась Ирина и почувствовала, как ее сердце судорожно застучало, и голос пропал.

- Почему ты молчишь? Что-то не так?

- Прости, я звонила мужу…- выдохнула она.

- Но набрала мой номер. Что ж, теперь уже ничего нельзя изменить. Я выезжаю.

«Действительно, ничего нельзя изменить, да и нужно ли?» - подумала Ирина, вспоминая тот зимний день, когда объявила Павлу, что выходит замуж.

Все произошло слишком неожиданно и стремительно, так что она сама не смогла до конца разобраться в себе, оправдываясь перед Павлом тем, что их любовь слишком велика и ее невозможно загнать в рамки семейной прозы. Кажется, он тогда так и не понял ничего, кроме того, что потерял ее. И вот сейчас, после десятилетней разлуки, когда рухнул правильно построенный брак с Сергеем, ее рука непроизвольно набрала, казалось, давно забытый номер.

Ирина накинула шубу, вышла на улицу и почувствовала, как мокрые снежинки покрывают ее лицо и волосы, оставляя на них мокрый след. Павел стоял, прислонившись к открытой дверке машины, почти скрытый темнотой и падающим снегом. Она шагнула к нему и спрятала холодное лицо в тепло пушистого свитера.

- Плохо тебе, Ира? – тихо спросил Павел.

- Нет, мне хорошо, мне так хорошо…Увези меня куда-нибудь...

 

Узкая дорога пробиралась сквозь лесную чащу, петляя между соснами, и машина переваливалась с боку на бок, как растревоженный в берлоге медведь. Ирина согрелась и закрыла глаза, вслушиваясь в незнакомую мелодию, которую насвистывал Павел.

«Что я делаю? Мы не виделись много лет, я совсем забыла его,» - лениво думала она, не в силах сопротивляться тихой радости, постепенно заполнявшей ее,- наверное, я сошла с ума…»

Машина резко затормозила, взвизгнув тормозами, и остановилась.

Вылезать не хотелось; за окном не было ничего, кроме снега и черных сосен.

-Куда ты привез меня? Здесь так неуютно!

-Я привез тебя в «страну любви». Закрой глаза и выходи.

Она послушно протянула Павлу руку, вылезла из машины и медленно пошла за ним, чувствуя, как снег забивается в сапоги.

-Я поняла! Ты сейчас заведешь меня в лес и оставишь там одну.

Он рассмеялся и поцеловал ее в холодную щеку.

Утонув в сугробе, посреди поляны, окруженной густым лесом, стояла бревенчатая избушка с резными наличниками на окнах и высокой тонкой трубой, указывающей путь к звездам. Протоптав тропинку к крыльцу, Павел с трудом открыл дверь, и они оказались в комнате, где уютно пахло деревом и морозом. Ирина присела на медвежью шкуру, брошенную возле камина, и, не отрываясь, смотрела на то, как Павел разжигает огонь.

Дом постепенно заполнился звуками весело потрескивающих дров.

-Ты моя родная, ты моя красивая, ты моя самая лучшая, - слышала сквозь навалившийся на нее сон Ирина, - я никуда тебя больше не отпущу.

Она повернулась на бок, прижалась к нему и прошептала:

-Тебя люблю, ты моя судьба.

А он гладил ее щеки, волосы; нежно целовал ее, боясь спугнуть эту доверчивую, по-детски безмятежную улыбку.

 

Утром она проснулась от солнечного света, пробивающегося сквозь щели ставен, приподнялась на локте, разглядывая его лицо. Он почувствовал ее взгляд и пробормотал сонным голосом:

- Разбуди меня.

Ирина погладила его волосы, но он осторожно убрал ее руку:

- Нет-нет, не так. Как раньше...

И она поцеловала его глаза.

 

Холодное далекое солнце крохотными сверкающими звездочками раскрасило снежную равнину, тяжелый снег разлегся на сосновых ветках, спасая хвою от мороза, и

хрупкие хрустальные сосульки веселым кружевом свисали с крыши дома. Новый яркий день ненадолго заглянул в освобожденные от ставен окна, обещая, что на смену ему придет еще один, и еще... Более яркий, радостный и долгий .