…Его не убили в Венеции – ранили в ногу; он сполз по стене, и уехал на родину, к Богу - от глада и хлада, от перипетий перепития, от яда в газетке и от осложнений соития, от пули, подброшенной прямо в сердечную сумку, от фразы зачеркнутой «я же люблю тебя, суку!», от мира, залитого кровью женевской конвенции; он умер героем, но был искалечен в Венеции. Затем, уповая на милость суда городского, он выслал в Архангельск свое неподкупное слово; везли в тарантасе; урядник хамил для приличия; И скорбь мировая росла, как закон из обычая… Оковы звенели, и вдоль бесконечных обочин Стояли поэты – голодные все, между прочим… А прочие – гибли в подвалах, стреляя в Урицкого, Ведь право на смерть – посерьезнее правила римского… Его задушила прохожая – из любопытства, Случайная женская рифма, принцесса бесстыдства… Его погубила зима, сединой убеленная, Его отравила Венеция – водка паленая… Он выжил, конечно, а умер позднее, как гений, В бреду поминая недобро весь сонм поколений, Его убивавший годами, бейсбольными битами, Улыбками злыми, шарфами, руками немытыми… Легко поэту живется, а умирается – легче… Родился немым и нескладным, а умер – почти как певчий. Страдал искривленьем, а выглядел стройным, как линия Острова жизни и смерти, Василия имени… Его не убили в Венеции. Метили в небо. Он умер легко, и ни разу в Венеции не был… Стрелял из партера мазурик, в очечках, как Берия… Все думали, опера длится, а длилась империя… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
