В небольшую белорусскую деревеньку, состоявшую всего из нескольких десятков домов, война пришла внезапно. Хотя её ждали, и тревожились от ожидания чего-то неожиданного и страшного, она обрушилась как-то сразу, придавив людей своей неизбежностью. Редкие жители, в основном старики да бабы, тревожно вслушивались в отголоски далёких взрывов и втихомолку крестились.

Через пару дней в деревне появились первые беженцы. Люди шли кто пешком, кто на скрипучих телегах, со всем скарбом, который удалось в суматохе собрать и спасти от немца.

Дед Матвей, невысокий, кряжистый старик, стоял у калитки своей избы и провожал взглядом проходивших людей. В скрюченных от старости руках он держал самокрутку с крепким пахучим самосадом и беспрестанно курил, обволакивая себя ароматным дымом. С каждым часом поток беженцев всё усиливался и к вечеру скорбная процессия заполнила собой единственную деревенскую улицу. В толпе он заметил знакомого мужика из соседней деревни.

-Егор! – окрикнул он.

Мужчина лет за сорок, с деревянной колотушкой вместо левой ноги, хромая, подошёл к деду.

-Ты тоже? – дед кивнул головой в сторону, куда уходили беженцы. – Как вы там? Лютует немец? Недодавили их в первую империалистическую! Етить их в душу!

-Лютует, - мужчина свернул цигарку, прикурил от дедовой самокрутки, глубоко затянулся. – От деревни нашей ничего не осталось. Налетели ночью. И... – Егор сокрушённо махнул рукой. - Еле успел выскочить. Некоторые заживо сгорели... Вот такие дела, дед.

-Где же наши? – деду Матвею не хотелось верить, что могучая Красная Армия оказалась бессильной перед вражескими ордами.

-Бог их знает. За день до того как немец налетел, ночью проходили через деревню. Много. То ли полк, то ли дивизия. Целую ночь шли. Туда, на восток... У вас-то не было?

-Нет.

-Значит, стороной обошли.

Помолчали. Мимо шли люди. Угрюмые, понурые, злые. Малых детей несли на руках. Кое-где слышался детский плач.

-Что деется, что деется, - дед Матвей горестно покачал головой.

-Ты что, здесь собрался немца дожидаться? – Егор плюнул себе на ладонь, затушил окурок. Спрятав цигарку в карман шинели, зло проговорил: - Мой тебе совет - собирай манатки и мотай отсюдова. Да поскорее. А то поздно будет.

-Стар я бегать, Егор. Да и внучок малый со мной. Авось пронесёт.

-Ну, смотри, - мужик отвалился от забора и, тяжело раскачиваясь, влился в общий людской поток.

Рядом с дедом стоял внук Ванюшка, мальчуган двенадцати лет. Круглыми от любопытства глазами он смотрел на проходивших мимо людей.

-Чего таращишься? Иди в избу, нечего тебе здесь стоять!

-Деда, а куда они все идут? – Ванька выглянул из-за деда.

-Не идут они Ванька. Не идут, а бегут. От немца, - дед тяжело вздохнул.

-Что и мы побежим? – не унимался любопытный пацан.

-Иди, говорю, в избу, - разозлился дед. – Не до тебя сейчас. Пристаёшь с глупыми вопросами. Иди, говорю! Ну!

Ванька оторвался от деда и, сверкая босыми пятками, взбежал на высокое крыльцо, толкнул тяжёлую дверь и влетел в избу. Там вскочил на лавку и припал к окну.

Вечерело. Далеко, за лесом усталое солнце старалось быстрее спрятаться за горизонт. День посерел, сразу потеряв всю свою прелесть. В отсветах догорающего дня ещё нереальнее казались люди, проходившие мимо дома.

Скрипнула дверь, впуская деда. Старик сел на лавку, стянул шапку, проговорил про себя:

-Вот и Фомичёвы отъехали. Одни мы с тобой Ванька остаёмся.

-А мы что будем делать? - Ванька крепко прижался к деду. Почему-то именно сейчас ему стало очень страшно.

-Ничего внучок, ничего, – дед погладил Ваньку по вихрастой голове. – Авось бог спасёт.

Дед Матвей широко, размашисто перекрестился, и они стали готовиться ко сну. Всю ночь дед не смыкал глаз, тяжело ворочаясь в своём углу. Он решал, как поступить и к утру понял, что, пожалуй, и им пора уходить из брошенной и сразу обезлюдевшей деревни. Нечего судьбу испытывать.

Утром тишину разорвал незнакомый мотоциклетный рокот и дед понял, умом старого вояки, прошедшего две войны и много повидавшего на своём веку, что теперь им уже не уйти. Упустил он время, старый дурак, понадеявшись на вечное русское авось.

Ванька мирно сопел на печке, разморенный, разметавшись во сне. Не знал он, не догадывался, досматривая детские сны, что это последняя мирная ночь в его жизни, в которую так нежданно ворвалась война.

-Вставай, внучок, вставай, - тормошил дед, поминутно оглядываясь на дверь. – Беда пришла. Дурак я. Надо было уходить, а теперь поздно. Как бы не случилось чего. Вставай!

Он стащил Ваньку с печи, накинул на плечи старый пиджак и потащил в сени. Там подтолкнул к лестнице, ведущей на сеновал.

-Сиди там как мышь. И не высовывайся. Может и пронесет... Чтобы не случилось, сиди там и не высовывайся. Богом тебя заклинаю! - дед был взъерошен и сильно напуган. Ванька захныкал, протирая спросонья глаза и ничего не понимая.

-Молчи! - прикрикнул дед. – Полезай!

Ванька, подталкиваемый дедом, полез по приставной лестнице наверх. Там прополз к стене, и припал к рассохшимся от времени доскам. Двор отсюда просматривался как на ладони.

Везде сновали люди в чужой, незнакомой форме. Поднимая тучи пыли, двигались танки, с большими крестами на разогретых солнцем боках; шли люди; обгоняя колонну и разбрызгивая грязь, проносились грузовики. Напротив их дома остановился мотоцикл. Два солдата, толкнув калитку, прошли во двор и, остановившись у колодца, стали выбирать воду. Отсюда с высоты дома, они казались Ваньке совсем не страшными.

Один из солдат, перекинув автомат через плечо, прошёл в дом. Ванька замер. Скрипнула дверь, послышался незнакомый говор. Потом какой-то грохот, покатилось пустое ведро. Ванька испугался за деда и уже хотел слезть, но, вспомнив строгий наказ, остался на месте. Вскоре немец опять появился во дворе, толкая впереди себя деда Матвея. Возле колодца, получив удар по спине, дед упал на колени. Ванька закусил руку, чтобы не закричать.

Немцев было трое. Один что-то спросил, но дед Матвей только покачал головой.

-Не понимаю я, что вы лопочете. Извиняйте, грамоте не обучен, - он наклонился ещё ниже и пробормотал под нос: - Чтоб вас чума взяла, иродово племя!

Дед заметил, как мимо дома проволокли чьё-то тело в изодранной белой рубахе. Голова несчастного моталась из стороны в стороны, стукаясь о дорожные рытвины. Увидев такую жестокость, дед Матвей мысленно перекрестился.

В калитку вошёл ещё один. Из-под чёрной фуражки выбивался рыжий чуб, в руках нагайка, сплетённая из конского волоса. Он наклонился над дедом, поднял за подбородок голову и спросил на чистом русском языке.

-Партизанам помогаешь? А, дед? Отвечай, если жить хочешь. А то спалим твою хату и тебя вместе с ней.

-Какие партизаны, мил человек? – на больных ногах стоять было неудобно, и дед едва сдерживал стон от боли в пояснице. – Никого не было. Вот тебе крест, - дед для убедительности перекрестился. - Мы же колхозники. Тихо живём, землю пашем. Да и откуда им тут взяться? У вас же вон, какая силища.

-Ты мне, дед, ваньку не валяй, - хлёсткий удар ожёг щёку деда. От боли он вскрикнул, зажав лицо рукой. По щеке за воротник и на грудь потекла кровь.

Дед Матвей понял, что, наверное, доживает последние мгновения. Да и ладно – пожил он, слава Богу. Многих своих сверстников пережил. Только бы Ванька уцелел, не выскочил глу... Додумать он не успел, не дали. Стоявший рядом немец вскинул автомат и прикладом ударил деда по голове. Всё вмиг поплыло перед глазами старика. Он вскрикнул и неловко завалился на спину. Немец ещё два раза пнул деда кованым сапогом, передёрнул затвор, но, мгновение подумав, стрелять не стал.

Ванька во все глаза смотрел, как над его дедом измываются. Чтобы не закричать, зажав рот руками, так и сидел.

-Деда, деда, - шептал, глотая слёзы.

Несколько раз Ванька порывался выскочить из своего укрытия, но страх не отпускал и он продолжал сидеть, зарывшись с головой в прошлогоднее сено.

После обеда, напротив калитки, остановились мотоциклисты. Двое фрицев, с короткими автоматами на груди, прошли в дом. Ванька слышал, как загремели перевёрнутые лавки, полетела на пол посуда, заскрипели под коваными сапогами глиняные черепки. Он услышал, как заскрипела лестница под чьим-то грузным телом. Душа у пацана обмерла, и он дёрнулся назад, но спина наткнулась на доски. Единственное что он смог сделать, то это зарыться поглубже в сено.

Над проёмом появилась вначале каска, отразив прорвавшийся на сеновал солнечный зайчик. Через мгновение появились настороженные глаза. Немец высунулся наполовину, выставил перед собой автомат. Ваньке казалось, что взгляд фрица устремлён прямо на него. Вот сейчас он разворошит сено и сделает с Ванькой тоже, что и с бедным дедушкой. Мгновения слились в секунды, а секунды в часы. Немец передёрнул затвор и выпустил короткую очередь. Выстрелы прозвучали оглушительно, словно гром, накрыв Ваньку, и болью отразившись в ушах. Пули рвали доски в нескольких сантиметрах над головой, и одна из щепок больно впилась в щёку. Ванька зажал рот, чтобы не закричать. Немец помедлил ещё мгновение и, успокоенный, стал спускаться.

Целый день через деревню шли немецкие войска, и только к вечеру их количество пошло на убыль. Когда сумерки накрыли деревню, Ванька осмелился, наконец, покинуть своё убежище. Он осторожно выбрался из сена, спустился по лестнице и замер, вслушиваясь в звуки, доносившиеся с улицы. На ощупь он дошёл до порога и толкнул тяжёлую дверь. Она предательски заскрипела и этот звук громким эхом отразился в ушах мальчика.

Вся деревня наполнилась какими-то чужими, враждебными звуками. Невдалеке работал двигатель, рядом за забором слышалась чужая речь. Ванька присмотрелся. Посреди двора угадывался неясный силуэт лежащего деда. Мальчик помедлил и, склонившись почти до самой земли, побежал к деду.

-Деда, деда, - прошептал он, стараясь оторвать дедову голову от земли.

Рука наткнулась на мягкое и влажное.

-«Кровь», - с ужасом понял мальчик.

В темноте дед казался очень большим, просто огромным. Ванька, всхлипывая, принялся опять его тормошить.

-Не плачь Ванька, - неожиданно прошептал дед Матвей запёкшимися губами. – Ничего, пожил я, слава Богу. Пора и честь знать.

Дед закашлялся, воздух со свистом вылетал из груди.

-Деда, давай я тебе помогу. Пойдём в дом, ну пойдём, - Ванька потянул деда за рукав.

-Погоди... Я давно бы уже умер, но хотел тебя увидеть... Ещё хоть разок, - дед замолчал. На Ваньку он не смотрел, устремив взор в небо, туда, где далёкие звезды, перемигиваясь друг с другом, раскачивались на невидимой паутине.

-Слушай сюда, внук. Верстах в двадцати отсюда есть деревня... Терехово... Там сестра моя живёт, Пелагея. Вредная старуха, но тебя приютит... Если жива, конечно...

Ванька слушал деда сквозь слёзы. Тот говорил всё тише и тише. Жизнь по капле уходила из старого тела, и он торопился, ведь сказать ещё надо было так много.

-Пойдёшь через лес. Путь держи на Воронью гору. Далеко, но ты справишься... Ведь ты мужчина... Иди ночью, днём может немчура заметить, - дед замолчал, задышал неровно, тяжело.

Рядом, за забором, послышалась немецкая речь и заиграла губная гармошка. Ванька почувствовал, как рука деда прижала его к земле. Он распластался рядом с дедом, и в который раз, за этот долгий день, испуганно замер.

Луч фонаря вырвал из темноты дворовые постройки, скользнул по телам на земле и унёсся дальше в ночь. Не задерживаясь, немецкий патруль проследовал дальше. Дед зашевелился рядом, едва слышно прохрипел:

-Ещё хочу тебе сказать, внук... Родители твои... не виноваты они. А пострадали зря, за правду... Помни об этом, - и замолчал, теперь навсегда.

Понял тут Ванька, что осиротел он и остался совершенно один.

-Деда!!! – хотел закричать, но спазм сдавил горло и он уткнулся в дедову грудь, плача и размазывая по лицу грязные слёзы.

Сколько так просидел Ванька у бездыханного тела деда – неизвестно. Очнулся он только тогда, когда утреннее солнце позолотило крыши соседних домов.

Ванька попытался затащить деда в дом или куда-нибудь в другое укрытие. Но сколько не упирался, сколько не напрягал детские силы, обдирая в кровь пальцы и, рыдая от бессилия, сдвинуть тяжёлое тело так и не смог. Потом появились немцы, и он испуганно юркнул под высокое крыльцо. Двое измождённых мужчин, в изодранных белых рубахах погрузили тело деда на подъехавший грузовик и увезли неизвестно куда.

Ванька выскочил из-под крыльца и бросился следом. Он услышал за спиной гортанную речь, как будто даже смех, но продолжал бежать, задыхаясь и размазывая слёзы по лицу.

Грузовик выехал за деревню, проехал немного и остановился. Вокруг, по всему периметру, стояли немцы. Они не дали Ваньке подбежать ближе. Хотя он рвался, кричал и плакал. Одному из немцев это вскоре надоело. Он поднял вверх автомат, скорчил страшную рожу и сделал вид, что стреляет. Ванька попятился и юркнул за ближайший валун.

Набравшись смелости, Ванька выглянул из-за валуна и увидел, как у грузовика открыли борта. Он был доверху загружен телами мёртвых людей. Ванька похолодел. Мертвецы лежали кое-как, вперемешку, наваленные, словно кули с зерном. Где-то там лежал и дедушка. Двое пленных стали относить тела к глубокому рву и сваливать в одну кучу. Рядом, в сопровождении двух автоматчиков, стоял немецкий офицер, наблюдая за разгрузкой.

Наконец, через час, грузовик разгрузили и, заурчав мотором, отъехал. Ванька всё это время просидел, боясь пошевелиться. Вскоре ко рву подогнали человек десять военнопленных. Все окровавленные, измождённые, они стояли и жались друг к другу. Некоторые поднимали глаза, как будто прощаясь с небом и солнцем. Офицер отошёл, поднял хлыст, намереваясь дать отмашку, и в это время один из приговорённых сорвался и бросился бежать. Откуда и силы взялись? Преследовать его ни кто не стал. В воздухе прозвучала сухая очередь, и несчастный остановился, будто натолкнувшись на невидимую стену, мгновение постоял, и медленно завалился на спину. Офицер отдал команду, не спеша подошёл к человеку, лежащему в траве, достал пистолет и выстрелил.

Пленных расстреляли тут же, на краю рва, где до этого сваливали тела. Вороньё, облепившее в предвкушение богатой добычи деревья, с криком поднялись в воздух, но ни куда не улетели, а продолжали кружить над местом казни.

Вскоре автоматчики и рота оцепления уехали. Остались только несколько солдат да четверо пленных, которые принялись спешно забрасывать братскую могилу, где рядом лежали и красноармеец и колхозник. Всех уравняла смерть.

Ваньке всё это казалось страшным, нереальным сном. Он больше не плакал – не было у него слёз, не осталось. Выплакал он их вместе с горем, вторгшимся в его детскую жизнь.

Дождавшись ночи, он подполз к яме и стал судорожно её раскапывать. Не хотел он оставлять своего любимого деда на поживу воронью, уже кое-где начинавшим своё кровавое пиршество. О том, что среди сотни трупов, он деда вряд ли найдёт – Ванька не думал, а остервенело копал, используя обломок доски вместо лопаты. Яму закидывали кое-как, поэтому вскоре Ванька откопал первую свою страшную находку. Рука казнённого выпросталась из земли, как будто приглашая Ваньку за собой, в царство мёртвых. Он испуганно отскочил, с ужасом наблюдая за рукой. Ему даже показалось, что она чуть-чуть пошевелилась. Тут у Ваньки что-то сломалось внутри. Он бросился наутёк и опомнился только тогда, когда очутился на сеновале. Ванька весь дрожал как в лихорадке, но слёз у него по-прежнему не было.

Целую неделю прожил Ванька на сеновале, выходя только по ночам и питаясь тем, что находил в котлах, раскиданных по всему дому. По странному стечению обстоятельств в дедов дом немцы больше не наведывались. Ванька всё равно не решался спускаться днём с сеновала, где забившись в самый дальний угол, просиживал все дни.

Только ночью, осторожно спустившись в сени, он подползал к окну, и выглядывал наружу. Было светло как днём. Вдалеке, на самой окраине деревни, догорало два дома и в их отсвете всё происходящее казалось Ваньке ещё страшнее. Страх, липкий, живой, подавляющий все прочие человеческие инстинкты, не отпускал его. Ванька забирался опять наверх и там забывался тревожным сном, вздрагивая во сне.

Так проходили дни. Еды в доме практически не осталось, и Ванька вконец оголодал. Тогда он решил выбраться из дома и поискать пищу в соседней избе, где, как он видел, немцев тоже не было. Выбравшись ночью из дома, он распластался по земле и пополз вдоль изгороди. Ему повезло. В самом дальнем углу, под ветошью он нашёл полмешка прошлогодней крупы. Утащить её с собой он не смог, поэтому торопливо стал набивать карманы дедова пиджака. Не забывая запихивать сухую крупу себе в рот. Насыщение пришло быстро, вместе с сильной резью в животе. Ваньку вмиг скрутило, он упал на пол и завертелся волчком. Кое-как смог выползти на улицу и там напился из лужи, оставшейся после ночного дождя. Полегчало. Он опять забрался в дом и залез под лавку, тяжело дыша. Вытер грязные слёзы и тут рядом услышал какой-то шорох. Ванька замер, боясь пошевелиться. Страх рисовал перед взором картины, одну ужаснее другой.

Но это оказался просто лохматый щенок, такой же брошенный, как и сам Ванька. Выкатившись из угла, он ткнулся Ваньке в ноги и мальчик, осторожно протянув руку, погладил того по мокрой шерсти. Щенок в ответ тихо заскулил, лизнув руку Ваньки. Так Ванька обрёл нового друга. Он так и назвал его, «Дружок» и со временем щенок стал отзываться на этот зов. Вдвоём было веселее и не так страшно.

В один из дней Ванька, наконец, решился. Он вспомнил маршрут, который перед смертью проговорил дед и ночью покинул своё убежище. Дружок бежал впереди, едва различимый в темноте.

Ваньке осталось пройти всего два дома, чтобы выйти за околицу, как вдруг Дружок пропал.

-Дружок, Дружок, - осторожно позвал Ванька в темноту.

Ответом ему была тишина. Он сделал несколько шагов и тут яркий луч света вынырнул из темноты, ослепив Ваньку. Он хотел юркнуть в спасительную ночь, но чьи-то руки схватили за шиворот, подняли над землёй, немного подержали и поставили обратно. Луч всё время светил в лицо и Ванька совершенно ослеп. В полосе света появилась большая тень, и грубый мужской голос спросил откуда-то сверху:

-Ты почему, пострелёныш, по ночам лазаешь? Не знаешь, что после комендантского часа на улице находиться нельзя? Чего молчишь, будто воды в рот набрал? Отвечай!

Ванька молчал. Эти грубые дядьки с оружием сильно напугали его.

-Тю-ю, - протянул Фёдор и опустил фонарь. – Да это никак Ванька, деда Матвея внук? Во дела!!! Живой, значит, ещё. А я думал, что подох, как и дед твой, - Фёдор поскрёб небритый подбородок. - Видел я его, намедни, когда яму засыпали. Ну, туда ему и дорога. Больно несговорчив был, да привередлив, вот и подох зазря. Не знал, что с Фёдором дружить надо, а не выгонять со двора. Ан вон как всё получилось... Ну да ладно, не об том сейчас речь, - он неожиданно схватил крепкими, как будто клещами пальцами Ваньку за подбородок, задрал вверх, приблизил лицо, дыхнув перегаром. - А ты значит уцелел?

Ванька дёрнулся, но тот держал крепко.

-Отпусти, дядька Фёдор. Больно.

-Узнал, значит... Глазастый.

-Чего ты с ним возишься? - второй полицай, не знакомый Ваньке подошёл, встал рядом. – Тащи его в комендатуру. Чего время зря терять?

-Зачем? Кому он там нужен, пацанёнок этот?

-Тогда отпусти его. Пущай бегает. Всё равно помрёт. Ты посмотри на него - кожа да кости.

-Ну нет. Я похороню его рядом с дедом. Чтобы и памяти не осталось от этого племени, - Фёдор крепко взял Ваньку за шиворот и толкнул перед собой, - Пошёл!!!

В этот момент из темноты, словно пущенный из катапульты, вылетел рычащий комок и вцепился в руку Фёдора. Тот вскрикнул, заматерился и Ванька почувствовал, что свободен.

-Что б тебя! - Фёдор попытался сбросить Дружка, но это ему не удалось, и он топтался на месте, оглашая окрестности отборной бранью.

Его напарник оказался порасторопнее. Он клацнул затвором, поднял автомат, крикнул:

-Стой, не шевелись!!! Сейчас я его сниму.

Раздалась короткая очередь и Дружок, сорванный пулями, завизжал и полетел на землю. Прозвучал ещё один выстрел и визг собаки стих.

-Вот псина! – Фёдор болезненно сморщился, придерживая руку. Сквозь пальцы сочилась кровь и алыми, набухшими каплями падала на землю. - Всю руку изорвала... А ты молодец, меткий.

-А то, - напарник гордо закинул автомат за спину, оглянулся. – Пацан-то где?

-Чёрт с ним! – Фёдор сплюнул. – Не до него сейчас. Правильно ты сказал – всё равно сдохнет. Пошли. Надо к врачу скорей. А то неизвестно что за пёс это был. Может заразный какой?

Они направились в центр деревни, где располагалась санчасть.

Ванька мчался, не замечая хлеставших по лицу острых и цепких веток. Зацепившись ногой за корч, споткнулся и полетел кубарем в глубокий ров, с опавшей осенней листвой. Он зарылся в неё с головой и затих, боясь пошевелиться. Верного Дружка было жалко. Он обязательно выберется отсюда и отомстит и за деда и за Дружка, кинувшегося ему на выручку. За всех, кого он знал и любил в своей короткой, но уже такой взрослой жизни.

Незаметно Ваньку сморило. Он закрыл глаза и задремал. Ему приснился странный сон. Огромное поле, покрытое ковром из белоснежных цветов. Ванька шёл по нему, как сквозь море, разводя в сторону упругие, сочные стебли. Рядом вышагивал высокий бородатый мужчина в белой рубахе. Он всё время оглядывался на Ваньку, подмигивая и приговаривая:

-Ничего, Ванька, прорвёмся. Где наша не пропадала.

Ванька догадался, что это отец ведёт его за собой. Мальчик улыбался, наблюдая как по ветру развевается отцова рубаха. Неожиданно картинка померкла, пошла рябью, и он увидел, как сквозь стебли к нему тянется толстый жгут. Весь в разноцветных пятнах и переливающийся на солнце, он прикоснулся шершавым языком к руке, оплёл ноги, и пополз выше. Ванька беспомощно оглянулся, хотел позвать отца, но того не было... Пропал.

Ванька застонал во сне, вздрогнул и открыл глаза. Тьма окутала его со всех сторон. Он поёжился, вспоминая только что увиденное, и услышал как рядом зашуршала листва. Руку, как будто в продолжение сна, кто-то лизнул.

-Дружок, - радостная догадка прогнала остатки сна.

Ванька заворочался, выбираясь на свет в надежде увидеть верного друга.

Он ошибся. На краю ямы стоял, расставив лапы, матёрый волк и скалился, показывая жёлтые клыки. Когда-то тот был могучим лесным жителем, но со временем подрастерял свою силу, клыки его истерлись, и добыча всё реже наполняла желудок. Поэтому, поводя худыми боками, он ждал, жадными глазами наблюдая за человеком.

Разочарование придало Ваньке сил. Страха у него совсем не было - только злость. Он набрал горсть листвы, кинул в волка.

-Пошёл вон!!!

Тот даже не сдвинулся с места, а продолжал смотреть на Ваньку злыми, голодными глазами. Мальчику стало страшно. Не было рядом деда, всегда готового защитить внука, не было верного Дружка. Он был один. Совсем один. Ванька, судорожно сглотнул, оглянулся кругом, поднял суковатую палку и стал выбираться из ямы по противоположной стене. Волк провожал его настороженным взглядом.

Зверь сдвинулся с места и побрёл следом за человеком. Так они и шли. Мальчик – исхудавший в порванной одежде, в тяжёлых, не удобных башмаках и с палкой, единственным своим оружием и старый волк, у которого уже не осталось сил, чтобы догнать добычу и подмять её под себя.

Когда волк подбирался слишком близко, Ванька замахивался палкой, пытаясь отогнать того подальше. Зверь останавливался, скалился, но не отступал. Ванька понимал - рано или поздно тот его нагонит и возможно съест, и страх всё глубже закрадывался в душу. Сил оставалось всё меньше и меньше.

Тогда Ванька решил взобраться на дерево. Он слышал от деда, что это единственное спасение от волков, если случится такое несчастье встретиться с ним один на один в лесу. Выбрав высокую сосну, ветки которой почти касались земли, мальчик из последних сил стал взбираться наверх. Волк подошёл, понюхал землю, где мгновение назад стоял человек и устало опустился на пожухлую траву. Старый вожак, проживший долгий волчий век знал, что настал его час. Теперь он будет ждать. Добыча загнана и ни куда от него не денется. Ещё немного, ещё чуть-чуть и он утолит голод, терзавший желудок.

Ванька прижался к дереву, посмотрел вниз. Преследователь, подняв вверх оскаленную пасть, тихо выл от нетерпения.

На лес постепенно опускался быстрый осенний закат. Поднялся ветер, сгоняя с деревьев последнюю листву и наполняя лес причудливым и пугающим шумом. Ванька покрепче прижался к шершавому стволу, как будто ища у дерева защиты, и тут заметил, как внизу появились две неясные человеческие тени. Они родились из ничего, как будто лес выпростал их из своего царства. Волк тоже уловил посторонний шум и запах. Он поднял голову, оскалился.

-Волк, что ли? – проговорил один из людей, обращаясь к своему товарищу и беря наизготовку короткий автомат.

-Может и волк. А может и пёс дикий, - рассудительно ответил другой, останавливаясь рядом. – Их полно развелось кругом. Они, иногда, бывают пострашнее волков, особенно если сбиваются в стаи. Потому что людей не боятся.

Волк встал и, расставив лапы, приготовился к прыжку. Голод придал ему силы и прогнал страх. Добыча была рядом, он уже чувствовал её вкус на своих клыках. Один из людей осторожно приблизился, скинул автомат и замахнулся. В этот момент волк прыгнул. Человек оказался быстрее. Сделав шаг в сторону, он слегка развернулся, и прикладом автомата ударил волка по загривку. Тот переломился в полёте и кулем свалился под ноги людей. Человек быстро нагнулся, достал узкую финку и перерезал волку глотку. Зверь пару раз дёрнул скрюченными лапами и затих.

-Ну, вот и всё, - Человек обтёр нож о шкуру волка, сунул в ножны.

-Быстр ты! - восхищённо проговорил напарник.

-Тут главное не зевай и лови мгновение. Меня этому ещё отец учил. Славный был охотник.

Тот, что постарше, задрал голову, изучая верхушки деревьев. Потом удивлённо произнёс:

– Слушай, Митяй, а там кто-то есть. Наверху. Среди ветвей.

-Может стрельнуть? - Митяй скинул автомат, поднял дуло кверху.

-Я те стрельну! - осадил его товарищ. – Не настрелялся ещё. Немца хочешь приманить? Думай котелком-то!

-А вдруг там немец и сидит?

-Ну да. Делать ему больше нечего, как только сидеть на дереве посреди леса и ждать когда придёт Митяй, - он обошёл дерево кругом, всё больше убеждаясь в своей правоте.

-Да ладно тебе. А кто там тогда может быть?

-Это мы сейчас и узнаем. Полезай на дерево. Давай автомат подержу. Да шибче, а то стемнеет скоро.

-Может там медведь?

-Ну, ты вообще, Митяй, сдурел. Вроде взрослый мужик, а мелешь всякую чушь. Как дитя малое, ей-богу.

Ванька сидел наверху, ни жив, ни мёртв. Слов он разобрать не мог, но догадался, что люди внизу с оружием, а значит пришли они именно за ним. Он хотел взобраться повыше, но руки сковало судорогой.

Митяй поднимался медленно, осторожно нащупывая ветви, выбирая толстые и надёжные. Не хотел он свалиться с такой высоты и сломать себе шею. Наконец различил среди ветвей маленького мальчика.

-Тю-ю, - протянул удивлённо. – Да это, никак, пацан. Слышь! – крикнул он вниз своему напарнику, - Мальчуган здесь. Что делать-то с ним?

-Тащи его вниз, - донеслось в ответ.

-Ну, всё, пацан. Отцеплялся и давай спускаться. Как ты на такую верхотуру забрался – не пойму. Давай, давай.

Митяй попытался оторвать Ваньку от ствола, но тот заверещал, отталкивая протянутые руки. Митяй всё-таки изловчился и, оторвав Ваньку и крепко прижав к себе, стал спускаться. Когда он, наконец, поставил Ваньку на землю, то вспотел, словно за ним гналось не менее десятка фрицев. Устало отёр пот, пробормотал:

-Ну, чертёнок! Всего искусал и исцарапал. Хотел уже сбросить его оттуда. Как зверёныш, честное слово... Откуда он здесь интересно взялся? Гляди, какой худой. Как скелет.

Ванька на мгновение притих, а потом попытался вырваться, но был пойман за шиворот. Затрещала материя.

-Тихо, пацан. Чего пугаешься так? Свои, мы. Свои.

Мужчина присел на корточки перед Ванькой, крепко взял за плечи.

-Ты понимаешь человеческую речь или нет? Свои мы, пар-ти-за-ны, - последнее слово он проговорил по слогам и раздвинул в улыбке губы.

Тут до Ваньки, наконец, дошло, что это действительно свои, родные люди. Он бросился на шею этому незнакомому мужчине и крепко обхватил худыми руками. Вдыхая незнакомый аромат, состоящий из смеси табака, хвои и чего-то ещё, родного и тёплого, мальчик понял, что все его мытарства закончились. Он дошёл, добрёл. Это были наши... Наши!!!