Этот старичок был ничем не примечательной наружности. Низенький, сухонький, с худым морщинистым лицом и впалыми усталыми глазами, он не привлекал к себе внимания. Да и мало ли таких мы видим каждый день?

Старичок ковылял по улице, с трудом передвигая ноги, опираясь на трость. Ему было трудно идти, и он тяжело дышал, то и дело стирая сизые капельки пота со лба.

Мимо шагали озабоченные, нахмуренные мужчины, сосредоточенные женщины, весело хохочущие подростки, манерные девушки и печальные юноши. Каждый торопился по своим делам. К тому же вряд ли кому-то хотелось неспешно прогуливаться по замерзшему сибирскому городу: сегодня, в этот ясный зимний день он словно был скован ледяным панцирем.

Старичок добрел-таки до автобусной остановки и, чтобы скоротать время, начал разглядывать витрину газетного киоска. Он близоруко щурился, стараясь прочесть названия блестящих глянцевых журналов и что-то еле слышно бормотал себе под нос.

-Что вам, дедушка? - отворилось окошечко киоска, из которого выглянула пухлая продавщица, жующая жвачку.

-А... мне... Есть «Трудовая Сибирь»? - тихо просипел старичок и кашлянул.

-Чего-чего? - наморщилась та, - журнал «Максим»?

Не расслышав, старичок кивнул.

Усмехнувшись, женщина подала ему журнал, на обложке которого красовалась молодая соблазнительная девица (известная, между прочим, актриса). Старичок прищурился, долго разглядывал фотографию, а затем пробормотал:

-Тьфу ты... Нет, не надо мне.

-Не надо так не надо, - нахмурилась та и, взяв журнал, закрыла окошечко. Рядом громко смеялись двое подростков: толстый, с плеером и худой, в очках. Оба в шапочках «Динамо».

-Ну дедуля дает!

-Вот это перец.

Старичок не слышал. Он тихо поковылял к подошедшему красному автобусу «Ощепково — Больница №7». Студенты мигом обступили дверь и, когда она открылась, гурьбой, толкая друг друга протиснулись первыми. Следом в автобус забрались седовласый широкоплечий мужчина в серой кепке и женщина с ярко подведенными глазами, которая вела за собой маленького плачущего мальчика. Затем — и наш старичок.

Медленно оглядевшись по сторонам, он заметил, что все места уже заняты, и со вздохом пристроился у окна, торопливо шаря по своим карманам в поисках проездного билета. Кондукторша остановилась около него в ожидании, тем временем быстро оглядывая остальных пассажиров.

-Задняя площадочка, проезд оплачиваем, - зычно протянула она и нетерпеливо повернулась к старику, - ну, что там у вас?

-Сейчас, сейчас, - прошелестел тот и, наконец, протянул ей засаленную книжку, - вот... вот он.

-Вы мне сберкнижку подаете, - сказала она невозмутимо.

-А...Простите, пожалуйста... Вот, - наконец, был найден злосчастный проездной.

-Хорошо. Проезд оплачиваем! - гаркнула кондукторша и отправилась к другим пассажирам.

-Садитесь, пожалуйста, - встала девушка в сиреневом полушубке.

-А... Спасибо, - прокряхтел старичок и тяжело опустился на потертое сиденье.

Вот в восемьдесят пятом году, когда мне было пятьдесят пять лет, все места уступали. А сейчас... Что ни едешь, хоть бы кто уступил! Молодежь-то нынче ишь какая пошла. Никто и не встанет, - с обидой просипел он.

Девушка вежливо кивнула.

-То ли было время, - продолжил воодушевленный вниманием старичок, - тогда и автобусов-то таких и маршрутов больно не было, приходилось частенько от Ощепково до Калинина ходить, а это-то долговато... Да и с моими ногами...

-Угу, - еще раз кивнула та и поспешно отвернулась.

Старичок тоже отвернулся и поглядел в окно. Мимо пролетали заснеженные дома, фонари, перекрестки, остановки, киоски...

На конечной «Больница № 7» старичок вышел и поплелся к больнице. Это было старое, давно не видавшее ремонта желтое здание, окруженное деревянным забором, худо-бедно выкрашенным в темно-синий цвет. Старичок мог, конечно, найти больницу и ближе к дому, и современней, но он не хотел этого делать. Здесь, в старом районе города он прожил все свое детство и юность, не считая того времени, что было проведено на войне. В эту больницу он ходил еще с малых лет, он к ней давно привык и поэтому часто ездил из одного конца города в другой.

В больнице было прохладно и темно. Старичок тихонько пристроился в конец длинной очереди в регистратуру. Несмотря на то, что над заветным окошечком висела табличка «Ветеранам ВОВ — талоны без очереди», он никогда не пользовался этим своим правом. Люди сразу же начинали кричать, возмущаться:

-Мы пришли раньше!

-Всем надо!

-А у меня, между прочим, грудной ребенок!

Старичок терпеливо ждал, пока женщина с недовольно пожатыми губами в окошечке каждому выпишет талон, и молча глядел в пол.

Он думал о том, как в пятидесятом году, когда ему только-только исполнилось двадцать пять, в эту больницу его привезли испуганные друзья: он истекал кровью и был едва жив. Угораздило же его, прошедшего с Красной армией от Москвы до Берлина живым и невредимым, дома, во время ремонта упасть с четвертого этажа! «Повезло, что не насмерть, - говорили врачи. - в рубашке, видно, малый родился». Правда, он отлеживался полгода в больнице и до сих пор прихрамывал. Как же это...

-Мужчина! - взвизгнула женщина из регистратуры, - вы, что, заснули?!

-А... что? - очнулся старик, недоуменно хлопая выцветшими глазами.

-Полис давайте! - воскликнула та, - и побыстрее!

-Полис? - растерянно промолвил он и начал лихорадочно рыться по своим карманам. Женщина нетерпеливо стучала карандашом по столу, то и дело возмущенно закатывая глаза вверх.

-Долго вы еще будете копошиться? - спросила она после того, как старик в десятый раз вывернул свои карманы. Тот остановился и, виновато оглянувшись, прокряхтел:

-Что-то не могу я этот полис найти. Вроде же положил сегодня в карман. Сейчас смотрю: нету, и все. И куда подевался, черт его...

-Без полиса не принимаем, - строго заявила женщина.

Старичок невинно, робко улыбнулся:

-А можно как-нибудь без него? Уж очень надо мне к неврологу, жутко ноги разболелись под конец недели. Совсем что-то невмоготу. Болит и болит, и хоть бы что! Ничего не помогает, ни...

Не принимаем!- резко оборвала его та, - не задерживайте очередь!

Люди молча стояли, безучастно глядя на старичка. Тот будто бы съежился от громкого выпада в свою сторону, но все равно тихо продолжил:

-А, может, я еще поищу? Хотя вроде все карманы уже обыскал... И что за напасть такая: как соберешься куда-то, три часа будешь готовиться, и нет же тебе! Все равно что-нибудь забудешь! Обратно-то ехать далеко, до самого Ощепково, да и в моих годах...

Работница регистратуры тоже была человеком. Человеком со своим характером и своими антипатиями. Она люто ненавидела больницу: эти холодные белые стены, этих ревущих детей на руках у расстроенных мамочек, вечно ноющих, жалующихся, стонущих больных, с каждым из которых ей приходилось общаться. Сегодня ее уже доконала тощая женщина со шрамом на лице, битых полчаса стоявшая у окошечка и доказывающая, что вчера она потеряла здесь паспорт, а его (черт бы его побрал) не было и в помине. Затем подошел заика, который долго и нудно объяснял, что ему нужно. Вдобавок она записала его не к неврологу, а к невропатологу, и пришлось перепечатывать этому ненормальному талон. А если вспомнить о совершенно невыносимой десятикласснице, которая никак не могла найти кабинет для сдачи крови и без конца просила проводить ее... А сейчас еще этот несносный старикашка, который притащился сюда лишь потому, что ему не с кем поболтать. Нет, она больше так не может!

-А ну замолчите! - закричала женщина так, что все люди в очереди разом вздрогнули, - хватит уже морочить голову с вашим дурацким полисом! Уходите немедленно отсюда, и не мешайте мне работать!

-А...а, - потрясенный старичок охнул, схватился за сердце, сделал несколько нетвердых шагов и упал как подкошенный.

Крик, гам, ругательства, женский плач, взволнованные,гневные голоса...Суета, беготня....Кто-то склонился над старичком, кто-то начал щупать пульс, кто-то держал под его носом ватку с нашатырным спиртом. Женщина из регистратуры рыдала.

Старичок ничего не видел и не слышал. В его открытых глазах отражался яркий свет желтой больничной лампочки. И где-то далеко-далеко, в глубинах угасающего сознания мнилось: он снова молод,он, бравый офицер Красной армии, только что вернулся домой с долгой кровопролитной войны. Идет он мимо заснеженных серых домов. важно проходит близ тогда еще совсем новой, сияющей белизной больницы. И улыбаются ему прохожие, и ярко, так жизнерадостно ярко светит солнце...

 

Анна Шанина