Хруст, хруст, хруст…

- А ты любил?

Хруст…

- Нет.

Мы сели на нашу любимую скамейку.

- Значит, ты и меня не любишь?

- Нет.

- Тогда зачем мы вместе?

- Многие люди вместе, но не любят друг друга. Любовь – это чувство.

Чувства приходят и уходят, а люди остаются.

Она рассмеялась. Мне нравился её смех. Такой чистый, непритворный,

родной…

- Я сказал смешное?

- Ты сказал длинное. Не обижайся, но короткие предложения тебе

подходят больше.

-Да? Не знал…

Молчание. Она взяла веточку и стала чертить разные фигурки на снегу.

- Так почему мы вместе? Ты увильнул от ответа.

- Я не увиливал.

- Нет, увиливал!

Она остановилась, стёрла нарисованное и повернулась лицом ко мне.

- Не вынуждай меня использовать телепатию. Ты знаешь – я могу!

Я закрыл глаза и сосчитал до пяти, потом до десяти, затем – в обратном

порядке, и только тогда открыл их снова.

Она по-прежнему смотрела на меня с тем же странным выражением,

которое означало буквально следующее: «Не пытайся меня обмануть,

потому что этого я тебе не прощу».

- Ну? – не выдержал я.

- Ну - что?

- Прочитала?

Она притворно вздохнула и снова начала что-то рисовать у своих ног,

подперев другой рукой голову.

- Ты поставил хорошую защиту.

- Я - профессионал! – подыграл я.

Мы снова замолчали.

- Ты мне нужна! – неожиданно для самого себя брякнул я.

- Да? – в этом слове, произнесённом ею, было столько скепсиса, что впору

было выжимать.

- Да-а – подтвердил зачем-то я.

- Ты не любишь меня?

- Да.

- Но я тебе нужна?

- Да.

- Ты знаешь, всё как-то сразу прояснилось.

- А зачем тебе моя любовь?

- Мне? – она отбросила ветку подальше и посмотрела на меня. Её лицо в

этот момент было такое печальное, что мне захотелось убежать,

раствориться, быть съеденным свирепыми аллигаторами, лишь бы не

видеть этого выражения. Она покачала головой и стала стягивать

перчатки.

- Холодно же… - попытался я её остановить

- Ничего, – тихо сказала она и сняла одним движением шапку, вызвав

яркую палитру эмоций в моей душе - от удивления с примесью страха до

неподдельного восхищения её чёрными, как смоль, волосами.

Она мягко обхватила мою голову руками и приблизила своё лицо к моему

так, что у постороннего человека наверняка возникла бы мысль, что мы

сейчас поцелуемся.

- Не мне, хороший, - нам нужна любовь. Это наш единственный шанс

уцелеть. Без неё мы утонем, как тонули до этого. Так было всегда. А потом

вынырнем, стряхнём тину, обсушимся и снова пойдём на дно. Но настанет

день - и ты знаешь, он придет, - когда мы не сможем подняться на

поверхность, когда в лёгких больше не будет воздуха, и тогда мы умрём.

Навсегда.

Её губы задрожали, а по щеке покатилась слеза. Я молчал. Мне нечего

было сказать, действительно нечего. Она набрала полную грудь воздуха и

медленно стала выдыхать с еле заметным присвистом. Сейчас это почему-

то отчётливо напомнило мне игрушечный паровозик, которым я любил

играть в детстве. В предыдущие месяцы меня это только раздражало. Она

тряхнула своей очаровательной головой (её волосы при этом приятно

пощекотали мои щёки и нос) и продолжила:

- …Но у нас есть будущее… У нас двоих. Я верю в это. Если мы будем

вместе, если мы вцепимся в эту любовь, тогда Бог нас не оставит.

- Почему?

- А разве может быть иначе?! – с твёрдой убеждённостью воскликнула

она. – Разве Он может оставить двух беззащитных, глупых и отчаявшихся

людей, обретших друг в друге последнюю надежду?

Я не был удивлён. Возможно, какая-то часть меня предчувствовала этот

разговор и даже хотела его. И возможно также, что она знала, что я

собирался сейчас произнести.

- Я. Хочу. Попробовать.

 

г. Пермь, 22 сентября 2008 г.