«Будете ли Вы стрелять?» «Не буду, — отвечал Сильвио, — я доволен: я видел твое смятение, твою робость, с меня довольно. Предаю тебя твоей совести». «Выстрел» В тёмной комнате, завешенной тяжёлыми жёлтыми шторами, было невыносимо душно. Андрей резко, со злостью сбросил куртку на пол и, сильнее сжав пистолет, опять повернулся к отцу, стоящему на коленях. Руки старика тряслись. Его жалкое морщинистое лицо будто съёжилось, заплаканные глаза казались узенькими щёлочками. Отец вновь зарыдал, качая седой головой: - Андрюшенька, миленький, не убивай меня. Как же ты можешь руку поднять на отца-то? – захлёбывался он в слезах. - Ты мне не отец, - проскрежетал сквозь зубы Андрей, - и никогда ты им не был. Старик опустил голову, и несколько минут его спина тихо вздрагивала от рыданий. А затем он вновь жалобно посмотрел на сына, застывшего, словно статуя Командора с холодной презрительной усмешкой на губах, и простонал: - О Господи, да будь ты проклят за свою жестокость. Всегда ты был злым, грубым, отвратительным мальчишкой. Как мы с матерью не пытались тебя перевоспитать. И сестрёнку ты постоянно обижал, бил её, она из-за тебя погибла! - воскликнул несчастный старик. Юноша улыбнулся. Но сколько яда было в его снисходительной улыбке. - А мне нравится видеть, что ты страдаешь. Знал бы ты, как мне это нравится, - лениво протянул он, крутя в руках заряженный пистолет. - Изверг! – выкрикнул старик. Андрей промолчал. Некоторое время раздавались только тихие всхлипы отца. - Даже сейчас ты жалок как никогда. Мало того что ты ничтожество, ты ещё и трус. Губы старика затряслись от обиды. - Ладно, - небрежно опустил пистолет Андрей в карман, - мне это надоело. Живи и дальше, если сможешь. Мучайся, если у тебя ещё есть остатки совести. Молодой человек развернулся, взял куртку с пола и вышел в коридор, не хлопая, впрочем, дверью. А старик долго ещё сидел в углу и, хлюпая носом, вытирал слёзы. *** Андрея Скипина забрали из детдома, когда ему было девять лет. Новые родители сразу приглянулись ему: пожилые, зато оба весёлые, добрые, к тому же, привезли ему столько сладостей и игрушек, что мальчик отродясь не видел. Он, недолго думая, согласился как можно быстрее переехать к ним. Дом был отличный – большой, светлый, уютный. У Андрея появилась своя, хоть и маленькая комната. А ещё выяснилось, что у родителей есть ребёнок – милая кудрявая девчушка по имени Саша, которая была младше его на год. Дети сразу же подружились. В первые недели своего пребывания в доме Старковых Андрей был на седьмом небе от счастья. У него было вдоволь одежды, еды и игрушек, ему даже обещали в ближайшее время купить компьютер. Но не это было для мальчика самым главным. Теперь ему не нужно было зависеть от каких бы то ни было порядков, как это происходило в детском доме. Теперь можно было навсегда забыть о грязном автобусе с немытыми стёклами и порванными сиденьями, который ежедневно, тарахтя разбитым двигателем, медленно и тряско вёз его и других ребят от самой окраины города до школы. Теперь он был свободен! И как он был рад, что не придётся ему больше (слава богу!) быть подопечным Елены Петровны, самой нелюбимой воспитательницы. Эта была обладательница необъемной мощной фигуры и неприятного визгливого голоса, едва услышав звуки которого, хотелось убежать подальше. А вот Татьяны Сергеевны ему остро не хватало. Молодая добросердечная выпускница педагогического вуза была всеобщей любимицей. Она всегда выслушивала каждого ребёнка, который ни подходил к ней, внимательно и до конца, оставаясь невозмутимо серьёзной. Даже над самыми бредовыми выдумками и затеями малышей она не смеялась, не называла сирот «недоумками» и «бездельниками», что часто вырывалось из уст Елены Петровны. Дети любили девушку за её мягкость и искренность. - Андрюша! Как же ты мог? – всплеснула она руками, когда увидела как-то раз в его дневнике жирную двойку и размашистую надпись на полстраницы «Ругается матом», - я от тебя такого не ожидала. Мальчик стоял, сконфуженный, красный как рак, а у его воспитательницы, тоненькой, бледной и несчастной, выступили слезинки. - Ах, Андрюша, Андрюша, - укоризненно и грустно покачала она головой, - такой умный мальчик, и так себя ведёшь. Обещай мне, пожалуйста, что этого не повторится. Мальчик сдавленно кивнул. С Татьяной Сергеевной спорить и громко, с притворным возмущением доказывать «Я ничего не делал» ему было не под силу. Он всегда молчал, безропотно слушая её тихие печальные речи, чувствуя свою вину острее, чем после раздражённых криков Елены Петровны. В школу мальчик никогда не ходил с охотой. Учился ни шатко, ни валко, скучая на уроках и с тоской садясь за домашнее задание, не доводя его до конца. Учителям каждый раз приходилось то мириться с его апатией, то успокаивать его, когда внезапно на него нападало шаловливое настроение. Вердикт педагогов был однозначен: ленивый, безответственный, непредсказуемый, одним словом, никудышный ученик. С ними не соглашался лишь школьный математик, считавший мальчика одним из лучших за всё время своей работы. Он часто яростно спорил с коллегами: - Скипин – умница, он быстрее всех сложнейшие задачи решает. У него аналитический ум. Он, логически мысля, ни одной формулы не зная, сам их вывести может и с ходу решить то, что мне надо обдумать и проверить. Это будущий олимпиадник! - Постыдись, Юрий, - возражала англичанка, - да он простейших иностранных слов выучить не может. Какие ему олимпиады? Его ПТУ ждёт не дождётся. Другие тоже недоверчиво качали головой. Андрей с самого детства не любил никому подчиняться. Любое правило для него было неприемлемо, его обязательно необходимо было нарушить. Мальчик часто дрался, причем, всегда выходил победителем из разного рода побоищ. Поэтому в классе его побаивались, но уважали. Андрей не был особенно красивым мальчиком. Резко очерченные карие глаза, густые чёрные брови, всегда плотно сжатые губы и растрёпанные волосы угольного цвета делали его лицо весьма запоминающимся, даже не лишенным притягательности, но назвать его миловидным вряд ли бы кто осмелился. Часто мальчику говорили, что он выглядит старше своих лет. Спрашивали, нет ли у него родственников-южан. У него эти расспросы вызывали досаду: он ничего не знал ни о ком из своих родственников, не знал даже, есть ли они у него или нет. Ему казалось это очень обидным, тем более что ко многим его друзьям из детдома частенько наведывались то взрослые братья и сёстры, то тётки или крёстные, привозя кучу подарков. Андрей же был один как перст на всём белом свете. Чем старше он становился, тем чаще эти коварные мысли посещали его. Андрей изо всех сил старался отгонять их от себя, как назойливых мух, и порой ему это удавалось. Теперь же у него была семья, и впервые Андрей понял, какое это счастье – быть не одиноким. Приёмные родители постоянно говорили с ним на равных, словно с взрослым, что весьма ему льстило, расспрашивали об учёбе, пытались, как могли, шутить. Словом, всё было так, как ему представлялось в мечтах. Мальчик был так счастлив, что стал учиться гораздо лучше, чем прежде. Особенно хорошо он ладил с маленькой Сашей. Мальчик никогда не задирал её и не дразнил, как других девочек. - Андрей! Андрей! – однажды примчалась она к нему среди ночи, разбудив его, и, полусонному, ничего не понимающему, показала воробья со сломанной лапкой. - Ты зачем его притащила? – удивился мальчик. - Ему же больно! Его надо вылечить! – запричитала девочка. Андрею стало досадно, что его просят заняться таким не «мужским» занятием, но он пересилил себя и коротко сказал: - Неси бинт, йод, ножницы. Мальчик аккуратно перебинтовал искалеченную пташку. Саша зарделась от радости. Она неожиданно нагнулась, чмокнула мальчика в щёку и убежала, крепко прижимая своего пернатого друга к груди. Андрей был так смущён, что мигом зарылся в мягкую подушку, спрятав покрасневшее лицо, хотя на него никто и не смотрел. *** Прошло несколько месяцев с тех пор, как мальчик стал жить у Старковых. Андрей быстро привык к своей новой семье и полюбил её всем сердцем. Но время шло, и постепенно что-то незаметно начало меняться. Родители часто запирались в кухне ночью и тревожно о чём-то говорили. Обычно вначале они чуть ли не шептали, затем повышали голос, в конце переходили на крик. Мальчик чувствовал неладное и часто, услышав их обеспокоенные голоса, выбирался из тёплой постели, на цыпочках проскальзывал по коридору и, тихо устроившись у двери, слушал их беседы. Очень ему хотелось выяснить, что же у них происходит. Правда, не всегда ему удавалось всё понять. - Кажется, скоро будет дефолт. - Ты с чего взял? – недоумевала мать. - Цены на сырьё падают. Надо забирать деньги из банка как можно скорее. - О чём ты говоришь? - Я советовался с друзьями, - озабоченно говорил отец, - они согласны со мной, что скоро запахнет жареным. Азиатские экономики не выдерживают, им грозит коллапс. - Дорогой, о чём ты беспокоишься? Какая нам разница, где и чему в каких дальних странах что-то грозит? – беспечно смеялась мама. Отец кипел: - Какая ты глупая. Да нам всем хана придёт. Банки лопнут, понятно? - Миш, скажи ещё, что придёт конец света, - зевала мама. - Придёт. Только не света, а нашей благополучной жизни, - угрюмо бурчал старик. - Это ты глупенький у меня. Давай лучше купим новую машину. - Дура! – наконец, взрывался отец, - иди спать! - Вот ты как со мной! – обижалась мама, - да ты из-за своего магазина уже готов оскорблять меня! - Почему же ты всегда говоришь глупости?! - О, да, конечно. Это ты у нас бизнесмен и, значит, самый умный, да? А я, по-твоему, если домохозяйка, то ничегошеньки не понимаю? - Лена, уймись уже. - Сам начал и теперь мне уняться надо?... Мальчик слушал, затаив дыхание. Непонятные слова «коллапс» и «дефолт» завораживали и представлялись ему в его воображении громадными чудовищами с телом дракона и голосом Елены Петровны. Они должны скоро напасть на его семью и помешать счастью. Эта детская фантазия настолько укоренилась в его голове, что когда на уроке рисования однажды задали нарисовать картинку на свободную тему, Андрей мигом намалевал себя в рыцарских доспехах с копьём и щитом, убивающего страшного дракона. Учительница, проверяя работы, удивительно спросила у него: - Скипин, а что это ты хотел изобразить? - А это я… против Коллапса, - сказал Андрей. - Что? - открыла рот та от изумления. - Я… Я говорю… против дракона, - быстро поправился мальчик, чувствуя, что сказал какую-то глупость. Учительница слегка улыбнулась и поставила «пятёрку». Один раз приёмные родители всё же застукали мальчика за нехорошим занятием. Мать нахмурила брови и в сердцах воскликнула: - Что за бесстыжий мальчишка! А отец выругался так хлёстко, как никогда не слышал Андрей, и в первый раз дал ему хорошую затрещину: - А ну иди спать, бездельник! И не смей больше подслушивать разговоры взрослых! – сказал он и загнал мальчика обратно в его комнату. Андрей не обиделся, понимая, что и в самом деле поступил не лучшим образом. Решив позабыть об этом досадном случае как можно скорее, он лёг спать. *** Опасения отца подтвердились. В августе этого же года грянул дефолт. Магазин промышленных товаров Старковых «Фаворит», который его хозяева не смогли удержать на плаву, был закрыт. Банк, в котором они держали почти все накопления, лопнул. Ошарашенные родители Андрея за ничтожно короткое время из людей обеспеченных превратились в людей, едва-едва сводящих концы с концами. Впрочем, дети об этом даже не догадывались. Они лишь интуитивно чувствовали, что дела в семье теперь почему-то не в порядке. Мать стала чаще раздражаться: - Да сколько же раз тебе объяснять! – в очередной раз выговаривала она Саше, когда та призналась с виноватым понурым видом, что опять потеряла ключи от дома. За последний месяц это было уже в третий раз, - почему ты не можешь найти нормальное место для них? Мы же можем без дома остаться и ценных вещей, если кто-нибудь их найдёт! - Да кто их может найти? – переминалась с ноги на ногу девочка. Мать так устала ругаться, что лишь погрозила ей пальцем. Девочка, обидевшись и надувшись, заперлась в своей комнате. Но больше всего доставалось Андрею. Отец, теперь уже безработный, проводил дома намного больше времени, чем раньше. За последнее время он осунулся, как будто постарел, а в глазах его появился нездоровый блеск: внезапно проснувшееся пристрастие к спиртному дало о себе знать. В волосах его прибавилось седых волос. Но даже сейчас это был очень сильный, крепкий и суровый старик. - Эй ты, чеченец, а ну-ка, иди сюда, - взял он за привычку окликать мальчика. - Я не чеченец, я русский! – вспылил однажды мальчик. Больше всего на свете он не любил, когда его причисляли к кавказцам. - Нет, ты чеченец, ты террорист! – стукнул ладонью о стол пьяный отец, - моджахед малолетний. И не спорь со мной, понял? Русские я, мама и Саша, но уж точно не ты. - Папа, - робко вступилась Саша, - Андрюша не террорист, у него же имя и фамилия русские. - Ещё одна нашлась! Да что же за наказание? Дети с отцом вздумали спорить! Ребята старались улизнуть подальше от опасного в эти моменты отца. Андрей постепенно начал понимать, что заоблачная жизнь кончилась. Но пока ещё он верил, что это лишь на время. *** После Нового года, который семья справила, даже не поставив ёлку, несмотря на все жалобы и просьбы маленькой Саши, отец однажды утром собрал всех домочадцев и объявил: - Завтра мы переезжаем в деревню. Город нам тянуть не по карману. В Тишинской я уже нашёл и дом, и работу. Мать упала в обморок, Саша громко заплакала, лишь Андрей стоял молча, понурый, с полными печали глазами. - А что же ты? – вскинул глаза на него старик, - тебе, видно, весело, да? Веселишься? Очень весело, что мы уезжаем из города, о да! Стоишь, спокойный, будто тебя и не касается! Пришедшая в себя мать тоже начала причитать, будто находя облегчение в том, что можно отыграться на ком-то за все горести, выпавшие на долю семьи: - И, правда, Миш. Конечно, что ж ему. Мы ведь ему не родные, с улицы люди. Ему всё равно, что у нас происходит. Знай только корми его и одежду покупай! - Зачем тебя только взяли? – плюнул отец. - Да, да! Убирайся обратно в свой детдом сейчас же! – выкрикнула с искажённым лицом его мать, всегда такая добрая и мягкая. У Андрея задрожали губы, и глаза начало покалывать от подступивших слёз. Но он гордо вскинул свою черноволосую голову и срывающимся голосом проговорил: - Я и уйду обратно в детский дом. Вы теперь меня постоянно ругаете. И я вовсе не чеченец. Он развернулся и понуро поковылял к двери. - Дура, - тихо зашипел отец, - нам же за него деньги платят. Ты что хочешь остаться без пяти тысяч? Да мы же уже несколько месяцев только на это и живём. А ну быстро верни его! Женщина испуганно ойкнула, вскочила и побежала к Андрею - Андрюшенька, солнышко! Куда ж ты уходишь? Мама с папой просто погорячились, потому что мы очень расстроены из-за переезда, - улыбнулась она ему через силу и обняла, - да и как Саша будет без тебя? Мы же все тебя так любим. Андрей робко взглянул на такое милое и доброе лицо приёмной матери, затем – на застывшую в слезах грустную Сашу и тяжело, совсем не по-детски вздохнул. *** С приездом в деревню Тишинскую в жизни Андрея начался новый этап. Другая школа, другие учителя, недружелюбные ребята, недоверчиво принимающие новичка в свою компанию. Теперь они с Сашей сблизились ещё больше. Ребята часто сидели вместе и вспоминали о том, как хорошо им было в прежней школе и грустно вздыхали. Дом, купленный отцом, был неплохой: кирпичный, с обширным огородом. Но об удобствах, как в городе, можно было только мечтать. Приходилось каждый день самостоятельно топить жилище, тащиться на другой конец деревни за водой, не вспоминая уже и об уличном туалете. Больше всего от этого страдала мать, проведшая всю сознательную жизнь в городе. Деревня ей казалось отвратительной и дикой, и к настоящей работе по дому она не была приучена. Мать то и дело лежала на диване, лениво переключая немногочисленные каналы телевизора или листая женский журнал. Поэтому основная нагрузка легла на Андрея. Он мыл посуду, убирался в доме, стирал и гладил одежду. Матери оставалось только готовить еду. Маленькая красивая Саша, несмотря на всю её доброту и чувство справедливости, тоже находила это вполне нормальным. Она никогда не пыталась помочь и довольно равнодушно взирала на то, как её лучший друг каждый день трудился в поте лица. Тем более что сам Андрей и не жаловался: он привык быть самостоятельным и работящим ещё со времён детского дома. И родители мало-помалу начали этим пользоваться. Отец, устроившийся охранником на молочный комбинат, приходил домой усталый, злой и нередко пьяный. Он вваливался в кухню, звал к себе мальчика и начинал с ним вести «задушевные» разговоры: - Так, джигит, а ну отвечай, мы тебе кто? - Ну, приёмные родители, - буркнул тот. - Приёмные, неприёмные – это всё (короткое матерное слово). Главное, что мы твои родители, понял? - И что? – Андрею не терпелось уйти. - А то, что какого же ты чёрта ничего по хозяйству не делаешь? Ты мужик будущий или кто? Мать вся избегалась, чтобы нас всех прокормить, а ты? Где твоя благодарность, чёрная твоя башка? – зарычал отец. Андрей хотел было открыть рот, чтобы справедливо возмутиться, но вовремя передумал: старик был слишком зол. - Так, слушай сюда. С нынешнего дня дом и баню топишь ты, ясно? И за водою ходишь ты! - ткнул в него пальцем отец – и попробуй только сожги больше дров, чем надо. Самого на дрова пущу. ….Как бы то ни было, обратно в детдом Андрею не хотелось. Какой-никакой, а всё же сейчас он обладал свободой. Да и от милой, капризной Сашеньки, его единственной подруги, ему уезжать совсем не хотелось. *** Андрею было четырнадцать лет, когда о нём заговорила вся школа. Он, не оставив своего пристрастия к математике, принял участие в окружной олимпиаде и, соревнуясь с ребятами старше его на один год, выиграл золотую медаль. Теперь к нему ласковее стали относиться учителя, ребята наперебой подходили, просили помочь разобраться с математикой, о нём написали в районной газете. Теперь от Андрея ждали победы в области. Андрей вырос и стал довольно-таки симпатичным юношей. Но по-прежнему он оставался хладнокровен, спокоен и выдержан, нелюдим. Внимание он проявлял только к Саше. Саша же похорошела и незаметно превратилась в очаровательную круглолицую хохотушку с озорными ямочками на лице. Она не имела отбоя от парней и меняла поклонников как перчатки. Родители смиренно терпели все её капризы и неожиданные выходки: девушка гуляла допоздна, красила волосы в зелёный цвет и даже сделала себе татуировку, от чего мать пришла в ужас. А к Андрею она относилась ни больше, ни меньше как к брату. Вся семья была глубоко безразлична к успехам Андрея. К нему относились как к слуге, батраку на дворянском имении. Он работал, работал, работал без устали, а по ночам усердно занимался математикой. Его могли послать ночью в сорокаградусный мороз за водой, заставить одного за день выкопать и отсортировать целое море картошки. По выходным парень вообще не мог выбраться из дому: столько работы на него наваливалось. Однажды вся семья без всякого предупреждения куда-то уехала. Придя из школы, Андрей с удивлением обнаружил, что дома никого нет. Удивление сменилось радостью – юноша так редко бывал один. Но скоро он был озадачен: семейство Старковых не появлялось всю ночь, не приехали они их и на следующее утро. Встревоженному Андрею ничего не оставалось, как уйти в школу, не дожидаясь их. Приёмные родители и Саша не появлялись неделю, и Андрей без денег обходился сухпайком, как солдат на передовой. Беспокойство теперь не покидало его: ему постоянно приходили в голову неприятные мысли о том, что с его семьёй могло что-то случиться. Всё-таки он к ней привык, привязался, и поэтому не мог быть равнодушен к её судьбе. На восьмой день Старковы вернулись. Весёлые, довольные. Саша небрежно чмокнула его в щёку и, пританцовывая, убежала в свою комнату. Родители, поставив тяжёлые сумки на пол, напряжённо посмотрели на Андрея, ошарашенного их внезапным приездом и донельзя обрадованного. - Что смотришь? – первой отозвалась мать, - иди сумки унеси. Боже мой, как тут грязно. Сразу видно, что ты сиднем сидел всё это время, ничего полезного не сделал. Почему не помыл пол? - Бездельник, - прошипел сквозь зубы отец, с наслаждением упав в мягкое кресло. Андрей почувствовал, что закипает. - Может, вы скажете, где вы были всё это время? – как можно спокойнее попытался сказать он. Лишь быстро-быстро пульсирующая жилка на шее выдавала его гнев. - У моей матери в гостях, - ответила мать неохотно. - А почему меня дома оставили? – спросил Андрей. - Тебя-то с какой стати мы должны были с собой брать? – лениво поинтересовался старик, - ещё не хватало, чтоб бабушка тебя за родного внука считала. Саша – ей внучка, а ты ей никто, чеченец. Езди к своим кунакам или кто там они у вас. - Миш, - испуганно и жалко улыбнулась мать, обеспокоенно поглядывая на налитые кровью глаза Андрея и его крепко сжатые кулаки, - давай не будем об этом. - Это почему не будем? Это мой дом, что хочу – то и говорю, - возразил отец и ткнул пальцем в юношу, - да ты нам ноги целовать должен за то, что мы тебя приютили, вытащили из этого притона… Кому ж ты был бы нужен? Тем более за такую нищенскую плату… Пять тысяч месяц в это -… Трах! Его речь прервал сокрушительный удар Андрея кулаком по столу, отчего в середине его образовалась огромная трещина. Мать испуганно вскрикнула. Отец замолчал и медленно встал с кресла. - Едва я получу аттестат, я уйду от вас, ясно? – воскликнул дрожащий от ярости и обиды юноша, - в училище уйду, мне всё равно, лишь бы дальше от вас! - Да я тебя раздавлю, щенок, - прошипел отец, грозя кулаком, - по стенам будешь летать. - Попробуй только, - вскинул голову юноша, - мне уже не десять лет. У меня тоже руки есть. Прочь с дороги, мне надо баню топить, - процедил он, и отец, невольно посторонился. Андрей вышел, хлопнув дверью. *** С этого дня родители и их приёмный сын игнорировали друг друга. Они не разговаривали, лишь изредка обменивались сухими фразами, сказанными по делу: - Дрова кончились. - Завтра привезут, затопишь. Лампочку новую в коридор вставь. - Где лежат? - В тумбочке под зеркалом. И в таком духе. Оскорбления прекратились, чему Андрей был несказанно рад. Но он знал, что после того злосчастного дня родители начали его побаиваться. Он часто слышал, как мать шёпотом предостерегала отца: - Не связывайся с ним. Ты же знаешь, эти кавказцы все такие нервные и мстительные. Того и гляди, он тебе горло перережет. У них же народ что дикари: до сих пор в их племенах существует обычай кровной мести. Он житья не даст ни нам, ни Сашке. Андрей начал хорошо учиться, съездил на областную олимпиаду по математике и сумел занять второе место. Такого успеха никто не только из его деревни, но из всего района не добивался никогда. Учитель математики схватился за голову, когда Андрей сказал ему, что собирается поступать в колледж. - Скипин, да ты в своём ли уме? С твоими знаниями, с твоей светлой головой – и в училище? Да кому же учиться, если не тебе? Андрей покачал головой: - Получу высшее образование после окончания учёбы. Не надо меня отговаривать, Константин Сергеевич, пожалуйста. Это дело решённое. «Ещё два года в этом доме мне не выдержать», - подумал он. *** Лето наступило незаметно. Больших хлопот стоило Андрею добиться разрешения сдавать экзамены на год раньше. Учителя наперебой сокрушались, что их надежда уходит так рано, и куда? В колледж. Но разрешение всё-таки дали. Юноша отлично сдал экзамены и начал готовиться к наступлению, собирая кипу различных справок. Но тут произошло непредвиденное – пропал аттестат. Андрей, донельзя испуганный, обшарил все уголки и закоулки дома, но не смог его найти. Родители на его вопросы пожимали плечами и отвечали, что в глаза не видели. Сашу он боялся спрашивать – ему казалось, что она засмеёт его. Из-за всех этих забот Андрей неожиданно выяснил, что пропустил сроки зачисления в тот колледж, в который хотел пойти учиться, и он понял: если не найдётся документ, он никуда не сможет поступить. - Ты что такой невесёлый? – спросила его однажды в тёплый июльский вечер Саша, когда вся семья сидела за столом и ужинала. - Аттестат не могу найти, - буркнул Андрей девушке в ответ, не смотря на неё. Теперь его не заботило, как она отреагирует. В последнее время Саша начала раздражать его свей легкомысленностью и ветреностью. Казалось, она забыла об их дружбе, посвятив всё своё время окружающим её молодым людям. - Аттестат? – засмеялась та непринуждённо, - а я же видела, он у папы в шкафу на самой нижней… Она осеклась, встретившись взглядом с нахмурившимся отцом. - Так, - побледнел Андрей, - теперь вы и мои документы прячете от меня. С какой целью, можно узнать? - Мы решили, что ты не будешь поступать в университет, - помолчав, мягко, почти нежно сказала мать, - для всех будет лучше, если ты останешься здесь и будешь помогать нам по дому. - Кто это «вы»? Вы вдвоём? – спросил Андрей, задыхаясь от гнева, - а с какой стати вы должны решать, что мне делать? Он рывком вскочил со стула и поспешил в комнату родителей. - А ну стоять! – грозно окрикнул его отец. Юноша забрал аттестат, вернулся в кухню и громко сказал: - Сейчас я собираю вещи. И ухожу. О деньгах, которые вы получаете за меня, можете забыть. Я уже написал заявление, если вам это интересно. - Как? – ахнула мать, - да как ты… - Тихо, - жестом остановил её старик, - пусть уходит, он уже достаточно испортил нам жизнь. - А как вы мне её испортили?! – вскричал Андрей, - из-за вас я поступаю в колледж, а не в университет. Из-за того, что вы спрятали аттестат, я две недели не мог никуда подать документы. Теперь мне придется поступить вовсе не туда, куда я хотел, а куда получится. Да вам только и нужны были от меня эти жалкие пять тысяч. Да вы… Не в силах больше продолжать, Андрей махнул рукой и быстро пошагал в свою комнату. Саша, с полными глазами слёз и дрожащим ртом, собралась было пойти вслед, но отец схватил её за руку и тихо, но грозно промолвил: - Сиди. Девушка испуганно посмотрела на него, вздохнула и опустила голову. Только теперь она поняла, что больше Андрея не увидит. Ей казалось это таким странным и нелепым, что она с трудом могла в это поверить. Бездонные голубые глаза её подёрнулись грустью: Саша вспомнила, как редко в последнее время они с Андреем беседовали по душам, как раньше. - Папа, можно я с ним попрощаюсь, пожалуйста? – умоляюще подняла она глаза на сурового старика. - Нет, - следовал короткий ответ. Дочь не посмела ослушаться и всю ночь прорыдала в постели. *** Андрей поступил в колледж. Нельзя сказать, что профессия бухгалтера вдохновляла его, но, по крайней мере, она была тесно связана с любимой математикой. Вскоре он въехал в общежитие, где познакомился со своим соседом – Антоном. Это был маленький тщедушный юноша, стеснительный и робкий, но вместе с этим добродушный и приветливый. Андрей наведался и в детский дом и к его огромному сожалению, узнал, что всех его друзей разобрали по семьям в разные города, почти всех знакомых воспитательниц уволили. - А как же Елена Петровна, Татьяна Сергеевна? – спросил он у новой заведующей. - Елена Петровна по-прежнему здесь, если хочешь – можешь повидаться с ней. А Татьяна Сергеевна уволилась. - Почему? – спросил расстроенный Андрей. - Вышла замуж, - развела руками та, - а теперь, извини, мальчик у меня много дел. Андрей ушёл, разочарованный. *** Октябрьским тёмным вечером Андрей возвращался из колледжа усталый, но довольный: они с преподавателем допоздна готовились к очередной математической олимпиаде, и ему верилось, что он добьётся отличного результата. Толстая вахтерша тётя Зина громко окликнула его, когда он начал подниматься по лестнице: - Скипин! Иди сюда! Андрей подошёл к ней. - Тут к тебе девушка приходила, - поджав губы, произнесла тётя Зина – Александра. Сказала, что твоя сестра. Очень чем-то обеспокоена. Она закатила глаза и хмыкнула, всем своим видом показывая, мол, я-то знаю, какие вы брат с сестрой. - И что? Где она? – нетерпеливо спросил Андрей. - Дала ей ключи от твоей комнаты. Не выгонять же бедную девочку, такой холод на дворе. Можешь сидеть с ней до одиннадцати. Приду, проверю. Мне тут ваших любовей не надо, - проворчала вахтёрша, впрочем, довольно добродушно. - Тетя Зина, вы чудо! – расцвёл Андрей и, не удержавшись, обнял её и побежал наверх. - Дурачок! Иди отсюда! – с притворной сердитостью крикнула ему вдогонку вахтёрша. Андрей знал, что Саш, столь зависимую от родителей, могло к нему привести только что-то необычайно важное. Ему не терпелось узнать, что. К тому же он так хотел увидеть её, поговорить с ней. Девушка лежала на его постели и рыдала. Только Андрей зашёл, она вскочила и бросилась к нему на шею. Он растерянный, мягко обнял её. - Саша, что случилось? – спросил он тихо. - О, мне больше не к кому идти было, Андрюша, - судорожно всхлипнула девушка, - родители меня убьют, убьют. О Боже! - Да что произошло? – в волнении воскликнул юноша. - Я… я… беременна, - сквозь слёзы произнесла она. Андрей отшатнулся от неё, страшно побледнел и молча опустился на кровать, закрыв лицо руками. Саша с тревогой долго смотрела на него и, наконец, прошептала: - Почему ты молчишь? Пожалуйста, не молчи, Андрюша. Ты один, кто может мне помочь. - Кто он? – раздался холодный резкий голос, такой не похожий на Андрея. Саша задрожала: - Это не имеет никакого значения. - И что тебе нужно? – тем же невыносимым, безжизненным голосом произнёс он, невидяще глядя в стену. - Андрюша, не кори меня, пожалуйста, - взмолилась Саша, - не надо, мне и так плохо. Мне нужна твоя поддержка. - А где тот, от кого ты беременна? – в бессильном бешенстве вскричал Андрей, - почему он тебя не поддерживает? - Он далеко! – в отчаянии прошептала Саша, - он меня бросил, узнав…обо всём. У Андрея путались мысли. В голове был словно туман. Он не понимал, как его милая, нежная Саша могла до такой степени опустить себя. Но только теперь он понял, что любит её. Он любил по-настоящему, и никто никогда ему не был так дорог, как она. А Саша его предала – она была легкомысленной, наивной, глупой девицей. Но он не мог её отпустить, оставить на произвол судьбы. Внезапно Андрей схватил девушку и крепко прижал к себе. Саша испуганно охнула: - Что ты делаешь? - Саша, выходи за меня замуж. Ты родишь, мы будем вместе воспитывать ребёнка. Я на работу устроюсь, ты ни в чём не будешь нуждаться, - проговорил Андрей, лихорадочно сжимая её руки. Саша оттолкнула его в негодовании: - Ты ещё находишь время шутить? Когда мне так больно! - Я не шучу! – воскликнул он, - я люблю тебя. Я тебя и раньше любил! Ты одна мне нужна, слышишь – он потряс её за плечи, - я никогда тебя не брошу, если ты только дашь мне шанс! Саша отшатнулась и с горечью поглядела на него. Андрей со страхом ждал её ответа. - Опомнись, Андрей, - наконец, произнесла она, - ты для меня брат, не больше. Я никогда тебя не любила, по крайней мере, как ты это понимаешь. Я люблю того, другого, который меня бросил. И какая свадьба? Мне всего четырнадцать! Я не собираюсь выходить ни за кого замуж. Она накинула пальто и направилась к двери. - Я думала, ты мне поможешь сделать аборт незаметно от родителей, дашь мне денег, -обернулась она, нахмурив тонкие брови, - я думала, ты сможешь мне помочь. А ты несёшь какую-то ахинею про невесть откуда взявшуюся любовь. Да ты вообще не знаешь, что такое любовь! Андрей не стал её удерживать. Он опять закрыл лицо руками и упал на кровать. Теперь он был совершенно уничтожен *** Спустя три месяца Андрей получил письмо от бывшей соседки из Тишинской, Веры Павловны. Прочитав его, он немедля отправился в деревню. Вот что она писала: «Андрей, приезжай скорее домой, тебе надо разобраться, а то у вас в семье беспредел творится. Мы уже в милицию обращались, так хоть бы что? У твоего отца там, видно, какие-то связи, всё сразу заминают. Мерзкий твой папаша каждый день Сашку смертным боем хлещет, а ведь у неё уже живот видно. Он её точно когда-нибудь до смерти забьёт. Мать твоя тоже совсем спятила, постоянно девчонку за волосы таскает. Я что домой не прихожу, через весь двор слышно: крики, вопли, слёзы, шум. Они её изувечат, Андрюша, я тебе говорю. Приезжай скорее, отец только тебя боится» При мысли о том, как маленькую хрупкую Сашу каждый день нещадно избивают, и никто за неё не заступается, у Андрея вскипала кровь и мутнело сознание. Ему казалось, он мог убить родителей. Автобус ехал мучительно долго. Наконец, вдали показались знакомые избёнки. Андрей, выйдя, со всех ног помчался от остановки к дому. Сердце его колотилось как бешеное. Андрей вбежал во двор, взлетел по деревянной лестнице и резко распахнул дверь. То, что он видел, было похоже на отрывок из кошмарного сна: Саша, бледная как полотно, лежала, закрыв голову руками, на полу, окровавленная, в порванной одежде, громко стеная, а отец бил её ногами, приговаривая: - Будешь ещё, тварь, в подоле приносить? Будешь? Будешь? Будешь? Увидев Андрея в дверях, он остолбенел. Разъярённый парень одним ударом кулака уложил его на пол и, оглядевшись, увидел в кресле мать с газетой на коленях. Видимо, она спокойно наблюдала за тем, как её дочь избивают. - А..А..Андрей, - пролепетала она, - это…это не то, что ты подумал. В этот миг Андрей пожалел, что он не в силах поднять руку на женщину. Он бережно взял окровавленную девушку на руки и понёс её из дома. - Куда?! Куда ты её потащил? – истошно завопила мать. - Андрюша, - еле слышно прошептала Саша, приоткрыв глаза, - я сейчас умру. Я чувствую, что я потеряю ребёнка… Андрей прижал её к себе крепче и вышел на порог. *** У Саши произошёл выкидыш. А в силу того, что она была нещадно избита, состояние её ухудшилось. Она уже неделю была без сознания, и врачи продолжали бороться за её жизнь. … Андрей сидел в кафе и тянул чай. Всё это время он провёл будто во сне. В памяти остались только белые больничные коридоры, яркий плакат «О вреде курения» на стене и очередное «Состояние стабильно тяжёлое» от врача. Он знал только одно: его жизнь теперь падала и поднималась вместе с жизнью Саши. - Скучаешь, брат? – неожиданно услышал он над собой. Андрей поднял глаза и увидел перед собой молодого высокого армянина. - Что надо? – буркнул он. Тот широко улыбнулся и присел рядом. - Сразу понял, что ты наш. Меня Жорик зовут, а тебя? - Андрей, - они обменялись коротким рукопожатием. - Ты из Касаевых? - Нет. - Значит, Оздоевых? - Да нет же. - А кто такой? - Скипин. - У-у-у-у, - протянул южанин, - не знаю таких. Куришь, пьёшь? - Нет, - односложно отвечал Андрей. - Какой ты, а! – хлопнул ладонью о стол Жорик и вдруг тихо спросил: - оружие нужно? - Что? – поперхнулся чаем Андрей, - извини, брат, я этим не увлекаюсь. - А зря! Сейчас время такое… Уродов много, их надо жизни учить, - назидательно проговорил армянин, подняв палец вверх. - Иди, иди, учи, - недовольно произнёс Андрей, и вдруг ему в голову пришла странная мысль, и он остановил уже вставшего из-за стола южанина, - нет, подожди-ка, пожалуй. Что там насчёт оружия? - Вот это я понимаю, вот это настоящий джигит, - осклабился Жорик и подмигнул Андрею, - не боись, у меня всё первый класс. *** И опять та же ухабистая, в рытвинах дорога в Тишинскую. Но в этот раз в деревню Андрей отправился не на автобусе. Его подвёз Жорик, у которого он купил револьвер. Оба молчали: армянин следил за дорогой, у Андрея же не было никакого желания говорить. Три дня назад умерла Саша, за все две недели так ни разу и не очнувшись. Родители увезли её тело и похоронили в деревне. Андрей не мог заставить себя приехать проститься с любимой. Она так любила жизнь, она олицетворяла собой юность и жизнь, всё что цветёт и радует глаз – и мёртвой представить себе он её не мог. Но это было так, и единственное, что теперь ему от неё осталось – это воспоминание. Воспоминание, которое приходилось с болью стирать из головы, иначе жить становилось невыносимо. А ведь любви от неё он так и не дождался… - Саша, - машинально произнёс Андрей, глядя в грязное окно чёрной «Волги». За окном проносились бескрайние поля, с которых ещё не сошёл снег. И солнце светило особенно ярко. Весна вступала в свои права. - Что ты сказал? – откликнулся Жорик, которому страсть как хотелось перемолвиться хотя бы словечком со своим пассажиром. - Ничего. - Пистолет пробовал? - Сегодня попробую, - мрачно произнёс Андрей. Армянин хмыкнул. *** Открыв дверь, Андрей поразился необычайной тишине, царившей в доме. - Кто там? – раздался знакомый мелодичный голос приёмной матери. Андрей промолчал, тихо передвигаясь по коридору. Нервы его были напряжены до предела. - Да кто там? – нетерпеливо спросила ещё раз женщина и вышла в коридор с тряпкой в руке. Наверно, она делала уборку. Увидев Андрея, она изменилась в лице: - Что тебе нужно? – быстро спросила она. - Ничего особенного, - небрежно бросил Андрей, - расплатиться…. За всё ваше добро. - А ну уби…, - мать внезапно замолчала, и её лицо перекосилось от ужаса. Она увидела в руках сына пистолет. - Э-это что? – пролепетала она, - э-это… О господи! - Кого там принесло, Лена? – раздался гнусавый голос отца. - Заходи в комнату, - спокойно сказал Андрей, - тебе я ничего не сделаю, потому что, на своё счастье, ты родилась женщиной. - Ублюдок! Чеченец! Миша-а-а, спаси меня! – истошно завопила мать. Андрей схватил её и ловко запер, задвинув щеколду снаружи. - Лен, что ты там застряла? – вышел, наконец, отец, лениво жующий булочку, и вдруг встал как вкопанный. Прямо на него было направлено дуло пистолета. - Это что… значит? – произнёс он, еле ворочая языком от страха. - Миша! Спасайся! У него оружие! – кричала мать из соседней комнаты, тарабаня кулаками по двери. Лицо старика посерело от страха. - В кухню, - коротко показал Андрей. Не смея воспротивиться, отец мелкими шажками засеменил в кухню, Андрей вошёл за ним следом. - Если крещёный, молись, - сказал Андрей холодно, - и чтоб тебе гореть в аду. Старик, наконец, понял, что его ожидает, весь как-то съежился, уменьшился, скорчился, упал на колени и зарыдал: - За что, Боже? За что? Всю жизнь никому ничего кроме добра не делал и что же получил за это? Сын на меня руку поднимает! Сын меня убить собирается! - Замолчи! – не выдержал Андрей, - перед кем ломаешь комедию? Вы испортили мне детство, всеми силами пытались загубить мне будущее, лишили меня невесты! Я вам никто, я это знаю. Но как вы могли свою дочь убить?! Андрей замолчал, тяжёло дыша. Он не мог говорить о Саше. Каждый раз, когда он думал о ней, горе тяжёлым острым клинком врезалось ему в сердце, так что трудно было дышать. - Вы взяли меня в семью только из-за денег. И, мало того, постоянно пытались меня унизить. И я терпел, потому что надеялся на лучшее. Но любому терпению приходит конец, - продолжил он. Андрей вынул из кармана пули и вставил их в пистолет. Отец задрожал, как кленовый лист. В тёмной комнате, завешенной тяжёлыми жёлтыми шторами, было невыносимо душно. Андрей резко, со злостью сбросил куртку на пол и, сильнее сжав пистолет, опять повернулся к отцу, стоящему на коленях. Руки старика тряслись. Его жалкое морщинистое лицо будто съёжилось, заплаканные глаза казались узенькими щёлочками. Отец вновь зарыдал, качая седой головой: - Андрюшенька, миленький, не убивай меня. Как же ты можешь руку поднять на отца-то? – захлёбывался он в слезах. - Ты мне не отец, - проскрежетал сквозь зубы Андрей, - и никогда ты им не был. Старик опустил голову, и несколько минут его спина тихо вздрагивала от рыданий. А затем он вновь жалобно посмотрел на сына, застывшего, словно статуя Командора с холодной презрительной усмешкой на губах, и простонал: - О Господи, да будь ты проклят за свою жестокость. Всегда ты был злым, грубым, отвратительным мальчишкой. Как мы с матерью не пытались тебя перевоспитать. И сестрёнку ты постоянно обижал, бил её, она из-за тебя погибла! - воскликнул несчастный старик. Юноша улыбнулся. Но сколько яда было в его снисходительной улыбке. - А мне нравится видеть, что ты страдаешь. Знал бы ты, как мне это нравится, - лениво протянул он, крутя в руках заряженный пистолет. - Изверг! – выкрикнул старик. Андрей промолчал. Некоторое время раздавались только тихие всхлипы отца. - Даже сейчас ты жалок как никогда. Мало того что ты ничтожество, ты ещё и трус. Губы старика затряслись от обиды. - Ладно, - небрежно опустил пистолет Андрей в карман, - мне это надоело. Живи и дальше, если сможешь. Мучайся, если у тебя ещё есть остатки совести. Молодой человек развернулся, взял куртку с пола и вышел в коридор, не хлопая, впрочем, дверью. А старик долго ещё сидел в углу и, хлюпая носом, вытирал слёзы. |