Паяльник и Фельетон

 

Человек, прочитавший в заголовке эти два рядом поставленных слова, может удивиться. По элементарной логике, электроинструмент и ироничная работа литератора – вещи несовместимые. Но в жизни всякое бывает. Иногда нам на радость они совмещаются. Но только при одном условии - оба эти слова являются вторыми кличками двух собак. Они много лет были нашими спутниками и помощникам на нелегкой охотничьей тропе. С подачи отца я заболел охотой. С возрастом болезнь прогрессировала и даже повлияла на выбор профессии. Выздоровления не наступило, болезнь спряталась глубоко внутри. Даже сейчас, в зрелом возрасте, наиболее сильные приступы болезни происходят весной, когда в лес тянет с непреодолимой силой.

На самом деле собак звали Рябка и Филя. Оба они появились в нашей семье, вроде бы, случайно. По словам матери, Рябку принес нам соседский мальчишка Олег.

- Дядя Лева, вы же на охоту ходите, возьмите щенка. Это помесь лайки с овчаркой, - гордо сообщил он отцу.

По его мнению, стоячие уши и хвост кольцом уже говорили об этом. Как оказалось, отец в тот момент искал щенка. Чем-то он ему понравился, и песик остался у нас. Рос он быстро и превращался в мощного пса, внешне плохо напоминая лайку. Огромные стоячие уши на голове были от овчарки; высокие, как у дога, ноги несли мощное крепкое сухое тело. Из всех мастей, существующих в мире, ему досталась черно-белая. В окрасе все-таки преобладал белый цвет, только на спине и боках разместились два очень больших черных пятна. На морде и ушах они были поменьше. Ушами Рябка мог шевелить по-разному. Эти два локатора, непропорциональные по отношению к размерам головы, поникали параллельно земле, когда он был наказан. Тогда на морде уже взрослого кобеля, весом около шестидесяти килограммов, возникало выражение обиженного слоника. Рябка настороженно водил ими, прислушиваясь к доносящимся из леса звукам. Держался пес всегда, как бы стесняясь своих недюжинных габаритов. Забавнее всего это смотрелось в тесном пространстве машины. Когда стал взрослым, соседские ребятишки запрягали его в санки, и он с удовольствием катал их под восторженные крики.

Рябка вырос настоящим интеллигентом. Особого внимания достойна картина принятия им лакомства. Кусочек сахара, конфету или что-либо другое он всегда предельно аккуратно брал только резцами, стараясь не прикусить руку дающего. Своим поведением и манерами он напоминал вышколенного официанта элитного ресторана, стремящегося предугадать любое желание клиента. Особенно были красивы светло-коричневые и преданные глаза этого чуда природы - лайко-дога-овчароида. Они были умны, изучали и оценивали мир с достоинством и без хитринки. Но в лесу Рябка превращался в зверя. Он становился хитрым, настойчивым и беспощадным. Во взгляде появлялась злоба и решимость. С кем мог, справлялся сам, делал это быстро и безжалостно. Утром мог принести к домику рыжего колонка и с иронией поглядывать на меня, как бы говоря:

- Вот, сходил погулять. Прихватил по случаю…

Свое второе имя – Паяльник - пес получил случайно. Произошло это после завершения сборов на охоту, когда мы с отцом запускали собак в машину. Рябка держал в зубах недоеденный кусочек и вместе с ним прыгнул внутрь. Лакомство было ему так дорого, что он наотрез отказывался с ним расставаться. Пес с трудом устраивался в тесном пространстве “Нивы “.

- Чего ты носишься с этим куском, как с паяльником? - жестко сказал отец. Пес сложил уши, примостился и лег, но ничего не бросил. Почему именно с паяльником, так никто и не понял. Но за Рябкой прочно закрепилась вторая кличка - “Паяльник “. Как ни странно, он отзывался и на нее, но в его глазах читалось:

- Кто же вас после этого умными-то назовет?

Нужно упомянуть о голосе, которым создатель наделил Рябку. Сказать, что он звучал как простое “ГАВ-ГАВ “ было кощунственно. Когда пес начинал кого-либо облаивать, его было слышно издалека. Это был даже не лай, это нечто, похожее на звук иерихонской трубы, сотрясающей воздух. Он одинаково азартно облаивал и любопытную белку, и хитрющего соболя. Нечто особое - это его голос по перемещающемуся лосю, изюбрю или косуле. По ним шел как хороший гончак.

Еще через год у нас появился другой герой. Щенку восточно-сибирской лайки было около двух месяцев. Повадками он напоминал ртутный шарик черно-бело-серо-пегой масти. Он был мелковат в рамках стандарта породы. Основной цвет шерсти - черный. На шее и груди расположилось белое жабо, черную мордуленцию украшала белая, абсолютно симметричная маска. Небольшие красивые пропорциональные ушки украшали его умную голову. Над лукавыми и хитрющими глазами располагались два белых пятнышка. Лапы украшали серо-охристые чулочки.

Щенок показал себя редкостной язвой. Подвижен, хитер, иногда не в меру нагл и кусач. Это чрезвычайно редко в поведении лаек. Уже трехмесячным щенком перекусал всех, кого смог. Кусал больно, благо строение зубов позволяло ему это делать на бис. Слушался отца, когда ему это было удобно. Пес рос сверхподвижным, любопытным, великолепно сложенным. Лукавые бесенята сидели в глазах и оттуда только наблюдали за миром. Жили они в душе пса, которого родители назвали Филей.

В глазах читалась постоянная готовность к пакости или хулиганству. Он многократно прикусывал за руку отца и маму, угощавших его чем-либо вкусным. Со стеснением и скромностью он не дружил. Повзрослев, пес превратился в красавца-повесу с замашками дуэлянта. Страх перед собаками ему был не ведом. Я часто наблюдал, когда напавший матерый пес гораздо больших размеров получал нескольких правильно поставленных и направленных укусов. После чего удирал с визгом, поджав хвост. Особенно страдали соседские коты. Он их преследовал и облаивал, где и как мог. Больше всего маме не нравилось, когда преследование любимых котов Филя вел на огородных грядках. В отличие от Рябки, лаял Филя звонко, но как-то лукаво и без особого азарта. Об интеллигентности здесь говорить просто неуместно.

Кличку “Фельетон” он получил от отца по совокупности веселых особенностей характера. Я же присвоил ему третью кличку – Гнусик, от слова “гнус “. Пес отзывался на все три. Вот такое сочетание льда и пламени поселилось у нас в доме. Жили собаки в одном вольере, только в разных будках. Жизнь рядом сделала собак единым целым. В итоге получился забавный собачий дуэт, со своим распределением ролей. Выход на прогулку этого дуэта напоминал увольнительную королевских мушкетеров из места расположения. В силу своего склочного характера, драку с собакой, вне зависимости от ее размеров, затевал Фельетон. Паяльник невозмутимо наблюдал со стороны за происходящим. Если зачинщик не справлялся сам, тогда всей своей мощью подключался «маленький» Паяльничек. Его габариты решали все, и я не знал случаев, чтобы этот электро-литературный дуэт проиграл схватку. Местоположение собак в ночи отслеживалось по голосам подзаборных шавок, лай которых перемещался вслед за продвижением хулиганского дуэта. В незавидном положении вновь оказывались коты, которых собаки заставали на земле. Они ведь на охоту ходили и воспринимали их как пушных зверей. Выходя из дома ранним утром, можно было наблюдать картинку - возле крыльца лежат засыпанные ночной порошей собаки с парой трофеев.

- Мы же на охоту сходили, добычу принесли, - говорили их такие разные глаза.

- Ну вот, придется опять проставляться соседям, - думал я про себя, потрепывая довольных псов.

 

Полевые уроки.

Знакомство с капканами.

 

Любая охотничья собака, попадающая на капканный промысел, должна уяснить, что установленный капкан для нее - смерть или нечто, близкое к этому. Ни при каких обстоятельствах твоя собака на путике не должна лезть в домик, чтобы украсть приманку или спустить настороженный в след капкан, рискуя остаться калекой.

Первые уроки поведения возле капканов обоим псам преподавались с интервалом в год. Все происходило рядом с зимовьем, стоящим на высоком берегу чудесной речки Арби. В переводе с эвенкийского – Большая дорога.

В тот год мне пришлось добираться до зимовья пешком за 18 километров в компании с Рябкой. Марь* еще не промерзла ,что создавало дополнительные трудности в движении с тяжеленным рюкзаком. Для годовалого щенка это была его первая охота. Незабываемо, как этот юный слоник в собачьем обличье, весом уже около полуцентнера, жалобно скулил, опустив уши. В интеллигентных глазах застыл ужас. Это песик боялся перейти по льду ручей, который мог перемахнуть в два прыжка. Я взял его на короткий поводок, поглаживая и, успокаивая, помог ему преодолеть этот первый для него ледяной барьер. Пес не хотел идти, неуклюже переступал по льду своими мощными лапами. В итоге общими усилиями ручей был преодолен. На следующий день пришлось преподавать уроки хорошего тона на капканном промысле. Подобрал капкан-единичку с ослабленной пружиной, который уже нельзя ставить даже на белку. Годен он был только для таких уроков. Возле березки рядом с зимовьем соорудил шалашик, подвесил приманку и насторожил капкан, присыпав его сухими листьями. Сам вернулся в домик и занялся его обустройством. Прошли не более пятнадцати минут, как на улице раздался обиженный собачий визг.

- Ну вот, воспитательный процесс начался, - подумал я про себя и вышел на улицу. Ножом срубил сырой прутик из карликовой березки и направился к собаке. Рябка сидел возле разрушенного шалашика, лапа была зажата капканом, который он мог при желании сбросить одним движением. Глаза были полны вины и неподдельного испуга. Уши были сложены параллельно земле.

- Ну что, дружище, приехали? - сказал я и сильно хлестнул пса сырым прутиком. Он взвизгнул и виновато опустил голову, ожидая продолжения наказания.

- Нельзя!!! - со злобой подал я команду, показывая на разрушенный шалашик и капкан. Пес поднял голову. В глазах уже не было испуга. Там я прочел понимание. Мощная лапа Рябого была освобождена из капкана. Он отряхнулся и ушел в свою будку. Вновь настороженный капкан стоял еще три дня. Рябка усвоил урок с первого раза.

С Филей все было иначе. Мне это рассказал отец, которому пришлось тренировать эту маленькую заразу. Капкан стоял возле той же березки. В течение часа отец ловил Фельетона раза четыре. Он попадался за обе передние лапы и даже за одну из задних. Во всех случаях он успевал съесть приманку и получить хорошую порцию чувствительных розог. Он прекрасно понимал, что от него требуется, но в силу природной вредности изобретал способы добраться до приманки. Пес был не голоден, просто развлекался с элементами мазохизма. Урок усвоил хорошо, но, будучи уже опытным охотничьим псом, он сохранял тягу к щенячьим шалостям.

Года через два в один из дней мы пересекали один из островов на Арби. На нем стояли могучие ели, глянув на верхушку которых, можно потерять шапку. Снега под ними практически не было. Под одной из таких елей стоял капканный шалашик из еловой коры. Приманка была подвешена медной проволочкой на жердь, под ней стоял капкан. Пес ушел вперед и я не видел его минут пятнадцать. Я, не спеша, тихо двигался по острову, ведь в протоке в конце острова очень часто держались рябчики. До шалашика я не дошел метров тридцать, и здесь увидел Фельетона. Эта бестия сидела возле шалашика и внимательно изучала его устройство. Мне стало интересно, что он будет делать дальше, и я укрылся за толстой елкой. Пес лапой ударил по первому куску коры. Ударил не снаружи, а изнутри. Еще один удар и пес получил свободный доступ к приманке, чем и блестяще воспользовался. Удар лапой освободил ее от проволоки, и кусочек беличьей тушки стал добычей сообразительного пса. Я дал ему погрызть и съесть белку, потому что он должен был получить свой приз за сообразительность, но и одновременно наказан.

- Филя, ты что делаешь, сучья твоя морда?! - заорал я, выбегая из-за елки и направляясь к виновнику, по дороге добавляя более крепкие выражения.

Пес отреагировал мгновенно - отпрыгнул назад, но убегать не стал. Он лег на землю, распластавшись по ней, и пополз мне навстречу. Виноватые, но лукавые глаза были устремлены на меня. Меня начал разбирать смех. Нельзя равнодушно наблюдать подхалимаж этой хитрющей бестии. Он подполз к ногам и уткнулся мордой в мой ичиг.* После такой выходки Фельетона наказание было символическим – я просто легонько шлепнул его по хитрой черной морде. Пес сразу же вскочил, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, отбежал к выходу на речку. Он прекрасно знал, что мне нужно привести в порядок шалашик, и насторожить капкан.

 

Немного о любви к пушным зверькам

Первое знакомство с колонком, небольшим представителем куницеобразных, стало для Паяльника памятным. Оно состоялось в его первый охотничий год, когда для него многое было в диковинку. Я возвращался за очередной партией груза на Обку. Это небольшая заимка, стоящая рядом с трассой. По дороге проверял установленные ранее капканы. Было еще время чернотропа. По дороге Рябка нашел мне пару белок. Облаивал азартно, пытаясь взбираться на дерево. От этой дурной привычки его пришлось вежливо отучать. До Медвежьего ключа оставалось уже немного, и мы входили с мари на участок дороги, проходящей по лесу. Двигались метрах в тридцати друг от друга. Вдруг он остановился, внимательно посмотрел в сторону установленного капкана и принюхался верховым чутьем. Не дожидаясь команды, он кинулся к разрушенному шалашу с нарастающей скоростью. Буквально через секунды раздался жалобный собачий визг, и на паяльничьей морде появилось большое рыжее пятно.

Я понял, в чем дело и бегом бросился на выручку собаке, на ходу надевая суконные рукавицы. Картинка была грустной. Тремя свободными лапами в собачью морду вцепился здоровенный колонок. Он отчаянно шипел и довольно больно кусал ошарашенного Паяльника. Тот визжал по-щенячьи, пытаясь лапами сбить нахала, и мотал головой. Нужно было срочно выручать друга – левой рукой в рукавице я поймал Рябку за загривок, правой схватил его противника за грудину, пытаясь сжать сердце. На Рябкино счастье мне это удалось сразу же. Я почувствовал затухающее биение колоночьего сердца. Секунд через тридцать зверек ослабил хватку, и я освободил скулящего пса от когтей этой рыжей бестии…

Он отпрыгнул в сторону и на мгновение застыл на месте. Морда была вся в крови, но глаза не поранены. И эти глаза меня поразили. Они налились кровью, как знак пробудившегося зверя. Пес сделал длинный и высокий прыжок, пытаясь забрать у меня уже уснувшего колонка. Короткий шаг в сторону не дал псу осуществить его замысел. Я сам подошел к нему, взял в руки добычу и дал прикусить его за головку. Вот здесь Рябке изменила его природная интеллигентность. Он вместе с колоночьей головой прикусил мою руку. В глазах по-прежнему жил, но начинал угасать зверь. Я не стал наказывать пса за укус, а потрепал по окровавленной морде, нашел в рюкзаке тряпицу и протер укусы.

Пес был добр, но память у него оказалась очень хорошей. Урок он усвоил надолго. Отныне, с кем бы он не ходил на охоту и видел свежий след рыжего врага, в его голове срабатывала память, глаза наливались кровью, и он переключался на поиски врага. Практически всегда он находил рыжего – если загонял на дерево, то все заканчивалось выстрелом из малокалиберки, если догонял на земле – придавливал и приносил добычу сам, с удовлетворением бросая ее к ногам хозяина. Бывало, что загонял под корни деревьев, тогда недовольно ворча, он пытался копать землю или грызть корни. Здесь все было просто - забить отнорки и поставить пару капканчиков. Наутро забрать рыжего. Эти недобрые чувства к колонкам пес сохранял многие годы - даже превратившись в зрелого пса, он не забыл порванной морды.

 

Неожиданный трофей.

 

Остался в памяти один эпизод, участниками которого довелось быть нам с отцом и собакам. В очередной заезд на зимовье мы поехали объездной дорогой. Я сидел на переднем сиденье, в ногах стояли заряженные малокалиберная винтовка и вертикалка ТОЗ-34 .

 

-Батя, помнишь, когда выезжали этой дорогой, здесь были следы коз?- спросил я отца.

 

-Было бы неплохо с ними увидеться. Больно хороши в бульоне козьи ребрышки, - мечтательно сказал отец. Мы неспешно ехали, наблюдая за придорожным пространством. Вдруг впереди машины, метрах в сорока я увидел четырех убегающих косуль. Их белые зеркальца замелькали в ольховнике.

 

-Батя, стоп!! Козы!! Выпускаем собак!! – на одном дыхании выпалил я.

 

Отец отреагировал мгновенно, «Нива “ остановилась как вкопанная. Я вылетел из машины, открыл заднюю дверь. Два пружинистых тела молниями вылетели наружу. Они уже поняли, что мы заметили дичь.

-Ряба, взять!! – скомандовал я и показал псу направление. Он сразу увидел удаляющихся коз и ринулся в погоню. Я же быстро перезарядил ружье патронами крупной дроби №000 в контейнере.

Следом за Паяльником в погоню бросился Фельетон. За стартом дуэта без улыбки наблюдать было нельзя. Один прыжок Рябки от Фильки требовал двух. Рябка ушел в отрыв сразу и исчез из виду. Изредка подавал голос, как бы говоря:

 

-Вижу. Преследую. Ждите.

Я отходил от машины в готовности к выстрелу, твердо уверенный в том, что собаки развернут косуль и нагонят на выстрел. Слышались могучие взлаивания Рябого и тонкое потявкивание Фильки. По голосам собак я понял, что псы разворачивают косуль на нас. Напряжение нарастало. И вот по правой стороне дороги метрах в сорока показалась косуля, стремительными прыжками уходящая от погони.

- Ну и ладно. Мы и этому рады, - подумал я про себя.

Пытаюсь поймать цель между деревьями и делаю первый выстрел.

Промах!!! Вторым выстрелом ловлю косулю в верхней точке прыжка. Приземлялась она, уже кувыркнувшись через голову.

 

Красиво!!!- похвалил меня отец.

 

Косуля упала рядом с дорогой, и мне было необходимо отнести ее для разделки подальше в сторону. И здесь появился Рябый. Это вновь был зверь, поглощенный погоней. Он подбежал к лежавшей без движения косуле и одним движением вырвал часть горла вместе с шерстью. Пришлось вмешаться. Я подошел к трофею, поднял на плечи и направился в лес. Попытка сделать шаг не удалась, как и последующая.

-Неужели так ослаб, что не могу двигаться с косулей на плечах,- подумал я про себя и обернулся. Был повод удивиться – Рябка взял зубами козью голову и невозмутимо сидел на месте.

- Рябка, нельзя, - жестко скомандовал я.

На меня смотрели дикие злобные глаза. Повиновение в них не просматривалось.

Я развернулся и восстановил порядок легким пинком. Только тогда пес понял, что делает глупость, и отпустил козью голову. Я ушел в лес метров на тридцать, оставил добычу у дерева с невысоко торчащим толстым сучком. Сам вышел на дорогу, снял ружейный ремень и вернулся назад. Только сейчас появился запыхавшийся Филька. Он, не раздумывая, бросился к лежащей под деревом косуле. Ряба отреагировал мгновенно. Едва не сбив меня, он подлетел к напарнику, ударил грудью и отогнал его от косули, которую считал своей добычей. Филька был умен и хитер, чтобы драться с Рябкой. Ведь он определил расстояние метров десять, ближе которого Филе воспрещалось подходить к косуле. Попытки пересечь эту границу натыкались на недоброе Рябкино рычание.

-Зачем драться и рычать, ведь все равно хозяин угостит вкусненьким, - подумал он и лукаво глянул на продолжающего рычать Рябку. Затем вернулся к машине и демонстративно улегся рядом. Привязав ружейным ремнем за задние ноги, я подвесил трофей на толстый сук. Разделка не заняла много времени - очень быстро мясо оказалось отдельно, все остальное отдельно. За работу псы были вознаграждены половинкой легкого. Первым заслуженное лакомство получил Рябка. Он с достоинством принял еще дымящийся кусок. Лукаво взглянув на меня и Рябку, свою долю получил и Филька. Бесенята в его глазах вновь проявили себя и говорили:

 

-Ребята, давайте жить дружно.

 

Мы погрузили в машину мясо, в шкуру завернули часть ливера для собак и на приманку.

-Ну что, день уже удался. Поехали дальше,- сказал отец, усаживаясь в машину.

Перемазанные свежей кровью псы походили на двух насытившихся живой кровью вампиров. В машину на этот раз они садиться отказались. Их поглотил охотничий азарт – и они ушли вперед машины…

 

Несчастная белка

 

В один из ясных, солнечных и морозных охотничьих дней мне с собаками предстоял длинный путь в верховья Арби – не менее восьми ходовых часов. Заходили мы левым берегом реки с обследованием трех ключей, проверкой и установкой капканов и петель. В устье первого ключа удалось пострелять рябчиков, в устье второго нашим трофеем стал попавший в капкан красавец соболь. День складывался удачно, охотиться по тихой морозной погоде в зимнем лесу, да еще по пробитому путику одно удовольствие. Собакам долго не удавалось никого найти, чтобы огласить округу звуками иерихонской трубы в исполнении Паяльника и лукавым лаем Фельетона. По лесному визиру из дальнего ключа спускались в пойму Арби. Здесь погрузились в высокий и густой ельник. В нем даже ярким солнечным днем сумеречно. Собаки ушли вперед, сгорая от желания найти добычу – скучно ведь.

И вот началось. Первым голос подал Рябый. Лес ожил, воздух завибрировал от звука азартного лая. Буквально сразу же раздалось лукавое потявкивание Фельетона. Я наслаждался этой чудесной охотничьей музыкой и бегом бежал на лай. Он продолжал доноситься с одного места. Увидел псов, смотрящих вверх на высокую елочку. Глянул вверх и увидел белку, сидящую возле ствола на основании веточки. Она возмущенно цокала в ответ на собачий лай. Псы продолжали азартно ее облаивать.

-Ну- ка, нельзя,- скомандовал я собакам, снимая малокалиберки. Они неохотно прекратили лай, только повизгивали от азарта. Я выбирал место для выстрела. Нашел нужное, отдышался, прицелился. На морозе выстрел треснул сухо. Белка перевернулась и начала падать. Зная особенности поведения своих собак в паре, я рванул вперед, пытаясь поймать белку на лету. Получилось плохо – я поскользнулся.

Этого было достаточно, чтобы раньше меня, ее поймал Паяльник. Белка без труда уместилась в его пасти. Снаружи осталась только простреленная головка и часть шеи. Но ее хотел поймать и Фельетон. Ему это удалось с блеском, он прихватил не поместившуюся в Паяльниковой пасти головку.

Я уже встал на ноги, и возникшая картинка меня просто развеселила. Метрах в трех от меня нос к носу стояли Паяльник и Фельетон. Они недобро ворчали друг на друга, уставившись одними из глаз друг на друга. Другие глаза смотрели на меня – в каждом из них читалось одно:

- Кому первому, сколько, и как больно перепадет от хозяина за такое проявление эмоций.

 

Вероятно, только это сдерживало их от одного единственного резкого движения, которым они могли порвать трофей. Меня разобрал смех, но белочку нужно было срочно спасать. Я подошел к неподвижно стоящим и продолжающим ворчать друг на друга псам. По мере приближения к ним, в глазах, направленных на меня, усиливалось выражение тревоги.

 

-Сейчас ввалят,- обреченно подумали они.

 

Я взял псов за загривки максимально жестко.

 

-Ряба, а ну-ка брось, ты же умный,- тихо и мягко сказал я.

 

В направленном на меня глазу я увидел удивление. Пес подчинился, как бы нехотя, и, делая мне одолжение, выпустил из пасти белку. Я тут же взял ее в руку, не отпуская Фильку.

- Отдай! - жестко приказал я ему.

В его глазах я увидел недовольство, но подчиниться пришлось и ему. Он отдал мне белку, я отпустил его. Пес среагировал мгновенно – резко отпрыгнул в сторону.

Опасался, что буду наказывать за несдержанность. Рябка продолжал сидеть на месте. Он понял, что никто не будет ругаться и мудро ждал свой бонус. Все было как всегда – отрезанные передние беличьи лапки и по куску сахара стали наградой собакам за удивительные минуты. Довольные собаки оживились и были готовы идти дальше. Охотничий день продолжался. Нас ждали еще не менее десяти километров до уютного тепла нашего зимовья. К сведению – при первичной обработке белочки я не нашел ни одного повреждения шкурки, причиненного собаками.

 

Прыжок на спину хозяина.

 

Следы этой соболюшки я видел несколько раз, проверяя путик в Маньчжурке. Так назывался ключ, где в смутные тридцатые годы один из местных таежников столкнулся с бандой хунхузов, ограбившей на дальнем прииске золотую кассу. Их старший был ранен в перестрелке с охраной и умер от ран. Только он знал точную дорогу назад. Хунхузы захватили его и потребовали провести к границе. У него не было выбора – он предложил переночевать и утром двинуться в путь. Хунхузы связали ему руки и приставили двух караульных на ночь. Они задремали, таежник пережег веревки и ни один из хунхузов не проснулся. Они, обыскивая его, не нашли нож.

Судя по следам, соболюшка была не большой, но осторожной. Она несколько раз подходила к капканам. Приманки, даже самые вкусные, были ей безразличны. Она не реагировала ни на рябчика, ни на зайца, ни на рыбу. Топталась у входа в шалашик, но рокового шага не делала. Один раз ей удалось обойти капкан, установленный под след на ее тропке.

 

-Ну, подожди милая, все равно увидимся,- говорил я себе, замечая в очередной раз ее следы у капканов. В один из охотничьих дней мы с отцом возвращались после неудачно проведенного загона на лося в верховьях Маньчжурки. Третьим нашим спутником был его старинный приятель Альберт Иванович. Несмотря на неудачу, настроение было хорошим, денек выдался ясным безветренным. До автомобильной дороги оставалось еще километра три. И здесь мы стали подходить к тому месту, где я всегда видел следы пушистой хитрюги. Смутное предчувствие шевельнулось в душе:

- Сегодня мы с тобой встретимся.

Собаки шли впереди, прочесывая перед нами участок леса метров в двести по обе стороны от тропы. Хоть и ждал чего-то подобного, но по ушам хлестанула волна воздуха, родившаяся от громового лая Паяльника. Он залаял с одного места мощно, красочно, как всегда азартно. Буквально сразу же донесся негромкий и лукавый лай Фельетона. Музыка в исполнении этого дуэта ласкала слух и охотничью душу.

-Неужели соболя прихватили,- сказал я, сдернул мелкашку из-за плеча и бегом бросился на лай.

Метров через сто уже увидел собак. Фельетон как самый умный сидел рядом и негромко полаивал, глядя вверх. Паяльник уперся лапами в ствол невысокой лиственницы, на вершине которой я увидел черный комок. Деревце было не толстым и Паяльнику удавалось его слегка раскачивать

-Соболь,- порадовался я, подбегая к собакам. Филя начал более активное облаивание, выказывая признаки крайнего возбуждения. Собакам было тесновато возле деревца, иначе бы они раскачивали его вдвоем. Паяльник продолжал сотрясать воздух своим неподражаемым лаем.

- Место,- резко скомандовал я собакам.

Филя, нетерпеливо поскуливая, отскочил сразу же и уселся рядом. Рябку пришлось за шиворот оттаскивать от дерева. Он уселся напротив Фильки. Возмущенная узница начала фыркать, дополнительно возбуждая собак.

-Нельзя, - еще раз скомандовал я собакам и начал прицеливаться. Зверюшка сидела очень удобно для точного выстрела. Он щелкнул сухо, зверек повис на задних лапах. Из пробитой головки на землю мелкими каплями закапала кровь, на них тут же прыгнул Филька, пытаясь поймать на лету. Рябый сидел тихо, только подрагивал и скулил от избытка эмоций.

Только сейчас я понял: если не поймаю трофей раньше перевозбужденных собак, то они его могут просто порвать. Я сделал шаг к деревцу, расстегивая свою суконную куртку. Соболюшка начала падать, я поймал ее на лету и, слегка пригнувшись, начал прятать добычу за обшлаг куртки. И в этот момент почувствовал сильный удар в спину, который чуть не сбил меня с ног. Тяжесть на мгновение стала давить на спину. Я выпрямился, тяжесть исчезла. Обернувшись, я увидел Фильку, стремительно прыгающего в сторону. Он сделал три прыжка, обернулся, сел, как ни в чем не бывало. Смотрящие из его глаза бесенята говорили:

-Ну, прыгнул на спину в азарте. Ведь не укусил же. Не нужно меня сильно наказывать, я в азарте. Ну, а может не нужно розгами по заднице? Я исправлюсь. А вообще, поймай сначала.

Он сидел в напряженном ожидании в готовности удрать подальше. Я же позвал собак, доставая традиционные кусочки сахара-рафинада. Ведь после добычи пушного зверька им полагалось лакомство.

-Рябка, возьми сахарку. Честно заработал,- подозвал я его. Пес подошел, благодарно склонил голову и галантно, резцами, принял лакомство.

-Филька, ну и ты иди,- протянул я ему сахар.

Пауза затянулась. Пес не спешил подойти. Вероятно, он боялся наказания.

 

-Да иди ты, зараза. Не трону, - с улыбкой сказал я и двинулся ему на встречу.

 

Пес не убежал. Он поверил мне – лакомство взял, но не забыл при этом легонько прикусить мне палец.

Я достал соболюшку.

-Эх, хорош трофей,- сказал я, поглаживая нежный темно-коричневый с проседью высокий мех, поблескивающий на солнце. Горлового пятна практически не было, по стандарту мех оценивался вторым цветом из четырех возможных. Я полюбовался прелестью королевского меха. Он искрился, седина напоминала легкую изморозь. Моим трофеем стала действительно красавица.

-Ну что, звери, пошли дальше. До зимовья еще не близко,- подбодрил я собак, и мы двинулись в путь навстречу событиям этого охотничьего дня.

 

Нитка, как средство ограничения свободы

 

На охоте иногда возникают ситуации, когда присутствие даже таких собак бывает нежелательным. В верховьях речки Худуй (в переводе с эвенкийского – Худое место)

у меня был пробит путик, где все капканы были установлены в след или под след.

Передвижение собак могло повредить соболиные тропки, и мне приходилось на этот путик выходить без собак. Было скучновато одному, но с этим пришлось мириться. Сразу же возникала проблема, как уйти незаметно без собак. Они тоже находились на охоте, и отогнать их к зимовью было невозможно. Иногда отец просто закрывал псов в зимовье, пока я не уходил от зимовья километра на три. В один из дней я решил провести опыт. Зная интеллигентный характер и послушность Рябого, я взял катушку ниток, сложил в четыре раза полутораметровый кусок и вышел на улицу.

-Рябка, иди сюда, - позвал я друга. Он подошел, виляя хвостом и слегка сложив уши.

В мудрых глазах застыл вопрос:

-Куда пойдем сегодня?

-Ряба, дружище, сегодня я иду один, у тебя законный выходной. Ты ведь вчера лапу наколол, я же тебе ее мазью помазал. Так что извини, я тебя привязываю, - ласково обратился я к другу и завязал на его шее незатягивающийся калмыцкий узел. За свободный конец нитки я повел Рябку к его будке. Он понял все и понуро брел за мной, сложив свои уши-локаторы.

Привязав нитку за шест, стоящий возле будки я закрепил в сознании собаки, что он привязан. Пес влез внутрь, устраиваясь поудобнее. День длинный и в его утепленной будке он вполне комфортно отдохнет.

Я собирался на путик, укладывая в рюкзак все необходимое. Паяльник с грустью наблюдал за мной из будки. Он неуклюже повернулся, и нитка лопнула. Мне стало интересно - пойдет ли он за мной, ведь уже свободен.

Рябка видел, как я ухожу – но не пошел за мной. Ведь его привязали.

Вернулся в этот день раньше отца. Усталый и замерзший, я с трудом поднялся на крутой берег к домику. Пес лежал в своей конуре и ждал, когда его отвяжут.

Я снял винтовку, рюкзак, достал из него четырех соболей.

-Ряба, иди ко мне, дружище. Как ты тут отдыхал без меня?- спросил я.

Он вылез из будки, изобразил изумительную собачью улыбку и, виляя хвостом, подошел ко мне. В его глазах не было обиды …..

 

Паяльник и Фельетон были спутниками отца на охоте не менее семи лет. Мне довелось провести с ними не менее четырех охотничьих сезонов. Вместе с нами они делили радости и неудачи в нелегком охотничьем деле. Благодаря их помощи охота становилась более веселой, динамичной и добычливой. Мы дарили друг другу бескорыстную любовь. Псы матерели и в итоге, после нескольких сезонов, из них получился универсальный охотничий дуэт. Для них в лесу не было тайн – они могли одинаково красиво сработать бестолковую белку и поставить на чистой мари красавца лося вблизи рёлочки*, чтобы охотник мог подойти на верный выстрел. Трубный голос Паяльника и потявкивание Фельетона где-нибудь в ельнике могли подарить добычу – соболя. К сожалению, так устроена жизнь, что все в ней конечно. Она распорядилась так, что мне пришлось расстаться с любимыми друзьями. Меня ждал солнечный Магадан, полный неизвестности и непредсказуемости. За сутки до отъезда я пришел в дом попрощаться с родителями и собаками. До сих пор помню взгляд уже умудренного жизнью Рябки. Он посмотрел как-то по-особому грустно, вероятно чувствовал, что можем не увидеться. Я потрепал его за шею, почесал за ухом, даже чмокнул во влажный нос. Глаза засветилась благодарностью.

Фельетон остался верен себе – когда я его трепал за шею, он ничего другого не придумал, как слегка прикусить меня за руку. Прикусил не злобно, а мягко, даже ласково. В глазах по-прежнему играли лукавые бесенята …….

 

Рёлочка* – местное название небольшого перелеска или небольшой группы деревьев.

Марь* – местное название верхового болота, чередующегося с перелесками и рединами.

Ичиги*– название кожаной охотничьей обуви.