Журналист:

А почему я пригласил вас в таком составе? Угадайте!

 

Дочь:

Хотите поговорить о многоязычной поэзии?

 

Сын:

Может, о науке?

 

Отец:

Или о семье?

 

Журналист:

Уже близко. Но почему без Вашей супруги?

 

Отец:

Вас интересуют сейчас не супружество и материнство, а другие проблемы.

 

Журналист:

Угадали. А что остаётся?

 

Отец:

«Отцы и дети». Вернее, отец и дети.

 

Журналист:

Точно! Когда Вы начали заботиться о своих детях?

 

Отец:

Как только жена сообщила, что попала в «интересное положение».

 

Журналист:

Чем именно помогали?

 

Отец:

И раньше, и позже брал на себя всю работу, которая требует значительных физических усилий. Не только чисто мужскую: пробить железобетон, остеклить лоджию, собрать и настроить моторную спутниковую антенну, соорудить стеллажи, оборудовать подвал... Но и, скажем, сделать крупные закупки, принести питьевой воды из колодца, развесить бельё. Решал все организационные вопросы, насколько хватало статуса и знакомств.

 

Журналист:

А что раньше позволяли делать супруге?

 

Отец:

Только обычную женскую работу: приготовить еду, убрать со стола, помыть посуду, пол, постирать и погладить одежду, полить цветы... Всегда помогал перенести полные ведро и большую кастрюлю, закрыть банки при консервации, сходить в подвал, принести тяжёлые покупки...

 

Журналист:

А почему Вы считаете обычные женские работы не слишком трудными?

 

Отец:

Должна же дама чувствовать себя хозяйкой кухни! Да и «всё познаётся в сравнении». Я служил в Туркмении. О кранах речь не шла. Надо было поднять из колодца привозную воду, сделать несколько ходок вдвоём с 40-литровыми чанами, вскипятить её и, пока не остыла, вымыть неимоверное количество посуды. Недостаточно чистая полетит в тебя. «Старослужащие» об этом «позаботятся». Слышали о «дедовщине»? И вспомните пословицу: «Дальше Кушки не пошлют...» Давно занимаюсь жизнеобеспечением если не с радостью, то с ровным чувством, чтобы не заряжать окружающее отрицательной энергией. Вернётся бумерангом. Так что, на мой взгляд, дамы вполне могут делать свою работу даже с песней. Как ни крути, а кухня в квартире с удобствами, если благодаря мужу всё оборудовано и работает бесперебойно, больше похожа на институт благородных девиц, чем на армию.

 

Журналист:

А чем Вы сами были перегружены?

 

Отец:

Полная занятость старшего научного сотрудника с кандидатской диссертацией на выходе, которую надо срочно защитить, чтобы удержаться на должности. Интенсивные подработки экскурсоводом чуть ли не по всем темам нашего Бюро (от природоведческих до литературных и искусствоведческих) вечерами и в выходные.

 

Журналист:

Так было раньше. А что изменилось после того, как Вы узнали, что у Вас будет ребёнок?

 

Отец:

Охватило счастливое ожидание. Втайне надеялся на такого же, как я, сына. Пытался услышать биение сердечка. Удалось далеко не сразу. При каждом удобном случае интересовался самочувствием супруги. Предложил ей привлекать меня даже к женским работам, если чувствует, что могут повредить... Договорился с лучшими гинекологами о консультациях и с директором парка маршрутных такси, чтобы водители не высаживали её по требованию пассажиров на конечной остановке. Не вопрос, что платить приходилось дважды: до и после неё. Когда главврач детской больницы, в которой супруга работала врачом, издал приказ о направлении её на участок, я добился того, чтобы этого не произошло. Не в её положении – бегать по домам больных!

 

Журналист:

Похоже, Ваш сын родился вслед за Чернобыльской катастрофой?

 

Отец:

Через четыре месяца. Уже 28 апреля 1986 года в Киеве я понял, что ввиду полной неясности последствий это хуже Хиросимы и Нагасаки. Ежедневно тайно контролировал радиационную обстановку, чтобы при малейшей опасности срочно отправить жену к её родителям в Иркутск. К счастью, до такого не дошло. Кстати, в немецкой книге с географией чернобыльских заражений местности встретились и окрестности Иркутска, и Баварский лес... А тогда гласность не распространялась на великое народное бедствие, которое разделило пополам не только мою жизнь...

 

Журналист:

Что ещё Вы сделали для здоровья новорождённого?

 

Отец:

Всё, что мог, включая обращения к главврачу, врачам и главной медицинской сестре лучшего роддома. О таких мелочах, как посещения, передачи, перевозки, букеты, подарки всем причастным, переоборудование квартиры, приобретение всего необходимого, даже не говорю.

 

Журналист:

И вот Ваш дом наполнился детским криком. Ваши первые чувства?

 

Отец:

Небывалое всеохватывающее счастье. Куда большее, чем любовь к дамам.

 

Журналист:

Впервые слышу такое от отца.

 

Отец:

Всё в нашем мире решается на самом деле статистически. Почему столько внимания руководителю государства? Он один, «подданных» же – миллионы, а то и больше миллиарда. Сын-первенец – единственный, а дам, достойных любви, так много, что глаза разбегаются...

 

Журналист:

А что ещё Вами владело?

 

Отец:

Чувство хотя бы отчасти выполненного долга перед человечеством и предками. Генеалогия продолжена!

 

Журналист:

Важно ли было для Вас, что родился именно сын?

 

Отец:

Безусловно. Продолжение фамилии и моих главных дел. Не надо выходить замуж за кого-то и приспосабливаться к нему...

 

Журналист:

А если бы первой оказалась дочь?

 

Отец:

Любил бы и её. Тоже со страшной силой. И ни за что не дал бы ей понять, что во второй попытке мне захочется только сына. Каждый ребёнок и каждая дама непременно должны чувствовать себя желанными...

 

Журналист:

А что было самым важным для Вас в развитии первенца?

 

Отец:

Наследственность. Кудри, которые и в моём детстве были белыми. Карие глаза, как у моей жены и её матери. Но и у моей. А значит, и мой, правда, рецессивный признак. «Боролись» с супругой за наследственность сына. Конечно, на словах. Разные весовые категории. Её рост – 152 см, мой – 184. Говорят, «своя сорочка ближе к телу». Думаю, при таком соотношении параметров победа досталась мне без борьбы за явным преимуществом. Во всяком случае, через пару месяцев глаза сына стали синими, «выправились» и общие очертания лица. Когда я показывал другим мои детские фотографии, говорили, что на них – мой сын, а не я. Кстати, исходный вид дочери был точно таким же, как у новорождённого сына, но так и не изменился. Поэтому полагаю, что сын следует моим доминантным, а дочь – моим же рецессивным признакам. Родные, друзья и знакомые, знавшие мою маму, солидарны со мной. Но сторона супруги тянет одеяло на себя. :)

 

Журналист:

Добавилось ли у Вас хлопот с рождением первенца?

 

Отец:

Не то слово. Раньше думал, что занят выше крыши. Став отцом, сразу понял, насколько был тогда свободен... Как только я дома, все накопившиеся пелёнки и прогулки – мои. Даже на морозе перебирал одеревеневшими пальцами страницы кандидатской диссертации, исправляя мелкие погрешности. Сожалел, что подчинённые по моим указаниям уже напечатали её, вписали формулы и сделали рисунки. Было неудобно просить их перерабатывать это... Зато докторскую полностью подготовил своими руками, останавливаясь и дополнительно обдумывая каждое предложение.

 

Журналист:

А супруга помогала в оформлении?

 

Отец:

Палец о палец не ударила. Даже не освободила ни разу от работы или прогулки. Но я не возражал. Надо же и ей иногда расслабиться с книгой или перед телевизором...

 

Журналист:

А почему говорите о диссертациях?

 

Отец:

Они шли в обнимку с семьёй и детьми. Женился в Иркутске. Вскоре, оказалось, зачал сына и сразу прикрепился соискателем к Институту проблем прочности Академии наук Украины. Грянул Чернобыль, так связанный с моим сыном, – я сдал кандидатский экзамен по специальности. Гулял с новорождённым – правил кандидатскую диссертацию. Защитил её и тут же, как выяснилось, зачал дочь. Без остановки приступил к работе над докторской...

 

Журналист:

Ничего себе, ближний свет – Иркутск...

 

Отец:

А я объездил весь Союз, включая Сахалин...

 

Журналист:

Вспоминается ли смешное?

 

Отец:

Мне состригли длинные кудри. Сын не узнал меня, испугался и заплакал: подумал, это кто-то чужой, большой и страшный. Но услышал знакомый голос и ласковые слова и тут же успокоился.

 

Журналист:

Вижу, сын заскучал. Что казалось тебе лучше: когда папа дома или если его нет?

 

Сын:

Конечно, если он был дома. Удавалось не только гулять поблизости, но и уезжать подальше. Зимой катал на санках. Летом ходили на речку купаться. Он переправлял меня (а позже и сестру) на надувном матрасе в заплыве на другой берег и учил не бояться воды и даже плавать.

 

Журналист:

Помнишь, как родилась сестричка?

 

Сын:

Да. Радовался: поиграю с ней. Грустил: уменьшилось внимание родителей ко мне.

 

Журналист:

Был ли второй ребёнок желанным?

 

Отец:

Неожиданным. Жена считала: тяжело сразу с двумя малышами. А я решил благодарно принять подарок судьбы.

 

Журналист:

Кого ждали?

 

Отец:

Ребёнок вёл себя в утробе очень активно. «Жена уверена была: возможен лишь повтор». А я сказал, что будет боевая дочь. И не ошибся. Так последовательно и гармонично мы решили внутренние демографические проблемы.

 

Журналист:

Семья и дети помогают научным и литературным достижениям или мешают им и почему?

 

Отец:

Помогают со страшной силой. Вспомните песню Вертинского «Доченьки»: «И теперь с новым смыслом и целью / Я, как птица, гнездо своё вью». А сколько событий, впечатлений, чувств, вдохновения! Совсем другая, резко повышенная плотность и цена времени. Разгоняешься до такой скорости, что не остановить. До появления семьи я добился сравнительно немногого: первых публикаций, изобретений... А потом развитие стало экспоненциальным!

 

Журналист:

Какая совместная поездка особенно ярко запомнилась?

 

Отец:

Перелёт через Братск в Иркутск через неполных два месяца после рождения дочери.

 

Сын:

Да, помню, как ты, прижимая к себе и этим спасая от пронизывающего беспощадного сибирского ветра, поочерёдно выносил из салона самолёта два маленьких комочка в шубках: сначала меня, потом сестричку.

 

Журналист:

Сколько времени провели в Иркутске у бабушки с дедушкой?

 

Сын:

Полгода.

 

Журналист:

А папа навещал вас?

 

Сын:

Когда привёз, оставался с нами около месяца. Прилетал на месяц ещё дважды: через пару месяцев и перед тем, как забрать всех домой. Гулял с нами, фотографировал. Вместе ездили на Байкал и к заливу Ангары.

 

Журналист:

А чем Вы занимались в промежутках между посещениями детей?

 

Отец:

Закупил в Москве импортные обои и в одиночку оклеил ими трёхкомнатную квартиру. Уложил новый линолеум. О работе и активной лекционной деятельности в обществе «Знание» даже не говорю.

 

Журналист:

А помогал вам кто-нибудь в дальнейшем?

 

Сын:

Бабушка хотела прилететь. Но её не стало после операции.

 

Журналист:

Когда это было?

 

Дочь:

Мне исполнился год.

 

Журналист:

Кто-нибудь из вас провожал бабушку в последний путь?

 

Отец:

Жена. Я срочно по знакомству обеспечил её билетами, потребовал, чтобы написала рецепты детских блюд, и готовил их. Ходили втроём на прогулки, стояли в очередях в магазинах. Справился. Даже в холода дети не заболели. Те шесть дней запомнились навсегда!

 

Журналист:

Папа приобщал детей к творчеству?

 

Сын:

К литературному – сразу же. Во время прогулок читал нам наизусть избранные стихотворения Мандельштама, Пастернака, Цветаевой и Ахматовой. К двум годам каждый из нас многое воспроизводил почти безошибочно.

 

Дочь:

Когда мне было года два, папа нёс меня на руках через реку по мосту. Я сказала: «Ветер купается». Радостный папа включил эту метафору в поэтическое посвящение мне.

 

Сын:

Он в семейном кругу расположился на диване и работал над докторской диссертацией. Я спросил: «Что ты развалился, как луг какой-нибудь зелёный?» Это вошло в папино стихотворение «Запах сына».

 

Журналист:

Какое своё смешное детское заблуждение помнит дочь?

 

Дочь:

Я думала, что всегда взрослые будут большИми, а дети – маленькими.

 

Журналист:

Папа приобщал детей к науке?

 

Сын:

Помню, он ставил точки на графиках и вдруг воскликнул: «Эврика!» Оказывается, создал свою первую общую теорию прочности. Мне было шесть лет. Я дважды скопировал решающие рисунки.

 

Дочь:

И я тоже! В четыре с половиной!

 

Отец:

10 ноября 1992 года считаю днём рождения меня как настоящего учёного. Рисунки сына и дочери храню как реликвии и даже на международных научных конференциях рассказываю о прикосновении маленьких детей к науке.

 

Журналист:

Когда появились детские стихотворения?

 

Сын:

В 8 лет я написал первое и другие на русском, украинском и английском языках, включая две стихотворные пьесы. Вторая, «Неразлучные друзья», оригинальна. А первая, «Колобок», – переложение известной сказки. Поставлена в государственном Театре юного зрителя. Я играл роль рассказчика.

 

Дочь:

А я – Колобка! Начала писать стихотворения в шесть с половиной лет на русском и украинском языках. Многое из нашего печаталось в газетах.

 

Журналист:

А кто всё это организовывал, вдохновлял вас, возил в театр на репетиции и выступления?

 

Дочь:

Папа.

 

Журналист:

Какие ещё совместные поездки запомнились детям и чем именно?

 

Дочь:

В Москву, Санкт-Петербург и дважды в Иркутск. В последних мы часто купались и понемногу плавали с помощью папы. А сам он несколько раз в день переплывал Ангару, но брать нас с собой, конечно, не решался.

 

Сын:

Часто ходили за грибами вдвоём с папой. Я находил «мои» грибы, а папа носил их вместе со «своими».

 

Отец:

По количеству я незначительно опережал сына. А по качеству он был далеко впереди. Сколько белых грибов! Кроме того, в 7-8 лет безошибочно отыскивал придорожный хрен, а я его добывал. Семейное разделение труда: его умственная работа и моя физическая.

 

Журналист:

А помогали дети на огороде и даче?

 

Отец:

Ещё как! С удовольствием! Конечно, посильно. Впрочем, сын откручивал «головы» огромным тыквам. Доставлять всё приходилось мне. Я брал детей по одному. Оборудовал детское сиденье на велосипеде. 20 километров в один конец...

 

Журналист:

Какая поездка особенно запомнилась?

 

Отец:

24 августа 1993 года. Домой с дачи вместе с дочерью. Это второе наше рождение, как написано в моём стихотворении «Велоспуск».

 

Журналист:

Что считаете главным событием в своей жизни?

 

Отец:

9 июня 1994 года. Успешную защиту докторской диссертации.

 

Сын:

21-24 июля 1995 года. Переезд в Германию. А в Киеве папа попрощался со своим Учителем – Первым Вице-Президентом Академии наук Украины Георгием Степановичем Писаренко.

 

Журналист:

Кто организовал переезд?

 

Сын:

Папа. Полностью. Начиная с идеи. Остальные подключились при упаковке вещей. Всем руководил, всё грузил и выгружал, включая нас. По ровному асфальту тащил на двух огромных тачках 140 кг, мама на двух небольших – 40 кг, а мы с сестрой – по килограмму в каждой руке. Весь груз одолевал ступеньки, бордюры и переходы только с папой.

 

Дочь:

Он же решал все проблемы семьи в новой для нас стране.

 

Журналист:

И как это ему удавалось? Приведите примеры!

 

Сын:

В переходном классе мне вначале пришлось трудно. Даже хотели перевести в предыдущий. Папа уговорил учительницу подождать и постоянно занимался со мной. Вскоре мне удалось далеко обогнать одноклассников, и настала пора переместиться в полноценный немецкий класс. Но теперь она уже не хотела меня отпускать. Тогда папа убедил директора гимназии: это необходимо для моего развития.

 

Дочь:

Учитель не сумел у доски решить задачу о магическом квадрате. Нашёл оригинальный и мудрый выход из положения. Сообщил, что задаёт её на дом, мой папа решит её и объяснит мне, а я на следующий день – учителю и всему классу. Конечно, именно так и произошло.

 

Журналист:

А на чём вы ездили?

 

Сын:

Папа полностью оборудовал для всех нас взрослые велосипеды, научил на них кататься и, конечно, руководил нашими поездками по городу и по лесу к озеру.

 

Дочь:

А мне вначале – складной. Соседи говорили о папе так: «Мастер золотые руки». Вскоре купил белый «Мерседес» и возил нас на нём. Сам регулировал и ремонтировал и его, и два следующих БМВ.

 

Журналист:

Какая совместная зарубежная поездка особенно запомнилась вам?

 

Дочь:

В Испанию. Папа учил нас не бояться волн. Держал обоих за руки, а если было страшно, брал на руки.

 

Сын:

Однажды в такой шторм, что другие даже боялись подойти к волнам, папа заплыл настолько далеко от берега, что совсем скрылся из глаз. Я решил, что его уже никогда не увижу, и заплакал. Но он, конечно, вернулся триумфатором.

 

Журналист:

А удалось расширить поэтическую многоязычность?

 

Отец:

Через полтора месяца после начала языковых курсов к русскому, украинскому и английскому языкам добавился немецкий.

 

Сын:

О папиной поэзии несколько раз писали газеты с огромным тиражом и печатали его фотографии. Его стихи включены в две антологии немецкой поэзии. Мне удалось добавить к папиным языкам французский и латынь. Приступил к испанскому...

 

Дочь:

А мне – французский и испанский. Взялась и за китайский!

 

Журналист:

На каком языке думаете?

 

Отец:

На том, на котором говорим и пишем. Дети беседуют между собой обычно по-немецки, хотя без труда могут перейти на английский или французский. Особенно дочь, которая радостно готова общаться на последнем часами. Неоднократно подрабатывала в Евродиснейленде под Парижем. С родителями дети обычно говорят по-русски. Регулярно пишут мне посвящения на иностранных языках. Конечно, и я им. И на русском, чтобы не забывали его. В антологию немецкой поэзии включено совместное стихотворение детей. На него готовит песню мой Многоязычный литературно-музыкальный театр. Недавно он провёл мой концерт, на котором выступал и сын с этим и другими стихотворениями.

 

Журналист:

Так вы развиваете ещё и театральную деятельность?

 

Отец:

Стараемся. Мой театр с участием оперных певцов дал два «громких» концерта: в Мюнхенской филармонии «Гастайг» и на специально сооружённой сцене на главной в Мюнхене площади Марии у ратуши. В программу входили девять песен на мои немецкие стихотворения. Кстати, дети выступали в школьном театре с самого начала жизни здесь. Окончили ту же гимназию, что и Брехт.

 

Журналист:

А где учатся?

 

Сын:

На физическом факультете Мюнхенского Университета Людвига и Максимилиана.

 

Дочь:

Начала в Мюнхенском Техническом Университете. Изучаю международный менеджмент в Специальной Высшей Школе Аугсбурга.

 

Отец:

Оба Университета находятся, опережая МГУ, в первой сотне мирового рейтинга.

 

Журналист:

Надо думать, выбор не без отцовского влияния?

 

Сын:

Да.

 

Журналист:

Чувствуете ли себя в Германии счастливыми?

 

Дочь:

Даже очень!

 

Сын:

Конечно!

 

Отец:

Во многом да. Я завершил здесь создание квантианализа как основы моей эластичной математики, развил мою общую теорию прочности и другие теории и методы, опубликовал мои лучшие научные труды и литературные произведения. Даже на украинском языке написал здесь по объёму больше стихотворений, чем в Украине. Оформил мою целостную систему творческой самоорганизации желанной, здоровой, счастливой и успешной жизни путём рационального управления сознанием.

 

Журналист:

Очень рад! Спасибо всем за интересную беседу!

 

2. ТАЙНЫ ОТЦОВСКИХ АЛЬБОМОВ

 

Летом 2100 года в Институте семьи заведующий отделом отцовской психологии профессор Большаков поручил выпускнику Московского государственного университета Владимиру Зеленову тему исследований «Отец и дети».

 

Заведующая архивом Татьяна Соколенко предложила несколько фотоальбомов со стихотворениями. Судя по общему почерку многих из них, это составлял один человек.

 

«Крепкий орешек» так вдохновил молодого психолога, что он забыл пойти на обед. Смолкло и пение птиц за окном.

 

Первый альбом начался с дореволюционных фотопортретов на картоне. География – от Малороссии до Воронежа. Состоятельные люди. Каждый встречался на одной или последовательных фотографиях. Любитель детективов понял: семьи родственников систематичного составителя. Надписи на обратных сторонах показали, что многие сражались на фронтах Великой Отечественной войны. Половины не стало, в основном под Берлином. А один из победителей продолжил службу именно там и завёл семью. Встретилось посвящение дяде – герою с многочисленными орденами и медалями – при его жизни. Затем обнаружились ещё два – в связи с кончиной. Первые два были написаны на русском языке, последнее – на украинском. Видимо, автор учился в Украине.

 

Владимир так увлёкся, что не заметил, как в помещение бесшумно проскользнули пообедавшие сотрудники.

 

Второй альбом начался с немногих дореволюционных фотопортретов. Первая страница удивила пустотой. Видимо, понадобился разворот. На нём слева встретился благообразный пожилой усатый и бородатый мужчина в белой рубашке с закруглёнными по моде того времени углами воротника и костюме с жилетом и галстуком. Руки скрестились под грудью, свидетельствуя об основательности. А справа, – надо думать, его супруга, молодая дама в строгом закрытом платье. Владимир перевернул лист. Не похожий на тех молодой усатый мужчина с короткой стрижкой выбрал подобные рубашку, галстук и костюм. Тут же – три стихотворения памяти дедушки на русском языке, включая акросонет, и акростих на английском. Зато кудрявая девушка в платье с небольшим декольте явно напоминает того пожилого мужчину, видимо, её отца. Рядом – три поэтических посвящения памяти бабушки на русском языке, включая акросонет, и акросонет на английском, а также её собственные стихотворения. Снова семейная пара. Дальше – несколько фотографий той же Софьи (имя на обороте). Иногда вместе с мужем и, надо думать, сёстрами, знакомыми по первому альбому. Но последние отдельно – только в нём. А здесь видятся прямые восходящие линии генеалогического древа. Первая уже встретилась. А вот и дама без сходства с предыдущими людьми. Три фотографии – молодая, в расцвете сил и пожилая. Дальше – напоминающая её девушка в офицерской форме тридцатых годов двадцатого века и белом халате. Три поэтических посвящения памяти мамы на русском языке, включая акросонет, и акросонет на английском. На одном из групповых снимков – похожий на неё офицер. Вероятно, брат. Тут же – его поэтические переводы и оригинальные стихотворения. Это вторая линия генеалогического древа. А вот выныривает и первая. Появился кудрявый молодой человек, вид которого сразу заставляет вспомнить его маму. Под портретом вождя – бракосочетание с той девушкой. Семейное застолье. Теперь они по одному и вдвоём. Затем идут фотографии похожей на него кудрявой девочки, начиная с младенческого возраста. Значит, это сестра составителя. А вот и её свадьба, муж, два сына...

 

Третий альбом открывается фотографиями другого младенца на руках у дедушки, бабушки, папы и других родственников, знакомых по первому альбому. Похож и на маму, но больше на папу. Детство (с явной любовью к младшей сестричке), отрочество, юность и зрелость, надо думать, составителя. То на велосипедах, то с футбольным мячом, то со значком экскурсовода на взорванном бункере Гитлера. Владивосток, Сахалин, Иркутск... Купается в Байкале в холод и дождь (люди – в куртках под зонтиками), переплывает Ангару. Защита кандидатской и докторской диссертаций в Киеве. Дальше – фирменные цветные изображения. Альпы. Какая страна? Стихотворения на немецком. Италия отпадает. Германия, Австрия или Швейцария? Снимок в полный рост у памятника Эйнштейну в Ульме и акросонет его памяти. Похоже, всё-таки Германия... Затем – Франция, Бельгия, Нидерланды, Испания, Италия, Греция, Австрия... Красная ковровая дорожка в швейцарской аэрокосмической фирме; по бокам – сотрудники в почётном карауле. Мелькает Мюнхен. Виды на его центр с балкона рядом с Королевской площадью... Всё ясно. А вот и квартира. В ней – по одной фотографии предков и десятки снимков двух младенцев – мальчика и девочки. Те же дети – с маленькими гитарами... Вот это – по тематике отдела! Азарт охотника за находками уже не отпускал...

 

Наконец, четвёртый альбом. Купание новорождённого. Копия составителя... Малыш – на столике с самодельным ограждением. Пока ползает, а не позирует. Теперь – на руках то составителя, надо думать, отца, то матери. Фотографии фигурно обрезаны любящими руками по краям. Бабушек не видно. Встречается только один из дедушек – отец составителя. На почётном месте – снимок их жены и матери. Значит, её не стало раньше. На одной из фотографий мелькнула дама, похожая на жену составителя. Вероятно, её мать. Из Иркутска? Судя по третьему альбому, там и была его свадьба, а в Украине – её празднования с земляками. Чёрно-белые снимки сменяются цветными. Самодельными! Видимых изменений младенца нет. Значит, всего через несколько дней. Случайность? Или ради сына? Обилие изображений за короткое время. Надо думать, и без того напряжённое. Кудрявый блондин. Глаза, вначале карие, как у матери (и, видимо, матери отца), быстро становятся голубыми, как у отца. Малыш – в кроватке, на диван-кровати, в коляске. С двоюродными братиками – детьми сестры составителя, знакомыми по второму альбому. Сказочный детский парк. Первые шажки. Страшно. Надежда на мамины руки... Берег реки. То как «король-солнце» на подстилке, то на руках пышноволосого отца. Две головы соприкасаются кудрями. Групповой снимок семьи втроём. А кто «щёлкал»? Судя по позе только что подскочившего отца, сам затвор. Снимки улучшились. Зеркальный аппарат? Малышу на вид год. Родился прошлым летом. А вот, пожалуй, полтора. Значит, зима. Девочка на том же столике для пеленания. Копия новорождённого братика. Но карие глазки не голубеют... Жаль, ведь отдел отцовской психологии. ...Малыши – в шубках. В Иркутске? Та же бабушка и, видимо, её муж – другой дедушка. Их маленький внук и новорождённая внучка доставлены в холода. ...Теперь лето. Аттракционы детского парка. На редкость кудрявый сын уселся в «самолёт» и «управляет» им. Красные звёзды на хвосте и пять на борту. И когда успел сбить стольких врагов? Высоцкий пел: «Про войну будут детские игры с названьями старыми...» А вот и на «берегу» огромной лужи. Визбор: «Лужи – морем...» И в ней – отражение. Но почему не видно сестрички? Слишком мала. С матерью. А сын гуляет с отцом, который и фотографирует. Особенно, если самого на снимке нет. Мать с детьми осталась у своих родителей, а отец часто и надолго приезжал туда, несмотря на расстояния. Опять купается в Байкале, переплывает Ангару. ...Вот сразу двое детей на руках отца. Дочь подрастает. Волосы, увы, не кудрявые, а волнистые. Дети стоят вместе в кроватке. Сын – больше раза в два – смотрит по-профессорски на сестричку, а та – по-детски в объектив. Судя по оклейке стен и заботливо укрытой розетке, это уже дома после полного ремонта. Новые обои, линолеум, побелка... Видимо, сделан отцом без отрыва от основной работы в перерывах между поездками к детям... А кем и когда ещё? На почётном месте – фото второй бабушки. Не стало. Нет внуков на её похоронах. Туда ездила одна мать детей мал мала меньше. А они в холода – на попечении отца. Братик катает сестричку на трёхколёсном велосипеде. Радостно улыбаются! ...Семья – на лесистом берегу реки. Во время подъёма сына на руки снят отскочивший от штатива отец. Теперь держит за руки обоих детей, которые стоят на собственных ножках. Едва ли охотно. Вот и расплакалась дочь. Но тут же успокаивается. Дети – на плечах отца, который держит их руками. Дочь настроена ровно, а сын даже смеётся. Вот она «плывёт» на надувном матрасе. Интересно, кто его надул и толкает? ...Поздняя осень. Шубки весёлых детей. ...Лето, семья в сборе, отец успел взять сынишку на руки. Поднял обоих. В доме отдыха сидит с ними. То дочь смотрит на него, то сын. Оба в сказочном парке по-хозяйски осматривают «владения». Затем – на руках отца на берегу реки. Тот учит их поочерёдно не бояться воды, ходить по ней и даже «плавать» в его руках. Катает детей на надувном матрасе – вдвоём у берега и по одному в заплыве к противоположному и обратно. Оба счастливо смеются. ...Иркутск. У овдовевшего дедушки. Байкал, Ангара. Походы с папой в лес за грибами. Больше по душе сыну: набирает грибов не меньше, чем отец. Неподъёмные для ребёнка сумки... Кто носил? Сын находит придорожный хрен, а отец его выкапывает. ...Дети с сыновьями сестры отца. ...Семья переехала в Германию. Дети в куртках – на руках отца. Все – на велосипедах. Сын – с опережением на взрослом, а дочь – на невысоком складном. Едут по лесу к озеру. И у дочери появляется взрослый велосипед. Отец – у водительской дверцы белого «Мерседеса», а дети – у двух противоположных. Втроём – на фоне немецких городов и альпийского леса...

 

Пятый альбом – продолжение четвёртого. Мелькают города и страны. Королевская площадь Мюнхена. Дети – маленькие артисты. На роликовых коньках на фоне «Мерседеса». Не сами его вели, да и на них стоят неуверенно. Кто вёл, учил и помогал? А вот аттракционные электромобили водят неустанно и бесстрашно: отец сидит рядом. ...Испания, Средиземное море. С отцом и волны не страшны. Берёт обоих сразу. ...Дома сын показывает фокусы на мяче, а дочь более склонна к маскам. ...В конце альбома – самодельная открытка с разворотом. На лицевой стороне – вырезанные из разноцветной бумаги бутон, стебель и листок цветка. На второй странице очень крупным каллиграфическим детским почерком выведено по-немецки: «Дорогой папа! Я очень тебя люблю. Твоя Юлия». На третьей цветок уже нарисован, а на четвёртую слегка просочился... Если положиться на логику отца-составителя, это его дочь. А вот фотографий подросших детей почему-то не видно. Больше вопросов, чем ответов... Но на то и наука, чтобы раскрывать тайны! Началась эра цифровой фотографии? Или отец души не чаял именно в маленьких детях, которые просятся на руки?..

 

Усталый и голодный Владимир поспешил домой. Молодая жена Светлана ждала его не только к ужину...

 

Не выспавшись, но побывав на седьмом небе счастья, он после обильного завтрака на крыльях полетел на работу. К стихотворениям!

 

А ЛАРЧИК ПРОСТО ОТКРЫВАЛСЯ

 

Зачем мне зеркало с машиной времени?

С грядущим прошлое я вижу сам.

Кем удостоен я безмерной премии:

чтоб мой ушедший день не исчезал?

 

Но не подумайте, что стал волшебником

и мне избыточность судьбой дана,

как дар пророчества иным отшельникам:

прозрачна времени для них стена.

 

Кто помогает мне обыкновенному?

Кому обязан я искусством сим?

Кем эта магия на ум навеяна?

...Да мною маленьким явился сын!

 

Подтверждается сходство отца и сына. Генеалогия продолжена!

 

СВЕРХБУРИДАНОВОСТЬ

 

Сыночек, как тебя назвать?

Трясу словарь имён.

Стегаю имена из ват

скольжения ремнём.

 

Боясь извилинных борозд,

бежит из глаз ярлык.

Находки со страниц-берёз

взлетают, как орлы.

 

Одна вцепилась, пламенит,

когтями одолев:

ты львёнок, значит, Леонид

и мой грядущий Лев!

 

Но неизменны имена.

Арнольд – орёл. Видали?

Мой Виктор, победи меня,

мой жизненный Виталий!

 

Пусть небо, дамских глаз синей,

не видит кавалеров,

что были бы, чем ты, сильней

и здоровей, Валерий!

 

Владыка крепкий, повели!

И криком покорил,

собою мал, а им велик,

хозяин мой, Кирилл!

 

Вздымайся, властью умиляй

и ангелов-коллег,

Бог Иегова – мой Илья –

и мой святой Олег!

 

А со святым щитом бодрей

нет в мире. Не на то ли

мужчина – Александр, Андрей,

восточный Анатолий?

 

Восхода солнца светотень

пусть вертится рокадой.

Себя в счастливый цвет одень

и не меняй, Аркадий!

 

...Я в каждое в тебе влюблюсь,

не взяв имён назад,

мой Львович, безымянный плюс!

Но как тебя назвать?

 

Разгадка имени автора, но не сына.

 

ПОДЛИННИК

 

А если не назвать ребёнка?

Доверить имя чудесам?

Судьбу услышат перепонки.

Он вырастет и скажет сам!

 

Неужели дожидались?

 

КВАРТАЛЬНОМУ

 

Растёшь едва не по часам,

всё понимающая губка,

доверчивая к чудесам,

струящимся из жизни кубка.

 

А в сто кварталов ты поймёшь,

какое счастье жить частицей,

чья сверхъестественная мощь

так велика, что и не спится.

 

Да разве счастье только в сне?

В твоих озёр блестящей сини

поёт и осень о весне,

а мне всё слышится – о сыне.

 

Что здесь, помимо отцовских чувств? Сын родился летом и не позднее, чем через три месяца, стал синеглазым.

 

ДВУХНЕДЕЛЬНОЙ ДОЧУРКЕ

 

Твоя подружка – новизна –

не в зазеркалье, в карих глазках,

которым первая весна

дарует солнечные ласки.

 

Дополнив братика-сынка

до гармоничного дуэта,

играй судьбой, как музыкант,

как брат, в кудрявость разодетый...

 

Реакция отца на рождение дочери.

 

ДВУХЛЕТНЯЯ ЭПОХА

 

Кудрявый бог – улыбка Бога

и вдохновение эстетства.

Расти, двухлетняя эпоха,

моё вернувшееся детство!

 

Ясно, что сын. А его сестричка появилась полгода назад.

 

ЗАПАХ СЫНА

 

Дышал тобой все девять месяцев,

боялся сглазить и не верил,

что предначертанная весть отца

распахивает генов двери,

 

что это я, давно не маленький,

вернусь из канувшего детства

таким пушистеньким и аленьким

в кудряшках беленьких младенцем.

 

А василёчки-синеглазики!

А лобик тёпленький, душистый!

Картинка – где вы скрылись, классики? –

сама собой на холст ложится...

 

Сыночек! Любопытный львёночек!

Дари прекрасную наивность!

Схватить бы цветом кадров плёночных

непостижимую невинность,

 

меня, лежавшего, сравнившую

с «каким-нибудь зелёным лугом»

и стрелы взглядов устремившую

в познанья цель на зависть лукам...

 

Взгляни, как звёздочки повесила

Луна – античная Селена!

В твоей головке – клад поэзии

и квинтэссенция Вселенной...

 

Помимо чувств отца, здесь косвенное подтверждение его имени.

 

СУММА ЛЕТ

 

Три с половиной на двоих

преподнося к Восьмому марта,

мои детишки и твои,

как ангелы на Богоматерь,

глядят, летают и ползут,

к качелям требуют – кататься.

Любой под музыку – плясун

и хочет быть, а не казаться.

СвежЕе избраннейших роз –

свежераспаренные в ванной,

не торопящиеся в рост

и труд дарящие повальный.

 

Отцовские чувства. Что ещё? При разнице в полтора года сыну – два с половиной, дочери – один. И это – в преддверии Восьмого марта. Значит, сын родился в конце августа. Дочь – примерно в конце февраля.

 

ДОЧЕНЬКЕ

 

Просыпаешься с жалобным криком...

Захотелось побудку пропеть?

Чем твой сон самый страшный накликан?

Что заставило так оробеть?

 

Успокоившись, рвёшься на кухню,

как и мама – твой главный маяк.

Не пойму я, зачем тебе кукла:

ты ведь кукла живая моя.

 

Удивительно: в маленьком тельце

сколько страстных желаний горит!

Нет, на отдых с тобой не надейся!

Но любимое можно ль корить?

 

Ты сказала: «Купается ветер» –

на мосту у меня на руках.

Вы двухлетней метафоре верьте,

рваный ветер, рябая река!

 

Ты так искренне рученьки тянешь,

щедро делишься детским теплом,

что до счастья мечтою достанешь,

если жребий падёт поделом...

 

Неужели двухлетняя дочь, будучи на руках отца при переходе через реку по мосту, сказала: «Купается ветер»? Наверное, всё-таки «Ветер купается»... Значит, в стихотворении – филологическая инверсия для ритма. Невыдуманное. Наслушалась поэзии. От кого?

 

СТАРТ ПОСЛЕ ФИНИША

 

До полнолетия Христа шёл мимо Гименея,

но скручен узами быстрей, чем правит срочный Марс.

И с иркутяночкой моей, от счастья пламенея,

ловили в песенке о ней мы Мендельсона марш.

 

Венчались трепетные мы в природном высшем храме:

морозил искренний Байкал с не летней Ангарой.

Смывал грехи, переплывал и раз без ног, на грани.

И зритель берегом пришёл. Но я же не герой...

 

Поплававшему кораблю прикол не так обиден:

Курилы с нами, Сахалин, рассвет-Владивосток.

Окрашен в тёплый колорит, и быт не столь обыден:

друг другу – нежность, а в ответ – и радость, и восторг.

 

Подслушали в урочный час, что бьётся кто-то третий

с упорством локотков, колен. Не обойтись без них.

Да, боевой! А может, сын? Не думал о портрете,

не смел признаться: жду кудрей и глаз голубизны.

 

Явился сын, слегка иной, но курс он выбрал верный:

вбирая сходные черты, растёт моя модель

и действует, ведь не макет, порою и на нервы,

играет мастерски без нот, легко, как Амадей.

 

За четверть века пыль смахнул я с фотоаппарата,

и детство хлынуло моё в оживший объектив

и чёрно-белым, и цветным, – как рад всё разбирать я,

в машину времени вскочив, в былое покатив!

 

Вдруг кто-то новый застучал и тоже боевитый.

Жена уверена была: возможен лишь повтор.

Но шепчет на ухо судьба и не видавшим видов:

я боевую дочь назвал, а лоб и не потёр.

 

Ручонками схватила власть и оттеснила братца,

поняв инстинктом, что в семье у меньшего права.

А вся собой – каким он был: привыкла упираться,

глазёнки карие косить, кудряшки укрывать.

 

Я б не поверил ни за что, но как я умиляюсь

благословенных детских ласк душистому теплу,

в звучаниях, летящих к ним, зачем-то умаляясь,

им веря больше, чем себе: ребёночек – не плут!

 

Берутся – и за все дела! Как – не отбить охоту?

И неустанны, как юла, и полнят всё собой,

не научившись и считать коротенькие годы.

Ко сну, как жаворонок, лечь. Вставать – пока совой.

 

Что ждёт? Что сможем передать? Что захотят брать сами?

Нам не дано предугадать сверх нашей жизни путь.

Но про телегу б не забыть пословицу, про сани.

Не опоздал, неспешный старт, и финишем не будь!..

 

Подтверждается многое и добавляются важные нюансы взаимозависимостей отца и детей. Предстояла родина Моцарта...

 

ВЕЛОСПУСК

 

Душа вверху, материя внизу.

В глазах – затменье солнца на мгновенье.

Хвалу как долг Спасителю несу:

Его добра волшебно мановенье.

 

...Ласкал объятьем встречный ветерок,

сердца ныряли в окрылённой силе,

но ям в асфальте зазвенел урок,

которого и в мыслях не просили.

 

Тугой «восьмёркой» смято колесо,

горбаты спицы, бесхребетна рама...

И доченьки ломался голосок,

в котором разрыдалось слово «мама»...

 

Разбитое невинное дитя

и удержавший руль в полёте грешник...

На землю пятна красные летят,

спасённых отделяя нас от прежних.

 

Из каждой ямы выбраться бы рад.

Вели бы в жизни двое прав вожденья...

Не дочь с отцом мы, а сестра и брат:

второе вместе выпало рожденье.

 

Всё ясно.

 

Неожиданно сын и дочь, которых в детский сад часто водил отец, срисовали графики, которые привели к созданию его первой общей теории прочности.

 

Нашлись и газетные вырезки со стихотворениями детей на русском, украинском и английском языках. Есть и обращения к отцу.

 

Сын в 8 лет написал

 

«ПАПОЧКЕ

 

Папа мой милый, папа хороший,

умный и добрый, весёлый и бодрый!

 

Вьётся снежок за прозрачным окном

с добрым, весёлым и светлым деньком.

Снежные хлопья метелица кружит.

Смотрим в окошко мы весело, дружно.»

 

На украинском языке – о «славных» походах с папой в лес за грибами. Есть посвящения отцу на немецком языке и даже на латыни с переводами на немецкий.

 

Пример брата заразителен. Дочь тут же в свои шесть с половиной лет начала писать стихи. Сначала тоже на русском и украинском языках. А позже сочинила несколько посвящений отцу на немецком, английском, а также французском и испанском языках с переводами на немецкий и английский.

 

В альбомах обнаружились и стихотворения обоих детей, опубликованные в коллективном сборнике и немецкой антологии.

 

Но и отец не оставался в долгу. Он ежегодно писал посвящённые детям стихотворения, включая акросонеты, на русском, английском и немецком языках и организовал сочинение и исполнения песни на совместное немецкое стихотворение детей «Времена года». А также переводил поэзию детей на русский и немецкий языки и организовывал литературно-музыкальные концерты с участием детей. В акросонетах и других посвящениях стояло имя сына Анатолий.

 

Редкое имя отца позволило быстро найти фамилию с помощью первого же запроса в Интернете... Обнаружилась и его целостная система творческой самоорганизации желанной, здоровой, счастливой и успешной жизни путём рационального управления сознанием. Этому, эластичной математике, аналитическому методу макроэлементов и общей теории прочности в связи с космической личностью К. Э. Циолковского, включая его выводы о бесценности и судьбе гениев, посвящены и статьи составителя альбомов. Оказалось, что Борис Чичибабин назвал его инопланетянином до того, как у отца появилось стихотворение «Инопланетянин»...

 

Радостный Владимир тут же написал отчёт и отдал его профессору Большакову. Тот предложил и заведующему отделом психологии любви обратиться к этим альбомам. Так что Татьяне Соколенко явно не угрожала безработица...

 

...А через месяц и Светлана проявляла чудеса, но уже кулинарные. Надо было отметить в отделе повышение мужа в должности...