Февральские перепады Оттепель и дождь, морозец к ночи... Сучьев ледяная паутина. От наплывов ветра уходить не хочешь, слушаешь, вживаешься в картины... Веток колокольчиво звучанье, липнет холодок к лицу по-свойски, радужно-хрустальное мерцанье в свете фонаря – кругами – блестки... Господи! – ежеминутно счастье: видеть, ощущать, молчать и слышать... Не отдам ни мига, ни – ненастья, ни ворон, дерущихся на крыше, ни себя, со сбивчивым дыханьем, ни её, что ждет за дверью дома... Звуки и движения стихают... – чудного безвременья истома... Не отдам..., а спросит ли та бездна с пастью, что в готовности разъята?.. Чувствую, что жизнь не бесполезна, объяснить – не в силах... – непонятна... Невидимое ...Но бывает – поймается взгляд в сеть пейзажа-момента: ты стоишь – из событий изъят – образцом монумента; наблюдаешь – с улыбкой бомжа, что в лучах засыпает, – небеса, где закатный пожар между тучами тает. Облака подошьет самолет полосою из мела, щуплый месяц проявится в свод кожурой бледнотелой, охлажденная вызреет высь, все цвета затеняя... И любая насущная мысль утекает – пустая. Зимняя тягота /монорим/ ... И опять случился год бесснежный, он дрянней, чем тот, что плелся прежде. Пишется легко, а пьется – легче. Табаком пропахли все одежды... Мир казался ранее безбрежным, и на ощупь и на вид был нежен, радовал любой его листочек, а теперь ты им почти отвержен. За окном, во льду – деревьев скрежет. Вкус во рту от трапезы – железный... Боже, укажи, что я отмечен!.. Комната темна, что грот медвежий. Вороны пластами небо режут. Простук сердца - ощущаю реже. ... Позвонят – одобрю все их речи. Сколько зим прошло, а будто – не жил... Женщину не звал – войдет небрежно: ласки и слова... и позы те же. Уходя, всплакнет... Ну, вот и вечер – звезды наплывают неизбежно... В темноте осины – сучья-жезлы, перемиги окон – веки-вежды. Что-то слева давит бесконечно... Потолок размытый... где ж я?.. По виску слеза течет... – в надежде... Длительность цвета Друг! Неизжитая нежность – душит./ М. Цветаева И столько накоплено чувств душой неизжитой... Сирени удушливой куст цветет позабыто. И ты, словно он, но вовнутрь врастаешь ветвями, в валежнике собственных пут саднишь лепестками... Безрассудство на двоих... Давай забудемся сейчас, утратив тормоза и узы, и отношенья напоказ, и монотонные обузы... Всё неслучайно, узелок захлестнут перекрестьем взглядов, и наш одновременный вздох – созвучье первое – к усладе. Отринем нормы, суету, освободим свое пространство, инстинктов чистых красоту расцветим силой постоянства. Влюбленность, интерес ума, нутра разверстая воронка, возможность искренне стонать, срезая с ощущений пленку... – всё это будет во плоти!.. Всё разрастается и ныне, стремясь дорогу обрести к любви, подобной спелой дыне... Она с надтреснутой корой бурлит незамутненным соком, влечет невинно за собой, пульсируя пахучим боком... В круженьи путаных путей, в томлении неутолимом душа – отвязный соловей блажит с невыносимой силой... Зовет – ... лети .............. Она и Он за несколько минут до... Новогодняя фантазия ... Стояла, истекая ожиданьем, пылая и с готовностью смеясь над шутками. Случайные касанья нещадно намагничивали страсть. Глаза его, тонируя с закатом, лучили свой пульсирующий взгляд. Размеренно мерцал, как рыцарь в латах, китайской ёлки сахарный наряд. Шампанское допито, мысли вязнут в незримо уплотняющейся мгле. Слова почти мучительно бессвязны под ветром, изнывающим извне... Взаимно горячит дыханье лица, но руки так беспомощно пусты. В сближении – зрачки. Секунда длится... – торжественное время немоты!.. Майский набросок Стилизация Стиха И.Северянина «Июньский набросок» Ты слышишь, детка, звуки эти, раскрытые в полночном свете? – доразлепляются листочки – младенца бархатные мочки. ... И соловей – тревожник дамский сулит подруге изыск ласки... Прижмись, чтоб быть душой единой – остаток ночи долгим станет... Поспи чуток – рассвет обманет, придет всевластным господином, покажет разность лет и... страхи влетят, как утренние птахи. Я слышу тягость дум избывных, пространство густо над тобой, дрожат ресничные изгибы, пушок над верхнею губой... Люблю тебя – взахлеб, некстати... Играет светом юный лик от блесток шелкового платья – и бесконечен этот миг... Наваждение (между сном и явью)... Ее я осязаю в снах в разгуле вызревших фантазий... Ковер, повязка на глазах – идет моделью на показе. Мой неотрывный волглый взгляд скользит по линиям покатым. Приблизится не наугад, струится голос нагловатый. В нем – флер зазывной плотской лжи, скрепленной волнами касаний, продуманные купажи с энергоемкими пассами. Повязку сбросит – зелень глаз Сгустит желания-томленья... Вся изовьется напоказ и припадет – в ознакомленье, и ускользнет, смеясь, маня, бесстыдно предъявляя тело. Витыми всплесками огня инстинкты рвутся оголтело. ...Схватил, измаял, распластал – соединенье в общий сгусток. Привычка бабья – врать с листа – свернулась под накатом чувства: по-детски ластится сама, распахнута, покорный лепет... С холодной ясностью ума сочится день в реальном свете. Фонарик 1. Необратимое (сонет-рэнга) Осень – на листьях... Каждый узор обречен и уникален. Сохнут рисунки, усугубляя печаль возраста жизни. Кисти лучей так мутны, словно немыты, скупо скользят по ветвям, не согревая... Фонарик 2. Старость в деревне (сонет-рэнга) В землю осевший дом, в опахалах ветвей майского полдня. Клен у забора спилен, но стебель у пня выпростал листья. Дремлет старик на скамье. Яблоня сыплет в руки ему лепестки. ...Пульс – на запястье. *«Сегодня популярной деталью домашнего интерьера в восточном стиле являются бумажные фонарики, ставшие 3-й реинкарнацией японских дарителей света и красоты. Эти фонарики называются «чочин». Делают их, обычно, из гофрированной рисовой бумаги вручную – мастера отдают всю душу этому искусству... Фонарики светятся гирляндами на фестивалях, у входов в гостиницы, рестораны и дома». | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
