Глава из повести "Маргиналы"

 

К концу месяца Лада втянулась в работу, и она ей очень понравилась. До её прихода в школе два года не было учителя иностранного языка, и Ладе приходилось вести уроки не только с утра по расписанию, но и по¬сле обеда – для всех желающих.

Перед поездкой на работу в село Лада наслушалась страшных расска¬зов о трагедиях, которые происходят в горах с молоденькими учительни¬цами. О том, как местные парни врываются к девушкам в квартиры, на¬силуют их, а потом бросают с крутых обрывов в пропасти...

Мудрый мулла Абубакар, с которым Ладе удалось несколько раз побе¬седовать, объяснил ей, что девушек губит прежде всего любопытство. И ещё: гордую девушку чеченец никогда не обидит.

Ладу никто ни словом, ни жестом не обижал. Наоборот, в обращении к ней сквозило уважение и даже почтение. Она удивлялась: совсем ведь неопытная, девчонка, а, поди ж ты, Лада Васильевна.

Практика должна была закончиться второго ноября, свадьбу назначи¬ли на пятое, но администрация школы ходатайствовала перед декана¬том факультета, чтобы Ладу оставили поработать ещё на одну четверть – до Нового года. В декабре должен из армии вернуться прежний учи¬тель. Деканат, не спросив Ладу, пошёл навстречу просьбе школы. Ничего страшного: она отличница, нагонит своих товарищей и, шутя, сдаст экза¬мены за семестр.

Ладе дали три дня на свадьбу, затем шли два праздничных дня. Итого пять дней – и на работу.

В горах похолодало. Утренние заморозки бодрили, чистый, слегка разреженный воздух щекотал ноздри морозной свежестью и побуждал к действию. До школы идти недалеко, однако мудрено: надо с крутой горы спуститься по скользким камешкам к реке, перейти через неё по мосту и опять подняться в гору.

Школа находилась в живописном месте, на острове посередине реки Баас, которая то разливалась бурным потоком, подступая к железному полотну моста, то ручьём журчала между камешками. И тогда школьники перебегали её напрямик, минуя мост, не замочив даже ног.

Сейчас река была суровая, прозрачные воды её потемнели, приобре¬ли свинцовый оттенок и сердито стучали по серым голышам. На душе у Ладушки, так её теперь называл Петя, было грустно: ещё полтора меся¬ца разлуки. Сердце стучало: не вынесу, не вынесу...

Но это по дороге, а в школе скучать было некогда. Ей дали классное руководство в девятом классе. Лада все переменки проводила со «свои¬ми детьми», а после уроков ходила по домам учеников, знакомилась с их родителями. Её удивляли обычаи горцев. Особенно поражало учтивое обращение и почтение, которые они демонстрировали по отношению к старикам, просто старшим, пусть даже это брат или сестра. Существова¬ла своеобразная, довольно сложная субординация между родственника¬ми, соседями, сослуживцами, постичь которую Ладе так и не удалось.

В домах учеников её угощали вкусным хлебом и сыром, показывали, как готовить национальные блюда из мяса и трав. Никакой неприязни к себе как к русскому человеку Лада не испытывала. Так что, если все по¬головно и притворялись, то очень искусно. Родители ей, девчонке, доверяли своих великовозрастных оболтусов, наивно полагая, что учитель – большая сила. Авторитет учителя в селе был непререкаем. Шестидесятилетний отец, стоя перед юной учительни¬цей, на плохом русском языке просил:

– Делай с ним всё что положено: надо бить – бей. Только глаза не тро¬гай, а?

Какой там бить! Лада своих учеников обожала. Ей казалось, что каж¬дое её слово, чувство, ощущение воспринимается и впитывается ими, и они становятся её единомышленниками. Лада читала им на английском стихотворение Роберта Бёрнса «В горах моё сердце» и понимала, что её сердце тоже навсегда останется здесь, в горах.

Восторженная и романтичная молодая учительница, как ни странно, органично вписалась в жизнь села. Она изучила его историю, вниматель¬но рассмотрела музейные экспонаты, увидела своими глазами старую дорогу на Ведено – дорогу Шамиля. Перечитала повесть Льва Толстого «Казаки», в которой она описана. И уже со знанием дела рассказывала ученикам об их малой родине.

Эта работа много дала Ладе, и самое главное – уверенность в пра¬вильности избранного пути.

Всё! Практика закончилась. Лада выставила оценки за полугодие и, захлопнув журнал 9 класса, вышла на улицу. «Завтра я уже не увижу этой красоты», – думала она. На душе было и радостно, и грустно.

Придя на квартиру, Лада начала собирать вещи. Вдруг раздался роб¬кий стук в дверь. Она вышла на порог. У ног её на снегу лежала огром¬ная туша дикого кабана. Рядом стоял отец Алимбека, мальчика, которого Лада оставляла после уроков заниматься.

– Спасибо тебе, учитель. Алимбек читает по-английски. Я сам прове-рял. Этот кабан тебе. Вы, русские, кушаете свинью.

Он ушёл, а Лада не знала, что делать с такой горой мяса. Она не мог¬ла даже сдвинуть её с места. Накинув платок, побежала к старожилам Симановским. В 1948 году по приказу Сталина их выслали сюда с советско-польской границы, и вот уже четверть века они преподают рус¬ский язык и литературу. И теперь, будучи пенсионерами, продолжают ра¬ботать в школе, которую привыкли считать своей. Да и сельчане относи¬лись к ним с любовью и уважением, считали местной достопримечатель¬ностью, как и народный музей, который они создали.

Ростислав Стефанович вздохнул, взял нож, мешок и обречённо по¬плёлся за Ладой.

– Знаешь, деточка, сколько я их разделал на своём веку, – по дороге ворчливо говорил он, – тут раньше, когда чеченцев выселили, развелось кабанов невиданное множество. Мы, когда приехали сюда, так не знали, куда от них деваться. Лесники отстреливали, конечно, но всех не пере¬стреляешь. В пятьдесят шестом стали возвращаться чеченцы из ссылки, и пошло побоище. Они как убьют кабана, так тащат к нашему порогу. И сушили мы с женой мясо, и мариновали. А они, пся крев, всё несут. Еле отучили. «Мы, – говорят, – не едим, а выбрасывать жалко». Это они тебе признательность так выражают, – хмыкнул Ростислав Стефанович и, увидев убитого зверя, даже отшатнулся от него. – Ого, холера его возь¬ми! С какого края подступиться? Силы-то у меня не те, что раньше. Уж не знаю, сумею ли? Ты помоги мне.

С горем пополам они содрали шкуру и разделали тушу. Лада брать мясо отказалась, хотя старый учитель убеждал, что оно съедобное. Го¬лову, ноги, внутренности они оттащили к одинокому дубу, стоящему на краю обрыва, для зверей. Мясо Ростислав Стефанович разложил по куч¬кам, меньшую часть взял себе в мешок.

– За остальным пришлю русских врачей. А шкуру я тебе выделаю. По¬весишь как трофей на стене, – улыбнулся он и неторопливо поволок ме¬шок по сверкающему снегу навстречу утреннему солнцу. И действительно, шкура того кабана долго висела у Лады на стене.

К рейсовому автобусу провожать учительницу высыпала вся школа: ученицы плакали, дарили свои фотографии с сентиментальными надпи¬сями, разные поделки на память. Учителя обнимали и говорили добрые слова. Директор крепко пожал руку и пригласил после окончания универ¬ситета вместе с мужем на работу. Лада тоже немного всплакнула от уми¬ления.

Она ехала в автобусе, прощаясь, вглядывалась в чёрные штрихи ле¬сов на белом полотне снега, в стальную воду реки, в холодное безоб¬лачное небо и надеялась, что непременно сюда вернётся, приедет вме¬сте с Петей. Вдруг он не сумел разглядеть эту красоту?..