«Потеряшки»

В основе этих записок лежит история,

рассказанная участницей

этого маленького эпизода

из истории Великой войны…

 

Вагон видавшей виды «теплушки» покачивало, убаюкивая и клоня ко сну ее пассажиров, тесно расположившихся на грубо сколоченных нарах из неотесанных сосновых досок, еще пахнувших смолой.

Через маленькие окна, прорезанные под самым потолком, было видно только небо и облака на нем.

Под деревянным полом мерно перестукивались, на стыках, колеса. Иногда вагон сильно качало, и у Даши замирало дыхание, ей казалось, что состав может опрокинуться и покатиться под страшный крутой откос. Страх был схож с тем, который она испытала при перелете самолетом из блокадного Ленинграда на Большую землю.

Эти страхи были следствием блокадных переживаний и голодной дистрофии. Девочка не раз видела, как легко умирают ослабленные люди. Достаточно было позволить себе сесть в снег, по пути за водой, или передохнуть на ступеньках, между этажами, чуть-чуть не дойдя до своей двери.

До войны, Даша счастливо жила с папой и мамой на Петроградской стороне. В июне 1941 года, когда началась война с фашистами, и папа ушел на фронт, девочке исполнилось семь лет.

Через полгода один из снарядов врага угодил в цех, где работала мама Даши, и девочка осталась с бабушкой. Вскоре началось страшное и голодное время блокады.

В конце зимы 1943 года бабушка умерла, во сне. Девочку, ставшую совсем прозрачной от голода, отвели в ближайший детский дом. Там было немного сытнее и теплее, но все же Даша стала болеть и чахнуть. Ее и еще двадцать детишек-доходяг врачи решили переправить на материк, чтобы спасти от смерти.

Была ранняя весна 1943 года. Ледовая дорога через Ладожское озеро растаяла, поэтому ребятишек отправили на небольшом самолете. Даше запомнилось, как его швыряло в воздушные ямы, и он то падал вниз, то взмывал вверх. Дети боялись и, что было сил, держались за дюралевые скамейки.

Но они не плакали и сидели молча. Такая реакция детей на происходящее вокруг, сегодня может показаться странной. Но без этой «защиты» психика человека не могла бы справиться с перегрузками.

Наконец, самолет приземлился. Детей отвезли на автобусе в одну из школ, где разместился детский дом. Это было временное пристанище, распределитель для отправки в глубокий тыл. Но детей уже начали лечить и кормить посытнее.

Еще непривычные к подобному зрелищу воспитатели, испуганно смотрели на новых питомцев, поражались их худобе и изможденным лицам. Удивляло, что они были, по поведению, необычайно взрослыми детьми, которые без возражений выполняли команды персонала, но передвигались медленно и осторожно, «тенями».

Около двух месяцев маленьких блокадников осторожно откармливали, и, когда они немного окрепли, а на лицах даже стали появляться улыбки, их решено было переправить в детский дом одного из городов Урала. Об удобствах переезда, в условиях военного времени, никто не помышлял, и считалось удачей получить для перевозки эвакуируемых хотя бы «теплушку».

…Когда вагон выровнялся после очередного толчка, Даша открыла свои большие серые глаза и посмотрела вокруг себя. Многие детишки не спали и смотрели на свою воспитательницу Марию Федоровну, сидевшую за небольшим столом, сколоченным из таких же досок, что и нары. Только стол был накрыт куском белой простыни, а на их ложах настелена солома.

Путешествие детей затянулось на неделю. Часто стояли на запасных путях, пропуская воинские эшелоны, спешащие на фронт. На стоянках воспитательница отодвигала створку двери, и дети могли видеть вагоны, полные солдат. Бойцы, когда замечали детей, приветливо махали им и что-то кричали. «Доходяжки», как могли, им отвечали. Даша тоже махала слабой ручкой, напряженно и с надеждой всматривалась в лица солдат, выискивая своего отца.

В дороге Мария Федоровна варила детям картофель, раздавала к нему хлеб и поила чаем, заваренным сушеной черникой. На шестой день утомительного пути, продукты почти кончились. Но завтра путешествие должно было завершиться, а там детей отвезут на новое место жительство, накормят и уложат спать в мягкие постели. Об этом воспитательница сообщила детям. Они почти не отреагировали и продолжали смотреть на нее. Женщина уже привыкла к равнодушному молчанию детей: что с них взять, они много пережили и видели в блокадном Ленинграде, знали, что такое смерть, голод и холод. Потребуется немало времени, чтобы забота взрослых сделала их нормальными детьми, которые бы заново научились смеяться, играть, бегать, не вздрагивать от резких звуков.

Но наши путешественники не знали, что вскоре им придется пережить еще одно испытание, в котором блокадный опыт им пригодится.

На следующий день прибыли на станцию назначения. Это был крупный железнодорожный узел с многочисленными путями, сплошь заполненными составами всех видов: пассажирскими, воинскими, товарняками с военной техникой и порожняком, готовым к погрузке.

Мария Федоровна широко открыла дверь «теплушки». Состав стоял на одном из многочисленных путей, слева и справа тянулись эшелоны. Где-то вдали слышался шум паровоза, виднелся его дым. Воспитательница поняла, что потребуется немало времени, пока их найдут и выгрузят. Погода встретила прибывших детей неприветливо, но это не беда, главное, что утомительная поездка позади, и они у цели своего путешествия.

Радостное настроение воспитательницы, которая бодро сновала по «теплушке» и весело разговаривала с детьми, передалось Даше. Она с любопытством слушала слова женщины о том, что они скоро приедут в новый дом, познакомятся и подружатся с другими детьми, а ночью будут спать в чистых постелях, и им будут сниться только хорошие сны.

Девочка даже разволновалась в ожидании встречи, ее щеки слегка порозовели, а на губах играла легкая улыбка.

Мария Федоровна решила сходить на станцию и выяснить, когда прибудет транспорт, чтобы переправить прибывших питомцев в детский дом. Заодно, нужно было набрать питьевой воды, ведерный чайник был пуст.

Посмотрев на детей, она сказала:

- Я схожу на станцию, разузнаю все там и наберу воды. Вы оставайтесь и не выходите из вагона. Если кому что-то понадобится, то обращайтесь к Даше, она поможет вам.

Даша была самая старшая из ее подопечных, воспитательница всегда привлекала отзывчивую и сообразительную девочку на помощь – кормить и поить других детей, ухаживать за больными. Мария Федоровна спрыгнула на землю и, подумав немного, крикнула внутрь «теплушки»:

- Даша, я, пожалуй, закрою дверь. На улице сыро и прохладно, как бы вы не простыли у меня. Вы ждите, я быстро обернусь.

Дверь покатилась на роликах и шумно закрылась, в теплушке стало сумрачно от скудного света, проникающего сквозь маленькие окна.

Даша прошла к столу и села на место воспитательницы, подражая ей, подперла голову своими кулачками и стала ждать.

Дети лежали или сидели на своих местах, равнодушно смотрели на девочку, их глаза на исхудалых лицах казались огромными и печальными.

Минут через десять после ухода на станцию воспитательницы, снаружи послышались голоса. Кто-то подошел к «теплушке», и женский голос громко сказал:

- Вот, этот вагон, смотрите, номер совпадает. Его нужно отправить немедленно на подъездные пути завода «Металлист». Там ждут металлолом, их директор звонил уже начальнику станции.

Даша услышала, как что-то прошуршало по стенке вагона – так обычно пишут мелом, и шаги стали удаляться. Через какое-то время послышались пыхтение и гудки паровоза. Вагон дернулся и покатился по путям, затем остановился, потом снова тронулся. Он катился то назад, то вперед, стоял и опять куда-то ехал.

Наконец, «теплушка» остановилась. Послышался лязг сцепного устройства. Вагон отцепили от паровоза, который на прощание просвистел и стал удаляться, наступила тишина.

Дети смотрели теперь только на дверь, а Даша встала из-за стола и подошла к ней, чтобы услышать хоть какие-нибудь голоса. Прошел час, но никто не появился.

Самые маленькие начали плакать. Они лежали неподвижно, и по их щекам стекали крупные капли слез.

Даша чувствовала себя не лучше остальных, боялась, что их забудут здесь, и они умрут от голода в темном вагоне. Но девочка постаралась не показывать своего страха малышам, стала подходить к каждому и успокаивать:

- Ну, чего ты плачешь? Мы приехали, нас скоро заберут отсюда. Видели, сколько вагонов на станции? Потерпите немного, пока до нас доберутся.

Плакать дети перестали, но стали раздаваться робкие голоса с просьбами попить и поесть.

Даша подошла к столу, посмотрела в стоящий под ним ящик, где обычно хранился хлеб, нашла пару краюшек. На столе стояли две полные чашки, куда воспитательница слила остатки воды из чайника.

Девочка раздала по кусочку черного хлеба самым маленьким детям.

- А вы уже большие и подождете, пока Мария Федоровна придет, - уговаривала она остальных ребят, заметив их голодные глаза.

Ей трудно было давать кусочек хлеба одним, обнося других. Все одинаково хотели кушать, но девочка выбирала самых маленьких и слабых, отворачиваясь от просящих глаз обделенных хлебом детишек.

Пить Даша давала детям по глоточку, чтобы хватило подольше, но к вечеру этого дня воды не осталось.

Вечером, чтобы малыши не плакали и не просили кушать, Даша рассказывала им сказки, которые слышала от своей бабушки. Потом она стала выдумывать разные истории, где папы убивают проклятых фашистов, возвращаются с Победой домой и подкидывают на своих руках детей, высоко вверх, так, что дух захватывает.

- Мой папа разведчик, - глаза одного мальчика оживились. - Когда его хотели схватить фашисты, он их всех раскидал и поубивал из автомата. Он сильный, а когда придет за мной, то возьмет на руки и унесет домой.

- Обязательно придет, ты только не плачь больше. Ты жди его, он придет и будет гордиться тобой, что не плакал от голода и не боялся темноты, - сказала ему Даша.

- А мой папа – танкист! Он, как стрельнет из пушки по немцам, только щепки полетят, а ему ничего не будет. У него в танке броня, ее не пробить ничем. Он тоже придет за мной, а я ему скажу: «Я пить очень хотел, но не плакал, терпел», расскажу, как страшно быть одному в вагоне.

- Твой папа герой. И ты будь героем, не бойся темноты, не один ты здесь, нас много и за нами придут завтра, - подбодрила и его девочка.

- И наш папа вернется, - оживились две девочки-сестренки, - он такой сильный, что нас сразу двоих на руки возьмет.

Дети оживились и отовсюду посыпались возгласы:

- И мой придет!

- И меня заберет!

- А мой тоже!

Ночью Даша плохо спала, ей тоже хотелось есть и пить, но она терпела, время от времени проводя языком по пересохшим губам.

- Где же наша воспитательница? Почему не приходит? – думала девочка, глядя в темень вагона.

На следующее утро Мария Федоровна так и не возвратилась. Дети уже вторые сутки находились одни, без воды и хлеба. Ночью малыши продрогли – небо было покрыто свинцовыми облаками, моросил мелкий дождь.

Даша решила приоткрыть дверь «теплушки», но ее сил не хватило. Тогда девочка подозвала двух самых крепких мальчиков, втроем они налегли на дверь, и она стронулась с места, но затем ее заклинило, и никакие старания детей не могли ее заставить дальше двигаться.

Осталась маленькая щель, куда проходила только тонкая рука ребенка.

Сквозь этот узкий проем, Даша разглядела, что их вагон стоит напротив какого-то строения, значит, когда-нибудь здесь появятся взрослые и вызволят детей.

Малыши не просили больше есть, но очень хотели пить и снова беззвучно плакали.

Дождь усилился и перешел в ливень. Даша вытянула наружу руку и та стала мокрая от воды, падающей с неба.

Повернув вверх ладошкой руку, девочка собрала немножечко воды и слила ее в чашку, сама же просто облизала свою руку и жажда стала меньше.

Стали подходить другие дети и делать так же.

Из чашечки, куда Даше удалось набрать дождевой воды, она поила самых слабых и маленьких, которые были уже не в силах сами передвигаться.

К вечеру почти все лежали, безучастно, на своих местах, молчали и больше не плакали.

Даша старалась поддержать дух детей, стала рассказывать им, что по дороге к ним автобус сломался, застряв в большущей луже, ведь на улице такой ливень. А завтра сюда приедут люди, с ними будет Мария Федоровна, которая принесет хлеба и воды.

- Вы поспите немножечко, а утром все кончится, - уговаривала самых слабых малышей девочка. Она ложилась рядом и разговаривала с ними, пока дети не засыпали.

Ночью девочке было особенно страшно: если завтра их не заберут отсюда, то маленькие и слабые детишки начнут умирать. Она смотрела на яркую звездочку на темном небе и шепотом просила Марию Федоровну вернуться поскорее.

Но и на следующее утро ничего не изменилось, детей не приехали забирать. Только погода наладилась, дождя не было, и с утра пригревало солнце. Детям стало теплее.

Но Даша не знала, что должна им говорить, она сама теряла силы.

Вдруг послышались шаги и голоса людей, девочка подошла к двери и вытянула наружу руку.

- Откройте двери и подгоните самосвал, скидывайте металл сразу в кузов! Мартеновцы ждут сырье, - прозвучал зычный мужской голос.

- Петрович! Гляди сюда, что это такое? – раздался женский голос.

К двери «теплушки» подошли люди и с удивлением рассматривали тоненькую детскую руку, на которой отчетливо просвечивались синие жилки, увидели и большущие серые глаза девочки, глядевшие из полутьмы вагона.

- Открывайте дверь! Только осторожно, а то выпадет ребенок! – скомандовал тот же мужчина.

Створка двери поехала в сторону, и Дашу подхватили чьи-то сильные руки.

Через полчаса к вагону прикатили два автобуса и с ними Мария Федоровна, которая, как только увидела своих подопечных, закричала сквозь слезы:

- Потеряшки вы наши! Мы-то думали, что вас на фронт, по ошибке, увезли, а вас вот где спрятали!

Детей осторожно перенесли в автобусы, где дали им воды и немного покушать. Потом автобусы отправились в местный детский дом, который до конца войны будет детишкам родным.

Даша ехала, сидя возле Марии Федоровны, которая прижала к себе свою помощницу, гладила ее по головке и думала: «Считай, вторую блокаду детки пережили. Что война-то делает…»

Девочка была спокойна, ей хотелось верить, что теперь все будет хорошо.

Даша еще не знала, что сразу после войны ее найдет и заберет с собой отец. Он придет сильный, красивый, с множеством боевых наград на груди. И высоко поднимет ее на руках. Они будут снова жить в Ленинграде, будут праздновать День Победы, который нелегко достался каждому из них и стал главным праздником их жизни.

 

Прыжок

 

Солнце поднималось к зениту. Становилось жарко, июль – «макушка лета» - брал свое. Не спасала и жиденькая тень от яблони, под которой Алешка, паренек лет четырнадцати, ремонтировал свой старый велосипед. Да и дело «не клеилось», в прямом смысле: заплатка на камере, посаженная на сапожный клей (другого раздобыть не удалось), воздух не держала. А может быть, причина была в плохом настроении мастера.

Мало ли, что может тревожить подростка? Лешка и его друзья приблизились к возрасту «юноши-мужчины». И, сами того не замечая, по-другому начинали смотреть на себя и окружающих, оценивать свое «я», свои поступки и место среди людей.

То, чему ребенок и взрослый человек не придают значения, подросток воспринимает, порой, как удар и трагедию. Что-то подобное испытал недели две назад Алексей. Он случайно подслушал разговор между отцом и матерью:

- Нашему Алеше лучше бы девочкой родиться. Смотри, как цветы он любит. И рисует их, и домой из леса букеты носит, - удивлялась мать.

Отец, ответил не очень одобрительно:

- Я в его годы мог молодого жеребца обуздать и быка за ноздрю в стойло завести.

Мать возразила:

- Не все героями рождаются. Зато, наш мальчик спокойный и нехулиганистый…

Откуда появилась тяга к рисованию, Алешка и сам не мог понять. Только среди ребят ценится другое: смелость, сила, умение быть заводилой. И самое обидное, если тебя называют «девчонкой и слабаком».

Размышления Алешки прервал голос его одногодки - соседского мальчишки Петьки:

- Пойдем купаться. Чего дома сидишь в такую жару?! - проходя мимо, он окликнул Алексея просто так, «для порядка». Знал, что тот не любитель купаться.

Но на этот раз Алешка согласился, почти не раздумывая:

- Кто еще пойдет?

- Зайдем к Кольке Зубу и к Юрису с Олегом. Бросай велик, идем!

Алешка, без сожаления и как-то решительно, пнул ногой старую покрышку с дырявой камерой, отложил ремонт и зашагал рядом с Петькой вдоль поселковой улицы.

Колян явился к ним по первому их свисту. Втроем направились к дому, где жили братья.

- Подождите, счас выйдем. Только переоденемся, - степенно и с прибалтийским акцентом отозвался старший брат Юрис.

- Пи-ри-а-денемся! – передразнил Петька.

Все знали, что «переодевание» у них значило - нацепить на свои белобрысые головы узбекские тюбетейки, которые неизвестно каким ветром занесло в поселковый сельмаг и которые «поголовно» носили местные мальчишки.

Шумной ватагой ребята направились к озеру, которое находилось почти рядом, только перейти через железную дорогу.

Вскоре достигли зеленого луга возле притихшего от жары озера. Неподалеку, на берегу, какая-то женщина полоскала с кладок белье. Поэтому ребята решили купаться «по-взрослому», в трусах.

Пацаны быстро скинули майки и шаровары и побежали к воде. После первого, обжигающего холодом, нырка, начиналась игра в «салочки», поднимались брызги Смех и гвалт оглашали купальню.

Накупавшись с первого захода до мурашек, ребята выходили из воды и блаженно растягивались на горячем песке их небольшого «пляжа».

Алексей вышел раньше всех. Замерзал быстро. Никак не хотел его организм привыкать к воде. Он пробовал закаляться. Зимой, пару раз, выходил во двор, на снег, босиком и в трусах, и выливал на себя ведро колодезной воды. И ничего! Растерся полотенцем, и только бодрость почувствовал. А в летней воде за пятнадцать минут замерзал так, что потом полчаса зуб на зуб не попадал.

Он сидел немного в стороне от шумной компании, и мысли его опять возвращались к тому разговору. «Все это правда, - думал Алешка,- люблю я цветы разные: ландыши, подснежники и полевые ромашки, но рисую не только цветы. Людей тоже пробую. И, вроде бы, похоже получается. Даже чудно, как-то. Вот достану красок хороших, и нарисую Наталью, дачницу городскую».

Машинально, Алексей чертил прутиком на песке, получилась ромашка: в обрамлении лепестков два глаза с ресницами и рот в улыбке.

Эй, художник! – смеясь, позвал его Петька. – Я полез с «нырялки» прыгать. Изобрази в лучшем виде!

Прыгнуть с «нырялки», да еще «ласточкой» считалось у мальчишек «высшим пилотажем». «Нырялкой» называли доску, укрепленную в развилке ветвей старой ветлы, росшей у самой воды. Высота этого трамплина получилась нешуточная – метров пять.

 

Лучше всех «ласточкой», а, значит, вниз головой, прыгал Петька, затем Юрис и Колян. Все трое не боялись высоты и сигали вниз с азартом и удовольствием. Олег, не задумываясь, делал все, что делали другие, но бестолково и уморительно неловко. Приводнялся он, чаще всего, на свой поджарый живот, который к концу купания был багровым от шлепков по воде.

Лешка же боялся прыгать вниз головой. Он искал себе оправданий, мол, высота большая, а глубина воды под ветлой «в обрез», и мало ли что… Но и понимал он: одно дело быть «мерзлявым», а другое – здесь.

«Не все героями рождаются» - снова вспомнились слова матери. Алексей встал, отбросил в сторонку прутик. И в тон Петьке, со смехом ответил:

- Интересно, он будет птичку изображать, а я - рисуй! На «нырялку» я первый очередь забил!

- Да, ладно, «я первый»,- съехидничал Петька, - «солдатиком» лягушек пугать!

Лешка нашелся и здесь:

- Слабонервных прошу удалиться. Исполняется смертельный номер - сальто задом!

Он уже шел к ветле и слышал за спиной смешки и выкрики: «Зад не отшиби!»

Этот прыжок Алексей видел в одном киножурнале, который показывали перед фильмом. У спортсменов он называется «заднее сальто» и считается одним из самых простых. Лешка не раз «прокручивал» его в голове и решил, что можно рискнуть. Главное, вовремя распрямиться и прямее войти в воду. Опять же, в случае ошибки, не головой в ил воткнешься, а ногами.

По шершавому стволу дерева он поднялся до развилки, ступил на «нырялку», посмотрел вниз. Привычный страх высоты сковывал движения. «Только не думать! - твердил про себя Алексей,- Что я, хуже бестолкового Олега!». Он прошел по скользкой доске, встал на краю и повернулся спиной к воде.

Зрители внизу притихли. Опытный Петька почувствовал, что дело неладно и неспроста Алешка решился на такой кульбит. Он крикнул:

- Не дури, одумайся! Прыгай «солдатиком»!

Неожиданно для себя, Алексей закричал:

- А чего думать-то-о-о! – он оттолкнулся, ноги его пошли вверх, и тело начало описывать траекторию «сальто».

Полет продолжался одно мгновение, но запомнился Лешке, как в замедленной съемке. Распрямиться полностью ему не удалось. В воду он вошел «углом» и крепко приложился лицом к ее «зеркалу». Но и страшного не произошло. Лешка вынырнул и поплыл к берегу, еще не понимая, жив он или нет. Крики зрителей с берега убедили, что жив и получает звание «циркача»:

- Ну, цирк! - кричали в один голос братья Юрис и Олег.

- Ему про «зад» говорили, а он морделью приложился! – ржал и подначивал Петька, тревожась за свой авторитет прыгуна.

Алешка вышел на берег и скорее лег на песок – ноги держали не очень уверенно.

Лицо его горело. То ли от удара о воду, то ли от счастья.

 

Кормилец

Алеша тревожно прислушивался к перебранке, которую вели в соседней комнате родители. Его сердце сжималось от жалости, когда за стенкой слышались тяжелые вздохи отца, который всегда искренне раскаивался, снедаемый стыдом и чувством вины за случившуюся пьянку. Временами отец порывался уйти от тяжелого разговора на улицу, но мать его останавливала и говорила сквозь слезы:

– Сиди и слушай меня, нечего убегать. Сумел беды натворить, умей и ответ держать.

Перебранкой такой разговор даже назвать было нельзя. Отец молча сидел и слушал. Мать тоже не кричала, говорила негромко, но ее упреки проникали, казалось, в самую душу.

На этот раз повод для ссоры был серьезный. Мать была в отчаянии оттого, что отец, будучи в районном центре, не купил там необходимых для семьи продуктов, а деньги, выделенные на это, пропил.

– Знаешь ведь, что сейчас еще нечего с огорода взять, мясо прошлогоднее давно съели, а лапша уже в горло не лезет, да и та кончается. Нет, чтобы о детях, о жене своей, о себе подумать. Так лучше надраться, – причитала мать. В сердцах, она добавила, – Раньше хоть рыба была, а теперь и того нет…

Тема эта была «больная». Отец не так давно еще слыл хорошим рыбаком. Он знал все рыбацкие премудрости в ловле, изготовлении оснастки, сам изобретал рецепты добычливых прикормок. Ему были известны рыбные места, в любое время года. Он умел доставать линей и угрей просто голыми руками, шаря под водой между корней и коряг.

К отцу даже приезжали любители порыбачить из города. По виду и разговору это были люди солидные, видимо, начальники. Они знали, что с «бригадиром», как они называли отца, всегда будут с рыбой. К тому же он был человеком компанейским и, под рыбацкую уху и водочку, мог рассказать смешную байку, спеть русские песни и сыграть на балалайке, которой мастерски владел.

Но такая – «водяная» – профессия, да и пьяная удаль довели отца до беды. Как-то, по весне, городские привезли с собой купленный где-то, по случаю, бредень – снасть дефицитную и уловистую. Был конец апреля, вода в озере еще не прогрелась. Сначала рыбаки пробовали ловить на удочки, но клева не было. Однако и добровольцев лезть в ледяную воду с бреднем не находилось.

Посмотрев на поплавки часа два, рыбаки смотали удочки и собрались у костерка на берегу. Рядом стоял их автомобиль-«козлик». Из четверых приезжих, двое рыбачили с надувной лодки, но и они вернулись ни с чем. У воды, на ветерке, все продрогли и спешили погреться у костра. Разложили привезенную с собой закуску, выставили бутылки. Выпив по паре стаканчиков, городские начали подтрунивать над отцом.

– Как же так, бригадир? – ворчал старший из них, – говорили, ты – мастер, а мы без рыбы остались…

Отец усмехнулся, протянул ему граненый стакан:

– Лей полный, будем с рыбой! Разворачивайте бредешок.

Ввиду отсутствия желающих таскать бредень по воде, отец велел двоим на лодке покрепче держать воткнутый в дно шест-водило. Сам же он разделся и, по грудь в воде, начал тянуть бредень вокруг лодки. И ловля пошла. Уже с первого захода в сеть попало с десяток рыбин. Несколько раз меняли место, перетряхивали бредень, пока не наловили по ведру рыбы на каждого.

Городские уехали довольные, даже бредень подарили «бригадиру», за труды. Впрочем, зная, что снасть будет в сохранности и еще им пригодится.

Отец же после той ловли заболел, попал в больницу. Воспаление легких врачи вылечили. Но ревматизм в ногах остался и мучил отца, по ночам и к плохой погоде, зудящей болью. С рыбалкой пришлось распрощаться.

 

Алексей с младшей сестрой ходили вчера к поезду встречать отца. Тот вышел, слегка покачиваясь, из вагона и направился, было, к поселковой столовой, где торговали пивом, но, заметив своих детей, нелепо махнул рукой и подошел к ним.

– Вот вам гостинец. Раздели на двоих, – сказал он Алеше, передавая ему кулек с конфетами.

– Пил?! Мамка опять будет ругаться, – сказал сын и, взяв сестру за руку, направился домой. Отец, покачиваясь на своих больных, плохо гнущихся ногах, побрел за ними, виновато улыбаясь.

Под утро Алешка проснулся от разговора, слушал голос матери, вздохи отца. Отца жалел за то, что его ругает мать, а мать жалел за горесть, звучавшую в ее голосе.

За окном едва начинало светать. В соседней комнате, где находились родители, горел свет. Он проникал через приоткрытую дверь в комнату, где лежал на диване Алеша.

Разговор за стенкой закончился. Отец вышел во двор, наверное, рубить поросенку траву. Мать стала готовить завтрак. Алешка закрыл глаза.

Но спать ему уже не хотелось, он стал думать: как успокоить мать, чем помочь отцу?

Алексей приехал домой из города, на каникулы. Год он отучился в техникуме, где жил в общежитии. Юноша взрослел, начинал понимать, что его учеба, болезнь отца являются причинами нехваток в семье. Не много может сделать паренек, которому еще три года предстоит учиться и получать мизерную стипендию. Но силы, которые он начал в себе ощущать, требовали выхода.

 

Когда Алексей вышел к матери, она накрывала на стол завтрак – блины с растопленным салом и сметаной. «Сметаны для меня купила», – отметил, про себя, сын.

– Иди, зови папку кушать. Да посмотри там, что-то тихо в сарае стало, – в голосе матери звучало беспокойство.

Алеша быстро выскочил в сени, услышал вслед от матери:

– Скажи, что налью опохмелиться ему. Чай, болит голова, у меня припасено на черный день.

Заскочив пулей в сарай, где отец, готовил мешанку для поросенка, Алеша перевел дух. И, уже не спеша, подошел к молчаливому и понурому отцу, нерешительно тронул его за руку:

– Чего ты? Идем завтракать. Мамка велела сказать, что нальет тебе.

Отец очнулся от дум, потрепал сына по стриженой голове и, стараясь улыбнуться, сказал:

– Иди. Сейчас задам корма поросенку и приду.

Не хотелось почему-то Алешке, чтобы отец оставался здесь один, и он все же выпроводил его в дом, а сам взялся кормить скотинку.

Закончив с кормежкой, паренек не торопился уходить. Где-то в углу сарая должны были стоять рыболовные снасти: удочки, подсачники, а главное, отцовский бредень.

Увидев в углу удочки, Алексей высвободил их из завала других снастей, осмотрел. С десяток удилищ были связаны бечевками. Здесь были и самодельные короткие – «детские» – и длинные, настоящие бамбуковые, которыми, обычно, ловил отец. Алексей выбрал пару отцовских. «Наловлю вечером на озере рыбы. Вот и будем с мясом», – рассудил он.

Быстро позавтракав, Алешка рванулся искать себе товарищей по рыбалке. Первым, он разыскал уличного друга Кольку, рассказал тому о затее с рыбалкой, спросил:

– Пойдешь?

Колька, копируя своего отца, закатил свои насмешливые глаза к небу, наморщил в размышлении лоб, через минуту изрек:

– Можно попробовать. Авось, что и поймаем. Я знаю, где червей можно накопать. Жирных таких. Только пацаны говорили, что клева на озере нет.

– Ловить надо уметь, – отмахнулся Лешка. – Идем к Олегу, может, и его зазовем.

Олег не размышлял долго, не любил «тянуть кота за хвост», охотно согласился:

– Вы накопайте червей без меня, я не могу сейчас. За Толяном нужно присматривать. Мамка на работе.

Он досадливо махнул рукой в сторону своего младшего брата, игравшего у загородки в машинки. Он, что-то прикинув про себя, спросил:

– Куда пойдем? В нашей стороне ловится плохо.

– На тот берег, где «Слоны» купаются. Там лещи и окуни водятся. За два часа до захода солнца надо успеть. Самый клев в это время, смотри не забудь, – сказал Алеша.

Друзья жили в лесном поселке Калининской области (ныне Тверской) и настоящих слонов видели только в кино. «Слонами» они назвали группу пацанов с соседней улицы, по кличке их предводителя. Он был силен, высок ростом, поэтому получил кличку Слон.

 

Копали червей вдвоем с Колькой, на задах, за коровником. Обсуждали предстоящую рыбалку.

Колька сомневался: не получится ли стычки с задиристыми соседями? Но оказалось, что у Алексея есть план, как с ними договориться.

– Главное, чтобы отец согласился, – сказал он. – Попрошу его, нужда-то общая. А с Сашкой-Слоном, если будет дурить, придется разобраться. Мы уже не те хиляки, что были год назад. Да и рыбалка для нас не игрушки, а помощь дому.

Алеша отправился домой, договорившись с Колькой, что тот зайдет к вечеру за ним.

Дома Алешка подозвал младшую сестренку, серьезно сказал ей, чтобы та, когда мать начнет готовить ужин, прибежала на берег и забрала у него улов.

– На жареху уже будет, а я останусь еще чуток. На завтра наловлю малость, – по-мужски деловито добавил он.

Сестренка вытаращила от удивления свои синие глаза и кивнула головой. В голосе брата звучала необычная взрослая интонация.

Теперь надо было поговорить о деле с отцом…

 

Начинало вечереть. Алеша с Колькой пришли с удочками на берег большого озера Охват, на берегу которого располагался их поселок. Легкий ветерок, освежавший в летнюю дневную жару, стих, уступив место полному штилю. Но зной спал, от воды поднималась приятная свежесть.

Бордово-красное солнце клонилось к горизонту, обещало назавтра тоже отличную погоду. Над притихшей гладью воды стремительно пролетали ласточки, выискивая себе на ужин зазевавшихся комаров и мушек.

Зеркальную поверхность озера там и тут нарушали всплески рыб, убегавших от хищников.

Ребят охватил рыбацкий азарт. Они скинули с ног сандалии, закатали до колен брюки. Размотали лески удочек: Николай – пары самодельных, сделанных из тонких березок, Алексей – настоящих, бамбуковых. Насадили на крючки извивающихся червей, зашли в воду.

Как полагается заправским рыболовам, ребята поплевали на червей и закинули удочки. Поплавки, изготовленные из винных корковых пробок, покачались пару секунд на зеркальной поверхности воды и замерли.

Вскоре подоспел опоздавший Олег. Обычно его рот растягивала широкая, до ушей, улыбка, но на этот раз вид у него был озабоченный.

Олег устроился удить рядом с друзьями, закинул удочку. Видно было, что его распирало желание поговорить с друзьями. Для начала, он спросил:

– Поймали что?

– Нет еще, – ответил Колька и добавил, – видно, и здесь клева нет, время не то.

Олег вдруг затараторил:

– Как бы нам здесь, вместо рыбехи, фингалов не наловить. Когда я сюда бежал, видел, как «слоны», человек пять, к озеру топали.

Кольку такое известие насторожило, встречи со «слонами» раньше всегда заканчивались потасовками. Он посмотрел на Алексея. Тот был серьезен, но спокоен. Товарищам сказал:

– Сашку я беру на себя. Если не договоримся, придется драться. Только, думаю, не совсем уж он дурной.

Между тем, Алеша достал из сумки бумажный кулек. Друзьям объяснил:

– Вот, отец прикорма дал для рыбы. Надо по воде разбросать.

Ребята разбросали прикормку. Они сделали заброс и стали ждать, глядя на поплавки.

Но время шло, а клева не было. Ребята, по Лешкиному совету, вытащили из воды лески с крючками и уменьшили глубину погружения наживки, снова закинули удочки.

 

Алеша не показывал вида, но его охватило беспокойство, он подумал:

– Что, если не поймаю?

Однако, Колька с Олегом терпеливо стояли, ожидая клева, и он успокоился. Еще далеко до заката, может, еще начнется поклевка, главное – терпение.

Волновала Лешку и предстоящая встреча со «слонами». Он поглядывал на бугор, откуда они обычно появлялись.

– Хоть бы ерш, какой завалящий, клюнул, – с досадой сплюнул в воду Олег.

Сразу же, после его слов, поплавок пару раз качнулся и ушел под воду. Олег дернул удочкой вбок, подсекая рыбу, и поднял удилище. На крючке трепыхалась небольшая плотвичка.

– Давно бы так, – сказал Колька, у него тоже пошел клев, и он поймал окуня.

Не успел Алеша позавидовать друзьям, как сам поймал приличную плотвичку.

Клев пошел, ребята с азартом смотрели на поплавки, забыв обо всем на свете.

«Теперь – пора», – решил Алеша и достал из сумки жестяную коробочку. Друзья смотрели на него с интересом. Он вынул из коробки комок теста, с запахом рыбьего жира, раздал по кусочку рыбакам, объяснил:

– Вот, наживка на леща. По отцовскому «секрету» сделал.

Он скатал из теста небольшой шарик и насадил на крючок. Его примеру последовали и товарищи.

Через минуту-другую поплавок Олега осторожно дернулся и снова замер.

Колька, стоявший рядом с ним, заметил это и толкнул дружка в бок:

– Кто-то играет, не зевай. Сейчас схватит.

В этот момент и Алешин поплавок слегка погрузился в воду и пошел в сторону. Он, по всем правилам, подсек рыбу и стал тянуть удочку вверх. Она изогнулась дугой, дрожала от тяжести.

Друзья раскрыли от удивления рты и стали давать советы:

– Не тащи из воды – сорвется.

– Подводи к берегу на мелководье, там руками схватишь.

«Эх, подсачник не взял», – подумал Алешка и стал выходить из воды, подводил к берегу рыбу. Вскоре ребята увидели темную спину крупной рыбины. К ней подбежал Колька, он подвел под рыбу дрожащие, от возбуждения, руки и выбросил ее на берег.

На песке бился большущий лещ.

– Теперь есть, что пожарить на ужин! – радовался Алешка.

– Вот тебе подфартило сегодня. Килограмм будет, не меньше, – завидовали друзья. Алеше. А тот уже кричал Олегу:

– Гляди, твой поплавок кругами ходит!

Ребята стали таскать, одного за другим, увесистых лещей.

Как раз вовремя прибежала младшая сестренка. Та радовалась больше всех. Алексей дал ей сумку с уловом:

– Неси рыбу домой. Пусть мамка пожарит, а мы еще половим.

Ребята продолжили рыбалку. На «секретное» тесто рыба шла хорошо, и корзинки рыбаков тяжелели.

В азарте не заметили они, как подошли «слоны». Алексей услышал за спиной голос их заводилы – Сашки:

– Глянь-ка, ребя, на нашем месте городские ловят. Своим бамбуком нашу рыбу переводят!

Лешка сидел на корточках, снимал с крючка леща и понимал, что находится в невыгодном положении, а тон Сашки предвещал стычку. Поэтому он насторожился и поднялся на ноги. Соперник немного опешил: за год Алексей почти сравнялся с ним ростом, раздался в плечах. И все же «Слон» не удержался от своей обычной тактики: бить первым и без предупреждения. В лицо Алексею полетел кулак «слона».

Но тот не знал, что почти год, как Лешка занимается в секции бокса при техникуме, и кое-чему там научился. Он уклонился от удара, коротко ткнул его кулаком в печень. Пока тот хватал ртом воздух, перехватил руку Сашки и завернул за спину. Спокойно и строго сказал ему:

– Не дури, не пацаны мы уже. Есть мужской разговор…

Сашка, почувствовав силу противника, хмыкнул, но согласился отойти в сторону для разговора.

Толковали они долго. Их «команды» сначала готовились к продолжению баталии. Но вскоре убедились, что парни разговаривают «по делу» и руками махать не собираются.

Наконец, они подошли. Сашка, сохраняя «лицо», объявил:

– Значит, так, ребя! Завтра все идем рыбачить. Лехин отец дает бредень, лодку и места покажет. – Он помолчал и солидно добавил. – Чем дурью маяться, лучше рыбехи в дом добыть…

 

Когда Алексей вернулся, в доме вкусно пахло жареной рыбой. Он помыл руки и прилег до ужина на диване.

Вскоре пришла сестренка, позвала:

– Иди ужинать. Мамка зовет.

– Я приду сейчас, – ответил он и, выждав минуту, пошел к столу. Семья уже была в сборе, но ужинать не начинали, ждали Алешу. На столе красовалась сковорода с жареной рыбой, парил чугунок с вареной картошкой.

Алексей сел к столу, подвинул матери тарелку:

– Подложи мне картошки. Проголодался сегодня. Вы на рыбу налегайте!

– Кушай на здоровье, кормилец ты наш, – сказала мать, подавая ему тарелку с картофелем и большим куском рыбы.

– Вот и мужичков в доме прибавилось, – добавил отец.

«Моя семья!» – гордо подумал Алексей.