Липкий надоедливый, как навозна муха, дождь проникал через одежду. Хлюпало в левом ботинке, правый еще держал удар погоды. Опять прокол с деньгами, он ничего не заработал. Серёга брёл вдоль бесконечного забора его завода, мёртвого завода. По пустым цехам гуляли сквозняки, пропитые мужички, руководимые накаченными отморозками снимали станки, кабеля и всё, что имело какую-то ценность. Работало несколько газорезчиков, помогавших растаскивать былую гордость военно-промышленного комплекса. Новые хозяева жизни умели только воровать. Проболтавший страну президентишка суетился в подаренном ему фонде, сменивший его упырь жрал водочку, банда осевших наверху проходимцев рушила и беспощадно, под гундёж о свободе, уничтожала порядочных и честных людей. Сотни тысяч одуревших от возможности озолотиться людей метались по стране, пытаясь всё купить и продать. Молодые и здоровые ребята спокойно и безжалостно "мочили" друг друга по городам и весям родной страны.

Серёга поднял воротник старого плаща, зябко повёл плечами, подошёл к киоску, купил "Комсомолку", сложил её и сунул в карман, побрёл дальше. Идти домой не хотелось. Смотреть в глаза жене и детям было невыносимо. Рядом с остановкой красовался только что открытый "Бар". Он поднялся по грязным и мокрым ступеням. Внутри, в табачном дыму, копошились люди, воняло дешёвым вином, кислым пивом и пригоревшим луком, всё это накрывал монотонный лепет пьяных мужиков и баб. Сергей взял кружку пива, протиснулся дальше в угол, сел спиной к стене, отхлебнул. Жидкая, жёлтая дрянь без вкуса. Развернул газету, на первой странице многообещающе улыбалась, слегка прикрытая трусиками, супер-звезда телевидения Запездинюк. Огромный заголовок орал о её очередном, седьмом браке. Он скомкал газетёнку, отодвинул бокал и вышел на улицу. Глядя ему вслед, заросший гость бара покрутил пальцем у виска, скоренько пододвинул к себе оставленное пиво, отхлебнул и, расправив газету, погрузился в чтение. День клонился в сон. Знакомая много лет "хрущёвка". Родной подъезд, обшарпанные и вечно открытые входные двери. У раскуроченных почтовых ящиков копошатся какие-то люди. Он чуть отстранился и хотел пройти.

"Эй, старый, дай закурить!" - побритый наголо лет двадцати супермен с большой медной цепью на шее, придерживал его за локоть.

" Нет" - Сергей отдёрнул руку и пошёл дальше.

"Стоять, козёл! Я сам проверю и если пиздишь, то сопли будешь глотать!" - он крепко держал Серёгу за рукав плаща.

Из полумрака подъезда выплыли ещё двое, один застёгивал ширинку: "Жаль, что поссал только что, нечем будет на него помочиться" Владелец потёртой чёрной кожанки гонял меж жёлтых зубов поношенную жвачку.

" Ну, что, показывай, козёл свои карма..." - договорить он не успел, Серёга спокойно и тщательно уложил его правым боковым по челюсти. Ударившись головой о стену, бритый сложился на заплёванном полу. Хозяина кожанки он догнал уже в дверях, схватил за голову и дважды ударил о стену. Пачкая грязную панель кровью, тот сполз вниз, скрючился в луже собственной мочи. Третьего уже не было, можно было идти домой и вдруг вся ярость и обида последнего времени выплеснулась из него.

" Мрази поганые! Всё засрали, всё пропили и растащили!" - он с остервенением начал пинать ногами эти мешки с дерьмом.

" Серёженька! Родной! Брось эту гадость! Пойдём домой! Ты же убьёшь их!" - жена висела у него на руках, пытаясь оттянуть его. Он опомнился,улыбнулся ей, взял под руку и пошёл с ней на третий этаж, в свою квартиру.

"Крутышей" из подъезда он больше не встречал, а через неделю нашёл работу. Через три года он с семьёй уехал из страны. Теперь в их квартире живут пожилые почтенные старики, вот только они очень боятся проходить через свой подъезд, там вечно воняет мочой, валяются шприцы и толкаются дохлые, агрессивные юнцы