Какой сегодня день? А не все ли равно. Я лично даже не помню, какой сегодня год, где я и вообще, и зачем я тут. В конце концов, кто я? А, плевать. Провозглашаю сегодня начало нулевого года. Нулевого года в мире, закрученного в ядрёную спираль, из которого, попавший в него хоть раз, не выберется, как бы он не старался.

На горизонте показалась вывеска "Шоколадницы". А значит, я уже скоро буду там, где много таких, как я. У телефона автомата на углу дома номер... В темноте не видно, да и хрен с ним. Так вот, у телефона автомата приступ рвоты вывернул меня наизнанку. Ох,... вроде полегчало. Заблеванной рукой хватаю трубку и в слепую набираю номер, который я запомнил совершенно невообразимым путем на одной из пьянок у Пургена и набираю который уже года два подряд, наверное.

- Алло! - мой охрипший, пропитый голос выдавил из последних сил.

- Да, - мне ответил приятный голос Ани. Удивительно, что такой ангельский голосок принадлежат такой поганой проститутке, наркоманке и панкерше.

- Не вешай трубку, это я... Не вешай трубу, надо нам поговорить. СТОЙ!!!!!! - но в трубке мне уже отвечали гудки. - Вот сука...

Упав на колени я прислонился головой к холодной стене дома и, достав помятую сигарету, закурил. Вдруг гнев дал мне немного сил и, встав, я схватил трубку, стал колотить ее об стену до тех пор, пока она не превратилась в пучок проводов и осколков корпуса трубки. Но этого было мало, и я со всего маху ударил в циферблат. Однако в последний момент, поскользнувшись на блевотине я, падая, ударил рукой так, что расколол часы. Блять... Золотые "Ролекс" (хм, скорее "командирские" с позолотой, выменянные у одного барыги на дозу). С мерзким звоном детали посыпались на асфальт, и я снова беспомощно упал на колени. Поднял с земли сигарету и затянулся.

Вдруг словно черт из шкатулки красного дерева, обшитой бархатом, которую я подарил Аньке на последнюю днюху, предварительно украв ее у одной знакомой шалавы, из-за угла вылезли два мента.

- Ты че творишь, придурок?

- Да иди ты нахуй.

Вдруг сильный удар ботинком в висок свалил меня на землю. Затем уже били, видимо, дубинками. Сил на то, чтобы закрываться, не было, да и в подобном состоянии такая встряска была нужна. За то время в полубреду, а может в начинающейся ломке, я увидел тебя. Твои красные от слез, бессонной ночи (с кем на этот раз?) и очередной дозы глаза. Пустой автобус, в котором были только мы.

- Я не могу без тебя, - изо рта вырывались слова, но ни мозг, ни что-то еще их не контролировали. - Я НЕ МОГУ...

- Че ты орешь, урод вонючий? - приоткрыв глаза, я увидел двоих патрульных ментов. Я закрыл глаза и снова увидел тебя.

- Я ухожу к Кэт...

- К этой сорокалетней лесбиянке? - я трясся от гнева, мозг стал потихоньку контролировать слова. - Я убью ее. Я ее убью, поверь.

- Но пойми.

- Что? Что понять? Что понять, сука? Я тебя любил, а ты, мразь поганая, сраная вошь, - и тут же гнев сменился милостью. - Подожди. Давай ты будешь попеременно ночевать у нее и у меня? Ну, или приходи только два раза в неделю, только не бросай... Давай, я как раньше буду приходить, делать тебе домашку по алгебре и русскому, а потом мы пойдем в "Шоколадницу"... стой, не бросай трубку, - теперь я уже стоял и говорил по разбитой трубке с тобой. - Стой, не клади трубку, нет...

- Эй, ты, вставай. Че ты там мычишь? В отделении с тобой не так поговорим, - я открыл глаза и увидел, как мент тычет в меня дубинкой, а второй курит (мою сигарету?) и что-то говорит в шипящую рацию.

- Да ладно, оставим его. Михалыч говорит, что двух шлюх доставили в отделение, а я че-то давно никого не вертел.

- Да ты глянь, че он с трубкой сделал?

- Хер с ней с трубкой поехали, - и на прощание два ботинка под дых неприятно встретились со мной.

Полежав минут пять, я, шатаясь встал и доковылял до квартиры Синявки, которая находилась на первом этаже полуразвалившегося дома напротив "Шоколадницы". Дверь была по традиции полуоткрыта. Зашел и тут же в коридоре упал на пол. Синявка взял меня поду руку и повел в комнату. Там надрывно шипя и пердя, из колонок полуразбитого и заблеванного магнитофона орал Сид Вишес.

-Сделай тише, - шепнул я и упал на пол.

- А че такое? - спросил Синявка.

Я прикоснулся к подбородку, вся рука оказалась в крови.

- По мне не видно, что со мной?

В комнату вошла Света. Принесла портвейна.

- Не, лучше пива притащи, - Синявка закурил папиросу.

Я, собрав все силы, поднялся, взял портвейн, половину пролил. Половину в железную кружку, добавил минералки, водки и сока. Большими глотками, словно лекарство выпил. Наружу вырвалось в три раза больше, чем выпил.

- Ничего, у меня вот что есть? - Света достала два шприца. Грязных, испачканных. Что-то мутное было в них уже заправлено.

- Это откуда? - спросил я, мне все-таки стало полегче.

- Да Николаич продал. За... - поняв, что сказала лишнего, Света, стала готовить жгуты, спирт.

- Че замолчала? Опять с ним за дозу еблась? Вот сука, - сказал я как-то даже не строго, а скорее с грустной и обреченной иронией. - А еще у него есть?

- Нет, все, - она подошла к столу, я схватил ее за руку. Света не сопротивлялась. Обернувшись, я увидел, что Синявка храпел в углу. В углу из гнезд давно не боясь людей, ползали тараканы, некоторые даже заползали в уши и открытый рот Синявки, но он спал, как в забытьи.

- Не он вообще дебил. В городе облава, а он и в ус не дует, - я вернулся к теме Николаича.

- Он никому и не продает, - сказала Света и отвернулась, якобы чтобы принести жгут, хотя он лежал на столе перед ней.

Мы сели друг напротив друга. Сначала она крепко завязала мне жгут, и я стал усиленно работать кулаком. Вены, однако, были исколоты настолько, что после пары минут работы кулаком кое-как появилась тоненькая нить вены и Светка медленно ввела шприц и резко вплеснула эту коричневатую от крови (чьей?) дрянь в мой организм.

Затем я сделал ей то же самое. Руки у нее были опухшие от синяков и дырок от уколов. Дрянь была хорошая и вставила нас обоих сразу. Я, смахнув со стола все на пол, схватил ее за голову обеими руками и мы поцеловались. Грубо, долго, мерзко... Без удовольствия, получив скорее отвращение. В тот момент меня посетила мысль. А существую ли я вообще? Ну, раз на меня реагируют, значит да, а как, это уже третье дело.

Тут Света встала и сильно пошатнувшись, плюхнулась на пол.

- Пойдем в "Шоколадницу"?

- Нахер? А впрочем пойдем. Собирайся, - я лег на пол и уставился в потолок. Майка быстро пропиталась разлитым спиртом. Но сейчас было все равно. Доза дала сил и способность воспринимать все окружающее.

Светка в это время скинула халат и стала голая слоняться по комнате. Синявка начал мерзко храпеть, из его рта противно стекала слюна. Пред тем, как отвести глаза, я увидел, как таракан вылез из его ноздри (мне показалось или он мне подмигнул?).

- Мне лучше юбку или джинсы одеть?- Светка принесла какую-то мятую коричневую мини-юбку и залитые чем-то зеленым джинсы.

- Юбку, - про себя добавил: "Ее снимать проще".

- Идем?

- Ага, а может еще шырнемся?

- Нет, ты че, во-первых, мало, а во-вторых, передоз может быть, лучше вот, - она кинула мне флягу. Открыв ее, я тут же почувствовал, как мне в нос ударил резкий запах какого-то дерьма. Я, не задумываясь, залпом осушил ее. Что это было, я не понял. Противное, вонючее и безвкусное. А спрашивать было лень.

Не успел я и глазом моргнуть, как Светка уже обувалась, и я, встав, решил разбудить Синявку. Но он меня послал спросонья, и тогда я решил идти. "Шоколадница" была через дорогу от дома Синявки, поэтому мы быстро перебежали дорогу и вот, по знакомым разбитым бетонным ступенькам мы спустились в подвал, где и обосновалась "Шоколадница".

Наверное, я, Светка, Синявка - все мы немного мазохисты. А как еще назвать наше дикое желание каждый вечер идти в это место. Нюхать едкий запах помоев, перегара и всего самого мерзкого, что только может быть. Кругом стоят ободранные или вовсе сломанные столы и стулья. Из зала можно вывозить весь мусор и отбросы целый день и еще останется. Но все же тусклый свет, освещающий лишь сцену, не показывает всей грязи, а вот в туалетах что .... Вообще в это место приходили ради дозы, напиться, подраться или снять проститутку и заболеть от нее или от нестерильного шприца СПИДом.

Непосвященный человек, кто не ходит сюда и не общается с нами, называет "Шоколадницу" панк - рок - клубом. Хм, может быть. Во всяком случае, фоном каждый вечер какие-нибудь панки играют всякую дрянь со сцены, а толпа пэтэушников, наркоманов, панков, алкашей и спидозников, накачавшихся героином, травой или спиртом, прыгает под это представление. Кто бы ни играл, на трезвую голову это слушать всегда паршиво. То аппарат шипит, то тексты отличаются излишней не литературностью. То есть кроме матов в них только предлоги и союзы. Зачем мы сюда ходим, мы не знаем. Но идем.

Вот и сейчас только я сел за стол, ко мне тут же подсел Колька "Дроч" Федорычев. Писатель из нашей среды. В его руках была бутылка "Жигулевского", разбавленного спиртом.

- Здорово, а где Светка?

- Светка? - точно испарилась куда-то. - А черт ее знает. Че, ты-то как?

- Да вот рассказ пишу. Там все наоборот будет.

- В смысле? - ножка стула треснула, и я упал. Поднимаясь, поскользнулся на чем-то липком и упал еще раз. Взяв стул с соседнего стола, наконец, снова уселся. Меня пробрал смех.

- Че опять шырнулся? - спросил Дроч, а я кивнул. - А ну да ладно. Так вот, например, там наркотики разрешат, а спорт запретят. Там группа "Понос и Дрыщь", - он кивнул на трех длинноволосых бакланов, что тряслись на сцене и пели что-то про волосатую Жопу. - Они из Парижа, а не из Артема будут, - он достал косяк и взорвал пятку.

Вдруг я увидел у стойки Аньку. Осколки сердца, что она разбила, как-то странно кольнуло. Дроч заметил, куда я смотрю, и спросил:

- Твоя? - я кивнул, говорить с этим индивидуумом не было сил, да и тупняк пошел. - Я тоже ее хочу.

В это время на сцене, пока басист выпивал бутылку портвейна, вокалист представил:

- Новая лирическая песенка: "Как и мои пятки, покрытые коростой", - басист смачно блеванул на усилитель. Усилитель отключился, и гитара перестала звучать, но на это было плевать всем, даже самому басисту.

Вообще в неделю здесь умирали до 3 человек. На смену им приходили раза в два больше. Основной причиной смерти был передоз. Человек по природе своей всегда хочет большего. И когда кто-то мне говорит, что у него есть чувство меры, хочется дать ему по морде. Человек хочет больше: денег, женщин, славы, внимания, водки, дозы. Это сама природа человека - ничего не поделаешь. Я смотрел на толпу и думал, кто же на этой неделе подхватил СПИД? Просидев так минут десять под аккомпанемент группы "Понос и Дрыщь" и болтовни Дроча, я, отбросив эти мысли, зажег папиросу и направился к Аньке.

- Поговорить надо, - пробурчал я, не здороваясь.

- Ну, давай, - мы пошли в туалет, так как там было, во всяком случае, потише. - Ну и что ты хотел?

Я медленно достал папиросу, и начал не торопясь подкуривать. Краем глаза заметил, что руки ее дрожали. Вдруг со всего маху я ударил ее в правую скулу. Удар вроде был не очень сильный, но, наверное, больше от неожиданности Анька упала на пол, зассаный и заблеванный. Я бросил в разбитый чьей-то головой унитаз окурок и вернулся в зал. ("Наша жизнь похожа на разбитый унитаз" - Кто это сказал?). За моим столом сидел Дроч, уронив голову на стол. Я решил не будить его, а точнее его словарный понос, и пошел в темный угол, где столов не было, одни стулья, однако сначала решил купить портвейна в баре. Полная, покрытая какими-то красными пятнами рыжая барменша, не спрашивая, дала мне бутылку портвейна. Только я отошел, какой-то паренек в камуфляжной куртке начал блевать на стойку. Тут же трое быков в кожаных куртках накинулись на него, и послышались глухие удар и стоны. Потом его выволокли на улицу. Сев в угол , я увидел Светку. Она сидела на коленях у какого-то придурка с зеленым ирокезом. Он что-то тщательно нашаривал у нее под свитером. А чуть дальше от них какой-то пацан лет шестнадцати сосался с чувихой, которой было тридцать пять. Она то ли спала, то ли просто шырнулась, но, совершенно не двигаясь, сидела с закрытыми глазами, облокотившись на стойку.

Я открыл портвейн, но не успел сделать и глотка, как ко мне подсел Педиатр. Это панк, ему двадцать два. Работает он в больнице санитаром. Выносит утки, кастрюли с кашей и ампутированные части тела. Однажды он меня достал, и я решил к ним устроиться. Наверное, тогда я бы мог попасть в книгу рекордов Гинесса. Я работал ровно сорок минут. Прослушав инструктаж вонючей, маленькой, лысой бабки - завхоза я увидел, как Педиатр с каким-то алкашом в халате били друг друга чьми-то ногами по головам. Помню, я тогда послал их всех и побежал шыряться.

От Педиатра несет йодом и дешевыми сигаретам "Родопи". Он только что выпил коктейль из темного кофе и водки и стал по традиции твердить как всегда одно и тоже.

- Я в морге сплю. А вы нет, вы никто не можете. Вы боитесь трупов, а я нет. Слышишь. Вы все, - он обвел бар рукой. - А я не боюсь. Я трупам сливы кручу, и затрещины со шпалами ставлю...

- Да заткнись, у меня с Анькой опять проблемы.

- Ну, давай втроем щас пойдем и пообщаемся. А не, нафиг, лучше сразу в койку.

- Заткни пасть.

Тут прибежал Дроч:

- Слушай, а если рассказ мой назвать "Выворот на шиворот"? Как тебе?

- Не донимай, а, - голова стала кружиться, мозг собирался отключиться. Тут еще прибежал детина в кожаной куртке, местная охрана:

- Ты чтоли в сортире телку вырубил?

- Не лезь, а?

- В смысле не лезь, я тебе щас как дам пиз... - тут встрял Педиатр:

- Да херня все это. Вот весной прикол вообще у меня. Привозят ихтиандров. Это кексы, утонувшие зимой, а выловленные весной. Вот им сливу хрен поставишь. Если хорошо носяру крутануть, то он лопается.

- Как мыльный пузырь?- я спросил, даже не поняв, что это была за глупость. Все молча обернулись на меня. Дроч уже спокойно сказал охраннику:

- Сейчас он уйдет, все нормально, - и обратился ко мне. - Слушай, а че с Анкой-то?

- Че, че, она к Кэт собирается уйти, чтоб с ней трахаться каждый день и шыряться на халяву. Раньше ж как, бывало мы с Михой, одноклассником, к ней придем и жаримся до утра, а щас нет. Миха в психушке, а она лесбиянкой стала. Она еще в прошлом году блин дуру гнала. С подружками соберется и в "дурака" играют. Проигравшая должна была у окна минуту стоять до пояса голой. Ну, она проиграла и пошла, а этаж первый. Так там пацан шел, увидел, аж сигарету проглотил.

- Слушай. Отомстить можно Кэт.

- Как?

- Пригласи домой к себе, мол, поговорить и дай передознуться, тихая смерть.

- Ни хера тихая, она ж всю хату заблюет. Ну, ты как скажешь, что в лужу пернешь, - я залпом осушил полбутылки портвейна, остатки отдал Педиатру. - А как познакомились. А? Только узнав мое имя, сразу ширинку расстегивать стала и...

Вдруг меня вырубило. В бреду слышал звуки метро, стоны какой-то телки и голоса Дроча, Педиатра, охранника и Аньки. Очнулся у Синявки. Он уже куда-то ушел. Я встал и, взяв деньги из его рваного пальто, пошел к вокзалу, искать проституток. Как ни странно дом Синявки находился поблизости ко всем грязным местам города, может, поэтому его и собирались снести. Вот уже вижу, стоит какая-то сисястая бабища. Я проверил деньги. Пятнадцать баксов, хватит. Подхожу. От нее воняет спермой, потом и перегаром. Ну, договорились, пошли в подъезд, а там.... Так прет, что режет глаза. Ну, я подумал, пока она ширинку расстегивала: "Я - панк или нет? Надо воспользоваться положением". И ей говорю:

- Давай лучше я тебе, - ну она встала, сняла юбку с трусами, я присел на корточки. И что было, потом вспоминается как в бреду. Я только сунулся языком, как она начинает прямо на голову и лицо мне ссать. Блять... Я ей пендаля и выпинываю из подъезда. Я застегнулся, только вышел из дома, как меня хватают ментяры, начинают грубо месить и сажают в "воронок". По дороге пытаюсь спросить, в чем дело, а меня вместо этого бьют прямо по морде. Приезжаем в отделение, а там непонятно зачем, у входа зеркало. Я посмотрел и от неожиданности чуть не уделался. Вся голова, руки и одежда в крови. Оказывается у этой шлюхи месячные были, но это еще полбеды.

Заводят меня в комнату следователя, а там девчушка вся изрезанная сидит лет двенадцати. Ее спрашивают: "Он?" А она молчит. Как оказалось, она немая просто была. Она минут через сорок, пока меня избивали, покачала головой, и меня отпустили.

А вечером вообще пришел к врачу он сказал, что у меня уже месяца три как СПИД. Страшная Подлая Инфекция Дна. Надеюсь, что я еще в бреду.